Февральская революция 1917 г. Двоевластие

отречение николай революция монархический.

2 марта 1917 года в своем поезде, на железнодорожной станции города Пскова, император Николай II отрекся от престола.

Монархия в России стала достоянием истории, начиналась новая эпоха — кровавая эпоха революционных потрясений и бурь. Но в тот момент никто, даже сам отрекшийся монарх, еще не могли представить до конца всей трагичности произошедшего. Для Николая II было ясно лишь одно: «Кругом измена, и трусость, и обман!».

Что касается событий, предшествовавших этому, то они развивались в столице государства — Петрограде, стремительно и лавинообразно.

Городские обыватели, застигнутые революцией, равно как и многие государственные деятели империи, не могли понять, чем закончатся начавшиеся 23 февраля 1917 года массовые демонстрации рабочих и работниц.

27 февраля к революции присоединились и «народные избранники»: получив указ о роспуске, депутаты утвердили Временный комитет Государственной думы с неограниченными полномочиями, что можно трактовать как наказ депутатов своим лидерам возглавить революцию и создать новую власть.

Связавшийся с царем (через начальника штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерала от инфантерии Михаила Алексеева) великий князь Михаил Александрович просил уволить весь состав Совета министров, но услышал в ответ, что император на следующий день (28-го) уезжает в Царское Село и до своего приезда откладывает решение данного вопроса. В Петроград, для подавления мятежа, Николай II направил генерала Николая Иудовича Иванова.

Однако ситуация начала развиваться по совсем иному сценарию: Совет министров сам себя распустил, устранившись от управления государством, а Дума (в лице Временного комитета) получила права верховной власти, одновременно законодательной, исполнительной и судебной. При этом верховная власть Временного комитета была ограничена Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов и формально еще существовавшей властью императора.

28 февраля думцы приняли решение о необходимости добиваться от царя отречения — в пользу двенадцатилетнего цесаревича Алексея при регентстве великого князя Михаила Александровича. Начались аресты «прислужников старого режима», начиная с членов Совета министров. В тот же день председатель Думы Михаил Родзянко приказал вынуть из рамы большой царский портрет, украшавший зал думских заседаний в Таврическом дворце.

Революция торжествовала, а царь остро переживал за семью, остававшуюся в Царском Селе фактически на положении заложников «новой власти».

Николай II выехал в Петроград, несмотря на просьбы своего начальника штаба генерала Алексеева не покидать Ставку, ибо, оставаясь там, в Могилеве, он не терял бы нитей управления страной. Но монарх не внял совету военачальника. Отказался он ехать и в расположение войск гвардии, сохранявших на тот момент полную верность государю.

Решение ехать в мятежный город стало последней роковой ошибкой, совершенной Николаем II, оно стоило ему вначале короны, а затем и жизни. Сопровождавшие государя свитские лица не ожидали от поездки ничего хорошего. Еще накануне близкий к Николаю II свитский адмирал К. Д. Нилов предсказывал окружающим: «Все будем висеть на фонарях. У нас будет такая революция, какой еще нигде не было».

Излагать историю последнего путешествия императора Николая II грустно: есть что-то символичное в том, что, не доехав до Царского Села, получив на станции Малая Вишера неправильную (как оказалось впоследствии) информацию о захвате Любани и Тосно революционерами, царский поезд вернулся в Бологое, откуда, повернув на запад, проследовал до станции Дно.

Но и от станции Дно повернуть на север, на Петроград, не удалось, и царь приказал следовать дальше на запад, в Псков, где дислоцировался штаб Северного фронта и где он надеялся получить военную поддержку.

А в Петрограде к 1 марта ситуация окончательно вышла из-под контроля. Что предпринимает или что хочет предпринять государь, для абсолютного большинства столичных жителей оставалось загадкой. «Говорят, что получена от Государя депеша, что он передает свою власть народу — отмечал 1 марта 1917 года в своем дневнике отставной генерал от инфантерии Ф. Я. Ростковский.

В Псков император прибыл около половины восьмого вечера 1 марта. До исторической развязки оставалось менее суток.

Командующий фронтом — генерал-адъютант Н. В. Рузский, пришедший на перрон с опозданием, всем своим поведением демонстрировал неверие в успех подавления революции.

«Посылать войска в Петроград уже поздно, — объявил Рузский, — выйдет лишнее кровопролитие и лишнее раздражение… Надо их вернуть». На вопрос царя: «Что же делать?» — он ответил жестко и однозначно: «Теперь придется, быть может, сдаваться на милость победителя».

2 марта в первом часу ночи император приказал генералу Иванову ничего не предпринимать для подавления беспорядков, а выделенные ему войска вернуть на фронт.

Такие же настроения овладели и генералом Алексеевым, ранее настроенным на подавление мятежных толп в столице вооруженной силой. О том, что одна дисциплинированная часть без труда сможет навести в Петрограде порядок, в Ставке не знали, не догадывался об этом и самодержец.

В создавшейся ситуации генерал Алексеев решил пойти навстречу требованиям думских лидеров, предполагая, что большинство командующих фронтами поддержат его. Решение генерала стало тем Рубиконом, перейдя который нельзя было надеяться на сохранение в руках императора Николая II власти правителя Российского государства. Он обрекался на роль жертвы, приносимой ради ликвидации революционной смуты и во имя победы над врагом.

О наивности или, наоборот, о политической корысти и «подлости» забывших присягу генералов однозначно судить нельзя: революция живет по своим законам, в основе которых — эксперимент и сумма случайностей. Решения часто принимаются в такие дни в суете и спешке.

В два часа ночи 2 марта Николай II, все еще надеявшийся сохранить в своих руках, пусть и ограниченную, верховную власть, вызвал генерала Рузского и вручил ему указ об ответственном перед Думой министерстве. Но Рузский предложил царю переговорить по телеграфному аппарату непосредственно с председателем Думы Родзянко, тем самым показывая, кого он считает в этот момент главной властью в стране. Это была уже откровенная измена: после того, как его предал его генерал-адъютант, ставший добровольным исполнителем решений Временного комитета Государственной думы, рассчитывать императору было не на что.

Ночью 2 марта шли переговоры генерала Рузского с Родзянко и с генералом Алексеевым, а Алексеева — с командующими фронтами и флотами.

Во всех разговорах — ясно сознаваемая неизбежность отречения. Династический вопрос, по словам председателя Думы, был поставлен ребром, и войну можно продолжить лишь после отречения Николая II в пользу наследника при регентстве Михаила Александровича.

В своей телеграмме командующим фронтами генерал Алексеев подчеркивал, что необходимо спасти армию от развала, продолжить борьбу с внешним врагом любой ценой, спасти независимость России и судьбу династии. Командующие согласились на предложенную им во имя благих целей жертву Николаем II. Около трех часов дня 2 марта генерал Рузский доложил императору о ходе переговоров.

Император ответил, что готов отказаться от короны. Наследником объявлялся цесаревич Алексей при регентстве великого князя Михаила Александровича.

На имя начальника штаба Ставки генерала Алексеева и на имя председателя Думы Родзянко были посланы соответствующие телеграммы.