Историческое сознание русского населения Сибири во второй четверти XVIII-конце XIX вв

Актуальность темы

исследования. Изучение особенностей исторического сознания русского населения Сибири и его развития во второй четверти XVIII — конце XIX вв. имеет важное значение для истории духовной культуры этого региона и России в целом. Историческое сознание является одним из важнейших компонентов общественного сознания, в котором большое место занимает инвариантная часть. В связи с этим, анализ исторического сознания позволяет выявить базовые представления, сохраняющие свое значение вплоть до настоящего времени.

Особое место в исторических исследованиях последних десятилетий XX в. занимает осмысление того, что именно из явлений и феноменов прошлого — и почему — сохранялось в памяти сменяющих друг друга поколений, как реинтерпретировались эти события в различные исторические периоды, как в этом проявлялась смена социально-культурных представлений и понятий, как преобразовывалась сама память ближайших или же более отдаленных потомков. То есть, говоря другими словами, как формировалось и развивалось историческое сознание.

Большой комплекс различных по своему характеру источников, в той или иной степени отразивших особенности исторического сознания отдельных социальных и этноконфессиональных групп русского населения Сибири — крестьян, горнозаводских рабочих, старообрядцев и других, был собран и проанализирован исследователями в течение XIX—XX вв.1. Во второй половине XX в. в социально-гуманитарных науках была разработана теория исторического сознания, определены его функции и выделены основные элементы структуры. В связи с этим, в настоящее.

1 Например: Миненко Н. А. Культура русских крестьян Зауралья XVIII — первой половины XIX вв. — М., 1991; Голиков С. В. и др. Горнозаводские центры и аграрная среда в России: взаимодействие и противоречия (XVIII — перв. пол. XIX вв.). — М., 2000; Покровский Н. Н. Идейные истоки исторической литературы урало-сибирских время важно, опираясь на накопленный ранее эмпирический материал, использовать эти теоретические разработки для изучения исторических представлений русских сибиряков второй четверти XVIII — конца XIX в., что создаст условия для более целостной их реконструкции.

Проходивший в XX веке процесс размежевания социальных наук, сопровождался их взаимопроникновением и взаимообогащением. Это явление исследователи определяют как междисциплинарность2. Для него характерно использование моделей и методов одних дисциплин другими, что нередко приводит к модификации и самого предмета исследования. Б. Г. Могильницкий считает, что междисциплинарный подход призван синтезировать возможности разных дисциплин, изучающих отдельные «аспекты социальной жизни человека и самого этого человека как социального существа"3. По мнению Е. Б Рашковского междисциплинарность обеспечивается, во — первых, присутствием элементов исторического воззрения и даже исторических методик в любой из развитых форм знаний, а, во — вторых, тем, что историческая наука, изучая человека и человеческое время, использует для этого различные виды текстов4. Применение междисциплинарного подхода позволяет более полно раскрыть особенности исторического сознания как одного из элементов духовной культуры русского населения Сибири.

В последнее время происходит переосмысление сциентистских подходов в различных областях знаний. Особенно это характерно для гуманитарных наук. В связи с этим становится актуальным изучение вненаучных исторических знаний, которое позволит определить как дол.

2Савельева И.М., Полетаев А. В. История и время. В поисках утраченпого.-М., 1997.-С.98−99.

3 Могильницкий Б. Г. Междисциплинарный синтез: уроки школы «Анналов» //Методологический синтез: прошлое, настоящее, возможные перспективы. — Томск, 2002.-С. 10−11.

4 Рашковский Е. Б. Memorandum. Вместо предисловия // Там же — С. 198−199 го сохраняли они гносеологическое значение и для каких категорий населения.

Объект и предмет исследования. Объектом данного исследования является историческое сознание русского населения Сибири. В рамках данного исследования акцент будет сделан на рассмотрение сознания, то есть осмысления и переживания разными группами сибирского общества знаний о прошлом. Это определяется необходимостью анализа не только конкретных представлений об исторической действительности, то есть знаний о фактах, но и аксиологического, ценностного аспекта, характерного для сознания.

Введение

категории «сознания» позволяет выделить те ценности, выработанные обществом — религиозные, нравственные, политические и другие, — на которые ориентируются субъект или группа субъектов в тот или иной исторический период. При этом надо учитывать, что понятие «историческое сознание» не имеет в современной науке однозначного определения. Как нам кажется, целям нашего исследования с наибольшей полнотой отвечает определение исторического сознания как специфической формы духовного освоения действительности, характеризующейся способностью самоопределения в историческом времени и в социальном пространстве5, так как эти категории являются для всех этапов его развития базовыми, а процесс изменений представлений о них наиболее четко реконструируется.

Историческое сознание — универсальная форма в структуре общественного сознания. Оно всегда социально детерминировано. Его содержательная сторона и, вместе с тем, социальные функции изменяются и обогащаются. Основными компонентами исторического сознания как формы общественного сознания являются: во-первых, устная и фиксированная социальная памятьво-вторых, ретроспективная реконструкция.

5Каменская Р. А. Историческое сознание: Автореф. дис.. к.ф.н. — Волгоград, 1999. -С. 10. исторических фактов и приведение их в системув-третьих, осознание закономерностей исторического процессав-четвертых, общественно-историческое предвидение и социальные проекты, планы преобразования общественного бытия.

Предметом исследования является выявление общих закономерностей развития вненаучных форм исторического сознания русского населения Сибири во второй четверти XVIII — конце XIX вв.

После зарождения в России исторической науки продолжает сохраняться гносеологическое и аксиологическое значение донаучных форм исторического сознания. Совокупность этих форм, продолжавших существовать параллельно с научной формой исторического сознания, мы определяем как вненаучное историческое сознание.

При этом следует обратить внимание на то, что понятие «вненаучное историческое сознание» охватывает более широкий круг явлений, чем «обыденное». Так, например, оно включает в себя христианский провиденциализм и эсхатологические теории, эпос, социально-утопические легенды, которые содержат достаточно сложные историософские построения, явно выходящие за рамки обыденных представлений о прошлом, хотя и не имеющие научной методологической основы.

Цель и задачи исследования

Целью исследования является целостная реконструкция вненаучного исторического сознания русского населения Сибири во второй четверти XVIII — конце XIX вв.

Исходя из этой цели, поставлены следующие задачи:

— охарактеризовать источники изучения вненаучных форм исторического сознания у русских сибиряков второй четверти XVIII — конца XIX вв.;

— проследить, какие исторические условия оказали влияние на развитие вненаучного исторического сознания русского населения Сибири в исследуемый периодиспользуя междисциплинарный подход, дать анализ форм исторического сознания и их особенностей у русского населения Сибири во второй четверти XVIII — конце XIX вв.;

— выявить те события истории России и Сибири, которые в наибольшей степени повлияли на развитие исторического сознания русских сибиряков.

Хронологические рамки исследования. Хронологические рамки работы охватывают период со второй четверти XVIII в. до конца XIX в. Нижняя хронологическая граница исследования определяется следующим. Во-первых, в 20−30-е годы XVIII в. начинают давать результаты преобразования, проведенные Петром I в области культуры и образования, в связи с чем намечается определенная рационализация сознания. Во-вторых, в этот период в России зарождается и развивается отечественная историческая наука, тесно связанная с западноевропейской рационалистической традицией Нового времени. Поэтому, именно с этого времени можно вводить разграничение научного и вненаучного исторического сознания у русского населения Сибири. В-третьих, с 30-х годов XVIII в. Сибирь активно включается в сферу научных интересов российских ученых, в том числе историков, формируются подходы к решению вопросов региональной истории.

Верхняя граница определяется тем, что в конце XIX в. в большинстве районов Сибири начинает складываться новая, значительная группа русского населения. Она формируется из числа переселенцев-новоселов, оказавшихся в Сибири в результате проведения в России буржуазных реформ 60−70-х гг. XIX в., а затем столыпинских аграрных преобразований. Новая волна переселенцев принесла с собой изменения в духовной культуре, в том числе в историческом сознании, связанные с началом распада традиционной народной культуры и формированием массовой, анализ которых выходит за пределы данного исследования.

