Реальное и символическое в живописи XVII века на примере голландского натюрморта

Курсовая Купить готовую Узнать стоимостьмоей работы

Так, в натюрморте Абрахама ван Бейерена «Завтрак» (ГМИИ, Москва) можно, пользуясь иконологическим подходом, усмотреть тему Vanitas. При этом главным значимым предметом становится выкуренная потухшая трубка — ибо жизнь, подобно дыму, рассеивается и от нее не остается следа. Все остальное — всего лишь соблазны земного бытия. Но возможно и другое толкование, содержащееся не в иконологическом… Читать ещё >

Реальное и символическое в живописи XVII века на примере голландского натюрморта (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. РАЗВИТИЕ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО ИСКУССТВА В ГОЛЛАНДИИ
ГЛАВА 2. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ СИМВОЛИКИ И РЕАЛИЗМА В ГОЛЛАНДСКОМ НАТЮРМОРТЕ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
ПРИЛОЖЕНИЕ

Но успеха он добился в основном благодаря «обманкам». Сам он получил почетную медаль от императора Габсбургского дома за успехи в создании такого рода картин. Хранящийся теперь в Карлсруэ натюрморт-обманка полон намеков на жизнь этого художника и является своего рода свидетельством его неустанной работы над своей живописной техникой — очки символизируют зрение — и над писательским мастерством — об этом говорят письменные принадлежности и две его пьесы, в то время как гребни призывают к упорядочению мыслей. Мастер открыто хвастается своими талантами, поместив туда золотую цепь почета, дарованную императором, и поэму, содержащую похвалу: «Ты, усомнившийся, что Зевксиса рука/ птиц обманула виноградной гроздью, что благородный диспут мог лишить его мастерства,/ повергнув его более искусной кистью,/ приди и взгляни на Хогстратена! Владыка всех миров/ впадет в такую же ошибку из-за этого искусного умения».

Что представляет собой натюрморт XVII века в тематическом аспекте? Что он изображает? Натюрморт изображает вещи, созданные руками человека, — домашнюю утварь, предметы искусства, драгоценности, книги… Иными словами, «мертвые» вещи. Но в натюрморте изображаются и живые существа, и живые растения, умерщвленные руками человека, — битая дичь, выловленная рыба, вскрытые устрицы, сорванные фрукты и овощи, срезанные цветы, расколотые орехи. Тема торжества смерти, тщеты земного существования в прямой форме, открытым текстом запечатлена во многих натюрмортах на сюжет Vanitas (призрачность, тщета, лат.). Подобные натюрморты с их угрожающе-назидательным содержанием воспринимаются эмблематически, в них, с некоторыми вариациями, повторяется один и тот же набор значащих предметов: череп, потухшая свеча, музыкальные инструменты, предметы роскоши, рассыпанные деньги… Они не требуют разгадки. Но та же тема живого и мертвого, те же размышления о смысле жизни и смерти подтекстом проходят, в сущности, во всех натюрмортах, иногда боле отчетливо, иногда едва просвечивая сквозь видимое благополучие.

В последние десятилетия в специальной литературе распространилось увлечение разгадыванием смысла различны предметов, изображенных в натюрмортах, их символики. К натюрморту стали относиться как к своего рода криптограмме, которую нужно прочитать, расшифровать. Однако подобная расшифровка отнюдь не исчерпывает смысла натюрмортов, она не способна раскрыть их подлинное образно содержание, закодированную в них тайну жизни и смерти. Чтобы постичь ее, совсем не обязательно, как это делают некоторые современные представители иконологической школы, в нарезанной селедке усматривать символическое изображение страстей Христовых, в хлебе и кувшине с вином — символ Евхаристии. Если пойти по этому пути, то и в скомканной салфетке легко увидеть намек на погребальные пелены Христа, а в тарелке с рыбой — сокращенный иконографический вариант Тайной вечери. Стремление в каждом изображенном предмете непременно увидеть знак другого и свести все натюрморты к зашифрованной иллюстрации Священного Писания представляется слишком натянутым. Такой подход, закономерный при анализе искусства средневекового, вряд ли оправдан применительно к произведениям XVII века.

