Пространственно-временная модель в пьесах А. П. Чехова

Настоящее требует не восклицаний, но поступков и решений, однако чеховские герои на них не способны. В этом смысле Петя Трофимов близок Гаеву и Раневской. Абсурдность этих персонажей в том, что они утратили ощущение реальности. Неспособность к проявлению сильного чувства ставится у Чехова в прямую зависимость от отношений персонажа со временем. Душевные привязанности одних остались в прошлом (сюжетная линия Раневская — парижский любовник), другие, устремленные в будущее, растеряли свои человеческие качества («…Мы выше любви» — Петя Трофимов). Практически все чеховские герои лишены способности любить, ибо это чувство требует душевных затрат и живет только в настоящем.

Третий акт — встреча с настоящим, сопротивляться которому бессмысленно. В нервозной обстановке «бала некстати» отражаются ритм текущей жизни, стремительность, с которой сменяются события. В этом контексте ликование нового хозяина: «Вишневый сад теперь мой!» — обнажает комичность притязаний человека остановить время и ограничить его рамками «теперь». Впрочем, в монологе Лопахина зазвучала неожиданная для него тема: «Я сплю, это только мерещится мне, это только кажется…» Интуитивно он чувствует иллюзорность победы: «О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь».

Дом пока еще не продан, но предчувствие Раневской, высказанное во втором действии («Я все жду чего-то, как будто над нами должен обвалиться дом»), оправдывается. Он и правда «обвалится» под бравурную мелодию лезгинки и «топотанье» Лопахина.

Четвертое действие в пьесе наиболее динамичное. Авторская ремарка «пустота» — нейтральный фон ускорившемуся, почти осязаемому ходу времени: счет идет на минуты. Лопахин объявляет: «На дворе октябрь, а солнечно и тихо, как летом. Строиться хорошо. (Поглядев на часы, в дверь.) Господа, имейте в виду, до поезда осталось всего сорок шесть минут! Значит, через двадцать минут на станцию ехать. Поторапливайтесь».

Раневская в этом действии предстает в ином временном измерении: «Минут через десять давайте уже в экипажи садиться…»; «Еще минут пять можно»; «Ведь одна минута нужна, только»; «Я посижу еще одну минутку». Меняется ритмический рисунок образа. В этой «минуте» — вся прошлая жизнь: «Моя жизнь, моя молодость, счастье мое, прощай!.. Прощай!..»

Персонажи пьесы вдруг осознают быстротечность времени: «…А жизнь знай себе проходит» (Лопахин); «Да, жизнь в этом доме кончилась…» (Варя); «Жизнь-то прошла, словно и не жил…» (Фирс). Внутренний сюжет пьесы — то, что не случилось, не произошло. Что значит утрата имения по сравнению с прожитой жизнью, которую не заметил, словно и не жил! Встречи в доме и прощания в «пустоте» отражают глубинный конфликт пьесы — человек в уходящем времени, что превращает комедию «Вишневый сад» в пьесу о жизни и смерти. Конфликт человека со временем неизбежен, и здесь равны все — и побежденные, и победители.

В трех прежних пьесах прошлое безостановочно откатывалось назад и героям не удавалось отвлечься от томительно ровного бега Времени. Теперь прошлое (фамильное и социальное) как бы вычленено для специальных проводов. Оно поэтически опредмечено и не спешит откатываться назад: вот обжитой дом, вот старый сад… А вот и топор, занесенный над домом и садом. Но едва обозначился день, удобный для топора, как приоткрылась перспектива светлых дней… Здесь ясно ощутима трехтактность Времени.

Прошлое, настоящее и будущее уже не слиты в астральном полете; они узнаваемы по отдельности, исчисляются по новейшему календарю и выясняют отношения между собой. Таким образом время в пьесе Чехова становится не только сюжетообразующим фактором, но и главным действующим лицом, заключающим в себе глубокий философский подтекст.

