Актуальность темы
исследования и степень научной разработанности проблемы.
Одним из основных моментов в философском постижении феномена человека является вопрос о природе и сущности сознания. На протяжении веков складывались философские школы, оформлялись направления философской мысли, представители которых стремились дать определение сознания, раскрыть его характеристики.
Попыткам раскрыть природу сознания, описать его структуру, препятствуют определенные методологические трудности. Во-первых, невозможно отделить «исследователя» от «объекта», поставить их друг против друга. Мы не можем «задать вопрос о сознании, находясь вне сознания», как совершенно верно замечает В. Молчанов1.
Что же касается вопроса о структуре сознания, то, прежде всего, подразумевается наличие самой структуры сознания, то есть его расчлененности и упорядоченности. Однако, по мнению ряда психологов, философов, сознание представляет собой процесс, следовательно, выделение его элементов становится практически невыполнимой задачей. «То, что здесь подразумевается, — пишет Шпенглер о возможности исследовать сознание, -навсегда останется недоступным ученому исследованию. Недаром каждый язык своими тысячекратно запутанными обозначениями предостерегает от намерений теоретически расчленить и систематически упорядочить душевное. Здесь упорядочивать нечего"2.
Еще одна весьма серьезная преграда на пути исследования сознанияэто культурная относительность трактовок сознания, обусловленность той исторической ситуацией, в которой они возникли. Нужно отметить, что.
1 Молчанов В. Парадигмы сознания и структуры опыта // Логос. — 1992. — № 1(3). — С. 17. 2.
Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории: Т.1. — М., 1993. — С.478. разнообразие подходов к проблеме может наблюдаться и в одной культурной традиции. Анализ путей понимания сознания, проделанный в данной работе, подтверждает эту мысль, показывая, как мы надеемся, что в рамках одного направления, на примере немецкой философской антропологии, могут иметь место вполне своеобразные позиции в решении данной проблемы.
Представляется важным выделить также следующий момент. Часть психологов, а именно те, кто работает в «научной» психологии, изучающей когнитивные процессы, стремится к максимально объективированным описаниям психических процессов. Одновременно «научная», т. е. когнитивная, психология оказалась почти полностью отделенной от «понимающей», изучающей творчество, личность, эмоции, разрабатывающей различные виды психологических практик (тренинг, игры, психотерапевтические беседы и т. п.). На это указывал в свое время JI. А. Радзиховский. Как мы видим, это очень напоминает ситуацию, имевшуюся в философии. И с тех пор положение не изменилось. Соответственно, различными должны быть и «образы сознания», сложившиеся в «понимающих» и «научных» (т. е. рефлективных, рационально-понятийных) системах описания.
Если же говорить о собственно методах исследования сознания, то ведущая роль здесь традиционно отводится рефлексии. Это также представляется проблематичным. Основная проблема заключается в том, что рефлексия, рассматриваемая как процедура изучения сознания, является одновременно его свойством. На выбор способа рефлексии влияет определенное внерефлексивное понимание сознания, которое, опять-таки, может быть эксплицировано лишь с помощью рефлексии. Но тогда встает вопрос об истоках этого изначального понимания сознания.
3 Радзиховский Л. А. Язык описания целостности и идеи Л. С. Выготского о «единицах» // Речь: восприятие и семантика. М., 1988. — С. 109.
Таким образом, без преувеличения можно сказать, что понятие «сознания» является одним из самых сложных для анализа в философии, а тем самым в психологии, психиатрии, психолингвистике. Ещё в начале XX века Вильям Джеймс в своей знаменитой статье ставил вопрос: «Существует ли сознание?"4. Изучение этого классического текста показывает, что, употребляя термин «consciousness», который обычно и переводится как «сознание», В. Джеймс имеет в виду не совсем то, что обычно понимается под сознанием. В. Джеймс совершенно верно отмечает, что трактовка сознания как некой «сущности» наталкивается на ряд трудностей и предлагает рассматривать сознание не как некую «вещь», но как «процесс», «поток», а consciousness, conscious он склонен относить к сфере «осознанного» или актуально осознаваемого.
