В послевоенный период в результате реформ и преобразований важнейших социально-политических институтов в развитых странах, совершенствования государственного и межгосударственного регулирования экономики и усиления конкурентного механизма, углубления процессов интеграции и интернационализации, возникновения феноменов информационной революции (ИР) и глобализации значительно возросла мобильность товаров, услуг, капиталов, рабочей силы, технологий и информации. Доля общих государственных расходов в ВВП повысилась в среднем по развитым странам Запада и Японии с 11−12% в 1913 году до 26−27% в 1950 году, 44.
0% в 1973 году и 49−50% в 1999 году [Maddison A. The World Economy. A Millennial Perspective. OECD, 2001. P.135].
Важнейшим направлением рационализации хозяйственных систем развитых стран стала особая форма интенсификации труда, основывающаяся не столько на экономии переменного капитала, сколько на росте качества труда, усилении его мотивации, увеличении гибкости и мобильности рабочей силы, значительном росте ответственности, дисциплинированности и профессионализме работников.
Общие (учтенные) расходы на образование, здравоохранение и науку в среднем по ведущим странам Запада и Японии возросли с 2.4−2.
8% их ВВП в 1910;1913 годах до 7.5−8.
0% в 1950 году и 17−18% в 2001;2003 годах. Средняя продолжительность жизни увеличилась с 50 лет в 1913 году до 66 лет в 1950 году и 78 лет в 2003 году, а показатель среднего числа лет обучения, скорректированный с учетом его качества и рассчитанный для взрослого населения, повысился соответственно с 7.3 до 10 и 17 лет.
По странам Запада и Японии доля накопленных инвестиций в человеческий фактор (затраты на образование, здравоохранение и НИОКР) в совокупном фонде их капитализированных расходов на развитие возросла, по минимальным оценкам, (с 31−33% в 1913 году) до 47−48% в 1950 году, 56−57% в 1973 году и 70−72% в 2003 году [Maddison A. The World Economy. A Millennial Perspective. OECD, 2001. P.135].
Иными словами, если в начале XX века в наиболее развитых странах основные фонды (или материально-вещественный капитал) по стоимости более чем вдвое превышали размеры накопленных инвестиций в человеческий фактор, то ныне соотношение отмеченных компонентов совокупного капитала качественно стало совсем другим. При том, что физический капитал за последние двадцать-тридцать лет существенно увеличился в размерах и технологически значительно обновился, прежде всего, под влиянием ИР, по стоимости он уже был в среднем почти в два с половиной раза меньше общего объема невещного человеческого капитала. В начале XXI века в Японии и ведущих странах Западной Европы размеры невещного человеческого капитала превышали объем основного капитала примерно на две трети, а в США первый компонент был больше второго уже почти в три раза.
Речь идет в целом о существенном прогрессе передовых стран в развитии интеллектуальных производительных сил, формировании внушительного по абсолютным и относительным размерам невещного богатства и сравнительно быстро растущей инновационно-информационной сфере, в которой в последнее время позиции США значительно упрочились.
В результате развертывания информационной революции цены на компьютеры в среднем ежегодно падали в последние четыре десятилетия на 10−20%. Во всех развитых странах значительно увеличилась доля расходов на информационые технологии в ВВП. В США этот показатель, измеренный в постоянных ценах, вырос с 1.
8% в 1987 году до 6.
8% в 2000 году. В 1960;2003 годах общая мощность компьютеров в мире увеличилась в 5.5 миллиарда раз. В настоящее время поток информационного обмена в системе Интернет удваивается каждые 100 дней, или примерно на 700% в год.
Отмеченные сдвиги должны были привести и привели в целом к существенному ускорению темпов экономического роста в послевоеный период. Однако парадокс состоит в том, что среднегодовые темпы прироста ВВП в развитых странах достигли максимума в 5.
4% в 1951;1973 годах, а затем резко снизились примерно до 2.4−2.
6% в 1974;2003 годах. То же произошло и с показателем роста совокупной производительности, который в среднем по развитым странам в 1950;е — начале 1970;х годов возрос в три-четыре раза (до 3.0−3.
2%) по сравнению с периодом промышленной революции, а затем в 1974;2003 годах сократился в среднем до 1.1−1.
