Историография политической ссылки в Сибирь второй половины XIX — начала ХХ вв

Политическая ссылка в Сибирь занимает особое место в истории России. Возникнув в XVI в. как «удаление» отдельных противников государства и государя, к XX в. она приняла постоянный, массовый характер. Через этапные тюрьмы Сибири прошли тысячи революционеров и участников национально-освободительных движений — декабристы, польские повстанцы, разночинцы, представители народничества, социалисты, социал-демократы, анархисты. Их пребывание в Сибири — важнейший фактор социального, экономического, политического и культурного развития региона ХЕК — начала XX в.

Политическая ссылка как историческое явление и объект исследования не могла не интересовать ученых-современников. Ее изучение имело два аспекта. С одной стороны, политическая ссылка исследовалась как важнейший институт внутренней политики государства, в котором необходимо было выработать наиболее экономичную и эффективную модель развития, с другой — как социальное явление, в центре которого были тысячи противников существующего строя, высланных на окраины империи, испытывавших значительные экономические, финансовые трудности, лишенных всех прав и привилегий и в массе своей оставшихся непримиримыми врагами государства.

Исследование института политической ссылки в досоветский период не выделялось в самостоятельную отрасль науки и проходило в рамках развития отечественного тюрьмоведения в целом. При этом в большей мере изучалась уголовная ссылка. Ученые-криминалисты, практики пенитенци3 арной системы — М. Н. Галкин-Врасский, С. К. Гогель, П. К. Гран, С. П. Мокринский, А. А. Пионтковский, С. В. Познышев, А. П. Саломон, Н. С. Таганцев и многие другие подвергли всестороннему изучению правовые, организационные и финансовые аспекты этого явления. Их интересовала прежде всего эффективность функционирования института ссылки. В начале XX в., в результате многочисленных дискуссий, большая часть ис— следователей склонялась в пользу тюремного заключения, сопровождаемого обязательными каторжными работами. Ссылка в Сибирь, как и в северные отдаленные губернии страны, признавалась дорогостоящей и неэффективной.

Наряду с институтом политической и уголовной ссылки, изучалась ссылка как таковая. Ученых и общественных деятелей интересовал прежде всего «внутренний мир» этого явления — социальный, профессиональный и партийный состав ссылки, жизнь крупных колоний, формы взаимопомощи, самообразование, влияние на местное общество, участие в рабочем и революционном движении Сибири.

К февралю 1917 г. историография политической ссылки и каторги в Сибирь включала десятки монографических работ и крупных статей, сотни разноплановых исследований — от путевых заметок, корреспонденции с мест до статистических обобщающих отчетов и служебных докладов. Учеными-правоведами, историками, этнографами, политическими и общественными деятелями, изучавшими те или иные аспекты темы, был накоплен, систематизирован и обобщен огромный пласт источникового и историографического материала, детально исследованы важнейшие стороны этого явления.

После октября 1917 г., с коренным изменением социально-политической, идеологической и духовной атмосферы страны, работы криминалистов и историков XIX в. оказались невостребованными. Несмотря на постоянное изучение конкретных сюжетов политической ссылки в Сибирь, советские историки редко обращались к творческому наследию своих предшественников. Отдельные аспекты этой темы стали рассматриваться лишь с конца 1970;х гг. в рамках исследования народнической, социал-демократической и большевистской ссылки.

Ситуация с изучением наследия ученых досоветского периода начала несколько меняться после 1991—1995 гг. Интерес к истории пенитенциарной системы дореволюционной России не мог не вызвать у исследователей внимания и к этой теме, однако приходится констатировать, что целостного и специального изучения досоветская историография в работах современных историков до сих пор не получила.

Таким образом, научная значимость и актуальность настоящего исследования продиктованы необходимостью первого комплексного, «сквозного» изучения обширной литературы по истории политической тюрьмы и ссылки, накопленной развитием науки с середины XIX в. до 1917 г.

Изучение досоветской историографии политической ссылки в Сибирь в настоящий период имеет и практическое значение: отдельные стороны конкретных знаний из этой области могли бы быть использованы современными практиками-тюрьмоведами, историками уголовного права дореволюционной России. К тому же именно в наше время, с отказом от классового принципа исторических исследований, есть все условия для создания обобщающего труда по истории политической тюрьмы, каторги и ссылки в России. Нет нужды доказывать, что эту работу необходимо начинать с изучения богатейшего историографического наследия темы.

Цель и задачи исследования

Цель диссертации — исследовать основные тенденции и направления формирования и накопления исторических и, главным образом, историографических знаний по истории развития и функционирования ссылки политических и государственных преступников в Сибирь второй половины XIX — начала XX в. в отечественной историографии.

Объект исследования. Объектом диссертационного исследования является историография политической ссылки в Сибирь. В работе изучается прежде всего научная и научно-популярная литература о каторге и ссылке. Однако в общем массиве исследований ее удельный вес невелик. Это связано с тем, что изначально данная тема интересовала больше публицистов, общественных деятелей, писателей и в меньшей степени была предметом исследовательских интересов профессиональных ученых. История ссылки создавалась самими ссыльными и их современниками. Отсюда — публицистичность, полемичность многих работ.

Эта особенность отразилась и на объекте исследования. В диссертации рассматриваются труды как профессиональных историков, так и статьи экономистов, изучавших статистику ссылки, чиновников Главного тюремного управления и МВД, сибирских губернаторов и генерал-губернаторов, адвокатов, журналистов, путешественников-этнографов. Их работы являются для нас не только историческим, но и историографическим источником, именно они и составляют основной объем литературы о политической ссылке досоветского периода.

В диссертации изучается и часть литературы об уголовной тюрьме, каторге и ссылке. Это вызвано тем, что исследователь далеко не всегда открыто мог писать о политических заключенных и ссыльных. Нередко по цензурным соображениям об осужденных революционерах упоминалось мало, в основном в завуалированной форме, однако современному читателю было понятно: автор рассказывает о положении и условиях содержания прежде всего политических преступников.

Отмеченные особенности историографии политической ссылки и каторги в Сибирь второй половины XIX — начала XX в. определили и наш подход к ее классификации. Исследуемую нами литературу невозможно сгруппировать только по степени ее научности. Более приемлема, на наш взгляд, классификация, в основу которой положены критерии как служебной принадлежности авторов, так и их политических убеждений. Исследуемая нами историография изначально и формировалась как литература профессионалов-правоведов, чиновников соответствующих властных и законодательных структур, а также как либеральная и радикальная научная публицистика. Классификация всей литературы по служебной и политической принадлежности авторов и отражает, на наш взгляд, весь сложившийся комплекс историографии политической ссылки в Сибирь второй половины XIX — начала XX в.