Территориальные рамки работы. Территориальные рамки исследования включают и Западную, и Восточную Сибирь. Это связано с тем, что в рассматриваемое время прослеживается единый процесс расселения русского населения на территории Сибири, вследствие чего наблюдается определенное сходство в духовной культуре и историческом опыте. Для целостной реконструкции вненаучного исторического сознания необходимо использовать источники, происхождение которых связано с различными социальными и этноконфессиональными группами русского населения. Но исторически сложилось так, что материалы, относящиеся к одной группе, например, старообрядцам, происходят преимущественно из Западной, а к крестьянам — из Восточной Сибири. То же самое можно сказать и об отдельных группах источников: исторические песни и летописи в большей степени представлены западносибирскими записями, исторические предания — восточносибирскими. В результате определенных исторических обстоятельств произошло разъединение некоторых социальных и этноконфессиональных групп и расселение по различным районам Сибири, поэтому для определения их места в процессе эволюции исторического сознания, требуется комплексное изучение источников, относящихся к этим группам.

При рассмотрении некоторых аспектов исследуемой темы в качестве материала для сопоставления и общих выводов привлекаются источники, относящиеся к другим регионам России, в том числе северу Европейской части России и Уралу. Это обусловлено тем, что между ними и Сибирью поддерживались наиболее устойчивые духовные связи, что позволяет привлечь для реконструкции исторических представлений сибиряков дополнительные и уточняющие данные с других территорий.

Степень научной разработанности темы. Исследовательская литература по проблемам исторического сознания русского населения Сибири второй четверти XVIII — конца XIX вв. может быть разделена на три группы: работы, в которых рассматриваются вопросы общей теории исторического сознания, его структуры и функцииисследования, посвященные разработке проблем развития исторического сознания русского народа в целом в рассматриваемый период и анализу особенностей исторического сознания отдельных социальных и этноконфессиональ-ных групп русского населениятруды, раскрывающие различные аспекты изучения исторического сознания русского населения Сибири.

Проблема исторического сознания в русской философии истории начинает активно обсуждаться, по мнению А.Н. Панюкова6, после выхода в свет в 1811 г. книги Н. С. Арцыбашева «Приступ к повести о русских». В разное время в этом обсуждении приняли участие В. Н. Каразин, С. Д. Карпенко, Н. И. Воронов, К.Н. Бестужев-Рюмин, А. И. Введенский и другие представители отечественной дореволюционной социально-философской мысли7. При этом следует обратить внимание на то, что само понятие «историческое сознание» еще не было введено в научный оборот.

В новейшей отечественной философской литературе проблема исторического сознания была поставлена в середине шестидесятых годов И.С. Коном8. Он определяет историческое сознание как «.осознание обществом, классом, социальной группой своей исторической идентичности, своего положения во времени, связи своего настоящего с прошлым и будущим"9. И. С. Кон особо подчеркивает, что историческое сознание — это, прежде всего, идентификация исторического «Я» и исторического «Мы». Отдельную работу с анализом исторического сознания.

6 Панюков А. Н. Социально-философское исследование исторического сознания: Автореф. дис.. д.ф.н. — Новосибирск, 1999. — С. 4−5.

7 Каразин В. Н. Речь о истинной и ложной любви к Отечеству. — СПб., 1818- Карпенко С. Д. Земля души и небо тела. — СПб., 1860- Воронов Н. И. Одна из настоятельных потребностей для многостороннего изучения России. — СПб., 1864- Бестужев-Рюмин К. Н. Чему учит русская история. — СПб., 1884- Введенский А. И. Общественное самосознание в русской литературе. — СПб., 1910.

8 Кон И. С. Проблемы истории и истории философии // Методологические и историографические вопросы исторической науки: Сб. науч. тр. — Томск: Изд-во Томского университета, 1966.-С. 14−56.

Там же. — С. 15. опубликовал в 1969 г. Ю.А. Левада10. Под историческим сознанием он понимает: «.все многообразие стихийно сложившихся или созданных наукой форм, в которых общество воспроизводит свое движение во времени"11. Научное значение определения Ю. А. Левады состоит в выделении особой роли факторов стихийности в процессе формирования исторического сознания. Эти положения И. С. Кона и Ю. А. Левады получили развитие в работах Б. Г. Могильницкого «О природе исторического познания» и «Историческое познание и историческое сознание"12. «Историческое сознание, — пишет Б. Г. Могильницкий, — это совокупность представлений, присущих обществу в целом и составляющим его социальным группам в отдельности, о своем прошлом, как и о прошлом всего человечества. Каждая национальная и социальная общность обладает определенным кругом исторических представлений, включающим в себя, в первую очередь, представления о своем происхождении, важнейших событиях и деятелях своего прошлого, соотношения их с историей других стран"13. Эти позиции, во многом, разделяет А.И. Ракитов14. Анализируя сущность и содержание исторического сознания, он, как правило, воспроизводит приведенное выше определение.

М.А. Барг обосновывает и убедительно аргументирует идею, что в историческом сознании отражается «движение социальной природы человека» и только в «историческом сознании это отражение достигает своей адекватной формы"15. При этом М. А. Барг понимает «истори.

10 Левада Ю. А. Историческое сознание и научный метод // Философские проблемы исторической науки. -М., 1969. С.81−96.

11 Там же-С. 85.

1 7.

Могильницкий Б.Г. О природе исторического познания. — Томск: Изд-во Томского ун-та, 1978. — 234 е.- Он же. Историческое познание и историческое сознание // Историческая наука: Вопросы методологии. — М.: Мысль, 1986. — С. 96−111- Он же Историческое сознание и историческая наука // Исторические воззрения как форма общественного сознания. В 2-х ч. — Саратов, 1995. — 4.1. — С. 10−18.

13 Могильницкий Б. Г. О природе исторического познания. — С. 124−125.

14 Ракитов А. И. Историческое познание: Системно-гносеологический подход. — М.: Политиздат, 1982.-С. 52−63.

15 Барг М. А. Эпохи и идеи: Становление историзма. — М.: Мысль, 1987. — С. 7. и ческое сознание в собственном смысле слова" - как такую форму общественного сознания, «.в которой совмещены все три модуса исторического времени — прошлое, настоящее и будущее"16.

A.M. Гендин считает, что основу исторического сознания личности и общественных групп образует социальная память. Социальная память (или «мыслимое прошлое») представляет собой духовные следы прошлого в настоящем и включает представления о прошлом как на уровне обыденного сознания, так и на теоретико-идеологическом уров.

1П не. A.M. Гендин подчеркивает: «Историческое сознание, будучи временным срезом (наряду спрезентистским и прогностическим сознанием) индивидуального и общественного сознания в целом, охватывает не только представления, знания о прошлом на обыденном и теоретико-идеологическом уровнях, но и комплекс общественно-психологических по своей природе, социально обусловленных чувств, эмоций, переживаний (гордость за славное прошлое своего народа, страны, патриотические настроения, чувства сопричастности к героическим.

1 Q деяниям предков, ответственности за судьбу Отечества и другое". Социальная память, воплощающаяся в историческом сознании масс, является важным аспектом духовной истории человечества.

Сходную точку зрения высказывает Н. П. Французова, говоря о том, что историческое сознание представлено не только научными знаниями. Оно включает также обыденное сознание, совокупность стихийно складывающихся представлений, социально-психологические аспекты, оценку, переживание прошлого. Происходит отбор социально значимых знаний, осуществляется связь прошлого, настоящего и будущего в про.

16 Там же.- С. 49.

17 Гендин A.M. Понятие социального будущего и его методологическое значения для прогнозирования // Методологические вопросы общественно-исторического предвидения: Проблемы социального прогнозирования. Вып. XI. — Красноярск: Изд-во КГПИ, 1986.-С. 19−20.

18 Гендин A.M. Указ. соч. — С. 20. цессе использования знаний о прошлом для анализа сущности современных явлений и предвидения будущего19.

В.А. Ельчанинов отказался от общего определения исторического сознания. Он выделяет содержание, сущность и объем исторического сознания, подчеркивая диалектическое единство этих понятий, и убедительно показывает недопустимость их подмены. «По своему содержанию историческое сознание, — пишет он, — охватывает всю совокупность существующих представлений, понятий теорий, в которых общество отражает свое прошлое бытие"20. Сущность исторического сознания, по утверждению В. А. Ельчанинова, заключается в многообразной по форме отражения оценке исторической действительности. В объем содержания исторического сознания он включает такие формы исторического сознания, в которых социальный субъект фиксирует свое отношение к прошлой действительности, то есть оценивает ее, и переживает различным образом свое прошлое21.