3%. Ряд ученых полагает, что современная система национальных счетов не улавливает важных качественных сдвигов, дефляторы продукции завышены по крайней мере на 1−1.5 процентных пункта в год и на самом деле «совокупный рост полезностей» происходит более высоким темпом. Об этой тенденции могут свидетельствовать также возросшие темпы экономического роста и совокупной производительности в США и некоторых других странах Запада в 1995;1999/2000 годах. [Salvatore D. The New Economy and Growth in the G-7 Countries // Journal of Policy Modeling. 2003. vol.
25. № 5. P.537].
Вместе с тем, доля «новой экономики» в ВВП (примерно 8−12% в США, 5−9% в других крупных странах Запада) и в остаточной стоимости основного капитала (не более 2−4% в США) еще не столь велика для значительного и устойчивого ускорения экономического роста (хотя это не исключено в ближайшие 5−10 лет). [Salvatore D. The New Economy and Growth in the G-7 Countries // Journal of Policy Modeling. 2003. vol.
25. № 5. P. 537].
Ожидания резких изменений, которые уже начались, но пока в сравнительно небольшом, хотя и чрезвычайно динамичном секторе информационных технологий (ИТ), провоцируют невиданный ажиотаж на фондовых рынках. Последствия завышенных ожиданий экономического «чуда» нередко приводили экономику капиталистических стран к кризисным явлениям разной степени тяжести. Разумеется, рациональные действия правительств и центральных банков способны в известной мере сдемпфировать кризис, но отвратить глобальный кризис 2000;2001 годах не удалось.
Говоря о проблемах и сложностях нынешнего переходного периода развитых стран к постиндустриальной экономике, нельзя, однако, исключать, что именно на стыке двух столетий-тысячелетий в США (а несколько позже и в других развитых странах) формируется критическая масса «цифровых» технологий (все же уже более половины населения/семей использует компьютеры и Интернет), которая позволит, при прочих равных условиях, значительно повысить темпы и качество их экономического роста.
Однако, глобализация и интернетизация мировой экономики и финансовых рынков способствовали не только продуктивной аллокации прямых инвестиций, товаров, информационных потоков и технологий. Отмеченные факторы, действовавшие в постбреттонвудском валютно-финансовом пространстве, активизировали формирование огромных масс спекулятивных капиталов, трансграничные перетоки которых, при отсутствии сколько-нибудь четкого регулирования их движения на глобальном уровне, резко повысили неустойчивость воспроизводственного процесса в мире. Длительная стагнация в Японии, медленные темпы технологического обновления в ЕС, спекулятивный ажиотаж (резкие влеты и падения) на фондовых рынках и последовавший кризис в США — важнейшие проявления и составляющие крайне противоречивого процесса роста в условиях перехода от индустриальной к постиндустриальной, глобализированной экономике.
2.
1. Особенности экономического роста развитых странах Глобализация мирохозяйственных связей, информационная революция и возросшая неустойчивость экономического роста стран Запада и Японии, наблюдаемые в последние три десятилетия, оказали весьма противоречивое воздействие на экономическое и социальное положение развивающихся государств.
В развитых странах отмечалась тенденция к сокращению темпов прироста подушевого ВВП (с 3.8−4.0% в год в 1960;е года до 2.4−2.6% в 1970;е, 2.1−2.3% в 1980;е года. и 1.4−1.5% в 1991;2003 года). В то же время в развивающихся государствах, несмотря на кризисные явления во многих странах Юга, темпы прироста ВВП в расчете на душу населения в целом повышались: с 1.9−2.1% в 1960;е годы до 2.3−2.5% в 1970;е годы, 2.7−2.9% в 1980;е годы и 3.4−3.8% в 1991;2003 годах. [ Дайнеко А. Е., Забавский Г. В., Малинин А. С., Шведко П. В. Мировая экономика: механизмы и факторы роста. Под ред. А. Е. Дайнеко.
М., 2004. С.89]
Отмеченный феномен связан не только с успехами всточноазиатских «тигров», но и со стремительным наращиванием в последние два десятилетия экономического потенциала супергигантов развивающегося мира — Китая и Индии.
Сочетание двух факторов — значительных абсолютных размеров ВВП (в паритетах покупательной способности — второе и пятое место в мире), а также относительно высоких темпов его роста — позволило КНР и Индии занять в 1990х — начале 2000;х годах. Соответственно первое и третье место по показателю абсолютного прироста ВВП среди пятерки крупнейших стран мира (США, КНР, Япония, Индия, Германия).