«Тайна жизни и смерти, их диалектика закодированы в них не столько в знаковом, сколько в образном языке. Внимательно вглядываясь во все эти изысканные или просто аппетитные „Завтраки“, нельзя не заметить, как много в них разрезанного, расчлененного, как много фруктов, с которых наполовину срезана кожура, как любили в этих „Завтраках“ изображать окорок с подрезанной и отвернутой кожей, как много в них вспоротого, препарированного — словно на операционном столе под скальпелем патологоанатома. Невольно приходят на память многочисленные „Анатомии“, которые часто писали голландские художники XVII века».

Это о теме смерти. Но есть в натюрмортах той поры и вторая, не менее важная тема — тема жизни, тихой жизни оживших вещей. Натюрморт — это особый театр вещей, размещавшийся на небольшой сценической площадке стола, полки, стенной ниши или прилавка. В этом театре разыгрывались порой те же ситуации, что и в «большом» искусстве сюжетной картины. Существенно, что натюрморт, этот новый для живописи жанр, унаследовал художественное пространство, к тому времени уже освоенное и разработанное картиной. Он располагался в том же смысловом поле, с теми же композиционно намагниченными полюсами (центр, правая и левая сторона; верх, низ, восходящие и нисходящие диагонали). Только протагонистами этих мини-пьес вместо богов, героев и просто людей выступали вещи. Эти вещи не только значимы, они многозначны и потому позволяют различные, иногда противоположные прочтения.

«Так, в натюрморте Абрахама ван Бейерена „Завтрак“ (ГМИИ, Москва) можно, пользуясь иконологическим подходом, усмотреть тему Vanitas. При этом главным значимым предметом становится выкуренная потухшая трубка — ибо жизнь, подобно дыму, рассеивается и от нее не остается следа. Все остальное — всего лишь соблазны земного бытия. Но возможно и другое толкование, содержащееся не в иконологическом комментарии, но непосредственно в самом художественном тексте. Изображен скромный, но со вкусом приготовленный завтрак, где главным героем выступает не потухшая трубка, а по-фальстафовски толстый здоровяк-кувшин, наполненный вином; селедка — самое распространенное и самое любимое в Голландии блюдо, а с удовольствием выкуренная после завтрака трубка означает не тщету земного существования, но — что более понятно и естественно — просто довольство жизнью. Оба эти аспекта — умозрительный и образный — не противоречат друг другу, так же как не противоречат, но дополняют и объясняют друг друга разные смысловые аспекты притчи и любого иносказания».

В голландском натюрморте существовало несколько иконографических типов; один из них — с изображением накрытого стола, трапезы — можно условно обозначить как «Завтрак». «Завтраки» были разными, они как бы воспроизводили различные ситуации, связанные не только с характером трапезы: скромной, аскетичной или богатой, изысканной, иногда роскошной. Они различались также в зависимости от того, что именно произошло во время того или иного завтрака. «Завтрак» Бейерена — скромный и вполне благопристойный. У Виллема Хеды в натюрморте «Ветчина и серебряная посуда» (1649, ГМИИ, Москва) не только более богатый набор продуктов и сервировки, но и сам характер поведения отсутствующих сотрапезников более веселый, даже несколько бесшабашный. Салфетка скомкана, ее не просто бросили, но швырнули; хлебец и тарелка с лимоном вот-вот соскользнут со стола, вазочка опрокинута, бокал пустой, крышка кувшина откинута — вина больше нет, все выпито; свеча погашена — пировали до утра. В самом жесте кувшина чувствуется веселое торжество, его отброшенная крышка похожа на приветственно и задорно поднятую шляпу.

Эта картина Хеды воспринимается как разыгранная на театре вещей популярная в бытовой голландской живописи сценка «Веселое общество». Его же «Завтрак с ежевичным пирогом» (1631, Дрезденская картинная галерея) вызывает другие ассоциации. Сотрапезники оставили после себя полный разгром: скатерть сдернули, все побросали, свечу задули, уронили ключ от часов, — словом, учинили дебош. Для каждого из этих «Завтраков» нетрудно найти иконографическую аналогию в бытовой живописи на тему разного рода трапез — от чинных сцен за столом до пьяных ссор в кабачке.