В значительной части англо-американской литературы используется понятие «mind», которое часто переводят как «сознание». (См., например, Прист Ст. Теории сознания. Пер. с англ. М., 2000; Патнэм X. Философия сознания. Пер. с англ. М., 1999; Райл Г. Понятие сознания. Пер. с англ. М., 2000. Ср. Sternberg R. J. Metaphors of mind: Conception of the nature of intelligence. Cambridge, 1990., Dennet D. Kinds of mind. L. 1996, Searle J. The rediscovery of the mind. Cambr., Mass. 1992.). Но можно сказать «the mind of gorilla» или «the mind of dolphin» и это никак нельзя перевести как «сознание» гориллы или дельфина. Обычно в таких случаях в переводе мы видим «разум». Но наряду с «mind» используется ещё один многозначный термин — «mentation». (См., напр., AltmanJ. Three levels of mentation and the hiererchic organization of the human brain // Psychology and biology of language and thought: Essays in honor of Eric Lenneberg / Ed. G. A. Miller, Elisabeth Lenneberg. New YorkSan Francisco, 1978.). Характерно и то, что в.
4 James W. Does the consciousness exist? // Journal of Philosophy, Psychology and Scientific Methods, 1904, vol./, 477−491. последнее десятилетие американские философы и психологи опять возвращаются к термину «consciousness», видимо стремясь к большей понятийной точности. (Dennet D. Consciousness explained. Boston, 1991; Searle J. The mystery of consciousness. London, 1997; Conscious experience / Ed. by Metzinger Th. Paderborn, 1995). Дело, разумеется, не только в отсутствии прямых эквивалентов между русскими (или, положим, немецкими) и английскими терминами mind, mentation, mentality, intelligence, consciousness, Bewufltsein. Проблема, на наш взгляд, заключается в том, что само многообразие терминов порождено методологическими и эпистемологическими трудностями изучения сознания. Говоря «сознание», философы и психологи сплошь и рядом понимают под ним достаточно разные вещи, в зависимости от своей методологической и эпистемологической установки.
В XX веке, особенно во второй его половине, наблюдается растущий интерес к проблемам сознания и психики в нашей стране. Это обусловлено рядом факторов. Важнейший среди них — осмысление на новом уровне достижений медицины (Павлов И. П., Сеченов И. М.) и более поздних результатов нейрофизиологии, нейропсихологии, нейролингвистики (Выготский JI. С., Леонтьев А. Н., Лурия А. Р.). К указанной базе нужно добавить данные антропологии, позволяющие исследовать филогенез сознания (Алексеев В. П., Спиркин А. Г. и др.).
Переход от описательного метода изучения сознания и психики к структурированию этих феноменов, поиску их глубинных оснований и организации является логичным следствием накопления и последующего анализа естественнонаучных, исторических, лингвистических знаний. Здесь можно выделить информационный подход Д. И. Дубровского, где сознание возникает как особое качество органической материи, развиваясь в культуре и обществе в самоорганизующуюся систему, социологический подход Э. В. Ильенкова, определяющего исследуемый феномен как «факт общественно-исторический"5. С 70-х годов развиваются и приобретают все большее значение идеи о знаковых средствах сознания. Свой вклад в разработку проблемы сознания внесла Ивановская школа философии сознания, у истоков которой стоял Н. П. Антонов (Дмитриевская И. В., Ерахтин А. В., Портнов А. Н., Серов Ю. М., Смирнов Г. С.)6.
Традиционно выделяется ряд типов понимания сознания, среди которых широко известная и распространенная трактовка сознания как отражения, видение сознания как творческой активности, как иерархически организованной структуры и т. д.
Более огрублено и обобщенно можно говорить о том, что альтернативные теории, порожденные спорами об онтологии сознания, можно условно разделить на две группы: одни мыслители стремятся избегать понятия «дух» в своих концепциях и полагают, как совершенно верно отмечает Юлина Н. С., что «все, что считается ментальным, должно поддаваться объективному (как в науке) объяснению» — другие убеждены, что при таком подходе теряется из виду сама «бытийственность» сознания и активно оперируют терминами «дух», «духовный» и т. п.
