Этиологические мифы хуэйцзу (дунган) Центральной Азии: почему у ласточки раздвоенный хвост?

Этиологические мифы представляют собой естественные попытки осмыслить признаки, качества, повадки зверей, птиц, растений из окружающей живой действительности. Следует отметить, что этиологическими «являются все мифы, поэтому мифы о зверях и птицах называются этиологическими условно, ибо в них открыто ставился вопрос „почему?“ и сюжет организовывается как ответ на этот вопрос, т. е. здесь этиологичность ярко выраженная и целенаправленная» [4, с. 53]. Известные произведения обладают главным образом свойствами жанров достоверной фольклорной прозы. В этом случае эстетическая функция уступает первенство функции информативной, хотя рассказ остается художественным текстом. мифология хуэйский ласточка эпос Этиологические мифы возникли в глубокой древности и непосредственно связаны с первобытной синкретической мифологией. Однако передаваемая по наследству первобытная мифологическая традиция в значительной мере трансформирована, переосмыслена и модифицирована. С развитием общественного сознания «теряется то наивное отношение к природе, — по предположению Э. В. Померанцевой, — которое является предпосылкой для создания мифов о животных» [8, с. 75].

В структурном плане этиологические сюжеты обладают весьма зыбкими жанровыми границами. Достаточно слегка усилить один из акцентов повествования, как они тут же теряют свою жанровую специфику. Не случайна их тесная связь со всеми жанрами народного животного эпоса: архаическими животными сказками, народными баснями о животных, фольклорными притчами о животных и т. д., с которыми в процессе исторического развития они постоянно взаимодействовали. Отсюда присутствие совершенно идентичных мотивов на этиологическую тему практически во всех известных жанрах животного эпоса.

Этиологическим сюжетам, в отличие от многих жанров информационно-мнемонического фольклора, в меньшей степени присущи сугубо национальные художественные традиции. Здесь все существующие национальные признаки привнесены в тексты извне. На этапе возникновения такие произведения, вполне возможно, были общими для древнего общества. Только в период постепенного деления огромного человеческого коллектива на отдельные фратрии «великие сказания» стали подвергаться переработке.

Соответственно обращение к современным религиозным постулатам в текстах относится к сравнительно позднему времени. В первоначальном же варианте во всех случаях люди однозначно устремляли взоры к тотемным полубогам. С появлением единобожия в процессе переложения подобных фольклорных произведений они поменяли адрес своего обращения. Об этом свидетельствуют близкие вариативные тексты хуэйцзу и китайцев, в которых при близких ситуациях сказители обращаются к разным богам из-за различий в верованиях. В сходном с китайским сюжетом, в котором на совершивших злодеяния людей гневается Тяньшэнь-Е (Небесный святой владыка), хуэйском сюжете «Почему собака ест отруби» божественный суд вершит всемогущий Аллах.

Отсюда этиологические сочинения довольно близки к легендам. Однако причисление известных сочинений к легенде только на том основании, что в них критерием моралистики является религиозная эстетика, не всегда оправдано. Здесь обращение к имени бога связано единственно с определением свойства предмета изображения. В настоящем случае религия не играет характерную для легенды определяющую роль в организации сюжета повествования.

Осмысление человеком свойств живых организмов окружающей действительности в фольклоре произошло задолго до распространения буддизма, христианства, ислама и т. д. Это древнейшее этиологическое действие прочно связано с эпохой, когда животные были объектом мыслительной и художественной деятельности. Соответственно «первобытный человек, не знавший биологических особенностей животных и законов природы, — как писала С. С. Бардаханова, — не мог дать правильного ответа на возникающие перед ним вопросы. Тогда на помощь к нему приходила фантазия, которой обязаны своим появлением многие мифы о происхождении, повадках, облике зверей и птиц» [1, с. 22−23]. Только «с течением времени в его сознании формировалось обстоятельное, постоянно расширяющееся знание о конкретных представителях животного мира, — утверждал И. И. Крук. — Постепенно складывалась целостная система представлений о характере отдельных видов животных, их привычках, движениях и т. д.» [6, с. 15].

Обратимся к популярному сюжету рассматриваемого разряда «Почему у ласточки раздвоенный хвост» («Виса янизыди бонзы хдини»), записанному Ф. Н. Машинхаевой в 1985 году у Х. Машинхаевой в с. Ирдык Джеты-Огузского района Иссык-Кульской области Кыргызской Республики [7, с. 108−110].