Для достижения цели исследования поставим следующие задачи: для определения достоверности сложившихся историографических знаний типологизировать и критически проанализировать комплекс основных источников избранной темысогласно исследования источников официального происхождения, охарактеризовать место и роль политической ссылки в Сибирь в системе внутренней политики государствавыявить основные направления в досоветской историографии по-литссылки в Сибирьустановить и обосновать хранологические границы досоветской историографиивыяснить степень изученности современными учеными комплекса исторических и историографических исследований второй половины XIX — начала XX в. определить основную тематику исследовательских интересов ученых прошлого, степень изученности ими различных аспектов ссылкиустановить основные направления развития зарубежной историографии политической ссылки в Сибирь второй половины XIX—начала XX в.- установить количественные характеристики литературы о каторге и ссылке, показать динамику ее издания и зависимость от конкретной социально-политической ситуации в стране.

Методологическая основа исследования. Методологическую основу работы составили научные принципы объективности и историзма, основанные на признании многовариантности, альтернативности исторического процесса, предусматривающие отказ от политической заданности исследования. Опора на них позволяет выделить и две группы методов, используемых в работе, — специально-исторические и общенаучные.

Хронологические рамки исследования. Диссертационное исследование охватывает период второй половины XIX — начала XX в. Начальной датой этого периода может служить издание первой наиболее крупной работы исследуемой темы — книги С. В. Максимова «Сибирь и каторга» (1862 г.). Вместе с тем это не значит, что в диссертации не учтены менее крупные, но вышедшие несколько ранее исследования, квалифицируемые нами в качестве важных историографических источников, например, «Колокол» (1857 г.).

Конечной датой хронологических рамок диссертационного исследования служит Февральская 1917 г. революция, коренным образом изменившая социально-политическую ситуацию в стране и отменившая, как известно, политическую тюрьму, каторгу и ссылку.

В указанных хронологических рамках исследуемый материал изложен в проблемно-хронологической последовательности.

Научная новизна исследования определяется прежде всего тем, что в диссертации впервые делается научно-историческое обобщение историографии политической ссылки в Сибирь в столь широких временных рамках, охватывающих более 50-летний период ее развития, что позволяет определить наиболее важные ее особенности и характеристики.

Диссертационное исследование призвано восполнить пробел в отечественной историографии, обусловленный тем, что до настоящего времени изучались лишь фрагменты данной темы, между тем как в исторической науке давно назрела необходимость обобщающего исследования.

Для настоящей работы характерны новые подходы в оценке историографии второй половины ХЕХ в., сложившиеся в советской исторической науке. Политическая ссылка рассматривается нами не только как карательная мера, рассчитанная на физическое уничтожение революционера, но и как важная составная часть внутренней политики государства, вынужденного защищать себя и часть общества.

В диссертации по новому оценивается роль буржуазных ученых, чиновников министерств и ведомств в исследовании истории политической каторги и ссылки. Соответственно иначе оценивается вклад большевистских публицистов, и в первую очередь В. И. Ленина, в разработку этой темы.

Основные выводы диссертации публиковались автором в изданиях Иркутского университета, в материалах международных и региональных на-учно-практическихконференций, журнале «Земля Иркутская». По теме исследования издано около 20 докладов, сообщений и статей, в том числе, монография. Автор является ответственным редактором тематического сборника «Сибирская ссылка» («Ссыльные революционеры в Сибири»), имеющего постоянный раздел по проблемам источниковедения и историографии политической ссылки.

Практическое значение диссертации состоит в возможности использования ее положений и выводов при подготовке научных исследований по истории политической и уголовной тюрьмы, каторги и ссылки, истории Сибири, пенитенциарной системы России в целом. Конкретное содержание работы может послужить основой для создания спецкурсов по историографии и источниковедению российской ссылки, а также истории Сибири для студентов исторических факультетов государственных высших учебных заведений.

Степень изученности темы.

В досоветский период литература о политической тюрьме, каторге и ссылке комплексно не изучалась. Нами не обнаружено исчерпывающих историографических исследований, поэтому можно говорить о существовании лишь отдельных обзоров темы, освещающих ее некоторые аспекты.

Одна из первых зафиксированных попыток историографического обзора литературы о каторге и ссылке второй половины XIX в. принадлежит И. Я. Фойницкому и относится к 1881 г. 1.

Сторонник, по всей видимости, историко-сравнительного метода в исследовании проблем отечественного правоведения, профессор Фойницкий совершенно справедливо полагал о существовании целого ряда независимых аналогий в развитии пенитенциарных систем различных европейских государств: в Испании, Италии, Англии, Германии, Франции ссылка имела одни и те же задачи, методы осуществления и цели. Западное правоведение, по мысли Фойницкого, веками накапливало опыт организации борьбы с государственной преступностью. Следовательно, считал автор, анализ отечественной историографии политической ссылки необходимо начать с ответа на вопрос: испытывала ли российская наука влияние различных западных школ или развивалась автономно? «Изложение истории русской ссылки страдало бы существенными пробелами, — пишет И. Я. Фойницкий, — если бы из него был выброшен умственный капитал, выработанный народами, широко применявшими ссылку"2.

1 См.: Фойницкий И. Я. Ссылка на Запад в ея историческом развитии и современном состоянии. — СПб., 1881.

2 См.: Там же. — С. 270.

Скурпулезно исследовав этот вопрос, Фойницкий пришел к выводу: «данные ссылки Запада» всего лишь «могут и действительно проливают яркий свет на многие стороны русской ссылки», однако сама русская ссылка развивалась «независимо и даже вопреки западно-европейским веяниям"3.

По мысли И. Я. Фойницкого, такое автономное развитие явилось следствием двух причин: с одной стороны, историки и правоведы Запада очень слабо знакомы с постановкой тюремного и ссыльного дела в России, с другой — отечественные специалисты — ученые и практики не исследуют достижения европейской науки. «Во-первых, — пишет Фойницкий, — Запад никогда не имел полного и точного изложения русской ссылки, получая о ней отрывочные и ненадежные сведения или из романтических описаний сибирских беглецов, преимущественно политических ссыльных Польши, или из случайных корреспонденций, изредка появлявшихся в иностранных изданиях и открывавших лишь небольшой уголок густой завесы, которой Россия отделялась от Западной Европы. Во-вторых, между нашим общественно-государственным строем и западно-европейским лежала такая глубокая пропасть, что Запад не интересовался складом нашей ссылки, видя в ней явление, принадлежащее всецело совершенно особой культуре"4.

Внимательно проанализировав западную историографию, ученый пришел к выводу, что большинство иностранных специалистов лишь использовали отдельные сюжеты сибирской ссылки в качестве иллюстрации уже сложившихся теорий борьбы с государственной преступностью. Таким образом, по мысли Фойницкого, зарубежная историография ничего не внесла в разработку истории политической тюрьмы, каторги и ссылки в России.