Этим парадигмам соответствуют и различные методы и приемы изучения сознания. Дискуссии о сущности и природе сознания и психического вообще, длящиеся длительное время и ставшие особенно интенсивными в последнее столетие, так и не привели к выработке определенного единого отношения к этой проблеме. Вопрос о том, какой подход к сознанию более продуктивен и целесообразен — снизу (из биологии и физиологии) или сверху (из культуры, языка) — остается открытым.
5 Дубровский Д. И. Психические явления и мозг. Философский анализ проблемы в связи с некоторыми актуальными задачами нейрофизиологии, психологии и кибернетики. — M., 1971. Ильенков Э. В. Идеальное // Философская энциклопедия / Под ред. Константинов Ф. В. — М., 1962. — Т. 2. — С.219.
6 См. Философия сознания в XX веке: проблемы и решения (Межвузовский сборник научных трудов Иван. гос. ун-т, Иваново, 1994. -235с.- Проблема сознания в отечественной и зарубежной философии XX века. Материалы межрегиональной научной конференции. Иваново 19−20мая 1994 г. Иван. гос. ун-т. -Иваново, 1994.-203с.
7 Юлина H. С. Тайна сознания: альтернативные стратегии исследования. — Вопросы философии. — № 11.-2004.-.С. 151−152.
Считается общепринятым, что классическая философия слишком гно-сеологизировала философские подходы к сознанию. Французские материалисты положили начало теории сознания как функции мозга и отражения действительности. Такое определение оказалось достаточно устойчивым, нашло свое место в философских и психологических словарях и энциклопедиях. Исходя из него, человеческое сознание рассматривается лишь как познающее, то есть сознание практически отождествляется с познанием8.
В философии XX века осуществляется поворот к онтологической проблематике сознания, доказательством тому служат идеи и теории немецких философских антропологов М. Шелера, X. Плесснера, А. Гелена, Х.-Э. Хенгстенбега, М. Ландманна, Э. Ротхакера. Кроме этого имеется еще ряд философских направлений в западной философии, дающих онтологическую трактовку сознания, таких, как феноменология, экзистенциализм.
К сожалению, концепции представителей ряда философских направлений долго изучались в нашей стране поверхностно. Это в полной мере можно отнести к немецкой философской антропологии (ФА) 20 века. В настоящее время существует достаточно много работ, в том числе принадлежащих перу известных ученых, в которых дается обзор философско-антропологических учений немецких философов. Здесь следует, прежде всего, назвать работы Б. Т. Григорьяна, В. Н. Губина, П. Я. Гуревича, А. Я. Кожурина, К. Н. Любутина, Б. В. Маркова, Л. Е. Моториной, А. В. Перце-ва, В. В. Шаронова. Но всё же мы осмелимся утверждать, что наследие немецкой философской антропологии 20−70-х годов XX века осмысленно всё ещё не достаточно глубоко — как с точки зрения того эвристического потенциала, который содержится в работах виднейших представителей этого направления, так и с точки зрения развития истории идей в философии. Мно.
8 См., напр., Спиркин А. Сознание // Философская энциклопедия / Под ред. Ф. В. Константинова. — М.: Государственное научное издательство «Советская энциклопедия». Институт философии Академии Наук СССР, 1962. — В5-и Т. — Т.4. — С.45: «Сознание есть процесс познания действительности и результат этого процесса — знание». гие работы представителей этого направления вообще не введены в научный оборот, а некоторые авторы (и о них говорится в диссертации) остались, к сожалению, неизвестными отечественному философскому сообществу. Разумеется, специфическая проблематика сознания в ФА рассматривалась в работах упомянутых авторов но, на наш взгляд, она требует более полного освоения и введения в научный оборот. И дело вовсе не только в том, что ряд крупных имен и сюжетов в немецкой ФА остался «белым пятном» в истории изучения проблемы человеческой психики и сознания.