Таким образом, можно отметить, что современная философская наука не дала точного, однозначного определения понятия «историческое сознание». В то же время, достаточно полно выявлены признаки исторического сознания в целом и отдельных его форм, социальные функции.

Следует заметить, что в последнее время историческое сознание активно изучается социологами. Социологический анализ исторического прошлого направлен, прежде всего, на конкретное изучение процессов его функционирования и тенденций развития. Социологический анализ позволяет выяснить реальный уровень исторического сознания масс, различных социальных групп и корпораций, его включенность в общественное сознание и практическую деятельность людей. Основная цель социо.

19 Французова Н. П. История и историческое сознание в экзистенциализме Карла Яс-перса // Социальные теории и современность. — М., 1993. — Вып. 9. — С. 50−64.

20 Ельчанинов В. А. Историческое сознание: Учеб. пособие. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. — С. 7−16- Он же. Актуальные проблемы теории исторического сознания. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2004. — С. 14−22.

21 Там же. — С. 32⁰. логического анализа — оценить состояние исторического сознания в определенный период развития общества. Соответственно, Г. Т. Журавлев, Б. И. Меркушин, Ю. К. Фомичев дают такое определение: «.являясь сложным и многогранным духовным образованием, историческое сознание включает в себя систему знаний, взглядов, восприятий, представлений, эмоций, чувств, традиций, обрядов, художественных образов, идей, теорий, концепций, в которых индивиды, социальные группы, классы, народы и нации, человечество осознают прошлое, воспроизводят свое дви.

22 жение в пространстве и времени. Историческое сознание, по их мнению, отражает состояние стабильности и изменчивости в общественном развитии и способствует тем самым связи времен и поколений, обеспечению преемственности общественного развития.

Серьезную попытку решить проблему этапов эволюции сознания предпринял И. В. Ватин. По его мнению, сознание человечества прошло в своем развитии несколько этапов. Ученый выделяет четыре сменяющих друг друга типа сознания: мифологический (наиболее ранний, когда человек ощущал себя песчинкой, растворенной в бездне космоса, игрушкой в руках высших сил, собственное Я в условиях такого мироощущения исчезало, растворялось под давлением бездны неизвестного, враждебного, чуждого) — эпический (когда общественное МЫ довлеет над индивидуальным Я, подчиняет его себе), исторический (когда происходит своеобразное уравновешивание МЫ и Я, человек начинает осознавать свою индивидуальность, ценность, свою роль в этом мире, но его оценки все же определяются критериями общественной значимости деяний того или иного исторического лица, общенационального значения того или иного исторического события) — лирический тип сознания (когда «Я» довлеет над «МЫ», когда человек, уже осознавший свою исключительность и неповторимость, стремится.

22 Журавлев Г. Т., Меркушин Б. И., Фомичев Ю. К. Историческое сознание: Опыт социологического исследования // Вопросы истории. — 1989. — № 6. — С. 119. прежде всего к самовыражению, используя исторические события лишь как повод для обнародования собственных чувств, мыслей, переживаний)23.

Исследование И. В. Ватина выполнено на стыке философии и психологии. В нем историческое сознание рассматривается как этап эволюции человеческого сознания в целом, а не как одна из форм общественного сознания. Предложенные И. В. Ватиным подходы могут способствовать более четкому структурированию процесса развития фольклора, в том числе исторического, который наиболее полно отразил изучаемые нами формы исторического сознания. Как и в социологии, это пока только отдельные работы, которые могут иметь продолжение.

В отечественной фольклористике также разрабатываются вопросы, связанные с историческим сознанием. Так М. С. Родионов попытался выделить в самостоятельные понятия «историческое сознание» и «процесс ис-торизации сознания». По его мнению «историческое сознание — это идеальное воспроизведение истории (отражение истории), выражающееся в способности обнаруживать причинно — следственные связи и проводить исторические аналогии», а «процесс историзации сознания — 1) объективный процесс, происходящий на основе влияния событий общественной жизни на людей и характеризующийся усилением интереса к истории- 2) деятельность субъектов по формированию потребности в исторических знаниях"24.

Б.Н. Путилов выделил некоторые признаки, характерные для исторического сознания:

1) приобретение способности проецировать факты настоящего на будущее и таким образом прогнозировать (часто очень точно) возможное развитие событий;

Ватин И. В. Человеческая субъективность. — Ростов/Дон: Изд-во Ростовск. ун-та, 1984.-С. 56−79,140−150.

24 Родионов М. С. Эволюция жанра русской исторической песни XVII века в контексте процесса развития исторического сознания народа: Автореф. дис.канд.филол.наук. — Челябинск, 1998. С. 9.

2) обязательное соотнесение вымысла с определенными историческими фактами, лицами, с историческими представлениями народа;

3) использование элементов официальной идеологии, если они соотвест-вуют народному представлению о происходящих событиях;

4) на этапе своего становления историческое сознание «ориентирует» преимущественно на те события, что имеют для нации, для государства непреходящее значение25. При этом самого понятия «историческое сознание» он не вводит.

В рамках разработки теории исторического сознания к настоящему моменту определены основные элементы его структуры (формы и уровни), выявлена степень зависимости форм и методов историографии от исторического сознания, проанализировано соотношение понятий «историческое сознание», «историческая память», «историческая мысль», «историческая наука».

В то же время, в отечественном обществознании продолжается уточнение структуры исторического сознания. Если говорить об его уровнях, то здесь большинство исследователей выделяют обыденный и научно-теоретический уровни. При этом И. Я. Лернер дает несколько упрощенную характеристику обыденного уровня исторического сознания: это любовь к родному очагу, уважение к могилам предков, знание исто.

26 рии своего села (города). А. Х. Самиев, С. В. Каменев, Р. А. Каменская отмечают, что обыденное историческое сознание достаточно сложное явление, имеющее такие характерные черты, как мифологизированность, стереотипность, наличие специфического понятийного аппарата, эмоционально-ценностное осмысление прошлого и современных социаль.

25 Путилов Б. Н. Эпический мир и эпический язык // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. — М,. 1983. — С.170−184.

26 Лернер И. Я. Развитие творческих способностей в процессе исторического познания // Преподавание истории в школе. — 1982. — № 12. — С. 10−12. ных процессов и другие. Наиболее устойчивые представления сложи.

2R лись в науке о научно-теоретическом уровне исторического сознания. Определены такие его характеристики, как освоенность всей совокупности исторических знаний и представленийовладение методологией исторического познанияиспользование научного понятийного аппарата и так далее, однако их анализ выходит за рамки данного исследования.

При классификации форм исторического сознания во многих социально-философских и историографических исследованиях наметилась тенденция тесно связывать их с формами фиксации, характерными для соответствующего этапа развития духовной культуры. Так, А. Х. Самиев, говоря о формах исторического сознания, рассматривает мифологию, фольклор, художественную литературу, искусство, науку29. М. А. Барг, Р. А. Каменская, А. Н. Панюков выделяют мифологическую, эпическую, религиозную и другие формы исторического сознания, но при этом дают, в основном, развернутую характеристику форм проявления исторического сознания — мифа, эпоса, летописей, социальной утопии, научной концепции и тому подобное.30.

В конце 80-х — 90-е гг. XX в. в ряде работ было рассмотрено соотношение таких категорий, как «историческая память», «историческое сознание», «историческая мысль», «историческая наука"31. При этом наиболее широким понятием можно считать «историческое сознание».

27 Самиев А. Х. Генезис и развитие исторического сознания. — Душанбе, 1988; Каменев С. В. Источники формирования и гносеологические особенности обыденных знаний о прошлом: Автореф. диск. ф.н. — Томск, 1987. — С. 25−56- Каменская Р. А. Указ. соч.

— С. 10−14.

Барг М. А. Указ. соч. — С. 60−66- Ельчанинов В. А. Историческое сознание и проблемы его формирования. — С. 66−86.

29 Самиев А. Х. Структура исторического сознания: Автореф. дис.. к.ф.н. — М., 1978.

30 Барг М. А. Указ. соч. — С. 51−60- Каменская Р. А. Указ. соч. — С. 10−14- Панюков А. Н. Историческое сознание: сущность, структура, тенденции развития (методологический анализ): Автореф. дис.. канд. философ, наук. — Новосибирск, 1995. -С.16−18.