В результате доля развивающихся стран в мировом совокупном продукте возросла примерно с 27−29% в 1950 году до 34−35% в 1990 году и 40−42% в 2001;2003 годах. [S alvatore D. T
he New Economy and Growth in the G-7 Countries. // J ournal of Policy Modeling. 2003. vol. 25. № 5. С.
538]
Происходящие в странах Востока и Юга метаморфозы в значительной мере определялись реиндустриализацией, а затем быстрым развертыванием ИР в развитых странах и передислокацией в менее развитые государства, обладающие необходимым инвестиционным климатом и другими благоприятными возможностями и сравнительными преимуществами (дешевая, в меру обученная и дисциплинированная рабочая сила, достаточно емкий внутренний рынок), различных производств и технологических цепочек.
Как ни парадоксально на первый взгляд, ускорение темпов экономического роста развивающихся стран (примерно с 1.5−1.7% в год в 1900;1950 годах до 5.3−5.4% а в 1950;2001 годах) было связано не только с индустриализацией как таковой, сколько с «сервисизацией» их экономики («вклады» сельского хозяйства, промышленности (включая строительство) и сферы услуг в повышение экономической динамики составили соответственно 5−7%, 37−39 и 55−57%). Это свидетельствуют не только о невиданно высоких темпах общественно-экономической трансформации развивающихся стран, но и об относительно быстром — по историческим меркам — вызревании сравнительно эффективных экономических структур. В этой связи достаточно убедительными представляются следующие данные.
Если в 1900;1950 годах в период аграризации структуры занятости и низких темпов экономического роста периферийных стран, вклад межсекторного перераспределения рабочей силы в увеличение их ВВП был отрицательным, то в 1960;2003 годах этот показатель составил 20−25%, что вдвое превышает соответствующие показатели по ныне развитым государствам в период промышленного переворота. По нашим расчетам, в результате перемещения занятости в отрасли с более высокой капиталовооруженностью и продуктивностью труда темпы роста народнохозяйственной производительности труда в развивающихся странах увеличились по сравнению с колониальным периодом более чем в 1.5 раза, а темпы роста ВВП — на 2/5.
Заключение
Становление современного экономического роста заняло в ныне развитых и быстроразвивающихся странах немалый срок, в лучшем случае — два-три поколения.
В странах, где долго проводилась антирыночная политика, осуществлялась практика негативного отбора, искоренялось всякое частное предпринимательство, вряд ли следует ожидать быстрого успеха. Для этого необходимы благоприятные цивилизационные, культурные, институциональные предпосылки, активная рыночно-ориентированная политика дееспособных государств, внешняя помощь и поддержка.
Крупнейшие промышленно развитые страны оказывают серьезное воздействие на мировой экономический рост и международное экономическое положение. Они должны и далее принимать меры по содействию устойчивому росту и уменьшению диспропорций таким образом, чтобы это было к выгоде других стран.
Координация макроэкономической политики должна в полной мере учитывать интересы и проблемы всех стран, в особенности развивающихся.
Следует предпринять усилия по:
повышению эффективности многостороннего контроля, направленного на устранение существующих внешних и бюджетных диспропорций, содействию неинфляционному устойчивому росту, понижению реального уровня процентных ставок и повышение стабильности валютных курсов и открытости рынков.
Список использованной литературы Гайдар Е. Аномалии экономического роста // Вопросы экономики. 1996. № 12. С. 12−39.
Макконнелл К.Р., Стэнли Л. Б. Экономикс. М., 1992. 400 с.
Мировая экономика. Экономика зарубежных стран, А. Ф. Авдокушин, А. В. Бойченко, В. Ф. Железова и др.; Под ред. В. П. Колесова, М. Н. Осьмовой. М., 2001. 479 с.
Мировая экономика: механизмы и факторы роста, А. Е. Дайнеко, Г. В. Забавский, А. С. Малинин, П. В. Шведко; Под ред. А. Е. Дайнеко. М., 2004. 321 с.
Нестеренко А. Экономический рост на основе институциональных изменений. // Вопросы экономики.
1996. № 7. С. 20−26.
Пузакова Евгения Прокофьевна. Мировая экономика. Ростов-на-Дону, 2001. 479 с.
Хансен Э. Экономические циклы и национальный доход. М., 1959. 760 с.
Maddison A. The World Economy. A Millennial Perspective. OECD, 2001. 341 р.
S alvatore D. T he New Economy and Growth in the G-7 Countries // Journal of Policy Modeling. 2003.
vol. 25. № 5.
Р. 235.
