Платон. 
Парменид

Итак, мое сочинвние направлено против допускающих многое, возвращает им с избытком их нападки и старается показать, что при обстоятельном рассмотрении их положение «существует многое» влечет за собой еще бо;

лее смешные последствия, чем признание существования единого.

Пусть-ка кто докажет, что единое, взятое само по себе, есть многое и, с другой стороны, что многое [само по себе] есть единое, вот тогда я выкажу изумление. Но что удивительного, если кто будет доказывать, что я — единый и многий, и, желая показать множественность, скажет, что во мне различны правая и левая, передняя и задняя, а также верхняя и нижняя части, — ведь ко множественному, как мне ка;

жется, я причастен, — желая же показать, что я един, скажет, что, бу;

дучи причастен к единому, я как человек — один среди нас семерых: та;

ким образом раскрывается истинность того и другого.

Но как бы то ни было, скажи вот что: судя по твоим словам, ты полагаешь, что су;

ществуют определенные идеи, названия которых получают приобщающиеся к ним другие вещи; например, приобщающиеся к подобию становятся подобны;

ми, к великости — большими, к красоте — красивыми, к справедливости ;

справедливыми?

— Именно так, — ответил Сократ.

— Ведь оставаясь единою и тождественною, она в то же время будет вся целиком содержаться во множестве отдельных вещей и таким образом окажется отделенной от самой себя.

— Ничуть, — ответил Сократ, — ведь вот, например, один и тот же день бывает одновременно во многих местах и при этом нисколько не от;

деляется от самого себя, так и каждая идея, оставаясь единою и тож;

дественною, может в то же время пребывать во всем.

— Я думаю, что ты считаешь каждую идею единою по следующей причине:

когда много каких-нибудь вещей кажутся тебе большими, то, окидывая взглядом их все, ты, пожалуй, видишь некую единую и тождественную идею и на этом основании само великое считаешь единым.

— Ты прав, — сказал Сократ.

— А если, — сказал Парменид, — все другие вещи, как ты утверждаешь, причастны идеям, то не должен ли ты думать, что-либо каждая вещь со;

стоит из мыслей и мыслит все, либо, хоть она и есть мысль, она лишена мышления?

— Но это, — сказал Сократ, — лишено смысла. Мне кажется, Парменид, что дело скорее всего обстоит так: идеи пребывают в природе как бы в виде образцов, прочие же вещи сходны с ними и суть их подобия, самая же причастность вещей идеям заключается не в чем ином, как только в уподоблении им.

— Следовательно, ничто не может быть подобно идее и идея не может быть подобна ничему другому, иначе рядом с этой идеей всегда будет яв;

ляться другая, а если эта последняя подобна чему-либо, то — опять но;

вая, и никогда не прекратится постоянное возникновение новых идей, ес;

ли идея будет подобна причастному ей.