Для иностранного писателя, — заключает Фойницкий, — ссылка русская бывала иногда предметом любознательности, изучение которого мог.

3 См.: Фойницкий И. Я. Указ. соч. — С. 6.

4 См.: Там же. — С. 272. ло бы содействовать улучшению родных для него порядков. Иногда, хотя очень редко, в сочинениях западно-европейской литературы можно встретить указания на факты из ссылки русскойно, упомянув о них, авторы считали любопытство читателя вполне удовлетворенным"5.

В качестве подтверждения своего вывода И. Я. Фойницкий рассматривает работы известных западных специалистов — Феррюса, Блоссевиля и Гольцендорфа. Феррюс, например, анализируя системы ссылки в различных странах, самой России уделяет всего несколько строк. Он утверждал, что русская ссылка «неприменима нигде в ином месте» и «может лишь служить предметом любопытных сопоставлений». Блоссевиль обнаруживает «недоброкачественность своих географических познаний, противопоставляя Сибири Охотск („ныне Ситка“) и Петропавловск». Гольцендорф же отозвался о русской ссылке «по отсутствию каких-либо материалов лишь в гадательном смысле».6 Таким образом, западные специалисты, «за отсутствием достоверных источников», практически не занимались разработкой проблем истории русской ссылки.

Понятно, что работа И. Я. Фойницкого была написана задолго до появления на Западе исследований Дж. Кеннана, Ю. Прайса и М. Яника, внесших существенный вклад в разработку «ссыльной» темы. Ну, а как же отечественные историки и правоведы?

По мысли И. Я. Фойницкого, они работают в этой области крайне нерезультативно. «Русская литература, — пишет автор, — в высшей степени бедна работами о ссылке. Нет ни одного полного ее историко-юридического исследования. Существует небольшое число монографий, лишь затрагивающих некоторые ее стороны, и то только в отношении бытовом"7.

5 См.: Фойницкий И. Я. Указ соч. — С. 272.

6 См.: Там же.-С. 273.

7 См.: Там же. — С. VI.

К сожалению, И. Я. Фойницкий не анализирует это «небольшое число монографий», ограничившись предположением, что отсутствие исторических работ о ссылке объясняется «малодоступностью материалов, существенно необходимых для ее разработки». С этим можно согласиться: надо учитывать своеобразный, «закрытый» характер темы, рассредоточение источников по ведомственным архивам, а также реально существовавший цензурный пресс.

Выводы И. Я. Фойницкого о своеобразном, неповторимом характере развития русской ссылки разделяет и В. Д. Жижин8. Его труд — обстоятельнейший обзор историографических источников со времени возникновения и становления института ссылки в России.

В. Д. Жижин подробно анализирует прежде всего законодательную базу этого наказания. Он рассматривает соответствующие статьи «Русской правды», предусматривавшие «за разбой, за коневую татьбу, за поджог» своеобразную ссылку, именуемую «потоком" — первые Судебники и Уставные книги Разбойного приказа, вводившие особый институт удаления — «выбитие из земли или из волости вон" — практику применения массовых высылок при Иване IV, Алексее Михайловиче, Петре Великом. По мнению автора, законодательное оформление русской ссылки, в отличие от уголовного правоведения Западной Европы, уже изначально было продиктовано ярко выраженной политической потребностью. Воеводы, приказные люди, стрельцы, бояре и дети боярские подвергались «великой опале» прежде всего за «поруху государеву делу», а не за уголовные преступления9.

Анализ источников позволяет В. Д. Жижину отметить и одну из главных особенностей русской политической ссылки: «в Украинные земли и Сибирь» ссылались «лица второстепенные, т. н. «массовые» участники на.

8 См.: Жижин В. Д. Ссылка в России (Законодательная история русской ссылки) // Журнал министерства юстиции. — 1900. — Янв. — С. 37−70.

9 См.: Там же. -С. 51. родных протестов, главные же виновники подвергались смертной казни". Таким образом, политическая ссылка с момента своего возникновения занимала в ряду наказаний следующее за высшей мерой место10.

По мнению В. Д. Жижина, с начала XVII в. стала появляться и еще одна особенность ссылки. Сибирская ссылка все более стала носить колониальный характер — «ссылка на пашню, в солдатскую службу, ссылка как средство доставления рабочих рук». «Благодаря этому, — заключает ученый, — ссылка в XVII в. имеет характер чрезвычайной полезности: она положила начало свободному заселению Сибири"11.

Из досоветских исследователей истории тюрьмы, каторги и ссылки в Сибирь наиболее подробный историографический и источниковедческий обзор темы был сделан Н. М. Ядринцевым и П. М. Головачевым.

Плуг историка-исследователя, — отмечал Головачев, — провёл до сих пор лишь редкие и неглубокие борозды по полю изучения прошлого Зака-менной России. Поле это, хотя и ограничено неширокими хронологическими пределами и не представляет на своей поверхности особенной яркости и разнообразия, однако имеет чрезвычайно интересную и важную историческую почву"12.

По мысли историка, до открытия Томского императорского университета изучение истории Сибири можно охарактеризовать как «малоудовлетворительное», принесшее краю лишь «скудные результаты», достигнутые трудами «одиноких и рассеянных по разным местностям любителей, занятых обычно другими делами, не имевших солидного руководства» 13.

Теперь, отмечает исследователь в 1902 г., ситуация изменилась: «зауральский поток русской жизни все более и более сливается с потоком об.

10 См.: Жижин В. Д. Указ. соч.- С. 62.

11 См.: Там же. -С. 65.

12 См.: Головачев П. Ближайшие задачи исторического изучения Сибири // Журнал Министерства народного просвещения. — 1902. — № 9. — С. 49.

13 См.: Там же. — С. 49 щерусским". Поэтому именно сегодня есть все предпосылки и основания выяснить вопрос исторический, вопрос о ссылке. По мысли исследователя, только профессиональный историк способен решить эту проблему14.

Что следует из нескольких цитат статьи П. М. Головачева?

Прежде всего, вопрос о ссылке — вопрос исторический, и проблемы современных нужд Сибири невозможно решить без изучения ее прошлого. Во-вторых, и это, пожалуй, главное, исследование истории сибирской тюрьмы, каторги и ссылки, в том числе, конечно же, и политической, невозможно силами лишь сибирских историков-любителей, тем более, что их кадры «случайны», а усилия «разрозненны».

На наш взгляд, тем самым П. М. Головачев одним из первых в историографии устанавливает научный статус настоящей темы. Для него совершенно очевидно, что история сибирской ссылки — составная часть более общей темы — темы внутренней политики Российского государства второй половины XIX — начала XX в., а изучение ее возможно лишь на пути объединения усилий профессиональных исследователей из числа «пришлой» и «местной» «областнической» интеллигенции.

