Введение. 
Сибирь и Дальний Восток России в советско-китайских отношениях

Данная работа рассматривает деятельность локальных большевистских институтов власти в Сибири и на Дальнем Востоке России в 1918;1924 гг. и их вовлечённость в отношения РСФСР (с конца 1922 г. — СССР) и Коммунистического интернационала с Китаем. В связи с этим стоит подчеркнуть, что под Сибирью и Дальним Востоком России имеются в виду территории, контролируемые большевиками и органы, которые ими там образованы для управления регионом. Следует сказать несколько слов о контексте исследования. В обозреваемый период Сибирь и Дальний Восток — территории бывшей Российской империи — находятся в сложном положении — там идёт Гражданская Война. Контроль над территорией затруднён, на него претендуют несколько акторов: большевикам противостоят как белое движение, так и войска интервентов, а Япония и китайские милитаристы пользуются моментом, чтобы оккупировать часть территорий. Учитывая специфику ситуации, РСФСР пытается контролировать территории с помощью специальных органов — сначала местных Советов, затем революционных комитетов (ревкомов) и локальных бюро ЦК партии, которые в силу отдалённости региона, сложности связи и военного положения пользуются определённой свободой в принятии решений. В то же время Советская Россия, после того, как сценарий быстрой мировой революции провалился, испытывает проблемы с установлением дипломатических отношений с другими странами на официальном уровне. Поэтому для установления таких отношений с Китаем РСФСР использует локальные органы власти и, позднее, буферное государство Дальневосточную республику (ДВР). В 1919 г. появляется Коминтерн, который также интересуется Китаем, а именно пропагандой в нём коммунизма, для чего также обращается к локальным органам.

Именно деятельность таких локальных акторов и является объектом данного исследования. В моих курсовых работах была показана роль местных ревкомов и бюро в успешном создании буферной ДВР, что также привело к выделению Дальнего Востока в самостоятельный регион. В данном исследовании акцент сделан не на внутренней, а на внешней политике РСФСР. В качестве причин выбора подобной темы можно назвать интерес к продолжению исследований локальных акторов, актуальность дальневосточного вопроса в современном глобальном контексте, а также желание заполнить лакуны, существующие в историографии, которая, на мой взгляд, не уделяет достаточного внимания локальным акторам и их деятелям.

Целью этого исследования является выяснить, какую роль играли эти локальные органы, их члены и агенты (в том числе выяснить, какие именно) в отношениях РСФСР и Коминтерна с Китаем, какие методы они для этого использовали. Несмотря на то, что политика ВКП (б) и Коминтерна достаточно подробно рассмотрена в современной историографии, авторы либо уделяют внимание фактографической стороне вопроса, либо представляют внешнюю политику РСФСР несколько упрощённо, показывая лишь влияние руководства Коминтерна и основных органов власти Советской России. Данная работа, используя современные теоретические построения новой имперской истории, фокусируется на влиянии локальных акторов. коминтерн регионализм республика большевистский Предполагать подобное влияние позволяет теоретическая рамка работы. Во-первых, она основана на идеях Рональда Сюни, который рассматривает РСФСР (СССР) как империю, обладающую основными имперскими свойствами: это составное государство с неравной иерархией, которое отвечает за разнообразием. Помимо этого, он отмечает, что центральным, структурообразующим элементом этой империи является ВКП (б), которая стремится к максимальному контролю. Тем не менее, добиться этого не позволяют условия гражданской войны, а также отдалённость Сибири и недостаток связи. Показательна потому также работа А. В. Ремнёва «Сибирь в составе РИ» из серии Historia Rossica издательства «Новое Литературное Обозрение», которая, пусть и в более раннем хронологически контексте, демонстрирует, что Дальний Восток и Сибирь России — это пространство возможностей для местных политических деятелей, которые не могут не иметь некоторой свободы. Накладывая подобную теоретическую рамку на контекст данного исследования, получаем ситуацию, в которой влияние локальных акторов на внешнюю политику обязано было иметь место, поскольку решения на местах принимали именно они.