Иначе в «Вишневом саде» представлено и пространство. Сценическое пространство ограничено усадьбой, садом, полем возле сада; сосредоточенность, локальность места действия подчеркивается самим названием пьесы. В предыдущих пьесах действие происходило в доме и на территории, непосредственно связанной с домом: в парке имения Сорина на берегу озера, в саду в «Трех сестрах», возле террасы дома в «Дяде Ване». Происходящее в этих пьесах включается в локус по имени «усадьба» (частный дом с садом в «Трех сестрах» — определенный аналог усадьбы). Дом и территория вокруг воспринимаются в этих произведениях как нечто однородное, не противопоставленное одно другому. Дом в прежних чеховских пьесах был молчаливым участником событий, обиталище, способное многое поведать о хозяевах. Чем дальше развертывалось действие, тем понятнее становились участники и тем меньше внимания отдавал зритель подсобному красноречию интерьеров. Предполагалось: уйдут в свой срок нынешние владельцы и под той же кровлей зазвучат иные голоса.

Совсем иное в последней пьесе: под кровлей Гаевых больше ничьи голоса не зазвучат; барская усадьба достоит до весны, а там — на слом. И печать обреченности по-особому одухотворяет старые стены, предметы обстановки. С домом и предметами беседуют, трогательно фамильярничают, здороваются и прощаются, их обегают долгим запоминающим взглядом («Любовь Андреевна: …Точно раньше я никогда не видела, какие в этом доме стены, какие потолки, и теперь я гляжу на них с жадностью, с такой нежной любовью…»).

Пространство, в котором происходит действие второго акта «Вишневого сада», не является частью имения Раневской. «В стороне, возвышаясь, темнеют тополи; там начинается вишневый сад», — сообщает в ремарке к этому действию Чехов, специально подчеркивая, что место действия находится за пределами усадьбы главной героини. Второе действие происходит на фоне необъятной дали, и о ней особенно заботится Чехов: «…во втором акте дадите мне необычайную для сцены даль», — писал он В.И. Немировичу-Данченко В этой дали виднеется и начало вишневого сада, который вписан в нее. Именно из необъятной дали доносится до героев «отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный». Доносится сразу же после слов Лопахина о громадных лесах, необъятных полях и монолога Гаева: «О природа, дивная». Монолог Гаева и звук «лопнувшей струны» создают особый фон для происходящего — фон уже не просто России, а едва ли не вселенной. Это усиливается тем, что пейзаж, который мы видим во втором акте, содержит в себе косвенно обозначенную картину мира в целом.

Мы видим: «Поле. Старая, покривившаяся, давно заброшенная часовенка, возле нее колодец, большие камни, бывшие, по-видимому, могильными плитами, Видна дорога В стороне, возвышаясь, темнеют тополи: там начинается вишневый сад. Вдали ряд телеграфных столбов, и далеко-далеко на горизонте неясно обозначается большой город, Скоро сядет солнце». Итак, небо, солнце, деревья, поле, колодец (первоначально была река); часовенка, кладбище; дорога, телеграфные столбы, город, а в конце действия мы увидим луну и звезды.

Обозначены: природа, Бог, смерть, люди, цивилизация, — это как бы образ мира в целом, до значения которого подымается фон пьесы.

К пространству в пьесе имеет отношение и мотив детства. Все первое действие «Вишневого сада» проходит в комнате, в которой спали маленькие Раневская и Гаев и которая до сих пор называется «детская». Первое слово, которое произносит Любовь Андреевна на сцене: «Детская!» — и далее она говорит: «Я тут спала, когда была маленькой… (Плачет.) И теперь я как маленькая…». В этом действии еще три раза будет вспоминаться детство Раневской. Пьеса начинается с появления на сцене Лопахина и Дуняши, и на первой же странице Ермолай Алексеевич рассказывает эпизод из своего детства, а вскоре мы увидим в его исполнении детскую шутку: заглядывая в дверь, он мычит: «Ме-е-е…» Появляется на сцене Петя Трофимов — и тут же ему говорится: «Вы были тогда совсем мальчиком, милым студентом…» — а в третьем действии ему скажут: «Вам двадцать шесть лет или двадцать семь, а вы все еще гимназист второго класса!» Вскоре после того, как мы познакомимся с Гаевым, мы увидим, как он сосет леденцы, — привычка, оставшаяся у него с детства, мы узнаем, что на ночь его, как ребенка, раздевает Фирс, а утром его одевает. В этом действии два раза вспоминается о семилетнем утонувшем сыне Раневской, звучат слова «дитюся», «дитя мое», «детки», «крошка», «по-детски».

