Российская революция 1917 года, безусловно, была крупной вехой не только российской, но и мировой истории, вехой, положившей начало грандиозному эксперименту создания нового общества, отношения в котором должны были соответствовать многовековым чаяниям различных слоёв российского общества, определять вектор мировой цивилизации. Поэтому в наши дни особенно важно рассмотреть вопрос о восприятии данного события российской интеллигенцией.
Трудно, противоречиво и болезненно принимала основная часть российской интеллигенции Октябрьскую революцию. Некоторые из них встретили ее отрицательно, рассматривали как разрушительную силу, несущую гибель России и ее культуре, другие — всесторонне поддерживали.
Осмысление исторических уроков истории отечественной интеллигенции должно помочь осознать место и роль интеллигенции в современной России. Но, прежде чем непосредственно перейти к рассмотрению отношения интеллигенции к революции 1917 года и роли в ней, на мой взгляд, целесообразно разобраться с сущностью понятия интеллигенция.
Зародившись в XVIII столетии, русская интеллигенция вышла в свет в XIX-м, причём понятие возникло позднее, чем само явление. Согласно общепринятой точке зрения, слово «интеллигенция» в современном его значении ввёл в русский язык писатель П. Д. Боборыкин.
Возникшая в ХIХ столетии, она выражала подспудное стремление довольно широкого круга лиц, получивших образование и впитавших дух европейской культуры, к известной определенности в рамкам тех требований, которые предъявляла своим подданным сословная Россия. Кто были эти люди? Купеческий сын, получивший диплом и сочиняющий театральные рецензии; дворянский сын, пренебрегший военную службу и самозабвенно погрузившийся в теорию анархизма… Слов, интеллигенция в России формировалась не из третьего, преимущественно, сословия, как это было с ее аналогом во Франции времен Великой революции, а из людей различных званий (разночинцы), по доброй воле или в силу обстоятельств порвавших коренную связь со своим сословием, выражавшуюся в преемствовании рода занятий. Однако, порывая с одной определенностью, человек всегда, открыто или потаенно, стремится к определенности своего нового состояния. Не находя ее, человек испытывает дискомфорт, как всякий деклассированный элемент во всяком обществе с любой социальной организацией.