Л I.

См.: Исторические воззрения как форма общественного сознания. — Ч. 1. — Саратов, 1995. — С. 3−18- 23−30- Колесник И. И. Зарождение и развитие историографических знаний в России (XVIII — нач. XIX вв.): Авторф. дис. д.и.н. -М., 1991.

Историческая (или, в некоторых случаях, социальная) память, создавая особую информационную среду, вовлекая в духовную деятельность по усвоению информационных потоков прошлого различные социальные субъекты, формирует, по сути, практический, обыденный уровень исторического сознания. То есть, историческую память можно рассматривать как базовый компонент вненаучного исторического сознания. Понятие «историческая наука (научная теория)» и «историческая мысль» по своему содержанию выступают как компоненты научно-теоретического исторического сознания. Таким образом, все вышеперечисленные понятия (в том или ином качестве) укладываются в понятие «историческое сознание», так как оно является наиболее всеобъемлющим.

В современной зарубежной историографии, в первую очередь в западноевропейской исторической антропологии, сформировалась целая школа исследователей исторической памяти, что привело к смещению акцентов с анализа временных изменений в истории на ее движение в.

32 смысловом пространстве. Как полагают французские исследователи, историку особенно важно осмыслить, с чем связан интерес разных поколений — и, конечно, наш собственный интерес — к тем или иным, не обязательно взаимосвязанным, элементам памяти о прошлом33. Само понятие «историческое сознание» в данном случае не вводится, но отдельные его компоненты подробно изучаются. Происходит развитие основных направлений исторических исследований, связанных с французской «Школой Анналов».

Если говорить о разработанности общетеоретических вопросов, связанных с историческим сознанием, его структурой и функциями, применительно к теме нашего исследования, следует обратить внимание на то, что к настоящему моменту еще недостаточно четко определены.

32 Франция — память/ П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюнмеж, М.Винок. — СПб., 1999.

33 Бессмертный Ю. Л. Тенденции переосмысления прошлого в современной зарубежной историографии // Вопросы истории. 2000. — № 9. — С. 153−154- Нора П. Между памятью и историей // Франция — память. — СПб., 1999. — С. 17−50. место и функции донаучных форм исторического сознания после возникновения исторической науки, хотя в ряде исследований намечены некоторые подходы к решению этой проблемы34.

Вторая группа представлена исследованиями, рассматривающими развитие исторического сознания русского этноса в целом, а также отдельных сословных и этноконфессиональных групп. В работах В. Г. Белинского, Н. Г. Чернышевского, О. Ф. Миллера, А. Н. Пыпина, К.С. Аксакова35 и ряда других авторов XIX в. анализируются различные аспекты народного сознания, которые современной наукой включаются в понятие историческое сознание. В основном ими рассматривались соотношения языческого и христианского начал в сознании русского народа, роль знаний о прошлом в процессе формирования национального самосознания. Была поставлена проблема соотношения исторической действительности и эпической картины прошлого.

В советский период особое внимание обращалось на влияние, которое оказывала классовая борьба на формирование и эволюцию русского национального самосознания. В работах К. В. Чистова, А. И. Клибанова, И. В. Семенова, А. А. Преображенского и других36, на первое место среди факторов, влияющих на него, выдвигаются социальный протест и участие широких слоев русского населения в процессах, связанных с преобразованиями в России XVIII в. и в военных событиях.

34 Пономарев A.M. Превращение русских исторических знаний в науку. — Ярославль, 1987; Колесник И. И. Зарождение и развитие историографических знаний в России (XVIII — нач. XIX вв.): Автореф. дис.. д.и.н.-М., 1991.

35 Белинский В. Г. Сочинение. 2-е изд. — СПб., 1896. — Т. VIII. С. 386−387- Чернышевский Н. Г. [Рецензия]. Песни разных народов / Пер. Н. Берг. — М., 1854 // Полн. собр. Соч. — Т. II. — М., 1949. — С. 294—317- Миллер О. Сравнительно-критические наблюдения над слоевым составом народного русского эпоса: Илья Муромец и богатырство киевское. — СПб., 1892- Аксаков К. С. Богатыри времен князя Владимира по русским песням // Аксаков К. С., Аксаков И. С. Литературная критика. — М., 1981. -С. 94−136- и др.

36 Чистов К. В. Русские народные социально-утопические легенды. М., 1967; Клиба-новА.И. Народная социальная утопия в России. XIX век. М., 1978; Семенов Н. В. Крестьянская война в России. JL, 1966. Т. 1: Восстание Степана РазинаПреображенский А. А. Патриотизм — историческая память народа. М., 1985; и др.

XVIII — первой половине XIX вв. При этом исследователи отмечают устойчивость в сознании русского населения социально-утопических и эсхатологических ожиданий. В то же время, обращено внимание на то, что начиная с эпохи петровских преобразований, включение народных масс в исторические события начинает расширяться, как в количественном, так и в качественном отношении, что приводит к «уплотнению» исторического времени, расширению пространственных границ и требует более быстрого усвоения историческим сознанием новых событий и процес-сов37.

Исследователи второй половины XX века значительное внимание уделили особенностям формирования и эволюции исторического сознания отдельных групп русского населения в рассматриваемый период, в первую очередь крестьянства, старообрядцев и солдат. В работах А. В. Буганова систематизированы и проанализированы исторические представления русских крестьян, характерные для XIX века, и определена их роль в процессе формирования национального самосознания38. М. М. Громыко дает характеристику представлений крестьян о прошлом как важной составляющей их духовной культуры XVIII—XIX вв.еков39. Она придает большое значение способам фиксации и сохранения исторических знаний. В. М. Соловьеву, изучавшему события, связанные с восстанием Степана Разина, удалось показать сложность, неоднородность исторического сознания крестьян40. Опираясь на различные источники, В. М. Соловьев приходит к выводу о том, что основное влияние на.

37 Литвин Э. С. Образ Суворова в русском народном творчестве // Русский фольклор. Т. IV. — М.- JI., 1959. — С. 37³- Емельянов Л. И. Историческая песня и действительность // Русский фольклор. Т. X. — М.- Л., 1966 и др.

Буганов А. В. Русская история в памяти крестьян XIX века и национальное самосознание. — М., 1992; Буганов А. В., Громыко М. М. О воззрениях русского народа. — М., 2001. ig.

Громыко М. М. Мир русской деревни. — М., 1991; Она же. Культура русского крестьянства XVIII—XIX вв.еков как предмет исторического исследования // История СССР. 1987.-№ 3.-С. 48−59.

40 Соловьев В. М. Анатомия русского бунта: Степан Разин: Мифы и реальность. — М., 1994. историческое сознание крестьян вплоть до начала XIX века оказывали христианская, православная традиция и настроения социального протеста.

Характерные черты исторического сознания старообрядцев выявлены и проанализированы в работах Д. Н. Капаева, О. В. Пари лова, М.О. Шахова41. В центре внимания этих исследователей находится социально-философский анализ мировоззрения старообрядцев. Так, М. О. Шахов рассматривает старообрядческие доктрины как этап в развитии православного историософско-эсхатологического учения42. При этом, опираясь на результаты своих исследований, он считает, что следует признать очень тесную зависимость исторического и религиозного сознания у представителей этой конфессиональной группы43. Н. С. Гурьянова и P.O. Крамми пришли к выводу о том, что старообрядцы разработали собственные принципы построения исторического сочинения и определили свое место в истории России44. Опираясь на анализ старообрядческих сочинений, созданных представителями выговской литературной школы в XVIII в., Н. С. Гурьянова определила наиболее характерные для староверов особенности исторического сознания: преемственность между старообрядческой общиной или согласием и Киевской Русьюсохранение народного варианта монархизмапостоянное привлечение византийских и древнерусских сочинений для подтверждения сво.

41 Капаев Д. Н. Русское старообрядчество: социально-философский анализ: Автореф. дис.. к.ф.н. — М., 1999; ПариловО.В. Типологические особенности старообрядчества и славянофильства и их значение в развитии русского национального самосознания: Автореф. дис.. к.ф.н. — Н. Новгород, 2000; Шахов М. О. Старообрядческое мировоззрение: религиозно-философские основы и отношение к обществу: Автореф. дис. д.ф.н. -М., 2000.