Как раз философская антропология, как она сложилась в начале прошлого века в Германии, представляет собой весьма интересный материал, исследуя который эпистемолог может надеяться показать а) истоки некоторых достаточно распространенных ныне парадигм и исследовательских программ в области изучения сознания и психического в целом, б) выделить эвристические моменты, которые могут быть использованы для дальнейшего исследования сознания и психики.
Один из современных исследователей утверждает, что нет смысла «заявлять об универсальной науке или учении, о философской антропологии. У ФА вообще нет самостоятельного предмета. Она представляет собой некий набор онтологических идей и принципов», а «идея человека не стала такой же идеей, равновеликой другим онтологическим идеям — Бога, Природы, Бытия, Техники, Информации». Разумеется, столь же несложно подвергнуть деконструкции идеи Техники или Природы, показав многообразие несостыкующихся, а то и прямо противоречащих друг другу точек зрения на каждый из этих концептов. Но в чем прав новосибирский философ, так это в том, что при всех различиях в трактовке человека, ФА как метод имеет свою «оптику, принцип, угол зрения, ориентацию. .Сам проект человека строится в ней в контексте более широких философских каркасов и контуров"9.
Учитывая вышесказанное, хотелось бы думать, что наше обращение к оригинальным подходам к проблеме сознания и психики немецких мыслителей начала XX века будет своевременным и уместным, а попытка вычленить эвристические моменты с тем, чтобы расширить наши представления о возможных путях познания сознания — успешной.
Нужно сказать несколько слов по поводу отбора материала для исследования. Разумеется, немецкая философская антропология была представлена в 20−70-ые годы большим количеством имен и текстов. Рамки диссертационного исследования диктуют необходимость самоограничения. Естественно, оно не может быть произвольным. М. Ландманн, известный представитель немецкой философской антропологии, разделил её на антропологию в подлинном смысле, а также на пара-антропологию и семи-антропологию (т.е. околоантропологию и полуантропологию). К последним он относил учения Фрейда, Юнга, Фромма и их последователей 10. Несложно заметить, что основание для классификации выбрано не вполне удачно. Более того, российское философское сообщество скорее тяготеет к тому, чтобы усматривать подлинную антропологию в работах М. Хайдеггера и Э. Фромма. Для нас нет никакого сомнения, что в XX веке Фрейд был скорее всего антропологом № 1, его представление о структуре человеческой психики и сознания, о личности и мотивационной стороне человеческого бытия оказали колоссальное влияние на понимание человека в XX веке, в том числе и у Хайдеггера. Э. Фромм сумел показать многие скрытые от поверхностного наблюдения мотивы и механизмы сознания, психики и поведения. Вместе с тем следует видеть, что главным (если не единственным) предметом исследования в психоанализе и глубинной психологии вообще.
9 Смирнов С. А. Современная антропология: Аналитический обзор// Человек, 2004. — № 3. — с.87−88.
10 Landmann M. Was 1st Philosophic? Bonn, 1977, s.269−273 было (и остаётся) сознание в его связи с морбидным бессознательным. Для Хайдеггера (а в другом варианте для Ясперса, Больнова, Сартра, Левинаса) основным предметом исследований было Бытие, по отношению к которому человеческое существование, экзистенция представляют собой частный, хотя и важный случай.
В силу этого мы ограничиваем себя рассмотрением концепций философов, представлявших собой определенное научное сообщество, хотя, согласимся здесь с К.-З. Ребергом, 11 что это было сообщество без сколько-нибудь развитой системы реально существовавшей коммуникации. Вместе с тем представители этого сообщества следовали определенной исследовательской программе (в смысле И. Лакатоса) и методологической парадигме (в смысле Т. Куна). Разумеется, исследование тех или иных проблем, выдвинутых в немецкой философской антропологии, должно предполагать систематическое сравнение трактовки сознания в немецкой ФА XX века с антропологическими учениями XIX — XX вв., прежде всего с антропологией К. Маркса и Л. Фейербаха. Такова была логика исследования в отечественной философии 70−80-х годов. Поскольку такого рода исследование предполагает достаточно обширную полемику с интерпретаторами немецкой философской антропологии и выходит за рамки эпистемологического исследования, превращаясь в исследование собственно историко-философское, то мы посчитали возможным ограничить исследование указанными выше временными и тематическими рамками.
