Противоречивость процесса модернизации как следствие цивилизационной специфики России

Несомненный фактор в развитии общественной мысли последних лет — рост цивилизационного самосознания россиян. Но столь же несомненно и то, что никогда за последние полтора века цивилизационный статус нашей страны не подвергался таким нападкам. Обозначилась парадоксальная ситуация: авторитет теории локальных цивилизаций крепнет, а понятие «российская (восточно-христианская, православная, славянская) цивилизация», с которым связан процесс становления этой теории, все чаще становится предметом критики. модернизация прогрессивный реформа Весьма распространены взгляды, согласно которым Россия — это конгломерат различных цивилизаций. Российское государство возникло на стыке христианского мира, мусульманской цивилизации, буддийского Востока и огромного региона, являвшегося ареалом расселения кочевых и полукочевых обществ, которые условно можно назвать «природными». Множество народов с разной цивилизационной ориентацией, входящих в состав государства, превращало Россию в неоднородное, сегментарное общество Валянский, С. Русские горки. Возвращение в начало / С. Валянский. — М.: Дашков и К, 2009. — С.86.

При рассмотрении вопроса о специфике российской цивилизации особое внимание уделяется географическому, геополитическому и культурно-политическому факторам. В частности, отмечается, что огромное пространство, обилие свободных земель порождали привычку к экстенсивным формам хозяйствования, способствовали постоянным миграциям. Неблагоприятные климатические условия, сжатый цикл полевых работ, отсутствие гарантированных урожаев сопровождались хозяйственной аритмией, следствием чего явилось своеобразное сочетание социальной апатии и бунтарской импульсивности. Отсутствие хозяйственного выбора, размытость отношений собственности сдерживало развитие индивидуалистических начал в толще народной жизни и, наоборот, консервировало общинные традиции землепользования и жизнедеятельности. В результате формировался тип социального поведения, склонный как к социальной апатии и пиетету, так и к безудержному насилию. Взаимное насилие сословий в России — характерная черта социальных отношений в ней. Обширность территорий требовала огромного государственного аппарата власти и активного контроля им всех сфер жизни общества, при минимальной эффективности обратной связи со стороны общества. Огромная роль государства, его постоянное вмешательство в приватную сферу социальных отношений сдерживало формирование в России гражданского общества.

Большое значение, по мнению некоторых историков, имел геополитический фактор. Непрерывная военная угроза, перманентное соперничество с Западной Европой требовали постоянных мобилизационных усилий со стороны государства как в области хозяйственных, так и социальных отношений. Вмешательство государства в хозяйственную жизнь общества сопровождалось своеобразным закрепощением сословий. Этим самым государство в России стремилось упорядочить функционирование общественного организма, исходя из собственных интересов и потребностей. Отсюда вырастали правовая подавленность и правовой нигилизм низших слоев общества, и правовой беспредел бюрократического аппарата власти. Все теснее вплетаясь в общеевропейский процесс, российская государственность вместе с тем развивалась на манер азиатских деспотий, что к тому же подкреплялось этатизированным православием.

Роль культурно-политического фактора состояла прежде всего в саморазрастании этатистского начала, которое не оставляло иного способа реформирования страны, кроме своеобразного растворения общества в государстве. Однажды появившееся в России универсальное государство выдерживало самые опасные зигзаги истории и неизбежно реанимировалось после периодов всеобщего хаоса (Смутное время и Гражданская война), таких сильных ударов извне, как две мировые войны. Высокая инерционность России сглаживала и многие потрясения, которые для другой цивилизации оказались бы роковыми.

Проблема модернизации для России как страны, уступавшей в уровне социально — экономического и культурного развития странам Запада и постоянно стремившейся «приобщиться к Европе», была и остается актуальной до нынешнего времени. Изучение наследия и опыта предшествующих российских модернизаций позволяет выделить следующие их характерные черты:

• — в истории России неоднократно предпринимались попытки обеспечить ускоренное развитие страны «по европейской модели» — реформы Ивана Грозного, Петра Первого, Александра Первого и Александра Второго, премьер — министров Николая Второго С. Ю. Витте и П. А. Столыпина, руководителей КПСС Н. С. Хрущева (соревнование с Америкой) и М. С. Горбачева («перестройка и ускорение») — при этом каждый из инициаторов реформ не учитывал степень готовности к ним общественного сознания, у каждой новой попытки реформирования отсутствовала преемственность и связь с предшествующими преобразованиями, и практический каждый реформаторский рывок заканчивался частичным либо полным «откатом назад» ;
• — модернизация в России, как правило, имела запаздывающий (Россия уступала в уровне развития ведущим странам Европы) и догоняющий характер;
• — модернизация, как правило, была вызвана внешней угрозой и необходимостью готовиться к войне;
• — модернизация имела частичный и потребительский характер — у наиболее развитых стран Европы и Запада преимущественно заимствовались технические, научные и военные достижения, но не правовые и культурные нормы;
• — российская модернизация традиционно являлась форсированной и насильственной, сопровождалась жертвами и лишениями для основной массы населения (создание высокоразвитой промышленности и армии обычно происходило за счет экспроприации (ограбления) и жесточайшей эксплуатации крестьянства, и сопровождалось неестественной убылью населения — здесь можно вспомнить сокращение населения России на 20% в результате петровских реформ, а также знаменитые сталинские репрессии, сопровождавшие процесс индустриализации и коллективизации);
• — практически каждая попытка осуществления модернизации порождала в российском обществе социокультурный раскол — т. е. из-за насильственного внедрения и чужеродного характера нововведений возникали многочисленные антиреформаторски настроенные группы и слои (часть духовенства, старообрядцы, крестьянство и др.), порождая острые социальные конфликты и кризисы (крестьянские войны и восстания, бунты горожан, жесткую неприязнь основной массы народа к дворянскому сословию, государственной бюрократии и европеизированной интеллигенции).

В целом анализ особенностей российской модернизации позволяет утверждать, что развитие России, как полагают некоторые наблюдатели и исследователи, не принадлежит к разряду загадочных и непознаваемых явлений. Уникальность российского варианта модернизации вполне поддается изучению и сравнению с помощью адекватного исследовательского инструмента. Вместе с тем наличие нерешенных проблем, необъясненных политических явлений актуализирует проблему усовершенствования и универсализации исследовательских подходов к политическому развитию.

У России свой особый и естественный путь развития. Эффективность преобразований на этом пути определялась, как правило, не стремлением догнать или перегнать кого-то, а формированием своей цивилизационной модели, учитывающей достижения Запада, но при этом основывающейся на своей исторической и культурной традиции, т. е. на собственной социокультурной идентичности. Разумеется, речь не идет о том, чтобы Россия и ее народы самоизолировались от влияния извне и замкнулись лишь на достижениях культуры, унаследованных от прошлого. Напротив — процесс модернизации обретает смысл только тогда, когда он нацелен на создание новых пропорций между факторами перемен и требованиями преемственности и основан на принципе равного достоинства всех культур.

На пороге XXI века мы вновь столкнулись с извечной российской проблемой форсированной модернизации, вызывающей параллельную архаизацию. В ходе обновления страны пробуждаются, казалось, давно изжитые, а на самом деле глубоко укоренные и лишь до поры пласты как идеологии, так и вообще ментальности, как сознания, так и бессознательного, как общих жизненных укладов, так и, конкретно, социально-политического «быта» .