Одним из первых П. М. Головачев обратил внимание и на источнико-вые особенности историографии политической тюрьмы, каторги и ссылки в Сибирь. По мысли автора, они заключаются в том, что в распоряжении исследователей сосредоточено «очень мало сырого, архивного материала», что и не позволяет им «разработать» этот «крупный вопрос местной истории соответствующим образом"15.

Именно отсутствие архивных источников, а также малочисленность специально подготовленных научных кадров исследователей и сдерживают изучение этого «жизненного и важного» для Сибири вопроса.

14 См.: Головачев П. Указ. соч. — С. 60.

15 См.: Там же. -С. 61.

Автор по-своему пытается и объяснить столь скудное количество архивных источников по истории политической ссылки.

Он считает, что прошлое Сибири не изобилует яркими и броскими фактами, позволившими бы оставить после себя богатый архивный материал. Особенность истории края в другом — в «обыденной», «типичной», «нормальной» жизни «народной массы». Именно эта «масса» — «главный деятель сибирской истории», именно о ней надо думать и собирать материалы, писать исследования. «Ряд таких изданий, — утверждает Головачев, — даст прекрасный материал для обстоятельных монографий, а эти монографии, в свою очередь, послужат теми мозаичными камнями, из которых будет возможно, наконец, создавать полную, цельную и правдивую картину исторической жизни Сибири"16.

Трудно не согласиться с подобным заключением автора.

Всесторонний анализ и объективная оценка источниковой базы истории сибирской ссылки были сделаны и Н. М. Ядринцевым.

В статье «Статистические материалы к истории ссылки в Сибирь» Н. М. Ядринцев выделяет следующие источники по истории ссылки: ведомости приказа о ссыльных в Тобольскематериалы из архива Главного управления Западной Сибирьюстатистические материалы, собранные по заданию генерал-губернатора Западной Сибири Н. Г. Казаковаканцелярская переписка. Кроме этого к источниковой базе причисляются приобретенные им записки заключенных, а также «личные наблюдения», имевшие для него при написании работы основополагающий характер17.

Как видим, Н. М. Ядринцев определяет в качестве источника исследуемой темы довольно обширный материал, исходивший прежде всего от официальных органов сибирской администрации и Тобольского приказа о.

16 См.: Головачев П. Указ. соч. — С. 68.

17 См.:Ядринцев Н. М. Статистические материалы к истории ссылки в Сибирь. — Б. м. — Б. г. — С. 1. ссыльных. По нашему мнению, он одним из первых исследователей вслед за С. В. Максимовым и Е. Н. Анучиным выделил, проанализировал и «соединил в таблицы» эту группу источников.

Заслуживает внимания и вывод ученого о состоянии источниковой базы истории сибирской ссылки.

Он пришел к заключению, что, несмотря на то что ссылка в Сибирь как наказание возникла и существует с XVI столетия, эта тема имела и имеет лишь отдельные разрозненные источниковые материалы. По его мнению, положение несколько улучшилось только с 1823 г. после возникновения Тобольского приказа о ссыльных, однако, заключает автор, «статистика ссылки и ныне не организована ни при одном центральном учреждении и сведений из Сибири. не получается"18.

Нетрудно заметить, что определяя источниковую базу проблемы Сибирской ссылки, Н. М. Ядринцев упускает из поля своего внимания такие важнейшие источники по теме как законодательные акты империи, инструктивные и руководящие материалы министерств и ведомств, переписку Санкт-Петербурга с сибирскими губернаторами и некоторых другие. Все это было вполне доступным автору. Вместе с тем, выделение им в качестве источников материалов Тобольского приказа о ссыльных и дел текущего архива Главного управления Западной Сибири является, безусловно, шагом вперед в разработке всей темы, заслуживает быть отмеченным в качестве положительного явления историографии досоветского периода.

Н. М. Ядринцеву принадлежит первенство и в подлинно научном анализе современной ему историографии ссылки и каторги в Сибирь.

Прежде всего, он устанавливает нижнюю временную границу историографии темы. По его мнению, исследование этого вопроса в литературе.

18 См.: Ядринцев Н. М. Указ. соч. — С. 2. началось с 1862 г., со времени появления первых очерков «Мертвого дома» Достоевского и кончая «Сибирью и каторгой» Максимова"19.

Н. М. Ядринцев безусловно прав. Действительно, работы Достоевского и Максимова — по-настоящему первые крупные произведения о сибирской каторге, тюрьме и ссылке второй половины XIX в. Отдельные главы «Записок из мертвого дома» появились в 1861—1862 гг., а «Сибирь и каторга» (по всей видимости, Ядринцев имеет в виду работу Максимова «Ссыльные и тюрьмы. Несчастные») впервые была издана в Санкт-Петербурге в 1862 г. При этом публикация труда Ф. М. Достоевского имела большое влияние на современников и сразу же привела к появлению целого ряда острых литературных и публицистических произведений и в этом его ценность.

Однако, отмечая крупные заслуги и Достоевского, и Максимова в «открытии» этой темы, не следует забывать о существовании задолго до изучаемого периода целого пласта исследовательской, публицистической и художественной литературы о пребывании, например, декабристов и польских националистов в сибирской ссылке. Следовательно, публикации 1860-х гг. правильнее считать не началом, а продолжением историографии политической каторги и ссылки в Сибирь XIX — начала XX в., определяющим его новый, самостоятельный этап.

Следует подчеркнуть и попытку Ядринцева обосновать периодизацию современной ему историографии каторги и ссылки в Сибирь.

Изучая «непрерывно в течение последних 25 лет» соответствующую литературу, автор пришел к выводу о существовании в ней двух своеобразных качественных и временных периодов. Первый период историографии каторги, тюрьмы и ссылки исследователь начинает с 1860—1870-хгг. Н. М. Ядринцев характеризует его как время отсутствия самостоятельных работ о.

19 См: Ядринцев Н. М. Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении. — СПб, 1892. — С. 302. ссылке, с одной стороны, и существования «успокоения» в обществе по поводу пользы ссылки — с другой.

Несмотря на обширное значение, какое имела ссылка в России, составляя одно из видных наказаний в нашем кодексе, — пишет автор, — мы, однако, не встречаем о ней никаких исторических исследований, точно как и определенного мнения о ней русских юристов, так как наши криминалисты до последнего времени руководствовались мнениями западных ученых, вроде Гольцендорфа, и на них основывали свои заключения о ссылке. Между тем ссылка в России. представляет все необходимые данные для самостоятельной разработки вопроса"20.

Отсутствие «самостоятельных» научных исследований «каторжного и ссыльного» вопроса, на наш взгляд, совершенно справедливо подмечено Н. М. Ядринцевым и действительно составляет одну из главных особенностей первоначального периода историографии.