42 Шахов М. О. Указ. соч. — С. 10−21.

43 Там же. — С.20−21.

44 Гурьянова Н. С., Крамми P.O. Историческая схема в сочинениях писателей выговской литературной школы // Старообрядчество в России (XVII-XVIII вв.). — М., 1994. -С.120−138. их историософских настроенийобостренный эсхатологизм45. Е.И. Дергачева-Скоп и В. Н. Алексеев определили круг старообрядческой четьей литературы и проанализировали особенности их книжной культу.

46 ч-г ры, которую они рассматривают как средневековую по своей сути. По мнению Е.И. Дергачевой-Скоп и В. Н. Алексеева, утрата дониконовской книжной традиции могла привести старообрядцев к разрыву с истори.

В работах Э. С. Литвина, Л. Н. Пушкарева рассмотрены некоторые особенности восприятия исторического процесса, характерные для солдатской среды, в том числе преобладание военно-патриотической проблематики в источниках, созданных этой группой населения48.

В качестве подтверждения отдельных положений в вышеперечисленных работах привлекается и сибирский материал, но его анализ не является основной целью исследований.

В начале 60-х гг. XX в. усиливается интерес к проблемам, связанным с изучением особенностей исторического сознания русского этноса и в фольклористике.

На страницах журнала «История СССР» началась дискуссия об историзме эпоса и соотношении эпоса и истории49. В разное время в ней.

45 Гурьянова Н. С. История и человек в сочинениях старообрядцев XVIII века. — Новосибирск, 1996; Она же. Монарх и общество: к вопросу о народном варианте монархизма // Старообрядчество в России (XVIII-XX века). — М., 1999. — С. 126−148.

46 Дергачева-Скоп Е.И., Алексеев В. Н. Книжная культура старообрядцев и их четья литература: К проблеме типологии чтения // Археография книжных памятников. — Новосибирск, 1996.-С. 9−39.

47Там же.-С. 14.

АО.

Литвин Э. С. Образ Суворова в русском народном творчестве // Русский фольклор. — Т. IV. — М.- Л., 1959. — С. 37−43- Пушкарев Л. Н. Солдатская песня — источник по истории военного быта русской регулярной армии XVIII — первой половины XIX века // Вопросы военной истории России. XVIII — первая половина XIX века. — М., 1969.-С. 422—432.

49 Рыбаков Б. А. Исторический взгляд на русские былины // История СССР. 1961. № 5, 6- Подходы, сохраняющие актуальность. (Из выступлений на дискуссии по историзму в 1964 г. // Фольклор: Проблемы историзма. 1988. — М., 1988. — С. 244−271- Азбелев С. Н. Народный эпос и история // Русская литература. — 1983. — № 2. — С. 104— 117- Фольклор и историческая действительность: Тезисы докладов. — Махачкала, 1976. приняли участие В. П. Аникин, С. Н. Азбелев, Д. М. Балашов, Д. С. Лихачев, В. Я. Пропп, Б. Н. Путилов, Б. А. Рыбаков, Ф. М. Селиванов, К.В. Чистов50 и др. В результате определились два подхода к проблеме соотношения исторической действительности и ее отражения в эпосе. Первый подход заключается в том, что эпос (былина, историческая песня) в своем содержании повторяет реальный ход событий или какие-то его существенные моменты, а герой эпоса является историческим лицом, также известным по летописи, в следствии чего эпос представляет собой ценный исторический источник51. Другая точка зрения состоит в том, что эпос отражает не столько конкретные исторические факты или деятельность отдельных личностей, сколько уровень исторического сознания народа. До настоящего времени в фольклористике продолжается обсуждение этих двух точек зрения52.

Уровень развития исторического сознания во многом определяется тем, как понимаются его носителями такие категории, как «время» и «пространство». Категории «времени» и «пространства» в историческом фольклоре рассмотрены в работах Д. С. Лихачева, Ф. М. Селиванова, С. Ю. Неклюдова, Ю. Н. Морозова и других.

50 Аникин В. П. Теория фольклорной традиции и ее значение для исторического исследования былин. — М., 1980; Азбелев С. Н. Народный эпос и история.- Балашов Д. М. Эпос и история (к проблеме взаимосвязей эпоса с исторической действительностью) // Русская литература. — 1983. — № 4. — С. 103−117- Лихачев Д. С. «Единичный исторический факт» и художественное обобщение в русских былинах // Славяне и Русь. — М., 1968. — С. 429—436- Пропп В. Я. Фольклор и действительность: Избр. статьи. — М., 1976; Путилов Б. Н. Экскурсы в теорию и историю славянского эпоса. — СПб., 1999; Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. — М., 1963; Селиванов Ф. М. Изображение человека в былинах // Фольклор: Поэтическая система. — М., 1977; Чистов К. В. О сюжетном составе русских народных преданий и легенд (Методологические вопросы) // История, культура, фольклор и этнография славянских народов. — М., 1968. — С. 318−335 и др.

51 Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963.

52 Азбелев С. Н. Народный эпос и история (к изучению национального своеобразия) // Русская литература. — 1983. — № 2. — С. 104—117, и др.

53 Лихачев Д. С. «Эпическое время» русских былин // Академику Б. Д. Грекову ко дню семидесятилетия: Сб. статей. — М., 1952. — С. 55−63- Он же. Время в произведениях русского фольклора // Русская литература. — 1964. — № 4. — С. 32¹⁷- Селиванов Ф. М. К вопросу об изображении времени в былинах // Русский фольклор. — Т. 16. — Л., 1976. — С. 68−81- Неклюдов С. Ю. Время и пространство в былине // Славянский.

В работах С. Н. Азбелева, Б. Н. Путилова, М.С. Родионова54 определено, что особенности национального фольклора непосредственно связаны с самосознанием народа. В то же время, он оказывает влияние на процесс развития национального самосознания, формируя определенную систему этических примеров и образцов. Выводы вышеназванных исследователей еще раз подтверждают, что исторический фольклор является важным источником для реконструкции исторического сознания, в том числе и в изучаемый период.

Аналогичные проблемы рассматривали во второй половине XX в. и зарубежные этнографы и фольклористы, занимавшиеся славянским и русским фольклором55.

В исследованиях конца XX в. больше внимания стало уделяться таким проблемам, как связь между историческим сознанием и дохристианскими и христианскими воззрениями русского народасамобытность русского национального мировосприятия и самосознания56.

Работы, относящиеся ко второй группе, позволяют выделить основные подходы к изучению процессов формирования и развития характерных особенностей исторического сознания у русского населения России. фольклор. — М., 1972; Морозов Ю. Н. Замкнуто ли эпическое время былин? // Русский фольклор. — Т. 28. — JL, 1995. -С. 178−184- Он же. Былины как ретроисторические произведения: Автореф. дис.. к.фил.н. — М., 1988; и др.

5 Азбелев С. Н. Самосознание славян в героическом эпосе и исторических песнях // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. — М., 1993. — С. 103— 141- Путилов Б. Н. Эпическое сказительство: Типология и этническая специфика. — М., 1997; Родионов М. С. Эволюция жанра русской исторической песни XVI века в контексте процесса развития исторического сознания народа: Автореф. дис.. к.фил.н. — Челябинск, 1998; и др.

55 Пушкарева H.JI. Этнография восточных славян в зарубежных исследованиях (1945;1990). СПб., 1997.

56 Бернштам Т. А. Русская народная культура и народная религия // Этнографическое обозрение. — 1989. — № 1. — С. 91−100- Агеева О. Г. К вопросу о патриотическом сознании в России первой четверти XVIII века // Мировосприятие и самосознание русского общества. — М., 1994. — С. 47- Николаев О. Р., Тихомиров Б. Н. Эпическое православие и русская культура (материалы и постановка проблемы) // Русская литература. — 1993. — № 1. — С. 3−21- Национальное сознание и народная память // Русские.

Третья группа включает труды, касающиеся собственно вненауч-ного исторического сознания русского населения Сибири исследуемого периода.

Во второй четверти XVIII — первой половине XIX вв. происходило постепенное накопление материалов, так или иначе относящихся к изучению исторического сознания русских сибиряков. Г. Ф. Миллером, И. П. Фальком, П.И. Небольсиным57 и другими были сделаны записи отдельных преданий, легенд, выявлены письменные источники, отражающие эту сторону общественного сознания. Таким образом, в этот период началось накопление и научное осмысление материалов по исследуемой проблеме.