Среди героев пьесы есть семнадцатилетняя, почти ребенок, Аня, и первое действие заканчивается идиллической сценой укладывания ребенка спать. Под занавес нам напоминают, что действие происходит в бывшей детской спальне Раневской и Гаева. А второе действие начинается монологом Шарлотты, в котором она вспоминает о своем детстве и говорит: «…и мне все кажется, что я молоденькая», — заставляя вспомнить слова Раневской о том, что она «как маленькая». И далее в пьесе еще несколько раз прозвучит мотив детства, столь частый в первом действии. А закончится «Вишневый сад» в той же бывшей детской Любови Андреевны и Леонида Андреевича.

«Имея самостоятельное важное для произведения значение, мотив детства связан и с пространством. Чехов как бы изображает „маленьких“ людей, напоминающих детей, на фоне громадного, величественного мира. „Дети“ наивно мнят себя хозяевами этого мира».

Прежде пространственно замкнутый мир своих пьес в «Вишневом саде» Чехов распахивает едва ли не в бесконечность.

Ранее в пространственно замкнутом мире пьес Чехова, изолированном от большого исторического времени, была представлена как бы микромодель жизни человеческой в ее важнейших аспектах. В «Вишневом саде» писатель размыкает пространство и время, заставляя читателя воспринимать происходящее в пьесе не как частный случай, а как одно из проявлений истории человечества. Впервые у Чехова название связано не с героем (или героями), а с местом их обитания, наименование которого приобретает двойной смысл. За конкретным образом сада, принадлежащего Раневской и Гаеву, постоянно просвечивает другой образ, обобщенный, символизирующий понятия красоты, счастья, идеала, и на этот поэтический образ проецируется судьба каждого персонажа и его нравственный мир. Вишневый сад — это высший критерий прекрасного, который выявляет меру духовного и нравственного в человеке. А мера эта не только различна у разных людей, но и изменчива социально-исторически, меняется от поколения к поколению.

Заключение

Итак, в данной работе были рассмотрены категории художественного времени и пространства, которые служат важнейшими конструктивными принципами организации литературного произведения. Так же были рассмотрены особенности пространственно — временной модели в драме, объединяющей в себе одновременно литературное произведение, которое можно читать, и произведение, предназначенное для сценического воплощения (т. е. его можно видеть на театральной сцене).

Следующий вопрос , — пространственно-временная модель в пьесах А. П. Чехова, который мы рассматривали преимущественно на примере последней Чеховской пьесы — «Вишневый сад».

А.П. Чехов явился основоположником «новой драмы» в русской драматургии. Отличия чеховской «новой драмы» обнаруживаются в характере события и финала, в сюжете, символике, конфликте, системе персонажей, в наличии системы перекличек начала и конца, в том, как в пьесе представлены пространство и время. Действие в пьесах Чехова впервые начинает разделяться на «внешнее» и «внутренние» и не всегда внешнее действие отражает внутреннее. Причем главным является не внешний сюжет, разработанный достаточно традиционно, а внутренний. Движение времени из речей переходит в само действие. Настоящее вытекает из того, что было заложено в прошлом. Будущее определяется тем, что люди делают в настоящем. И каждую минуту человек отвечает за то, что он думает, делает и творит. В «Вишневом саде» писатель размыкает пространство и время, заставляя читателя воспринимать происходящее в пьесе не как частный случай, а как одно из проявлений истории человечества.

