Определение и роль обмана в межличностном деловом общении

Определение и роль обмана в межличностном деловом общении

В последнее время обман рассматривается как социально психологический феномен /1, 3/, оказывающий существенное влияние на характер межличностных отношений, эффективность взаимодействия, достоверность информации, которой обмениваются участники общения. Но, несмотря кажущуюся очевидность, понятие обмана требует чёткого определения.

На сегодняшний день наиболее распространённым является определение обмана как умышленного, преднамеренного введения в заблуждение собеседника /13/. Однако Д. И. Дубровский /2/, а вслед за ним и другие авторы используют понятие непреднамеренного обмана. Но, говоря о ненамеренном обмане, он связывает этот вид введения в заблуждение с благими, доброжелательными намерениями, с отсутствием злого умысла. Однако эта характеристика обмана не отражает его преднамеренность, хотя и имеет большое значение при анализе проблемы обмана в общении.

Нужно подчеркнуть, что обозначение ненамеренного введения в заблуждение словом «обман» размывает границы этого понятия. В этом случае почти каждый человек, передающий правдивую информацию (т.е. такую, в истинности которой он субъективно убеждён), может быть назван обманщиком уже хотя бы в силу относительности критериев истинности. Кроме того, информация может не в полной мере соответствовать действительности в результате заблуждения, по причине ошибок восприятия, воздействия механизмов психологической защиты личности и других неосознаваемых явлений. Поэтому представляется неоправданным введение понятия «непреднамеренный обман» в систему социально-психологического знания, хотя, вероятно, допустимо использование этого словосочетания как литературной или философской метафоры. Обманом нужно считать только преднамеренное введение в заблуждение Т. е. преднамеренность выступает как один из квалифицирующих признаков обмана. Искажение информации, предоставляемой человеком, может быть результатом серьёзных психических патологий, таких как нарушение сознания, памяти, наличия бредовых идей или бредоподобных фантазий, болезненных мотивов, иперативных (приказывающих или запрещающих) слуховых галлюцинаций / 8, С. 17, 45, 67, 99/. Склонны к сообщению не соответствующих действительности сведений и лица, страдающие атеросклеротическими психозами. Вместе с тем, следует иметь ввиду также и то, что психические отклонения могут возникнуть у лиц, ранее не страдавших аномалиями, что также может привести к недостоверности их сообщений. Но поскольку лица, страдающие психическими заболеваниями, не осознают факта искажения ими информации, делают это непреднамеренно, такие действия (сообщения) следовательно, нельзя считать обманом или ложью.

Естественно, что обманщик может достигнуть своей цели только при условии, что его действия будут скрытыми от объекта обмана. Стремление скрыть свои действия от предполагаемой жертвы также нужно рассматривать как один из признаков обмана. На это обстоятельство обращает внимание П. Экман. Он определяет «ложь, или обман как действие, которым один человек вводит в заблуждение другого, делая это умышленно, без предварительного уведомления о своих целях и без отчётливо выраженной со стороны жертвы просьбы не раскрывать правды» /10, С. 22 — 23/. С учётом этого признака c психологической точки зрения нельзя считать обманом игру актёра кино или театра, действия иллюзиониста на эстраде и т. п. Зритель театра, приобретая билет на представление, даёт согласие воспринять художественный вымысел.

В обыденном общении слова «обман» и «ложь» мы часто воспринимаем как понятия, имеющие одинаковое значение. В то же время и некоторые учёные не различают ложь и обман. Например, П. Экман /10/ в своём исследовании лжи употребляет эти понятия как синонимы. Не проводит грани между обманом и ложью и К. В. Харский /9/. Однако ряд учёных /С. Бок, Р. Хоппер, Р. А. Белл/ предлагают различать эти понятия, несмотря на возникающие при этом сложности. Ко лжи они относят такие намеренно вводящие собеседника в заблуждение утверждения, которые передаются устно или письменно /3/. Обман, на их взгляд, является более широкой категорией. Он может проявляться в намеренном исполнении определённой роли, которая будет вводить в заблуждение собеседника, целенаправленном использовании ситуации для введения в заблуждение предполагаемой жертвы обмана. В таком понимании ложь может выступать элементом обмана.