Цели и задачи исследования.
Основной целью настоящего исследования является:
Экспликация антропологической трактовки сознания и психики, анализ ее эпистемологических, гносеологических и онтологических основа.
11 Rehhberg K.-S. Nachwort des Herausgebers// Gehlen A. Gesamtausgabe. Bd.3, Teil 2, s.759. ний. Материалом для исследования служат концепции представителей немецкой философской антропологии XX века.
Задачи, вытекающие из указанной цели и структурирующие саму работу:
1. Анализ ряда возможных подходов к изучению сознания и психики, те-матизирование антропологического подхода к изучению указанных феноменов.
2. Исследование конкретных вариантов решения проблемы сознания и психики в немецкой философской антропологии XX века.
3. Поиск и эксплицирование эвристических моментов, равно как и методологических просчетов в антропологическом подходе к решению проблемы сознания и психики.
Научная новизна исследования и положения, выносимые на защиту:
Научная новизна исследования состоит в том, что в диссертации представлен анализ еще не исследованных в полном объеме конкретных вариантов теории сознания, сложившихся в рамках немецкой философской антропологии. Показана недостаточность традиционных гносеологических и онтологических подходов к изучению сознания, значимость его антропологической трактовки. Уточнены методы, применяемые немецкими антропологами при построении своих антропологических теорий.
К теоретическим результатам, полученным диссертантом и выносимым на защиту, относятся следующие положения:
1. Восполнен существенный пробел в отечественной философии, в частности, в теории сознания, образовавшийся в результате слабой изученности теоретического наследия ведущих представителей немецкой философской антропологии в том, что касается осмысления проблемы сознания.
2. Проведена реконструкция философских теорий человека, созданных представителями немецкой философской антропологии, показан своеобразный подход к проблеме сознания и психики: сознание описывается как производное качество от особого типа человеческого бытия, от особой человеческой позиции (М. Шелер, X. Плесснер, А. Гелен,), либо с точки зрения соотношения объективного и индивидуального духа человека (Х.-Э. Хенгстенберг, Э. Ротхакер, М. Ландманн).
3. Выявлено, что исследования М. Шел ера, X. Плесснера, А. Гелена, Р. Бильца, М. Ландманна, Э. Ротхакера, Х.-Э. Хенгстенберга представляют собой исследования или рассуждения систематического характера, стремящиеся дать единую картину человека, претендующую на независимую от исторического развития универсальность.
4. Выделены модусы методологии философии сознания немецкой ФА:
— методология, которой следовал основоположник немецкой философской антропологии М. Шелер, заключается в том, что сознание и психика человека раскрываются через отношение его к миру, характеризующееся открытостью человеческого бытия.
— А. Гелен, пытаясь строить эмпирическую теорию, опирается на всю базу данных отдельных наук. Его трактовку человеческого сознания и психики определяет идея пластичности и результирующей из нее перегруженности психики. Это является причиной возникновения и действия механизма разгрузки, который определяет иерархия символических форм.
— Метод антропо-биологической редукции, используемый X. Плессне-ром, предполагает выведение основных сущностных характеристик человека из определенной позициональности человеческого существа в природе. Дедуктивный путь рассуждений парадоксальным образом сочетается здесь с обобщением эмпирического материала.
— Р. Бильц, опираясь на естественно-научный материал, разрабатывает достаточно последовательную уровневую теорию психики человека, где сознание представляет собой высшую ступень.
Культурная антропология Э. Ротхакера имеет историко-систематический характер. Его антропологическая концепция — одна из немногих, где сознание рассматривается эксплицитно и при этом наиболее ярко выражена сквозная тема немецкой ФА — «ступенчатая схема» развития и устройства сознания и психики.
— Понимание сознания и психики М. Ландманном базируется на его идее об объективном духе. Здесь налицо дедуктивный путь рассуждений, причем посылкой является поставленная А. Геленом во главу угла неспе-циализированность человека.