Гипотеза исследования сформулирована с учётом теоретической рамки, а также данных из источников предыдущих работ. Она состояла в том, что методами, использовавшимися локальными акторами для влияния на отношения с Китаем, были контроль над поставкой информации, неисполнение решений центра и перенос ответственности. Это означает, что, принимая во внимание географическую отдалённость и положение в регионе, локальные органы были именно теми, кто получал информацию первыми. Они могли использовать её в своих целях, в частности, передавая Москве лишь часть данных или искажая их полностью. Учитывая структуру партии внутри империи и противоречия между Коминтерном и Народным комиссариатом иностранных дел (НКИД), локальные акторы могли не подчиняться директивам из этих организаций или выбирать, на чьей стороне они находятся в этом конфликте, что также могло вызывать внутренние конфликты в локальных органах. Наконец, с учётом множественности центров, локальные акторы могли пытаться переносить ответственность за свои неудачные действия на своих непосредственных руководителей разного уровня, что вызывало размытие ответственности внутри партии.

Структура работы построена таким образом, чтобы подвести потенциального читателя от контекста к выводам, показав результаты анализа источников. Таким образом, первая глава, «Административный регионализм в Сибири и на Дальнем Востоке», является вводной и показывает историю возникновения различных локальных акторов в ходе ранней Гражданской войны и их сферы ответственности и деятельности, степень свободы. Эта глава основана на сборниках документов соответствующих институтов, а также на монографиях А. А. Азаренкова, В. В. Сонина и др. Вторая и третья главы посвящены отношениям РСФСР и Коминтерна с Китаем в обозреваемый период и показывают на конкретных примерах (например, случай КВЖД) влияние локальных акторов на эти отношения. Эти главы построены на материалах архива РГАСПИ, изданных сборниках документов, а также на работах, посвящённых Коминтерну и внешней политике РСФСР и ДВР (например, Ципкин, Сотникова и др.). Для установления границы между главами использовалась периодизация из монографии И. Н. Сотниковой, где отношения Коминтерна с Китаем делятся на «период хаотично выбранных агентов» (до 1922 г.) и период, характеризующийся постепенным подчинением руководящей структуры Коминтерна ВКП (б) (1922;1927 гг.) и ориентацией внешней политики Советского государства на Сунь Ятсена. В качестве водораздела выбран апрель 1922 г., когда центр работы Коминтерна по Китаю был переведён в Москву, многие старые агенты — отстранены, а другие — не имели возможности влиять на внешнеполитическую линию. Это также совпадает по времени с провалом последней попытки белых овладеть Дальним Востоком (Хабаровский поход), а также окончанием затянувшейся Дайренской конференции.

Структура ВКР также соответствует её исследовательским задачам. Первой из них является выявить основные большевистские органы власти в Сибири и на Дальнем Востоке и определить схему из взаимоотношений. Затем планируется рассмотреть взаимоотношения Коминтерна и НКИД РСФСР с Китаем и выявить противоречия между Коминтерном и ВКП (б). Наконец, должен быть составлен список деятелей локальных институтов власти в Сибири и на Дальнем Востоке, которые, в соответствии с данными источников, принимали участие в отношениях с Китаем и определить методы их влияния на них.

Обзор историографии Как уже было сказано, монографии, полностью охватывающей сюжет данного исследования, не существует. В работе используются различные книги и статьи, которые условно можно разделить в соответствии со структурой данного исследования на те, что занимаются административным регионализмом и те, что посвящены внешней политике ДВР и Коминтерна.

В историографии наблюдается пробел, связанный с недостатком исследований по теме локальных институтов во время Гражданской войны, исключая Дальневосточную республику. Существуют лишь некоторые упоминания об этих институтах в монографиях. Так, например, для А. А. Азаренкова, Политцентр и Дальбюро ЦК — шаги на пути к политическому компромиссу большевиков — сначала с эсерами и меньшевиками, а затем с интервентами — на пути к созданию ДВР и установлению контроля над Дальним Востоком. В 2009;2010 гг. тема органов местного управления рассматривалась В. И. Шишкиным и Г. Я. Тригубом в своих статьях, однако, довольно общих. Несмотря на то, что историография такого рода приоткрывает завесу над деятельностью локальных большевиков, её главная проблема заключается в том, что авторы воспринимают локальные институты лишь как предшественников ДВР и отказывали им в самостоятельности. Разумеется, именно ДВР среди всех этих акторов играла наибольшую роль в политике РСФСР, в т. ч. по отношению к Китаю, однако установление границ с Китаем и пропагандистская деятельность начались ещё до ДВР, что не мешает данным авторам игнорировать внешнюю политику и участие в ней локальных институтов.