Прав автор и по поводу «успокоения» общественного мнения, уверовавшего в целесообразность ссылки. Наказание это, пишет Ядринцев, считалось каранием и исправлением, очищением общества от дурных элементов и полезной колонизацией края. Оно удовлетворяло и «суровых криминалистов, и представителей исправительного принципа», а также «гуманистов, предпочитавших его душной тюрьме, т. к. здесь ссыльные не только несут наказание, но и работают на чистом воздухе"21.

Между тем, считает автор, соединение столь противоречивых задач ссылки, «в сущности, на деле вытеснявших друг друга», невозможно и должно было зародить в обществе некоторые сомнения по поводу ее эффективности, а значит, и целесообразности. Однако этого не произошло и «вокруг ссылки» группировались лишь ее защитники, что хорошо видно и по современной литературе.

20 См.: Ядринцев Н. М. Русская община.— С. 502.

21 См.: Ядринцев Н. М. Сибирь как колония. — С. 244.

Ситуация, по мнению автора, начала меняться только «при начале тю-ремно-ссыльной реформы». По всей видимости, именно с нею, а также с активным обсуждением предстоящей реформы в обществе, и связывает Н. М. Ядринцев начало второго периода историографии уголовной и политической тюрьмы, каторги и ссылки в России.

Вероятнее всего, по времени это конец 80-х — начало 90-х гг. XIX в. Именно тогда, пишет он, «мы узнали, что жизнь ссыльных в Сибири далеко не на удовлетворительном состоянии. В этот период отдельные разрозненные сюжеты и картины нашей каторги и ссылки уже не могли удовлетворять общество"22.

Что же характеризует, по мысли автора, этот последний период отечественной историографии?

Прежде всего Н. М. Ядринцев отмечает преимущественно локальный характер разработки темы. По его мнению, лишь «сибирские газеты» продолжали на своих страницах активно освещать проблемы уголовной и политической ссылки в «Закаменную Россию», что и составляло большинство отечественных публикаций. При этом именно сибирские периодические издания, выступая, безусловно, против всех видов ссылки, внесли в разработку темы наиболее весомый (в количественном отношении) вклад. Автор отдельно упоминает «Сибирскую газету», «Сибирь», «Восточное обозрение"23.

Второй характерной особенностью историографии этого периода Н. М. Ядринцев считает изменение общественного мнения в отношении «полезности» ссылки. Общество встало на позиции противников как штрафной колонизации, так и сибирской ссылки в целом. Показателем этого, по мнению Ядринцева, и следует считать появление в историографии работ «многих этнографов», «писателей и беллетристов» — «Чудновского, Коро.

22 См.: Ядринцев Н. М. Сибирь как колония. — С. 244.

23 См.: Там же.-С. 302. ленко и других". При этом «все этнографы» и писатели приходили к одному выводу, заключавшемуся в том, что «положение ссыльных безутешно, а ссылка для Сибири есть тягость и зло"24.

Следует отметить одну характерную деталь. Говоря о «писателях» второго периода, Н. М. Ядринцев особо останавливается на польских авторах, таких как Шиманский, Сирко, подчеркивая, что они правдиво «обрисовывали» в своих художественных очерках положение ссыльных в Якутской области. При этом, по мнению Ядринцева, Якутская ссылка получила в этой литературе «особое освещение».

Нет сомнения в том, что здесь Н. М. Ядринцев осторожно, в завуалированной по цензурным соображениям форме, говорит как о самих политических ссыльных Якутской области, так и о их вкладе в разработку общей темы25.

Особенностью второго периода историографии Н. М. Ядринцев считал появление здесь «ученой литературы». В течение последних лет, утверждал автор, разработкой проблемы сибирской ссылки занялись отечественные «различные юридические авторитеты и профессора». Из общего массива научных публикаций этого периода он выделяет несколько. Это труды И. Я. Фойницкого, доказавшего, что наказание ссылкой, применяемое европейскими государствами, дало только отрицательные результаты, а также исследования профессора Н. Д. Сергеевского, «склонного видеть» в ссылке вынужденное и неизбежное наказание, но, при этом, не оправдывавшего его «жестоких и больных сторон».

Н. М. Ядринцев отмечает и тот факт, что вся «ученая литература» в настоящее время разделилась на два направления — защитников и противников ссылки. «В политике, — пишет автор, — защитники ссылки как системы явились весьма слабыми и на их стороне никогда не было перевеса"26.

24 См.: Ядринцев Н. М. Указ соч. — С. 300.

25 См.: Там же.

26 См.: Там же-С. 303.

По мнению Н. М. Ядринцева, современный период историографии каторги и ссылки имеет и еще одну характерную особенность. Она заключается в том, что зарубежные исследователи тюремной и ссыльной системы на основе многолетнего изучения практического опыта изменили свое отношение к ней и пришли к единодушному выводу о бесперспективности дальнейшего её развития. Даже «знаменитый профессор Гольцендорф», — говорит автор, — бывший когда-то «теоретическим сторонником» ссылки, высказался против ее применения. Подобные же резолюции были приняты и на последнем международном тюремном конгрессе в Лондоне27.

Как видим, Н. М. Ядринцев дает всесторонний анализ историографии уголовной и политической каторги и ссылки в Сибирь. В течение 25 лет он внимательно следил за этим вопросом в «русской печати». К каким же выводам приходит ученый?

По мысли автора, современный период историографии характеризуется, скорее, ростом количественных, чем качественных показателей. Свой вывод он подкрепляет своеобразным обзором последних публикаций: «Статьи о ссылке и каторге появились вслед за Максимовым и Достоевским в «Современнике», воспоминания Львова, ст. Грицко (Елисеева), ст. Д. И. За-валишина, Семилужинского, Авесова — Потанина в «Неделе», ст. против ссылки в «Голосе» Ядринцева, ст. Маслова за ссылку. За сохранение ссылки в 1890 г. высказывался «Русский курьер"28.

Однако, несмотря на видимые количественные достижения, существенное изменение общественного мнения, появление художественных работ о ссылке и «беллетристики», зарождение своей, свободной от западного влияния отечественной «ученой литературы», современная историография темы, по мысли автора, имеет лишь незначительные качественные достижения. «Со времени появления первых очерков Достоевского. и Мак.

27 См.: Ядринцев Н. М. Указ. соч. — С. 302.

28 См.: Там же. симова, — делает вывод Н. М. Ядринцев, — мы не видим в России ничего более крупного"29.

Столь критическое отношение к современной историографии каторги и ссылки, в том числе и к собственным сочинениям, выглядит у Н. М. Яд-ринцева вполне обоснованным. По всей видимости, главным критерием эффективности всей литературы по этой теме была для ученого отмена вообще всех видов ссылки в Сибирь. Атак как до 1900 г. этого не последовало, то признать состояние историографии темы удовлетворительным он не мог.

Следующим исследователем историографии политической каторги и ссылки стал А. М. Скабичевский.