В связи с разработкой теоретического обоснования областничества во второй половине XX в., начинается более глубокое изучение исторических представлений русских сибиряков. В основном привлекался материал фольклорных источников.

Некоторые исследователи доказывали, что русские сибиряки отличаются ущербностью исторической памяти. Так Н. М. Ядринцев утверждал: «Сибиряк забыл не только вынесенную из России, но и собственную историю. Это отсутствие исторических традиций объясняется постоянными приливами и смешением населения, его разнородностью, как и.

58 отдаленностью от центра истории". А. П. Щапов и большинство областников придерживались аналогичных взглядов на уровень развития исторической памяти русских сибиряков59. По существу они игнорировали то, что в 30−40-е гг. XIX в. С. И. Гуляеву удалось собрать достаточно большой.

М., 1997. — С. 647−653- Очерки истории русской культуры XIX века. — Т. I. — М., 1998.

57 Миллер Г. История Сибири. — Т. 2. — М., 2000. — С. 51, 129- Небольсин П. Заметки на пути из Петербурга в Барнаул // Отечественные записки. — 1849. — Т. 64. -№ 5−6.

58 Ядринцев Н. М. Сибирь как колония. — СПб., 1892. — С. 342.

59 Щапов А. П. Историко-географические и этнологические заметки о сибирском населении // Щапов А. П. Собр. соч. Дополн. том. — Иркутск, 1937. — С. 130−171- Потанин Г. Н. Русская народность в Сибири // Волжско-Камская газета. — 1873. — № 106. комплекс фольклорных источников, которые позволили ему утверждать, что русские в Сибири не оторвались полностью от своего прошлого60.

Решительный пересмотр этих общих оценок и суждений происходит в начале XX в. Деятельность собирателей и исследователей первой четверти XX в. позволила создать основу для выработки новых подходов в изучении духовной культуры русского населения Сибири, в том числе особенностей эволюции исторического сознания. Наиболее активную роль в этом процессе сыграли А. А. Макаренко, В. Ф. Миллер, И. И. Тыжнов, И. А. Чеканинский, П.Н. Шеффер61 и другие.

В первой половине XX в., появились отдельные исследования, касающиеся общих и частных вопросов рассматриваемой нами темы. Работы М. К. Азадовского посвящены изучению русской эпической традиции л в Сибири, а также начальному этапу развития сибирской литературы. Он обратил внимание на то, что сохранение эпической традиции в Сибири способствовало передаче исторической памяти у русского крестьянства. Анализу преимущественно иркутских летописных и литературных источников посвящены работы Г. В. Кунгурова. В связи с вопросами колонизации Сибири, С. В. Бахрушин проанализировал некоторые поздние летописи и обратил внимание на то, что в них отразились устные предания конца XVI—XVII вв.64 И. Г. Парилов собрал и проанализировал былины, исторические песни и предания, сохранившиеся у русского на.

60 Гуляев С. И. О сибирских круговых песнях // Отеч. записки. — 1839. -№ 5. — С. 53.

61 Макаренко А. А. Сибирские песенные старины // Живая старина. — 1907. — Вып. 1, отд. 1. — С. 1−20- - Вып. 2, отд. 2. — С. 25⁴- - Вып. 3, отд. 2. — С. 55−68- - Вып. 4, отд. 2. — С. 88−95- Миллер В. Ф. Исторические песни из сибирской народной словесности. — М., 1910, 1924; Тыжнов И. И. Заметки о городовых летописях Сибири: Ч. 1. Летописи города Тобольска. — СПб., 1898- Сборник Кирши Данилова / Изд. Публ. библиотеки под ред. П. Н. Шеффера. — СПб., 1901; Чеканинский И. А. Енисейские старины и исторические песни // Этнографическое обозрение. — 1915. -№ 1−2.

62 Азадовский М. К. Эпическая традиция в Сибири. — Чита, 1921; Он же. Очерки литературы и культуры Сибири. — Иркутск, 1947.

3 Кунгуров Г. В. Ранние культурные и литературные интересы в старой Сибири (XVII-XIX вв.) // Ученые записки Иркутского пед. ин-та, 1941. — Вып. VII. — С. 76 111.

64 Бахрушин С. В. Очерки по истории колонизации Сибири в XVI—XVII вв. — М., 1928. селения Нарыма65. По его мнению, сохранность эпической традиции на протяжении нескольких столетий свидетельствует об устойчивом интересе русских сибиряков к истории Киевской Руси и Московского государства.

Проблемы развития духовной культуры русского населения Сибири второй четверти XVIII — конца XIX вв., и в том числе исторического сознания, стали занимать значительное место в сибиреведении с 60-х гг. XX в. Можно выделить работы общего характера, касающиеся русского населения Сибири в целом, и работы, посвященные отдельным социальным и этноконфессиональным группам, или отдельным аспектам рассматриваемой темы.

К первой категории можно отнести исследования Д. А. Кашкарова, Я. Р. Кошелева, М. Н. Мельникова, В. Г. Мирзоева, А. И. Пальцева, Е. К. Ромодановской, Н. Н. Покровского, JI.E. Элиасова, а также коллективные монографии «История Сибири» (т. II), «Очерки русской литературы Сибири» (т. I)66. В этих работах, на основе анализа различных групп источников (фольклорных, летописных, литературных и других), была дана характеристика некоторых способов сохранения и передачи исторической памяти, выделены ключевые исторические события, нашедшие отражение в вышеназванных источниках, обозначены основные каналы, по которым осуществлялись культурно-исторические контакты.

65 Парилов И. Г. Русский фольклор Нарыма. — Новосибирск, 1947.

66 КошелевЯ.Р. Вопросы русского фольклора Сибири. — Томск, 1963; МирзоевВ.Г. Историография Сибири (XVIII в.). — Кемерово, 1963; Элиасов JI.E. Русский фольклор Восточной Сибири: В 3-х ч. — Улан-Удэ, 1958;1963; Ромодановская Е. К. О круге чтения сибиряков в XVII—XVIII вв. в связи с проблемой изучения областных литератур // Исследования по языку и фольклору. — Новосибирск, 1965. — Вып. 1. С. 223−254- Пальцев А. И. Менталитет и ценностные ориентации этнических общностей (на примере субэтноса сибиряков): Автореф. дис.. к.ф.н. — Новосибирск, 1998; Кашкаров Д. А. Религиозное сознание населения Южного Зауралья второй половины XVIII — первой пол. XIX вв.: Автореф. дис.. к.и.н. — Курган, 2000; Покровский Н. Н. Общее и особенное в народном сознании Сибири XVII — сер. XIX в. // Сибирь в прошлом, настоящем и будущем. Вып. I. Новосибирск, 1981. С. 67−68- История Сибири: В 5-ти т.- Т. 2. — Новосибирск, 1968; Очерки русской литературы Сибири: Т. 1. — Новосибирск, 1982; Мельников М. Н. Фольклорные взаимосвязи восточных славян Сибири. Фольклор старожильческого русского населения: Опыт типологии. — Новосибирск, 1988. сибиряков с другими регионами России и Европой.

В работах Д. Я. Резуна, В. А. Ламина, А. Р. Ивонина, Т. С. Мамсик, М. В. Шиловского и ряда других ученых история Сибири рассматривается с позиции теории фронтира. В них выявлено воздействие фронтирного положения региона на сознание русских сибиряков .

Из всех социальных и этноконфессиональных групп русского населения Сибири внимание исследователей 70−90-х гг. XX в. в большей степени привлекало крестьянство68. В работах этого периода дана характеристика источников, позволяющих изучать особенности его исторического сознания. На основе собранного учеными обширного эмпирического материала, определено значение отдельных исторических событий и целых эпох для русских крестьян Сибири в XVIII — первой половине XIX вв. При этом, как правило, для структурирования материала за основу берется не эволюция исторического сознания, а хронологическая последовательность самих событий или их принадлежность к общероссийской и сибирской истории.

Наиболее полно исторические представления русских крестьян Сибири соответствующего периода рассмотрены в монографии Н. А. Миненко «Культура русских крестьян Зауралья XVIII — первой половины XIX вв."69. Она выделила в самостоятельные группы знания кре.