Но есть в этом театре вещей и другой круг сюжетов, где ничего не происходит, но нечто торжественно свершается. В натюрморте «Трубки и жаровня» Питера Класа (1636, ГЭ, Санкт-Петербург) все предметы тщательно разложены в определенном порядке, словно приготовлены к какому-то обряду; таинственность, таинство. В «Натюрморте с кубком в форме наутилуса» Виллема Калфа (1660, собрание Тиссен Борнемиса, Лугано) драгоценные предметы, поблескивающие во мраке, — воплощение драгоценности бытия (как в картинах Вермеера); чистое, ничем не нарушаемое созерцание.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Натюрморт как особый жанр живописи возник в XVII веке. Этому предшествовал период постепенного переосмысления вещи в пределах образного поля изображения. В искусстве Средних веков вещь не равна самой себе, она всегда означает нечто другое, это как бы материализовавшееся, овеществленное Слово, с которым Бог обращается к людям; это также слово верующих, обращенное к Богу. Именно в вещи слово перекодируется с божественного языка на земной и с земного на божественный. Вещь, таким образом, выступает в роли некоего посредника в беседе человека с Богом. В искусстве, так же как в обряде, вещь является не «самой-для-себя-вещью», но зримым образом незримого. Ее временная земная форма воспринимается божественным оком в иных, недоступных людскому зрению вечных формах (или значениях). «

Мы видим вещи таковыми, каковы они суть, — вещи же таковые, какими их видит Бог", — пишет Блаженный Августин. В средневековой живописи изображается определенный набор значимых предметов с закрепленным за ними иносказательным смыслом. Этот набор ограничен, он связан, как правило, с изображением священной трапезы — обрядовым воспроизведением таинства Евхаристии: чаша, хлеб, виноград (вино), в некоторых ранних христианских фресках и мозаиках изображалась рыба (символ Христа), позднее — ягненок (агнец, символизировавший жертвенность Христа). Затем появляется Книга (Библия) как зримый образ Слова. Постепенно репертуар значимых предметов расширяется, но свой иносказательный характер, свое значение «зримого подобия незримого» эти предметы сохраняют. В средневековом искусстве форма вещи, ее материальное воплощение мысленно как бы опускается, при восприятии с предмета считывается не обозначающее (форма), но обозначаемое (содержание).

Метафоричность художественного языка в натюрмортах XVII века тем богаче, чем меньше связан он с определенным сюжетным либретто, со словесным сценарием. В натюрморте сюжета в прямом смысле этого слова нет (во всяком случае, он определен очень слабо) и поэтому вещи могут разыгрывать любой сюжет. Разрабатывая ту же проблематику, что и сюжетная картина, натюрморт воплощал ее в иной, более доступной, более занимательной, часто игровой форме. Хогстратен в своем трактате «Введение в высокую науку живописи» (1673) отводит натюрморту весьма значимое место в общей «табели о рангах» и добавляет, что натюрморты создаются «для удовольствия и для игры», иными словами — для их разгадывания, для вчитывания в них того или иного смысла. Это искусство одновременно и развлекательное и поучительное, искусство светское и религиозное.

Если голландские натюрморты можно уподобить притчам, то в них за внешне занимательным содержанием часто скрывается благочестивое поучение, грозное предупреждение или философское размышление о жизни и смерти.

Мастера натюрморта / [Авт.-сост. Г. В. Дятлева]. — М.: Вече, 2002.

Тарасов Ю. А. Голландский натюрморт XVII века / Ю. А. Тарасов; С.-Петерб. гос. ун-т. — СПб.: изд-во СПбГУ, 2004.

Филатов Ю. П. Натюрморт в европейской живописи / Юрий Филатов, Ирина Данилова. — СПб.; Калининград: Аврора: Янтар. сказ, 2001.

ПРИЛОЖЕНИЕ Илл. 1. Брейгель Я. Аллегория вкуса.

Илл. 2. Клара Петере. Натюрморт с цветами и золотыми бокалами, 1612

Дерево, масло. 59,5×49 см Карлсруэ, Художественная галерея.

Илл. 3. Хеда, Виллем Класс. Завтрак с крабом. 1648. (ГРЭ)