" Это событие произошло в древние времена. Вышедшая из земли вода потоком хлынула вниз, сметая все вокруг. Всем живым существам грозила неминуемая гибель. Поэтому люди, животные и птицы собрались на совет.

— Кто может остановить эту воду? — спрашивали они друг друга. Но никто не отзывался.

Через некоторое время приползла змея и сказала:

• — Я смогу вам помочь, но какую награду вы мне дадите?
• — Все, что захочешь, — в один голос ответили все.
• — Хочу всегда пить самую вкусную кровь, — зашипела змея.
• — Ну что ж, мы согласны, — сказали животные, люди и птицы.

Змея своим телом, словно пробка, закрыла дыру. Остальные, не теряя времени, закидали это отверстие камнями, а сверху набросали землю. Вода постепенно убывала.

Тут выползла змея и сказала:

— А кто пойдет пробовать, чья кровь вкуснее?

Комар ответил, что он постарается найти самую вкусную кровь.

Услышав такие слова, ласточка полетела вслед за комаром.

Долго летал комар. Во всех концах земли побывал. Кусая всех беспощадно, никого не пропускал, но так и не нашел, чья кровь вкуснее.

Тут он увидел человека. Укусил он его и обрадовался. И с каплей человеческой крови полетел радостный комар к змее. В это время ласточка, догнав его, спросила:

• — Комар, комар, чья же кровь самая вкусная?
• — Человеческая, — пропищал комар.

Решила ласточка спасти людей от коварной змеи.

— Дай мне попробовать кровь, может быть, она и не такая вкусная.

Комар высунул язык. Ласточка бросилась к нему и через мгновение язык комара был уже у нее в клюве. Закружился комар от боли и сказать ничего не может.

Полетел он к змее жаловаться на ласточку.

Змея зашипела:

— Так чья же кровь самая вкусная?

Комар только пищит: «Вын, вын, вын…» .

— Так что же хочешь сказать, я ничего не понимаю, — разозлилась змея.

А комар от злости только пищит.

Тут прилетела ласточка и говорит:

— Самая вкусная кровь — это кровь лягушки.

Обернулась змея и увидела возле себя большую черную жабу. Притянула к себе и проглотила. Ей стало дурно, она поняла, что ласточка ее обманула. Обозленная змея хотела проглотить ласточку. Но ласточка взлетела, а змея успела только схватить ее за хвост. С тех пор ласточка осталась с раздвоенным хвостом. Змея стала питаться лягушатиной. После этого змея стала мстить ласточке, разоряла ее гнезда, убивала птенцов.

Тогда ласточка стала вить гнезда вблизи человеческого жилья. Она знает, что спасла людей от смерти, а люди ее в обиду не дадут. И поэтому, увидев людей, ласточка часто поет:

— Не буду есть твою пшеницу, Не трону твоего овса, Займи мне домик, Хочу вывести деточек" .

Этот сюжет зафиксирован как в Азии (у тюрков, монголов, персов), так и в Европе (у славян, поволожцев, кавказцев, прибалтийцев) и т. д. В большинстве случаев этиология «приурочена к определенной мифологической вехе в истории человечества и связана с высшими силами: то в действие включается бог или дьявол (Магай, № 37; Бгажба, с. 49; Литовские, с. 25), то оно отнесено к сотворению земли, когда Эрлик-хан посылает комара узнать, чья кровь слаще (Катанов, с. 154), то желание это приписывается некоему людоеду Дельбегену (Танзаган, с. 49) или же действие связывается с легендами о потопе — змея закрывает течь в Ноевом ковчеге и за это должна быть вознаграждена самым вкусным мясом или самой сладкой кровью (Погодин, с. 434; Данилов, с. 20; Кирюхин, № 171; Вирсалидзе, № 103; Шакрыл, № 93; Нич, № 223; Киргизы, 1977, с. 308 — с пророком Сулейманом вместо Ноя)» [5, с. 148].

Относительно места зарождения замечательного сюжета в фольклористике нет единого мнения. Е. А. Костюхин считает, что он сформировался в Европе: «Во всяком случае, в пользу западного происхождения аргументы выглядят предпочтительнее; версия с Ноевым ковчегом устойчива, связана со средневековыми апокрифами и оказала несомненное влияние на восточные варианты сказки о ласточке» [5, с. 149].