— Дух является объяснительным началом и в концепции Х.-Э. Хенг-стенберга. Эвристика его теории — положение о связи каждой ступени строения сознания и психики с определенным уровнем выразительности.
5. Выявлены различия также и в понимании роли сознания немецкими философскими антропологами. Так, представители биологически ориентированной немецкой антропологии указывают на способность сознания регулировать поток раздражителей, снижать давление действительности (М. Шелер, А. Гелен и др.). Согласно Э. Ротхакеру, верхний слой сознания отвечает за способность принимать решения и выполнять их, планировать действия, контролировать и останавливать ихза то, чтобы обеспечивает бытие человека как культурного существа. По Х.-Э. Хенгстенбергу, высшая форма сознания, сознание Я, позволяет человеку осмыслить свою индивидуальность и являет собой необходимое условие становления личности.
6. Установлено, что все многообразие вариантов понимания сознания в немецкой ФА может быть сведено к двум типам: уровневая модель сознания и модель сознания как смыслового фильтра.
Методология исследования.
Методологической основой исследования является использование сравнительно-исторического метода, историко-философского анализа, диалектического метода. Это позволяет определить параллели и различия взглядов немецкой школы философской антропологии на проблему человеческого сознания и психики как между собой, так и в отношении идей их коллег и предшественников. Одним из центральных моментов методологии является метод реконструкции философских теорий, рефлексии над теми генетическими и типологическими связями и взаимоотношениями, которые имеют большое значение в понимании сознания и психики тем или иным мыслителем. Важными методологическими принципами исследования являются также принцип содержательной интерпретации и принцип дополнительности, ориентирующий исследователя на то, чтобы в различных вариантах подхода к проблеме сознания и психики немецких антропологов увидеть их общую органическую связь. Кроме того, важным моментом является рассмотрение изучаемых концепций в контексте философии XX века. Теоретическая и практическая значимость исследования.
Теоретическое значение диссертации состоит в расширении наших представлений о возможных путях и методах исследования проблемы сознания, его структуре и механизмах формирования и функционирования.
Практическое значение исследования определяется тем, что результаты работы могут быть полезны для преподавания курсов общей философии и философской антропологии.
Апробация работы.
Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры философии Ивановского государственного университета. О результатах работы докладывалось на научной конференции «Молодая наука — 2000» (ИвГУ, 2000), межрегиональной научно-практической конференции «Проблема сознания: интегративный подход» (Н. Новгород, 2000). Основные положения исследования изложены в 8 статьях и тезисах общим объемом 5,1 п. л.
Объем и структура диссертации.
Работа состоит из введения, трех глав, заключения, примечаний и списка литературы, изложенных на страницах компьютерного текста.
Выводы А. Гелена сыграли значительную роль в разработке учения М Ландманна, построенного, как нам представляется, как дедукция базовых человеческих свойств. На первое место он ставит неспециализированность и открытость человека, причем неспециализированность являет собой положительное качество, необходимый коррелят творческого начала в человеке. Отсюда дедуцируются остальные Anthropina: исследовательское поведение, индивидуальность, потребность и способность обучаться, способность осознавать свои действия и т. п. И хотя эксплицитно у Ландманна эта мысль не выделена, все эти характеристики с необходимостью определяются наличием и работой человеческого сознания. Объяснительным началом по отношению к сознанию является здесь объективный дух, позволяющий определить человека как creatura creatrix.
В концепции человека представителя «культурной ветви» немецкой ФА Э. Ротхакера сознание рассматривается эксплицитно, выстраивается «уровневая теория» его развития и функционирования. В основе его теории сознания лежит понимание человека прежде всего как культурного существа. Ротхакер придает значение коммуникативной стороне человеческой жизни, идя вразрез со своеобразной «традицией» немецкой философской антропологии. Он рассматривает интерсубъективность как неотъемлемое качество сознания, присущее ему уже на начальной ступени формирования. На более высоких уровнях с овладением языком возможности сознания в этом плане значительно расширяются. Язык «проясняет» чувственно воспринимаемый мир, фиксирует его элементы, способствует превращению в часть культуры. Культуры как «стили жизни» Ротхакер видит не «данными» человеку изначально, а «завоеванными», то есть достигаемыми в активной деятельности, регулируемой сознанием.