Известный критик и историк литературы, изучая современную публицистику, не мог обойти вниманием эту тему, т. к. считал, что «слишком многим интеллигентнейшим и талантливейшим русским людям пришлось испытать на личном опыте и личном участии» тюремную действительность. В 1898 г. Скабичевский публикует в газете «Русская мысль» большую статью «Каторга пятьдесят лет тому назад и ныне», а затем включает ее в сборник своих работ, выдержавший к 1903 г. уже третье издание30.

Статья А. М. Скабичевского — второе и, увы, последнее после Н. М. Яд-ринцева обобщающее исследование научной и публицистической литературы о каторге и ссылке дооктябрьского периода. Работы В. А. Ватина, П. М. Головачева, В. Д. Жижина, В. Н. Соколова и М. Яника, изданные в 1900;1917 гг., разрабатывали лишь отдельные сюжеты этой темы.

Скабичевский исследует литературу о каторге и ссылке почти за 50 лет. При этом, понимая трудности своей задачи, связанные прежде всего с огромным объемом разнопланового материала, автор сосредоточивает свои усилия на анализе нескольких научных и публицистических произведений.

29 См.: Ядринцев Н. М. Указ. соч. — С. 303.

30 См.: Скабичевский А. М. Каторга пятьдесят лет тому назад и ныне//Русская мысль. — 1898. — Кн. IX. — С. 79−89- Кн. X. — С. 34−68- Скабичевский А. Соч.: В 2 т. — Т. 2. 3-е изд. — СПб., 1903. -С.685−746.

По словам Скабичевского, он лишь «обозначает наиболее высокие вершины горной цепи», к которым относит сочинения С. В. Максимова, Ф. М. Достоевского, П. Ф. Якубовича (Мелыпина) и А. П. Чехова. В количественном отношении это «весьма незначительная часть всего, что писано о каторге и поселении». Однако, считает Скабичевский, она всегда возбуждала «в среде пишущей братии и читающей публики живой интерес». «Можно положительно сказать, что ни одна сторона русской жизни не исследована так подробно и тщательно, как именно эта. Мы можем похвастаться без преувеличения, что имеем по этому предмету такую богатую литературу, какую вряд ли можно найти в других странах Европы"31.

Как видим, А. М. Скабичевский иначе оценивает состояние отечественной историографии. В отличие от Н. М. Ядринцева, считавшего тему политической и уголовной ссылки в литературе практически не разработанной, автор утверждает о ее «тщательном и подробном» изучении, чем можно «похвастаться» перед Европой.

Чем объяснить существование столь отличных, противоположных оценок состояния историографии ссылки? Некомпетентностью А. М. Скабичевского? Скорее всего, нет. На наш взгляд, оба исследователя, работая практически в одно время с одним и тем же материалом, акцентируют свое внимание все же на разных литературных жанрах: если Ядринцев больше внимания уделяет разбору произведений исследовательского и публицистического характера, то Скабичевский рассматривает в основном литературу художественного плана. Отсюда — и разница в оценках.

Анализ историографии каторги и ссылки А. М. Скабичевский начинает с работы С. В. Максимова. При этом обнаруживается, что некоторые выводы двух исследователей совпадают. А. М. Скабичевский так же высоко, как и Н. М. Ядринцев, оценивает труд С. В. Максимова, называя «Сим См.: Скабичевский А. Соч. — Т. 2. — С. 685.

24 бирь и каторгу" целой «эпопеей, в своем роде Илиадой и Одиссеей каторжной жизни». Для него — «это не ряд каких-нибудь бессвязных картинок и этнографических очерков, а серьезное научное исследование, совмещающее в себе и этнографию, и историю, и статистику каторги"32.

Высокая оценка творчества Максимова сочетается у Скабичевского и с серьезной критикой его работы. Прежде всего автора не удовлетворяет отношение Максимова к источнику. «Сибирь и каторга» содержит весьма незначительное количество конкретных ссылок, работы же «предшественников» если и цитируются, то делается это столь «вольно», что читатель не может порой отличить, где авторский текст, а где иллюстрация чужой мысли. «К сожалению, — пишет Скабичевский, — Максимов редко извещает читателя, из каких источников взял он те или другие факты».

То же произвольное отношение к источнику приводит и к еще одному недостатку: рисуя ту или иную сцену из каторжной жизни, Максимов очень редко «привязывает» ее к конкретному месту и времени. Читатель остается «в недоумении», относится описываемое Максимовым событие к Тобольску или Нерчинску, «современные ли это факты, или же давно прошедшее время"33.

А. М. Скабичевский не ставит под сомнение достоверность сообщаемого Максимовым материала. «Не можем же мы допустить, — пишет он, — чтобы такой почтенный и уважаемый этнограф, как г. Максимов, выдумывал все сообщаемые им факты из своей головы». По его мысли, самое слабое место Максимова не в отсутствии ссылок на первоисточник, а в идеализации им мира ссыльных. «Очень возможно, — утверждает Скабичевский, — что г. Максимов несколько идеализировал тюремную общину"34.

32 См.: Скабичевский А. Соч. — Т. 2. — С. 685.

33 См.: Там же. — С. 717.

34 См.: Там же.

Выдвинув очень серьезное обвинение, Скабичевский подкрепляет его достаточно подробным анализом книги Максимова. По его мнению, исследователь просто не хочет замечать «темных сторон» ссылки уже на этапе. По Максимову, этап для арестанта «бесконечный праздник», наполненный картами и «волокитством за арестантками». Вот почему этапную жизнь они «любят, хотя она и представляет цепь стеснений и вымогательств», но «она как будто ближе к свободной жизни.».

Именно на этапе складывается будущая тюремная община. У Максимова она основана на чувстве товарищества, честности, взаимопомощи. В ней нет места доносчикам, это «стройная и солидарная организация». «Не ведающая усталости, не желающая отдыха, тюремная община накопляет внутри себя силы в таком количестве, что при напоре их, поневоле должны уступить всякие внешние противоборства. Она цела и самобытна"35.

Доказав свое обвинение на многочисленных примерах и цитатах из книги Максимова, Скабичевский попытался вскрыть и причину идеализации им тюремной общины. По его мнению, она не в убеждениях и политическом credo автора, исповедовавшего, как известно, народническую доктрину, а лишь в незнании предмета своего исследования. Именно отсутствие «личного опыта» у Максимова «никогда не жившего острожной жизнью» и не имевшего возможность наблюдать ее близко и долго", а пользовавшегося лишь «рассказами посторонних лиц, да разными рукописными и печатными документами» и привело, по мысли Скабичевского, к идеалистическому, а значит, неправильному отображению мира каторжных и ссыльных36.

С настоящим выводом А. М. Скабичевского вряд ли следует согласиться. Необходимо иметь в виду, что как этнограф С. В. Максимов непосредственно исследовал «мир отверженных», пройдя с несколькими партиями.

