Стратегии выживания заключенных в советских лагерях в 1930 годы

В апреле 1930 года вышел документ, регулирующий нормы принудительного труда заключенных ГУЛАГа. Этим документом явилось постановление СНК СССР «Об утверждении положения об исправительнотрудовых лагерях». Положение 1930 г. указывало в качестве их задачи охрану общества от «особо социально-опасных правонарушителей». Однако и в этом документе просматривалось понимание того, что на одном принуждении далеко не уедешь. Так, в ст. 23 говорилось, что к заключенным, которые «проявят усердным отношением к труду и хорошим поведением признаки исправления», применяются следующие меры поощрения: объявление благодарности в приказе по отдельному лагерю или по управлению лагерей, с занесением в личное дело; выдача премиального вознаграждения; улучшение жилищных и бытовых условий (предоставление личного свидания, свободных прогулок, права получения и отправления корреспонденции вне нормы и очереди и т. д.). При этом, однако, ст. 24 оговаривала, что премироваться могут только те заключенные, которые не были осуждены за «контрреволюционные преступления». Премирование могло заключаться (ст. 25) в денежном вознаграждении, в выдаче усиленного продовольственного пайка, в представлении заключенного аттестационной комиссией к досрочному освобождению с поселением или без поселения.

Необходимость стимулирования труда заключенных ГУЛАГа нашла отражение и в Постановлении ВЦИК и СНК РСФСР от 1 августа 1933 г. об утверждении Исправительно-трудового кодекса РСФСР (ориентированного уже не на лагеря, а на другие «исправительно-трудовые учреждения» — колонии, тюрьмы). Глава 6 («Меры поощрения и премирования») содержала ст. 77, которая вводила следующие меры: а) публичное одобрение с занесением в личное дело и с доведением до сведения всех лишенных свободы; б) предоставление свиданий сверх установленной нормы; в) улучшение питания; г) премирование деньгами или вещами. В соответствии со ст. 78, «за особо продуктивную работу» лишенным свободы наблюдательные комиссии могли производить зачет рабочих дней (один рабочий день засчитывался за полторадва, в зависимости от процента перевыполнения норм)".

Таким образом, количество трудодней сверх нормы влияло на уменьшение продолжительности срока заключения, что явилось наилучшей мотивацией для заключенных ГУЛАГа в 30-х гг.

Кроме того, сами заключенные вырабатывали свои способы выживания и сохранения здоровья при постоянной тяжелой физической работе.

Одним из способов была так называемая «туфта» — умение отчитаться невыполненными объемами работ, выдав их за 100% (или больше выполнение). Конечно, «туфта» начиналась внизу. На уровне рабочей бригады. Но и администрация лагеря использовала методы приписок для получения всех положенных ресурсов (главным образом продуктов питания для заключенных) даже при невыполнении лагерем плановых заданий.

В своих воспоминаниях О. В. Волков пишет о приписках, которые начинались на уровне бригады лесорубов — преувеличивая объемы готовых для отправки бревен. Затем эти «преувеличенные» объемы транспортировались до реки, что также было устраивало следующую — по технологической цепочке — рабочую бригаду. Далее сплавщики за счет преувеличенных объемов легче выполняли план по объему сплавленного по реке леса. Затем железнодорожники везли эти дутые количества строевого леса, которые в конечном итоге попадали на лесообрабатывающие предприятия, у работников которых были свои способы с меньшими усилиями выполнить или перевыполнить рабочий план.

В конце 1930;х гг. «бунтовские» и «заговорщические» традиции сопротивления в лагерях (или тюрьмах) почти сошли на нет. Им на смену пришли отказы от принудительного «труда на благо Родины». Козлов В. А. отмечал: «…заключенные, осужденные за антисоветские преступления, вели активную агитацию среди хорошо работающей части лагерников, склоняя последних к групповым отказам от работы, невыполнению норм, ссылаясь при этом на отсутствие перспектив досрочного освобождения».

Но кроме собственно работы, важное значение для заключенного имела и повседневная жизнь в лагере: величина пайки, место поудобнее и потеплее в бараке, одежда, баня, сохранение своего имущества от воров, труд на самого себя в составе бригады, а не на каких-то неработающих урок и многое другое.

Несмотря на тяжелый физический труд на протяжении многих лет, на очень жесткие бытовые условия в лагере, многие заключенные выживали. Например, В. О. Волков, или В. Т. Шаламов, прожившие в лагерях по паре десятков лет.

Люди в лагерях адаптировались физически и морально. Они избавлялись от таких «ненужных» чувств, как сострадание и переживание. «Сначала он будет делиться последним куском хлеба с зэками, дошедшими до границы голодного безумия, под руку водить с работы больных куриной слепотой, звать на помощь, когда его товарищ на лесоповале отрубит себе два пальца на руке, украдкой заносить в „мертвецкую“ помои от баланды и селедочные головки; через несколько недель он, однако, обнаружит, что делает все это не по бескорыстному движению сердца, но по эгоистическому велению разума — пытаясь спасти в первую очередь себя и только потом других. Лагерь, со своими нравами и обычаями, со своей системой поддержания зэков чуть ниже нижней границы человечности, немало поможет ему в этом. Мог ли он предполагать, что можно унизить человека до такой степени, чтобы он возбуждал не сострадание, а отвращение даже у товарищей по несчастью? Значит, прав был следователь, говоря, что железная метла советского правосудия сметает в лагеря один мусор, а человек, действительно достойный называться человеком, сумеет доказать, что в его отношении совершена ошибка».

Многие исследователи жизни ГУЛАГа отмечали, что для выживания заключенные старались адаптироваться в лагерной иерархии. Это и помощь лагерной администрации, и налаживание контактов с уголовным контингентом и многое другое.

Один из таких общих способов — стать полезным для администрации лагеря, которая стремилась к тому, чтобы сами заключенные контролировали поведение других заключенных. Существовало в лагере немало должностей, которые можно назвать словом «обслуга», на которых заключенные не работали на общих тяжелых физических работах, и часть из них совсем не покидала жилую территорию лагеря. Часто их именуют «придурками», или «лагерными придурками».

«Везде и всегда, — с горечью писал один бывший политический, — эти заключенные пользовались почти безграничным доверием тюремного или лагерного начальства и назначались на такие выгодные должности, как работа в конторе, ларьке, столовой, бане, парикмахерской и т. д.».

На подобные должности лагерная администрация обычно назначала заключенных, которые выказывали готовность стать информаторами или стукачами. Но это положение было очень шатким и зависело от расположения начальства или перевода в другой лагерь.

Таким образом, анализ рабочих и бытовых практик заключенных советских лагерей в 1930;е гг. представляет многообразие форм стратегий выживания, наиболее эффективной из которых было проявление лояльности по отношению к лагерной администрации. Материалы главы дают представление о моральных девиациях заключенных, явившихся следствием приспособления к экстремальным условиям жизни. Моральная экономика зиждилась на личной выгоде и сохранности жизни и здоровья, что в массе не оставляло места проявлению человечности.

Труд явился мерилом ценности человеческой личности. В условиях заключения эта норма восприятия получала основополагающее значение в воспитательной системе ГУЛАГа. В 1930;е гг., когда вся жизнь страны была регламентирована выполнением первых народнохозяйственных планов, ГУЛАГ превратился в огромный производственный комплекс по освоению недр, выплавке и переработке. Его заключенные — в рабочих тяжелых производств.