Преодолеть дуализм духа и тела пытается Х.-Э. Хенгстенберг на завершающем этапе немецкой ФА. Спустя десятилетия шелеровский дух вновь становится главным объясняющим принципом.
Итак, немецкая философская антропология за всю достаточно длительную историю своего развития показала и подтвердила сложность создания относительно цельной и непротиворечивой концепции человека и его сознания. Позволим себе не согласиться с мнением автора одной из ранних критических статей о ФА М. Б. Митина в том, что «обширная эмпирическая база различных исследований, проводимых в русле философской антропологии, служит основой для весьма поверхностных обобщений, крайне обедненного типа рефлексии». На наш взгляд, этот тип философского знания можно рассматривать с точки зрения принципа дополнительности (различные модусы философского знания как дополнительные по отношению друг к другу способы описания человеческого сознания и психики), а не требовать от философской антропологии решения тех вопросов, которые в ней решены быть не могут (как, впрочем, и в других философских дискурсах). Своеобразие подхода к проблеме сознания и психики определяется здесь стремлением создать непротиворечивую теорию, в которой сочетались бы взаимоотношение сознания с физической организацией человека и духовными составляющими человеческого бытия, объединия продуктивные идеи двух подходов к пониманию сознания — снизу (из биологии и физиологии) и сверху (из культуры, языка).
Нам представляется, что при всем своеобразии трактовок сознания представителей немецкой школы философской антропологии, здесь представлены два основных типа понимания сознания: уровневая модель сознания и модель сознания как смыслового фильтра.
208 Личность в XX столетии: Анализ буржуазных теорий. — M.: Мысль, 1979. С. 3.
Заключение
.
Теоретико-методологический анализ, проведенный в данной работе, еще раз показал важность проблемы сознания и психики человека в проблемном поле философии. Использованный в данном исследовании материал позволил обнаружить многоаспектность указанной проблемы. Была выявлена вариативность методологических подходов и решений в различных направлениях немецкой философской антропологии, определены границы и методологические возможности каждого из них.
Вместе с тем представители немецкой ФА следовали определенной методологической парадигме (в смысле Т. Куна) и исследовательской программе (в смысле И. Лакатоса). Суть «парадигмальной модели» научного знания, разрабатываемая Т. Куном, заключается в том, что научная деятельность может считаться рациональной настолько, насколько ученый руководствуется в своей деятельности определенной дисциплинарной матрицей, или парадигмой, принятой научным сообществом. Это представляется верным и в отношении философии. Т. Кун в работе «Структура научных революций» определяет парадигму как «признанные всеми научные достижения, которые в течении определенного времени дают модель постановки л л п проблем и их решений научному сообществу». Суть достаточно близкого по значению понятия Лакатоса «исследовательская программа» состоит в том, что ученый должен придерживаться определенной программы исследования, в основе которой лежат рациональные соображения о логике, методе и эмпирике, необходимых для изучения той или иной проблемы. Причем это обязательное условие рациональности действий исследователя даже если в ходе развития исследовательской программы возникнут противоречия. Не углубляясь в обсуждение концепций Куна и Лакатоса (по этому вопросу существует значительная критическая литература) отметим, что.
207 Кун Т. Структура научных революций / Пер. с анл. И. 3. Налетова, ред и послесл. Л. А. Марковой. -М.:Прогресс, 1975.-C.il. идее выделения методологических парадигм в познании подтверждается реальной историей науки и имеет высокий статус в современной философии познания.
Общепризнано, что философская антропологическая проблематика, должна спускаться до конкретных дисциплин, изучающих человека. Немецкая ФА не является исключением. Исследования как ее «классиков», так и Р. Бильца, базируются на богатом эмпирическом материале, постав ляемом различными областями научных исследований. Речь прежде всего ^ идет о достижениях биологии, анатомии, физиологии, нейропсихологии. Это определяет важную особенностей трактовки сознания и психики в немецкой ФА: связь психики человека с его телесностью, — что особенно четко прослеживается в теориях X. Плесснера и А. Гелена.