35 См.: Скабичевский А. Соч. — Т. 2. — С. 692, 712, 713.

36 См.: Там же. — С. 717. ссыльных десятки верст, записывая при этом рассказы осужденных, отрабатывая и обобщая полученный материал. Скорее всего, его представления о тюремной общине складывались из отношения народников к общине как таковой, как известно, видевших в ней основу будущего социального и экономического равенства.

Столь же критически настроен А. М. Скабичевский и к «сочинению г. Чехова». В самом начале статьи литературовед отдает дань должного уважения «Острову Сахалин». Скабичевский считает его «не менее научно-серьезным и обстоятельным, представляющим собой как бы продолжение и дополнение ктруду г. Максимова, заключающим в себе то, чего в книге последнего не хватает — именно исследование быта каторжных и поселенцев на острове Сахалин, этого последнего нового слова русской каторги"37.

Тем не менее, по мысли критика, и А. П. Чехову не удалось до конца объективно отобразить мир каторги и ссылки. Главный недостаток «Острова Сахалин» Скабичевский видит опять же в идеализации автором жизни каторжников и поселенцев. Перечисляя достоинства Сахалинской каторги — просторные, оборудованные по последнему слову техники тюремные помещения, отсутствие кандалов и наказаний, «интеллигентное» отношение к ссыльным со стороны чиновников, Чехов, по мысли Скабичевского, рано и необоснованно воскликнул: «как бы то ни было, Мертвого дома уже нет"38.

Мертвый дом" есть, и Скабичевский, опять же на многочисленных примерах, доказывает это. По его мнению, А. П. Чехов просто не акцентирует внимание на этом, принимая робкие «побеги новой жизни за саму жизнь"39.

Кого же из исследуемых авторов А. М. Скабичевский считает наиболее объективным в отображении каторжного мира — Ф. М. Достоевского.

37 См.: Скабичевский А. Соч. — Т. 2. — С. 686.

38 См.: Там же. -С. 705.

39 См.: Там же. или Якубовича-Мельшина? У критика нет определенного ответа на этот вопрос, но, по всей видимости, последнего.

В начале своей статьи Скабичевский, как и в первых двух случаях, отмечает достоинства и значение «Записок из «мертвого дома». Он пишет о настоящей сенсации, произведенной Ф. М. Достоевским. «Из-под пера человека, окруженного ореолом мученичества, вышло нечто до того времени небывалое и немыслимое. О каторге ходили одни темные, баснословные, исполненные самых невероятных ужасов слухи, и вдруг появилось подробнейшее изображение каторжной жизни человеком, который сам испытал ее в продолжение многих лет. Одно уже это, помимо художественных достоинств книги, должно было приковать к ней читателей"40.

По мысли Скабичевского, книга Достоевского «не только по своему фактическому содержанию, но и в идейном отношении стояла совершенно в русле движения того времени и нисколько ему не противоречила». Но критик как нельзя более далек от «коленопреклоненовения перед гением Достоевского». Автор считает его «талантом крайне односторонним». Достоевский велик только как психолог или, правильнее сказать, психиатр. Внешняя изобразительность, пластика, хромает во всех его самых лучших романах, даже и в таком, действительно шедевре, как «Преступление и наказание"41.

Какие же недостатки находит Скабичевский в «Записках.»?

Прежде всего критик обвиняет автора в чрезмерном увлечении изображением «внутреннего мира» своего героя в ущерб исследованию каторги вообще. «Добавьте сюда «техническую неуклюжесть «Записок.», отсутствие в них строгой систематичности, местами повторяемость, местами отрывочность или многословие, лабиринт отступлений и возвращений, вследствие чего, читатель словно бродит в дремучем лесу без всяких дорог. — все это.

40 См.: Скабичевский А. Соч. — Т. 2. — С. 688.

41 См.: Там же.-С. 689. вместе взятое делает произведение Достоевского весьма далеким. от величия и очарования гения. ,"42.

Более того. По мысли Скабичевского, вся работа Достоевского просто пронизана «мрачными красками». Его герой, находясь в Омском тюремном замке, живет в обстановке вражды, непонимания и душевной муки, которые испытывает каждый интеллигентный человек, окруженный озлобленным «крестьянским людом», осужденным на пребывание здесь за разорение своего помещика. Этому интеллигентному, а правильнее сказать политическому, каторжанину Достоевского даже мысли не приходит каким-либо образом переломить «злобное отношение» к себе, взяться, например, за обучение каторжан грамоте. Герой Достоевского далек от этого. Именно в нем самом и в его отношении к «простому человеку» и кроется, по Скабичевскому, нереальность, а значит, необъективность «Записок."43.

Настоящего героя А. М. Скабичевский находит только у Якубовича-Мелыпина. Его политический ссыльный* отбывая Нерчинскую каторгу среди уголовных преступников, не испытывает «нравственной изоляции» и «гнетущей атмосферы». Он — неформальный лидер этих «отверженных», к его слову прислушиваются. Герой Мелынина не только учит каторжан грамоте, но и читает им Лермонтова, Пушкина, Гоголя, находя в своей просветительской деятельности искреннее удовлетворение.

Именно подобная картина, по мысли Скабичевского, и отражает действительное состояние сибирской тюрьмы, каторги и ссылки. «Политик», интеллигент и на каторге стоит во главе «народных масс», не только не испытывая вражды, но и пользуясь уважением и преклонением «простого» человека. «К народу, — резюмирует критик, — следует подходить, не отрешаясь от всех своих интересов, а напротив, стараясь сливать свои интересы с его в нечто общее, определенное, достижимое"44.

42 См.: Скабичевский А. Соч. — Т. 2. — С. 690.

43 См.: Там же.-С. 734.

44 См.: Там же. -С. 746.

Как видим, статья А. М. Скабичевского, несмотря на ее достоинства и знание «предмета», все же не свободна и от политизированности. Автору не удается сохранить объективность историографического анализа, вольно или невольно Скабичевский встает на сторону «революционно-демократического лагеря», к которому можно отнести Якубовича-Мелыпина45.

В начале XX в. своеобразный историографический обзор литературы о каторге и ссылке второй половины — конца XIX в. был сделан П. И. Ковалевским46. Автор — известный профессиональный судебный психоаналитик, профессор, цель своей работы видел в изучении «внутреннего мира» преступника по произведениям отечественных исследователей и беллетристов.

Вполне изучить душевную жизнь преступника, — считает Ковалевский, — можно только живя с ним, наблюдая его долгое время, изучая во все моменты жизни, без прикрас, во всей его наготе, когда он забывает стеснения и развертывается вовсю. Такое наблюдение может сделать только сожитель преступника, товарищ по неволе. Русская литература в этом отношении может гордиться произведениями Достоевского и Максимова, сумевшими точно и подробно передать душевные движения этих людей."47.