Более категоричной точки зрения придерживается российский психолог В. В. Знаков. Он пишет «Обман основан на сознательном стремлении одного из участников коммуникации создать у партнёра ложное представление о предмете обсуждения, но обманывающий не искажает факты. Отличительный признак обмана — полное отсутствие в нём ложных сведений, прямых искажений истины. Существуют две разновидности обмана — обман с помощью полуправды и обман посредством правды» /3, С. 251 — 252/; «Характерным признаком обмана является сознательное намерение обманывающего субъекта утаить от партнёра сведения, необходимые для понимания причинно-следственных связей происшедшего» /3, С. 253/. Кроме того, В. В. Знаков различает ложь и обман на интенциональном уровне (намерений лгунов и обманщиков), а также на процессуальном (по степени вовлечённости в ложь и обман вводимого в заблуждение человека). Из подхода этого учёного следует, что ложь не может быть частью или элементом обмана, что это два различных феномена. Такой подход также порождает много вопросов. Как называть те случаи, когда неправдивое послание осуществляется невербально, например, когда человек имитирует определённые эмоции? Чем будет сочетание ложного сообщения с элементами исполнения какой-либо роли? Это не может быть обманом, потому, что в обмане, по мнению В. В. Знакова, отсутствуют ложные сообщения. И в то же время такие действия выходят за рамки лжи. Очевидно, причина многих трудностей в определении и дальнейшем анализе лжи и обмана состоят в игнорировании системного подхода, который в частности требует изучения любого явления как системы, являющейся структурным элементом системы более высокого порядка. В нашем случае системный подход требует анализа обмана как элемента общения, в частности межличностного, которое выступает по отношению к нему системой более высокого порядка.

Итак, если намеренное введение в заблуждение рассматривать в рамках непосредственного профессионального (делового) общения, то ложь мы можем определить как соответствующее вербальное сообщение (информацию) и как процесс передачи партнёру этого сообщения. Ложь таким образом касается в основном коммуникативной стороны общения. Обман же выступает как феномен, который, вероятно, связан со всеми тремя традиционно выделяемыми сторонами общения: коммуникативной, перцептивной и интерактивной. В этом случае логичным будет определение обмана в общении как намеренного введения в заблуждение партнёра с использованием особенностей обмена информацией, закономерностей восприятия и взаимопонимания, а также механизмов взаимодействия в процессе общения.

В таком понимании ложь может выступать как элемент, средство или метод обмана. И точно так же, как и в общении, невозможно провести чёткой грани между коммуникативной стороной и двумя другими сторонами (перцептивной и интерактивной), вероятно, нельзя разделить ложь и обман. Всякая ложь будет произноситься с определённой интонацией, мимикой, с учётом готовности партнёра воспринять эту информацию, воздействия ситуативных факторов. Т. е. для того, чтобы ложь была успешной (воспринятой партнёром по общению), она должна сочетаться с элементами обмана, который, в свою очередь будет более действенным в сочетании с ложью. Именно в таком виде они чаще всего и присутствуют в реальном общении.

Определяя ложь, О. Липпман /4/ обращает внимание на то, что она является волевым актом, поскольку вводя в заблуждение партнёра по общению, субъект преодолевает внутренние и внешние тормозящие факторы. В качестве такого фактора он рассматривать уже само одновременное присутствие в сознании лжеца комплекса ложных представлений и комплекса верных, истинных представлений. К тормозящим факторам, можно отнести опасения разоблачения лжи, исповедуемые им моральные нормы. Тормозящее влияние может оказывать восприятие партнёра по общению как опытного верификатора лжи /10/. В то же время С. Л. Рубинштейн подчёркивает, что «волевой акт — это не абстрактная активность, а активность, которая заключает в себе и самоограничение. Сила воли заключается не только в умении осуществлять свои желания, но и в умении подавлять некоторые из них, подчиняя одни из них другим и любое из них — задачам и целям которым личные желания должны быть подчинены. Воля на высших своих ступенях — это не простая совокупность желаний, а известная организация их. Она предполагает далее способность регулировать своё поведение на основании общих принципов, убеждений, идей. Воля требует поэтому самоконтроля, умения управлять собой и господствовать над своими желаниями…» /7, С. 596/.

Точку зрения О. Липпмана о том, что ложь является волевым и сознательным актом поведения личности, разделяет А. В. Закатов /2/ и другие учёные. С учётом определённого нами выше соотношения понятий лжи и обмана, представляется возможным обман также считать волевым актом (или определённой последовательностью волевых актов) с аналогичным выделением его этапов и структурных элементов. Кроме того, обман как сознательный волевой акт, как и ложь, будет определяться реальными мотивами и направлен на достижение конкретных целей.

Если же мы обратимся к пониманию волевого акта в общей психологии, то выясним, что это понятие используется как синоним «волевому действию» /5/, которое рассматривается как особый вид преднамеренных действий. «Волевое действие, сохраняя все существенные признаки преднамеренного действия, включает в качестве необходимого условия преодоление трудностей. То или иное преднамеренное действие может принадлежать и не принадлежать к волевым в зависимости от того, связано ли оно с преодолением трудностей или нет» /5, С. 386/. С. Л. Рубинштейн /7/ пишет, что, приступая к действию, сознательный человек, отдаёт себе отчёт о последствиях, которые повлечёт за собой осуществление стоящей перед ним цели. В результате может обнаружиться расхождение между желанной целью и нежелательными последствиями или трудностями, с которыми в силу объективных внешних условий связана её реализация. Действие, совершающееся в условиях такого конфликта внутренне противоречивых тенденций, — это он называет волевым действием. Очевидно, указанное расхождение может обнаруживаться и при осуществлении намерения обмануть.