Таким образом, ДВР является главным предметом изучения среди современных исследователей Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке. Историография по этой теме существует с 1923 года, однако, практически исключительно на русском языке. Англоязычные исследователи потеряли интерес к ДВР уже к 1930 г. На данный момент есть два наиболее авторитетных историка ДВР — В. В. Сонин и А. А. Азаренков. Оба они пишут о происхождении ДВР, однако главным для них является вопрос о сущности буферной республики. Сонин полагает, что ДВР была правовым государством демократического характера с возможностью проявить себя деятелям всех партий. Азаренков позиционирует ДВР как результат компромисса, на который пошли большевики из-за недостатка сил для победы над интервентами, причём, хотя ДВР и выглядела как многопартийное демократическое государство, она была полностью под контролем большевиков. Хотя мнение Азаренкова лучше стыкуется с источниками, а также считается основным среди многих авторов, пишущих о ДВР, тезис Сонина о самостоятельности политиков ДВР крайне интересен. Он позволяет развить концепцию данного исследования, а также сочетается с источниками, связанными с руководителем ДВР в 1920;1921 гг. Краснощёковым, который является одной из центральных фигур в этой работе.

Составить некоторое мнение о локальных акторах помогают также биографические работы. Здесь использованы две из них — монография Б. Ф. Багаева об дном из основателей Бурят-Монгольской республики автономии Борисе Шумяцком и книга Б. И. Мухачёва о Краснощёкове. К сожалению, авторы биографий мало сообщают о работе локальных институтов, помимо деятельности в них их героев и склонны к потере объективности из-за положительного отношения к тем, о ком они пишут. Однако именно биографический жанр позволяет увидеть те действия большевистских руководителей Сибири и Дальнего Востока, которые не упомянуты в более общих работах (например, внезапный переход Шумяцкого в стан критиков сибирской программы ВКП (б) в 1918 г.), а также попытки объяснения неподчинения этих деятелей политике партии.

В историографии имеется несколько книг, анализирующих внешнюю политику ДВР и Коминтерна в Китае. В 1950;х-60-х гг. на эту тему существовала дискуссия между американскими и советскими историками, которая была в известной мере идеологизирована. Американцы пытались доказать, что ДВР была лишь прикрытием для империалистической политики РСФСР по захвату части Китая (Вайтинг, Танг). Им оппонировал советский историк М. А. Персиц, утверждавший, что все намерения РСФСР и ДВР были исключительно мирными. Разумеется, столь крайние мнения сейчас не высказываются. В современной историографии доминирует представление о том, что, хотя Советская Россия и не претендовала на аннексию китайских территорий, она активно занималась пропагандой коммунизма в Китае с помощью ДВР. Такое мнение, например, выражено в работе Ю. Н. Ципкина и Т. А. Орнацкой, где подробно разбирается деятельность делегаций ДВР на международных конференциях, но мало внимания уделяется диалогу с Китаем по поводу границ .

Наконец, следует рассмотреть работы о деятельности Коминтерна в Китае. Первая книга об этом появляются в 1962 г. в США — «Москва и китайские коммунисты» Р. К. Норта, однако она написана скорее в научно-популярном жанре и изрядно политизирована. В данной работе используется несколько книг более позднего времени. Например, работа The Comintern. A History of International Communism from Lenin to Stalin МакДермотта и Эгнью удачно компонует источники из фонда Коминтерна в РГАСПИ и показывает как историю возникновения организации, так и её отношения с различными локальными коммунистическими партиями, фокусируясь, однако, лишь на лидерах движения. Из работ на русском языке следует отметить Н. Мамаеву, пишущую о договоре Коминтерна, ВКП (б) и Гоминьдана и И. Н. Сотникову с книгой «Китайский сектор Коминтерна». Последняя работа наиболее интересна, так как в ней впервые появляется некоторое указание на локальных акторов и их взаимодействие с Коминтерном — например, показано, как агенты Коминтерна использовали Дальбюро в Чите как базу для работы в Китае .