Мы видим, как нераздельно связаны художественная идея и структура пьесы. И наряду с этим единством ощущаем контраст между жизнью героев с ее нелепостью, несообразностью, «непопаданиями», «несчастьями», «фокусами» — и гармонической формой пьесы, сотканной из перекличек, повторов, из непрерывного «ауканья» и «откликанья». .

Одним из основополагающих принципов в драматургии А. П. Чехова является принцип «между», где ничего не решается, где нарушаются связи человека со временем и пространством, где разрушается здравый смысл при определении чётких границ. Но значение произведения как художественной ценности возникает именно в местах «разрыва», в «проблемном» времени, которое тяготеет к гармонии Чехов не решает вопросов, но вопрос «Зачем живешь? И что после себя оставишь?» он ставит перед каждым героем своей пьесы и перед каждым читателем и зрителем. «Из неясной, изломанной, запутанной жизни, где все превращается в усталость и неудачу, возникает не нытье, не хныканье, а нечто активное, но лишенное элемента борьбы, — тоска о лучшей жизни», — так формулировал смысл чеховской драматургии Вл. И. Немирович-Данченко.

Таково художественное завещание Чехова.

Библиография Балухатый С. Чехов-драматург. — Л.: Academia, 1966

Бахтин М. М. Литературно критические статьи/ Сост. Г. Бочаров, В. В. Кожинов.

М.:Худ.Лит, 1986.

Бердников Г. П. Чехов-драматург: Традиции и новаторство в драматургии А. П. Чехова. — М.: Искусство, I98I.

Берковский, Н. Я. Чехов — повествователь и драматург // Берковский Н. Я. О русской литературе. —

Л., 1985. — С. 215−340.

Владимиров С. Действие в драме. — Л., 1972;

Гушанская Е. М. Поэтика драматургии Чехова девяностых годов (характер конфликта. Построение действия. Система героев). Автореферат дис. канд. филолог. наук. — Л., 1979

Долженков П.Н. «Как приятно играть на мандолине!» О комедии Чехова «Вишневый сад» .-М.:МАКС Пресс, 2008

Ермилов В. В. Драматургия Чехова. — М.:Гослитиздат, 1954

Зингерман Б. И. Очерки истории драмы XX века. — М.: Наука, 1979.

Ивлева А. Я. Автор в драматургии А. П. Чехова. — Тверь: ТвГУ, 2001

Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии: Анализ поэтического текста. Статьи и исследования. Заметки. Рецензии. Выступления. -СПб.: Искусство, 1996.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20

Немирович -Данченко В. И. Театральное наследие, т. 1—2, — М., 1952—54

Паперный З.С. «Вопреки всем правилам…»: Пьесы и водевили Чехова.

М.:Искусство, 1982.

Полоцкая Э.А. «Вишневый сад». Жизньво времени.

М.:Наука, 2003

Разумова Н. Е. Творчество А.П.Чехова в аспекте пространства.

Томск, 2001

Скафтымов A.П. К вопросу о принципах построения пьес А. П. Чехова // Нравственные искания русских писателей. — М.: Худож. лит., 1972 .-С.404−435

Станиславский К. С. Собр. соч.: В 8 т. Т. 1. Моя жизнь в искусствеМ.: Искусство, 1954.

Сухих И. Н. «Вишневый сад» А. П. Чехова // Анализ драматического произведения. — М., 1988

Топоров В. Н. Пространство и текст/Текст: Семантика и структура. -М., 1983

Чернейко Л. О. Способы представления пространства и времени в художественном тексте// Филологические науки-№ 2._ 1994.-С.58 70.

Чехов А. П. Полн. собр.

соч. и писем: В 30-ти т. — М.: Наука, 1974;1983.

Чудаков А. П. Поэтика Чехова. — М.: Наука, 1971

Шах-Азизова Т. К. Чехов и западно-европейская драма его времени. — М.: Наука, 1966

Чудаков А. П. Поэтика Чехова. — М.: Наука, 1971.-С.59

Там же .-С.158

Полоцкая Э.А. «Вишневый сад». Жизньво времени.