В процессе обмана, как волевого действия, реализуется как побудительная, так и тормозная функции воли. Побудительная функция, обеспечивая активность человека, порождает обман. Значение этой функции возрастает в условиях, где обман связан с риском (потери престижа, риском для жизни). Тормозная функция воли, выступающая в единстве с побудительной функцией, проявляется в процессе обмана в сдерживании нежелательных проявлений активности, которые могут быть восприняты партнёром как признаки обмана.

Достижение цели введения в заблуждение партнёра по общению может осуществляться путём последовательного решения человеком ряда частных задач. Поэтому, очевидно, что обман может состоять из последовательности определённых действий. Кроме того, согласно С. Л. Рубинштейну /7/ каждое действие является «единицей» деятельности. Это даёт основания рассматривать обман как элемент деятельности, которая имеет осознаваемую цель. Само наличие осознаваемой цели является квалифицирующим признаком деятельности: «Для того, чтобы говорить о деятельности, необходимо выявить в активности человека наличие сознаваемой цели. Все остальные стороны деятельности — её мотивы, способы выполнения, отбор и переработка необходимой информации — могут осознаваться, а могут и не осознаваться. Они могут также осознаваться не полностью и даже неверно» /5, С. 99/. В тех случаях, когда осознаваемая цель отсутствует, нет и деятельности, а имеет место импульсивное поведение.

Рассматривая обман как специфический элемент деятельности в рамках межличностного общения, необходимо упомянуть о соотношении понятий «деятельность» и «общение». В отечественной философии и психологии выделяется несколько подходов к анализу их связи. Один из них состоит в том, что общение рассматривается как специфический вид деятельности (коммуникативная деятельность). С учётом этого подхода, мы можем рассматривать обман как коммуникативное действие.

Рассмотрение обмана как действия даёт основания установить его соотношение с понятием «неискренность (искренность)». А. В. Петровский /5/, С. Л. Рубинштейн /7/ и другие учёные подчёркивают, что деятельность всегда осуществляется в определённой системе отношений человека с другими людьми. Её результаты оказывают определённое влияние на окружающий мир, на жизнь и судьбы других людей. Следовательно, такое специфическое действие, как обман также будет требовать соответствующего отношения субъекта к партнёру по общению. Это отношение и есть неискренность.

Неискренность и обман тесно связаны. Т. В. Пашковская /6/ даже использует такое понятие как «неискренное поведение», которое выступает как связующее звено между этими понятиями. Вместе с тем, неискренность как отношение нельзя отождествлять с обманом как действием или деятельностью, уже в силу того, что это различные психологические категории. Обман как деятельность является процессом, который локализован во времени, он имеет начало и, проходя определённые этапы, завершается. Неискренность, как отношение такой чёткой локализации во времени не имеет. Более того, неискренность можно рассматривать как личностную черту.

Обман проявляется во взаимодействии с партнёром. Неискренность же может существовать и вне взаимодействия. Неискренность как отношение, вероятно, не всегда будет сопровождаться постановкой осознанной цели ввести партнёра в заблуждение. Искренность в отношении к другому человеку предполагает открытость, доверие, понимание и принятие его целей и личности. Человек может не обманывать своего партнёра по общению, но в то же время и не быть искренним.

Очевидно, что неискренность может рассматриваться как одна из предпосылок обмана, и поэтому должна изучаться с целью прогнозирования вероятности обмана со стороны партнёра.

П. Экман пишет, что «существует две формы лжи: умолчание и искажение» /10, С. 23/. На его взгляд, при умолчании человек скрывает истинную информацию, но не сообщает ложной. При искажении предпринимаются дополнительные действия — человек не только скрывает правду, но и предоставляет взамен ложную информацию. Эта точка зрения приемлема, если ложь и обман считать синонимами, как это делает П. Экман. Однако если ложью считать только вербальное (речевое) сообщение, не соответствующее действительности, как это мы приняли выше, то отсутствие такого речевого сообщения, т. е. умолчание, нельзя считать ложью. В этом случае мы будем допускать логическую ошибку: отсутствие некоего явления будем рассматривать как из его форм. Поэтому умолчание или сокрытие фактов (информации) нужно считать формой обмана.