Е.Д. Турсунов склоняется к тюркско-монгольскому происхождению. Он связывает этот сюжет у тюркско-монгольских народов с комплексом поверий, примет и обычаев: «Быть может, не случайно и то обстоятельство, что сюжет легенды зарегистрирован именно у тех народов, с которыми тюрки общались и общаются тесно: в Германии, исторические судьбы которой в древности тесно сплелись с историческими судьбами тюрков-гуннов; в Литве, которая в средние века и вплоть до начала прошлого столетия была местом очень активного взаимодействия с тюрками восточно-европейских степей и Крыма; на Кавказе, где осели многие тюркские племена, оставившие один из самых заметных следов в истории Кавказа, — предки ногайцев, кумыков, карачаевцев и балкарцев» [2, с. 122].

Хуэйцзу Центральной Азии однозначно заимствовали этот сюжет у тюркских народов (казахов, кыргызов, узбеков, уйгуров и др.) уже после переселения на новую родину. Во всяком случае, мы не обнаружили сколько-нибудь близкий по содержанию сюжет в фольклоре хуэйцзу КНР. Однако вариант хуэйцзу по праву следует считать самостоятельно созданным произведением словесного народного творчества. Его необходимо изучать с учетом воздействия со стороны распространенных у других народов схожих сюжетов. Известный исследователь казахских, кыргызских фольклорных произведений А. А. Диваев еще на заре возникновения фольклористики народов Центральной Азии говорил, что: «основательное изучение былин и других отраслей народной словесности немыслимо в настоящее время без помощи сравнительного метода, применяемой с этой целью в весьма широких размерах» [3, с. 19].

• 1. Бардаханова С. С. Бурятские сказки о животных. — Улан-Удэ: Бурят. кн. изд.-во, 1974. — 152 с.
• 2. Казахские сказки о животных (Легенды, предания, бытовые рассказы и басни) / сост. С. А. Каскабасов, Е. А. Костюхин, Н. С. Смирнова, Е. Д. Турсунов. — Алма-Ата: Наука, 1979. — 356 с.
• 3. Казахский фольклор // История казахской литературы: В 3-х томах. / под. ред. Н. С. Смирновой. — Алма-Ата: Наука, 1968. — Т. I. — 452 с.
• 4. Каскабасов С. А. Колыбель искусства. — Алма-Ата: ?нер, 1992. -368 с.
• 5. Костюхин Е. А. Типы и формы животного эпоса. — М.: Наука, 1987. — 270 с.
• 6. Крук И. И. Восточнославянские сказки о животных. Образы. Композиция. — Минск: Наука и техника, 1989. — 160 с.
• 7. «Нэнэди гў?ер» (Бабушкины сказки) / Сост. Ф. Н. Машинхаевой. — Бишкек, 2005. — 210 с.
• 8. Померанцева Э. В. Русская народная сказка. — М.: АН СССР, 1963. — 128 с.

АННОТАЦИЯ

Этиологические мифы хуэйцзу (дунган) Центральной Азии: почему у ласточки раздвоенный хвост? Шисыр Исхар Сувазович, ст. науч. сотр, д-р филол. наук, Национальная академия наук Кыргызской Республики, Центр дунгановедения и китаистики, Кыргызская Республика, г. Бишкек

В настоящей статье мы рассматриваем особенности этиологических сюжетов хуэйцзу (дунган) Центральной Азии. Анализ зафиксированных сюжетов показывает, что все существующие национальные признаки в тексты привнесены извне. Об этом красноречиво свидетельствует предание «Почему у ласточки раздвоенный хвост» .

Ключевые слова: фольклор, хуэйцзу, этиологический текст, действительность, отражение, образ.

ABSTRACT

Etiological myths Hui (Dungan) Central Asia: why swallows swallowtail? Shisyr Ishar Suvazovich Art. scientific. et al, Dr. Philology. Sciences, National Academy of Sciences of the Kyrgyz Republic, Center for Chinese Studies and Dungan, Kyrgyz Republic, Bishkek.

In this article we consider the peculiarities of the etiological stories of the Hui (Dungans) of Central Asia. Analyses of the recorded plots show that all existing national signs in the texts are introduced in a sufficiently foreseeable historical time. This is clearly evidenced by the legend «Why swallow has forked tail» .

Keywords: folklore, Hui nationality, etiological text, reality, reflection, way, research.