67 Ивонин А. Р. Казаки на сибирском фронтире в XVIII—XX вв. // Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII—XX вв.: общее и особенное.- Новосибирск, 2003.-Вып.З.-С.41−51- Ламин В. А., Резун Д. Я. Предисловие // Резун Д. Я., Ламин В. А., Мамсик Т. С., Шиловский М. В. Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII—XX вв.: общее и особенное.- Новосибирск, 2001.-С. 3−7. Шиловский М. В. Фронтир и переселение // Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII—XX вв.: общее и особенное.- Новосибирск, 2003.-Вып.3.-С. 101−118 и др.

68 Миненко Н. А. Фольклор в жизни западносибирской деревни XVIII — 60-х гт. XIX в. // Советская этнография. — 1983. — № 3. — С. 86−97- Она же. История культуры русского крестьянства Сибири в период феодализма. — Новосибирск, 1986. — С. 28¹⁰- Она же. Культура русских крестьян Зауралья XVIII — перв. пол. XIX вв. — М., 1991; Крестьянство Сибири XVIII — начала XX в.: Классовая борьба, общественное сознание и культура. -Новосибирск, 1975; Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. — Новосибирск, 1982. -С. 424−433- 444−452.

69 Миненко Н. А. Культура русских крестьян Зауралья XVIII — первой половины XIX вв.-М., 1991. стьян о прошлом России, Сибири, своего района. Ей удалось доказать, что в исследуемый период в памяти крестьян сохранялись сведения обо.

7П всех важнейших событиях сибирской и российской истории .

В работах Б. Е. Андюсева проанализированы особенности традиционного сознания крестьян-старожилов в 60-х гг. XVIII-90-х гг. XIX вв. на материалах Красноярского края. Исследователь настаивает на необходимости рассматривать традиционное сознание как самостоятельный предмет изучения.71.

В работах Н. Н. Покровского, Е. М. Юхименко, А. И. Мальцева,.

ТУ.

В.И. Байдина, А. Т. Шашкова, Н. С. Гурьяновой, были рассмотрены вопросы формирования и развития исторических взглядов урало-сибирских старообрядцев, особенности их исторических сочинений, влияние на них христианской эсхатологии. Особое внимание заслуживают осуществленные в этот период публикации важнейших старообрядческих сочинений, в том числе относящихся ко второй четверти XVIII — 80−90-х гг. XIX вв., с соответствующим источниковедческим и историческим комментари.

ТХ ем. Учитывая, что значительная часть старообрядцев принадлежала к крестьянскому сословию, то эти две группы исследований тесно пересекаются.

70Там же.-С. 86−103.

71 Андюсев Б. Е. Традиционное сознание крестьян-старожилов Приенисейского края 60-х гг. XVIII -90-х гг. XIX вв.: опыт реконструкции.- Красноярск: РИО КГПУ, 2004.

72 Покровский Н. Н. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев в XVIII в. — Новосибирск, 1974; Он же. Идейные истоки исторической литературы урало-сибирских часовенных // Известия СО РАН. История, философия, филология. — 1991. — Вып. 1. — С. 3−8- и др.- Юхименко Е. М. К вопросу о связях Сибири с Выгом и роли братьев Семеновых: (Новонайденное «Слово о житии Иоанна Выгорецкого») // Источники по истории общественного сознания и литература периода феодализма. — Новосибирск, 1991. — С. 223−245- Мальцев А. И. Староверы-странники в XVIII — первой половине XIX в. — Новосибирск, 1996; Гурьянова Н. С. Старообрядческие сочинения XIX в. о «Петре 1-антихристе» // Археография и источниковедение Сибири. — Новосибирск, 1980.-С. 136−153- и др.

73 Юхименко Е. М. Указ. соч. — С. 232−245- Памятники литературы и письменности крестьян Зауралья: В 2-х т. — Свердловск-Екатеринбург, 1991;93- Духовная литература староверов востока России XVIII—XX вв. — Новосибирск, 1999.

В некотором смысле к двум вышеназванным группам работ примыкают и те, которые посвящены рассмотрению исторических представлений горнозаводского населения74. Долгое время исследователи основное внимание уделяли классовому аспекту. В действиях героев легенд и преданий видели социальный протест нарождающегося пролетариата, а в их длительном бытовании — способ передачи накопленного опыта борьбы. Основное внимание в этих исследованиях обращалось на то, какие события отложились в исторической памяти представителей этой социальной группы. Эта же тенденция сохраняется и в работах последних лет, только без классового подхода.

Специальных исследований, посвященных развитию исторического сознания у казачества и городских сословий в рассматриваемый период нет, но в ряде работ А. Р. Ивонина, Н. В. Побережникова,.

A.И. Куприянова, А. Н. Копылова, Д. Я. Резуна, Ю. М. Гончарова,.

B.Ю. Сафронова, JI.A. Ситникова, М. К. Юрасовой и других дается ана.

74 Агапова Т. И. Из истории классовой борьбы на алтайских горных предприятиях в.

XVIII в. // Краеведческие записки. — Вып.1. — Барнаул, 1956. — С.69−91- Мамсик Т. С. Фольклорные герои и историческая действительность: (по материалам легенды о братьях Белоусовых) //Общественный быт и культура русского населения Сибири (XVIII — начало ХХвв.) — Новосибирск, 1983. -С.120−134- Горелов А. А. Кирша Данилов — реальное лицо // Русский фольклор. — Т. 28. — СПб., 1995. — С. 97−110-Голиков С.В. и др. Горнозаводские центры и аграрная среда в России: взаимодействие и противоречия (XVIII — первая половина XIX в.). — М., 2000.

75 Резун Д. Я. Городские летописи как источник по истории социальной борьбы и культуры городов Сибири XVII — нач. XVIII вв. // Источники по культуре и классовой борьбе феодального периода. — Новосибирск, 1982. — С. 17—47- Он же. Очерки истории изучения сибирского города: XVIII век. — Новосибирск, 1991; Сафро-новВ.Ю. Тобольск — культурный центр Западной Сибири в XVIII в. — Омск, 1999; ЮрасоваМ.К. «Домовая летопись» инженерного капитана Ивана Андреева // Изв. Омского гос. Историко-краеведческого музея. — Омск, 1997. — № 5. — С. 15−19- Куприянов А. Н. О круге чтения детей и юношества в городах Сибири в первой половине XIX в. // Русская книга в дореволюционной Сибири. Новосибирск, 1984. — С. 4556- Он же. Чтение и его роль в досуге горожан Западной Сибири в первой половине.

XIX века // Русская книга в дореволюционной Сибири. — Новосибирск, 1986. -С. 152−167- Он же. Русский город в первой половине XIX века: общественный быт и культура горожан Западной Сибири. — М., 1995; Копылов А. Н. Культура русского населения Сибири в XVII—XVIII вв. — Новосибирск, 1968. — С. 57−109- Ситников JI.A. Книжные сокровища Сибири. — Новосибирск, 1985. — С. 15−37- Ивонип А. Р., Колупа-ев Д. В. Казаки на Алтае в XVIII-XIX столетиях: Исторические очерки.- Барнаул, 2003; Побережников Н. В. Исторические представления казачества Урала в XVIIIлиз основных источников, отразивших исторические представления этих сословий, поднимаются вопросы образования и воспитания, читательских интересов, анализируются социально-политические и религиозные взгляды горожан, то есть проблемы, близкие теме нашего исследования.

Завершая историографический обзор, можно сделать вывод, что несмотря на наличие ряда теоретических, общероссийских и сибиревед-ческих исследований, целостная реконструкция вненаучного исторического сознания русского населения Сибири второй четверти XVIII — конца XIX вв. еще не проводилась и может стать предметом специального изучения.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней предпринята первая попытка комплексного анализа представлений о прошлом русского населения Сибири второй четверга XVIII — конца XIX вв. на основе современных разработок в области теории исторического сознания. На эмпирическом материале удалось показать, что в исследуемый период преобладали вненаучные формы исторического сознания. При этом, несмотря на складывание и развигае отечественной исторической науки, они продолжали выполнять не только аксиологическую, но и гносеологическую функции. Изучение всех групп источников дало возможность выявить противоречивость исторических представлений русских сибиряков, обусловленную, с одной стороны, сохранением устойчивых монархических настроений, а с другой — влиянием социальных и религиозных движений, противостоящих государству. С целью достижения целостности анализа, в работе использован междисциплинарный подход, позволивший привлечь для решения историографических проблем теоретические разработки социальной философии и фольклористики (концегпуальные положения о соотношении фольклора и исторической действительности).