В целом, историография качественно показывает фактологию и диспозицию основных сил на Дальнем Востоке, а также направления внешней политики РСФСР и ДВР, однако, большинство авторов склонны к рассмотрению лишь ключевых акторов (ВКП (б), ДВР, Коминтерн), при этом либо упуская деятельность локальных акторов, либо считая их послушными проводниками воли вышестоящего начальства. Мне удалось обнаружить лишь одну статью, где независимая внешняя политика нескольких дальневосточных институтов власти фигурирует как объект исследования: это работа Марины Фукс «Роль региональных властных структур во внешней политике Советской России на Дальнем Востоке в первой половине 20-ых годов». В ней высказывается ряд важных идей, как то: связь между отсутствием возможности надёжного обмена информацией и самостоятельными действиями локальных акторов и приемлемость этой ситуации Центром, обусловленная недостатком фактического знания о Дальнем Востоке. Однако, эта работа слишком мала по объёму, в результате чего затрагивает лишь два кейса, относящихся исключительно к периоду ДВР, а также заканчивается сомнительными выводами о том, что никто из локальных деятелей и не мыслил даже об автономии. По сравнению с работой Фукс, данное исследование связывает сибирских и дальневосточных деятелей, более подробно разбирает мотивацию некоторых из них, а также манипулирует увеличенным числом примеров.

Источники Исследование основано главным образом на архивных источниках, хранящихся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ). Этот архив был открыт для свободного посещения относительно недавно, потому многие документы из него ещё не введены в научный оборот. В данной работе используются дела из фондов №№ 5 (Секретариат В. И. Ленина (1917;1924)), 17 (ЦК КПСС), 372 (Фонд Дальбюро), 495 (Коминтерн) и личного фонда И. В. Сталина (№ 558).

Большинство из документов, содержащихся в этих делах — это телеграммы, представляющие собой переписку членов ЦК, Коминтерна, НКИД РСФСР с деятелями локальных институтов власти — в т. ч. ДВР. Как правило, столкнувшись с определённой проблемой, местные руководители должны были отправлять сообщения в Москву, где и должны были приниматься решения. Однако помимо информационных сообщений в телеграммах содержатся жалобы на коллег отправителей, если им казалось, что те ведут себя излишне самостоятельно (так, существует целая серия жалоб члена Дальбюро Я. Д. Янсона на своего руководителя Краснощёкова). Другие документы — например, протоколы сессий Дальбюро и Коминтерна — помогают понять, каким образом вели себя члены локальных институтов и определить их цели и амбиции, как внутри РСФСР и ДВР, так и по отношению к Китаю.

Некоторые другие архивные документы позволяют понять, каким образом представляли себе Китай локальные акторы. К примеру, донесения агентов Коминтерна в Китае руководителям Дальбюро и Сиббюро показывают, в каком состоянии находилась деятельность по подготовке революции в Китае и помогают определить изменение отношения Коминтерна к Гоминьдану и Коммунистической партии Китая.

Помимо архивных дел, существуют также изданные сборники документов. Здесь стоит выделить серию советских публикаций по истории локальных институтов власти в Сибири. Хотя в них присутствуют не все ключевые тексты, но они показывают состав, политику и развитие этих органов, что в определённой мере нивелирует недостатки историографии. Из современных сборников важны два. Во-первых, это труд под ред. Малышевой и Познанского «Дальневосточная политика Советской России», где присутствует множество документов по внешней политике, проводившейся Сиббюро, которые хранятся в Новосибирском архиве. Во-вторых, российско-китайское совместное издание «ВКП (б), Коминтерн и национально-революционное движение в Китае», в котором приведены документы, показывающие изменение советской политики по отношению к Китаю на официальном и коминтерновском уровнях, а также отношение к этому сибирских и китайских агентов, с приведением подробных комментариев .

Наконец, есть несколько мемуаров участников событий. Среди них стоит выделить премьер-министра ДВР П. М. Никифорова, мемуары которого были опубликованы в 1960;е гг. В них он вспоминает свою деятельность в ДВР, где отстаивает свою позицию как истинного марксиста, в противовес своим коллегам, которые мешали ему работать. Текст сильно искажён цензурой и идеологическими воззрениями автора, однако там наличествует ряд ценной критики и информация о внутреннем конфликте в ДВР и Дальбюро.

Методика работы с источниками в целом одинакова. Главной целью является обнаружить как можно больше случаев самодеятельности со стороны локальных акторов и определить ответственных за это работников бюро и ревкомов. Приложив сюда критику одних акторов другими, можно получить примерную схему взаимоотношений внутри локальных институтов. Наконец, сравнивая данные из источников и историографии, можно выяснить, каким образом локальные акторы искажали информацию, поступавшую в Центр.