Объяснение духовной жизни человека немецкие антропологи ищут в природе тела и психики, но не во взаимодействии человека с миром и другими людьми. Антропологический редукционизм такого рода может быть вполне осмысленным и оправданным, если выступает как прием, позволяющий рассматривать некоторые проявления сознания как бы «в чистом виде», отвлекаясь от реальной жизни человека в мире.
При наличии единой платформы спектр подходов к сознанию и психике, предлагаемых представителями ФА, достаточно широк. Отметим, что речь здесь идет преимущественно о психике, сознание в большинстве концепций рассматривается как один из ее структурных уровней.
Представители «биологической ветви» немецкой философской антропологии выводят сознание из особой человеческой позиции, особых, изначально присущих человеку качеств. Для М. Шелера основой, «клеточкой анализа» является открытость человеческого мира в противоположность ограниченному умвельту животных. Дух — это то единственное, что делает человека человеком и дает право говорить о нем как об уникальном живом существе, это то, что способно из сопротивляющейся нашей психике окружающей среды (Widerstande) создать предметный мир (Gegenstande). Причем, по мнению Шелера, поток жизненных сил течет в мире не сверху вниз, а снизу вверх. Низшее представляется ему изначально более мощным, высшее — бессильным, черпающим энергию из низшего, но одно для другого совершенно необходимо.
Методология X. Плесснера в афористичном виде сформулирована им в работе «Ступени органического и человек». Размышляя о возможности создания цельной и непротиворечивой теории человека, он делает вывод о невозможности существования философии человека без философии природы. Нам представляется, что его попытка построить такую философию человека (а в частности философию сознания) не привела к ожидаемым результатам. Преодоление разрыва между телом и духом (сознанием) в концепции Плесснера достигается при помощи метода антропо-биологической редукции — основные свойства человека, его психика, сознание, выводятся, по сути, из определенной позициональности человеческого существа в природе, из органического. Из психобиологических предпосылок выводится и язык, с возникновением и развитием которого связано оформление собственно человечекой психики.
В основе понимания сознания и психики А. Гелена лежит системно-рефлексивный принцип. Он всегда стремился к междисциплинарному синтезу, привлекая для своих исследований обширную базу данных различных наук. Общую схему его дедукции антропологических категорий можно представить следующим образом: человек как «недостаточное существо» — наличие избыточности раздражителей — действие и символизация как механизм преодоления, возможность осуществления которых определяется сознанием человека, — упорядочивание психических процессов через институты человеческой культуры.
И еще раз о «биологичности» антропологии Шелера, Плеснера, Гелена. Трудно не согласиться с мнением П. С. Гуревича в том, что систематика антропологических теорий является сложной проблемой и представляет трудности и для основателей ФА. Основания для отнесения теорий Шелера, Плесснера, Гелена к «биологической ветви» немецкой ФА безусловно имеются. Хотелось бы лишь заметить следующее. Нам представляется, что это в большей степени относится к идеям X. Плесснера, хотя и он в какой-то мере «снимает» этот «крен» в сторону биологизма законами опосредованной непосредственности и естественной искусственности. Гелен же через увлечение психобиологической аргументацией пришел к пониманию того обстоятельства, что очень многое в человеке обусловлено культурой, ее воздействию подвергается и его сознание и психика.
Несколько особняком стоит «биологическая палеоантропология» Р. Бильца. И дело не только в том, что его теория не вписывается в рамки «классической» философской антропологии. Отличительными чертами его концепции человеческой психики является особое внимание к бессознательному в виде «биологических радикалов», стремление связать их влияние с поведением человека и показать сознание как верхний уровень психики, отвечающий за формирование механизма идентичности и ограничение действия биологических радикалов. Предложенная им уровневая схема, однако, не объясняет, когда именно прекращается действие биологических радикалов и начинается действие социальных факторов.