Методология исследования и его теоретическая база. При проведении данного исследования использованы историко-генетический, хронологический, историко-типологический, сравнительно.

XIX вв. (по материалам казачьего фольклора) // УралоСибирское казачество в панораме веков — Томск, 1994. С. 66−75. исторический и герменевтический методы, системный анализ, а также принципы историзма, целостности, ценностный подход.

Историко-генетический метод позволяет раскрыть закономерности формирования и развития исторического сознания у русского населения Сибири. Хронологический метод использован при анализе изменений исторических представлений, взглядов и идей. Историко-типологический метод служит для соотнесения эмпирических данных с разработанной классификацией форм исторического сознания. Сравнительно-исторический метод дает возможность сопоставить как одновременно существующие формы исторического сознания, так и бытовавшие в разное время. Это позволяет рассматривать исследуемый период как один из этапов в развитии исторического сознания.

Так как использованные в диссертации источники — это различные виды текстов, то в ряде случаев привлекается герменевтический метод. При этом мы исходили из того, что предметом анализа является содержание текста, в котором фиксируется отражательная деятельность субъекта (автора текста), осуществляющаяся в определенных исторических и социокультурных условиях, зависящая от них и от субъективных намерений автора.

Поскольку историческое сознание представляет собой достаточно сложное явление, важное значение имеет системный анализ, с помощью которого возможно вычленить из всей его взаимосвязанной структуры отдельные аспекты, в которых наиболее ярко отражаются его существенные признаки или неповторимые особенности конкретных элементов.

В основу диссертационного исследования положены разработки в области теории исторического сознания М. А. Барга, В. А. Ельчанинова, А. Н. Панюкова, Б. Г. Могильницкогоисследования по проблемам историографии истории Сибири Д. Я. Резуна, Н. А. Миненко, В. К. Мирзоевапо истории духовной культуры урало-сибирских старообрядцев Н. Н. Покровского, Н. С. Гурьяновойпо проблеме соотношения исторической действительности и фольклора С. Н. Азбелева, Б. Н. Путилова, В. К. Соколовой.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее материалы могут быть использованы в исследованиях, посвященных истории духовной культуры русского населения и историографии Сибири. Полученные результаты представляют интерес для проектирования регионального компонента вузовского и школьного исторического образования и могут привлекаться при написании учебных и методических пособий по истории культуры Сибири. Кроме того, содержание диссертации может быть полезно для разработки проблем фольклористики и социальной философии, связанных с изучением исторического сознания, его форм и эволюции.

Апробация основных положений и выводов диссертации была осуществлена на конференциях и семинарах различного уровня, проходивших в Алтайском государственном университете (1999, 2000, 2001, 2004 гг.), Бийском педагогическом государственном университете (1999 г.), Томском государственном университете (2001 г.), Омском государственном педагогическом университете (2002 г.), Иркутском государственном педагогическом университете (2004г.), Тобольском государственном историко-архитектурным музее-заповеднике (2004г.), Нижневартовском государственном педагогическом институте (2005 г.), на симпозиуме молодых ученых и аспирантов по проблемам устойчивого развития в Государственной Думе РФ (2002 г.). По теме диссертации опубликовано ряд статей в научных и методических сборниках. Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры отечественной истории и лаборатории исторического краеведения Барнаульского государственного педагогического университета.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В ходе нашего исследования сделана попытка реконструировать процесс развития исторического сознания русского населения Сибири во второй четверти XVIII — конце XIX вв. на теоретическом и эмпирическом уровнях. Был использован междисциплинарный подход, привлечены современные разработки социальной философии и фольклористики.

В результате проделанной работы мы пришли к следующим выводам.

Среди источников изучения исторического сознания выделены те группы, которые имеют для рассмотренного периода наибольшее значение: фольклорные (исторический эпос, предания, духовные стихи), летописные (общесибирские и городские летописи), мемуарные (ранние мемуары), исторические сочинения старообрядцев. В результате соотнесения каждой из вышеперечисленных групп с отдельными категориями русского населения Сибири, были установлены различия в способах фиксации исторической памяти: у крестьян, казаков, горнозаводских рабочих преобладала устная форма, у горожан и старообрядцев — письменная.

Условиями, влиявшими на развитие исторического сознания русских сибиряков в XVIII — XIX вв., являются:

— продолжение переселения в Сибирь различных категорий населения в рамках вольнонародной колонизации, государственных мероприятий, ссылки;

— сохранение более устойчивой, чем в Европейской части России, приверженности древнерусским культурным традициям;

— становление и развитие отечественной исторической науки, интенсификация и разнообразие потока информации;

— поддержание систематических связей отдельных групп населения Сибири с своими историческими центрами;

— распространение светской идеологии и культуры.

Формами исторического сознания, характерными для исследуемого периода, были такие как эпическая, провиденциалистская, рационалистическая, а также их сочетание (эпическое православие). Основными их чертами можно назвать чувственно-ценностное осмысление прошлого страны, региона, своей социальной группымифологизм и стереотипностьиспользование обыденной лексики. Все это позволило рассматривать их как вненаучные формы. Анализ источников показал, что для большинства населения Сибири они продолжали сохранять как аксиологическое, так и гносеологическое значение во второй четверти XVIIIконце XIX вв. Это не исключало знакомства с научными исследованиями и их использования, но подобная практика носила фрагментарный характер.

Большое влияние на историческое сознание русских сибиряков в изученный период оказали события военной истории России, в первую очередь Казанского похода Ивана Грозного, Северной, Семилетней, русско-турецких войн, Отечественной войны 1812 года. В их интерпретации с наибольшей полнотой проявился синтез эпической и православной картины мира и воплотились представления о службе монарху как служению Родине.

В то же время, исторический опыт многих групп русского населения Сибири был связан с социальным и религиозным протестом, имевшим место в конце XVII — XIX вв. Поэтому для них сохранялась актуальность крестьянско-казацких выступлений под предводительством Степана Разина и Емельяна Пугачева, церковного раскола, движения декабристов. Оценки этих событий в изученный период были неоднозначными. В них соединились христианские представления о греховности любого насилия, наивный монархизм с идеалами русского богатырства.

Важную роль в становлении исторического сознания всех социальных групп сыграло переживание и осмысление процессов, связанных с присоединением Сибири к России и ее освоением. В памяти сохранились события, носившие как общерегиональный, так и локальный характер. К первой категории относятся деятельность Ермака и его сподвижников, присоединение отдельных территорий Сибири к России, ко второй — истории населенных пунктов, монастырей и церквей, отдельных семей.

Историческое сознание в исследуемый период носило противоречивый характер, проявившийся в сочетании эпического православия и рационализма, монархизма и протестных настроений, интереса к общероссийским событиям и тяготения к локальной истории.

Во второй четверти XVIII — конце XIX вв. только у старообрядцев сложилась целостная концепция истории, в основе которой лежали эсхатологические взгляды. Для других групп можно говорить лишь о фрагментарных исторических представлениях. В то же время, для всех характерно выстраивание исторических событий в рамках определенного пространственно-временного континуума.

Общность исторического сознания русских сибиряков в исследованный период выражалась в наличии базовых ценностей, таких как христианство, патриотизм, монархизм, и единстве исторической памяти. При этом отмечены отличия и противоречивые интерпретации в оценке отдельных фактов, существовавшие между разными группами населения региона, обусловленные их социальным опытом.

Соединение общего и особенного позволило воссоздать целостную картину развития исторического сознания русского населения Сибири во второй четверти XVIII — конце XIX вв. и выделить в качестве основной тенденции продолжение синтеза различных форм и уровней отражения прошлого.

За рамками данной работы осталось исследование влияния на сознание русских сибиряков исторических представлений коренного населения региона. Данная проблема требует привлечения новых источников и специального изучения. Кроме того, большой интерес представляет трансформация исторического сознания русских жителей Сибири в начале XX в. в результате модернизационных процессов и появления здесь больших групп населения из европейской части страны. Этот сюжет мы также планируем рассмотреть в ходе дальнейших исследований.