М.:Наука, 2003

Шах-Азизова Т. К. Чехов и западно-европейская драма его времени. — М.: Наука, 1966.-С.98

Берковский, Н. Я. Чехов — повествователь и драматург // Берковский Н. Я. О русской литературе.

— Л., 1985. — С. 216

Зингерман Б. И. Очерки истории драмы XX века. — М.: Наука, 1979.-С.122

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, — с. 51.

Чернейко Л. О. Способы представления пространства и времени в художественном тексте// Филологические науки-№ 2. 1994.-С.58

Там же.-С.59

Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии: Анализ поэтического текста. Статьи и исследования. Заметки. Рецензии. Выступления. -СПб.: Искусство, 1996.-С.647

Там же.-С.651

Топоров В. Н. Пространство и текст/Текст: Семантика и структура. -М., 1983.-С.278

Бахтин М. М. Литературно критические статьи/ Сост. Г. Бочаров, В. В. Кожинов.

М.:Худ.Лит, 1986;С.264

Там же.-С.263

Цит. По кн. Владимиров С. Действие в драме. — Л., 1972.-С.153

Там .же.-С.140

Паперный З.С. «Вопреки всем правилам…»: Пьесы и водевили Чехова.

М.:Искусство, 1982.-С.64

Владимиров С. Действие в драме. — Л., 1972.-С.49

Разумова Н. Е. Творчество А.П.Чехова в аспекте пространства.

Томск, 2001.-С.34

Бердников Г. П. Чехов-драматург: Традиции и новаторство в драматургии А. П. Чехова. — М.: Искусство, I98I. -С.103

Станиславский К. С. Собр. соч.: В 8 т. М.: Искусство, 1954. Т. 1. Моя жизнь в искусстве.-С.125

Чехов А. П. Полн. собр.

соч. и писем Т.

16.-С.271

Там же.-С.216

Скафтымов A.П. К вопросу о принципах построения пьес А. П. Чехова // Нравственные искания русских писателей. — М.: Худож. лит., 1972 .-С.407

Там же.-С.409

Там же.-С.410

Там же.-С.412

Чехов А. П. Полн. собр.

соч. и писем. Т.

15.-С.123

Чудаков А. П. Поэтика Чехова. — М.: Наука, 1971.-С.78

Чехов А. П. Полн. собр.

соч. и писем

Т.

13.-С.12

Ермилов В. В. Драматургия Чехова. — М.:Гослитиздат, 1954 .-С.98

Чехов А. П. Полн. собр.

соч. и писем

Т.

13.-С.5

Там же.-С.215

Там же.-С.197

Там же.-С.199

Там же.-С.203

Там же.-С.210

Там же.-С.230

Шах-Азизова Т. К. Чехов и западно-европейская драма его времени. — М.: Наука, 1966.-С.121

Балухатый С. Чехов-драматург. — Л.: Academia, 1966.-С.111

Там же.-С.112

Бердников Г. П. Чехов-драматург: Традиции и новаторство в драматургии А. П. Чехова. — М.: Искусство, I98I. -С.123

Чехов А. П. Полн. собр.

соч. и писем

Т.

13.-С.198

Там же.-С.204

Там же.-С.201

Там же.-С.202

Там же.-С.234

Там же.-С221

Там же.-С.236

Там же. -С.186

Там же.- С.187

Чехов А. П. Полн. собр.

соч. и писем

Т.

16.-С.153

Чехов А. П. Полн. собр.

соч. и писем.Т.

13.-С.201

Там же.С.215

Там же.-С.199

Там же.-С.212

Там же.-С.232

Разумова Н. Е. Творчество А.П.Чехова в аспекте пространства.

Томск, 2001

Немирович -Данченко В. И. Театральное наследие, т. 1, — М., 1952.-С.133