Вместе с тем, нужно заметить, что не всякое сокрытие или сохранение в тайне информации можно рассматривать как обман в форме умолчания. Если обман рассматривать в рамках межличностного общения, то он должен иметь чётко определённого адресата (реципиента или объекта). С этой точки зрения действия направленные на обеспечение режима секретности, конфиденциальности, не имеющие направленности на каких либо объектов нельзя считать обманом. И в то же время сохранение в тайне информации, например, во время переговоров может считаться обманом, поскольку имеет целью введение в заблуждение конкретного объекта. Кроме того, по мнению И. М. Мостовой, обманом нельзя считать сокрытие информации, не имеющей отношения к партнёру, не влияющей на принятие им жизненно важных, значимых решений. С учётом этого признака не будет обманом сокрытие (умолчание) человеком информации об интимных отношениях, например, о причинах своей семейной ссоры от коллег по работе. Хотя нельзя не заметить, что сам критерий весьма относителен. Одна и та же информация в одном случае может иметь отношение к партнёру, а в другом нет. Этот вопрос требует дополнительного изучения.

Здесь нужно отметить, что принятие таких признаков обмана как наличие чётко определённых субъекта и объекта обмана даёт возможность отделить научное использование этого понятия от метафорического. Обманывать не могут и не могут быть обманутыми неодушевлённые предметы, природные явления. В качестве субъекта и объекта обмана может выступать группа. Как и в общении, в обмане может быть четыре варианта сочетания индивидуальных и групповых субъектов и объектов:

а) индивид — индивид, или обман в межличностном общении;

б) индивид — группа; здесь субъект вводит в заблуждение группу лиц;

в) группа — индивид, в этом случае лицо являющееся объектом обмана вводится в заблуждение группой обманщиков, например, когда группа мошенников-«напёрсточников» обманывает «лоха»;

г) группа — группа; примером, иллюстрирующим этот вариант, является ситуация когда, например, правление акционерного общества обманывает акционеров.

Подведём некоторые итоги нашего анализа обмана и выделим его отличительные признаки:

— обман является феноменом непосредственного или опосредованного общения и может быть предметом социально-психологического анализа;

— обман имеет субъекта (тот, кто обманывает) и объекта (тот, кого обманывают), которыми могут быть и группы;

— обман осуществляется осознанно и преднамеренно, психически здоровым субъектом;

— целью обмана является введение партнёра по общению в заблуждение относительно значимых для него обстоятельств;

— цель достигается в процессе последовательности волевых действий;

— для достижения цели обмана необходимо сокрытие этой деятельности от партнёра;

— средствами этой специфической деятельности (обмана) являются вербальные и невербальные средства общения, используемые в соответствии с учётом закономерностей общения.

Указанные отличительные признаки дают возможность сформулировать определение: обман — это деятельность, осуществляемая с использованием средств общения и его закономерностей, целью которой является введение в заблуждение объекта, не осведомлённого об этой цели, относительно значимых для него обстоятельств.

Безусловно, определение обмана требует анализа соотношения этого понятия с близкими по значению терминами, используемыми в различных отраслях психологического знания. Это позволит в полной мере и корректно использовать в практической деятельности результаты изучения лжи и обмана в отечественной и зарубежной социальной психологии.

обман ложь межличностный общение

1. Дубровский Д. И. Обман. Философско-психологический анализ. — М.: Изд-во «РЭЙ», 1994. — 120 с.

2. Закатов А. В. Ложь и борьба с нею. — Волгоград: Нижневолжское книжное издательство, 1984. — 197 с.

3. Знаков В. В. Западные и русские традиции в понимании лжи: размышления российского психолога над исследованиями Пола Экмана / Экман П. Психология лжи. — СПб.: Издательство «Питер», 1999. — 272 с.

4. Липпман О., Адам Л. Ложь в правде. — Харьков: Юридическое издание Украины, 1929. — 189 с.

5. Общая психология: Учеб. для студентов пед. ин-тов/ А. В. Петровский, А. В. Брущлинский, В. П. Зинченко и др.; Под ред А. В. Петровского. — М.: Просвещение, 1986. — 464 с.

6. Пашковська Т. А. Феномен нещирості / Проблеми пенітенціарної теорії і практики. — Бюлетень Київського інституту внутрішніх справ, № 7, 2002. — С. 328 — 334.

7. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии — СПб.: Питер, 2001. — 720 с.

8. Справочник по психиатрии/ под ред. Снежевского А. В. — Изд. 2-е. — М.: «Медицина», 1985. — 414 с.

9. Харский К. В. Благонадёжность и лояльность персонала. — СПб.: Питер, 2003. — 496 с.

10. Экман П. Психология лжи. — СПб.: Издательство «Питер», 1999. — 272 с.