Автор тщательно проанализировал, а затем талантливо скомпеилиро-вал отрывки из работ Достоевского, Мелыпина, Максимова, Дж. Кеннана, Чехова, Ефремова и Ядринцева. Искусно систематизировав, подразделив на определенные разделы описания преступников у названных авторов, Ковалевский создал собирательный и вполне исчерпывающий портрет уголовного и государственного преступника. При этом он пришел к выводу о подлинной научной ценности «сочинений бытописателей, имевших великое не.

45 См.: Литературная Сибирь. Критико-биобиблиографический словарь писателей Восточной Сибири. — Иркутск, 1986. — Т. 1. — С. 166−170.

46 См.: Ковалевский П. И. Психология преступника по русской литературе о каторге. — СПб., 1900.

47 См.: Там же,-С. 11. счастье провести часть своей жизни в стенах тяжкого и ужасного заключения"48.

Из историографических исследований зарубежных авторов следует отметить лишь работу М. Яника49. Выполненная в основном на анализе мемуарного наследия польских «выгнанков», она тем не менее дает наиболее полное представление о состоянии польской историографии темы с 1861 по 1923 г. Янику удалось проанализировать десятки разноплановых работ мемуарного, публицистического, источниковедческого и библиографического жанров.

Исследователь этой работы с удивлением обнаруживает, что польская историография политической ссылки в количественном отношении ничуть не уступает историографии отечественной. Это объясняется прежде всего «более чем 100-летней историей изгнанничества польских патриотов» в Сибирь, когда сюда высылались сотни и тысячи поляков, боровшихся за независимость своей родины. По возвращении из Сибири, отмечает Яник, к ним относились как к «мученикам». Вот почему большинство польских издателей считали своим долгом «увековечить их переживания», сделать их мемуары доступными для представителей молодого поколения.

Такое отношение к мемуаристам в Польше имело, по крайней мере, два последствия. С одной стороны — оно способствовало постоянному изданию и переизданию воспоминаний «выгнанков», с другой — задавало, предопределяло «героический» тон и пропагандистскую направленность этих воспоминаний, что, безусловно, снижало их историографическую и источниковедческую ценность.

Несомненной заслугой М. Яника является введение в научный оборот и двух новых историографических понятий — «польско-сибирская история» и «польско-сибирская литература». К последней автор относил весь объем.

48 См.: Ковалевский П. И. Указ. соч. — С. 12.

49 См.: Janik М. Dzieje Palakow na Syberje. — Krakow, 1928. Первое издание этой книги увидело свет в 1907 г. мемуарной и исследовательской литературы о сибирской политической ссылке, выделяя в ней несколько направлений.

Несмотря на то что во второй половине XIX в. история политической каторги и ссылки не стала предметом обобщающих историографических исследований, изучение произведений отдельных авторов, пишущих на «ссыльную тему», существовало. Предметом анализа современников было прежде всего наследие крупнейших мастеров художественной литературы, например, Ф. М. Достоевского и С. В. Максимова, американского журналиста Дж. Кеннана, а также некоторых отечественных правоведов. Существование подобных публикаций, появлявшихся, как правило, по поводу издания или переиздания произведений о ссылке в Сибирь, ни в коей мере не могло восполнить отсутствия специальных работ по данной теме50.

Почему же досоветская историческая и правоведческая науки столь бедны историографическими исследованиями по истории политической каторги и ссылки в Сибирь второй половины XIX — начала XX в. Казалось бы, внушительный пласт опубликованного почти за 60 лет разножанрового материала требовал своего обобщения и систематизации.

50 См., например: А. Б. Джордж Кеннан // Былое. — 1906. — № 9. — С. 284−286- Ватин В. М. В. Буташевич-Петрашевский в Минусинске // Сибирский архив. — 1916. — № 2. — С. 88−90- Он же. Кеннан в Минусинске // Сибирские записки. — 1916. — № 3. — С. 71−93- Е. К-р. Биндинг о государственных преступлениях// Право. — 1905. — № 47. — Ст. 3793−3796- Леонтовский Л. К. К вопросу о ссылке. И. Я. Фойницкого. Ссылка за западе в ея историческом развитии и современном состоянии. — СПб., 1881. — 338 с. //Юридический вестник. — 1881. — Август. — С. 581 595- Люблинский П. И. Речь памяти И. Я. Фойницкого на X съезде русской группы Международного союза криминалистов 13−16 февраля 1914 г. // Право. — 1914. — № 10. — Ст. 812−813- Ник. Ам. Тюрьмы в России. Очерк Дж. Кеннана // Былое. — 1906. — Кн. 1. — С. 318−319- Плетнев В. Д. И. Я. Фойницкий // Журнал Министерства юстициии. — 1913. — № IX. — С. 313- Попов И. И. В. И. Семевский и Сибирь (Памяти друга Сибири) // Голос минувшего. — 1916. — № 10. — С. ХСХ1-СХППотанин Г. Н. Д. А. Клеменц // Сибирская жизнь. — 1914. — № 10- Семевский В. И. М. В. Буташевич-Петрашевский в Сибири // Голос минувшего. — 1913. — № 1−4, 6,8,11,12- 1915. — № 3−5- Штаммер Г. Американский тюрьмовед о европейских тюрьмах //Журнал Министерства юстиции. — 1910. — № 1. — С. 284- Ядринцев Н. М. Жизнь и труды А. П. Щапова// Восточное обозрение. — 1883. — № 25, и др. работы.

На наш взгляд, малочисленность историографических исследований или обзоров по истории ссылки объясняется не отсутствием внимания к этой теме, а прежде всего недостатком кадров профессиональных историографов, как в России в целом, так и, в первую очередь, в Сибири. По мысли Р. А. Киреевой, «историография как наука только складывалась в самостоятельную научную дисциплину и в период с 50-х — чуть ли не до 80-х гг. XIX в. шел хотя и медленный, но поступательный процесс накопления историографических знаний». В отдельных университетах России стали постепенно вводиться специальные историографические курсы. При этом главное внимание уделялось работам по истории страны Х1-ХУ1П вв. Наша же тема оставалась вне поля зрения профессиональных историков51.

Историографическое осмысление темы было затруднено и ее во многом «закрытым» характером. Исследовать применение института каторги и ссылки в России можно было лишь касательно истории страны Средних веков. Новое время, современность были под цензурным запретом. Этот запрет, а также известная политизированность темы привели к тому, что исследование истории политической ссылки вынуждено было идти или по официальному пути, обеспечивавшему доступ к архивным источникам, или по пути публицистики, или путем публикации мемуаров-исследований, что стало особенно заметно после 1905 г.

Недостаток профессиональных историков, политизированность темы привели на деле к развитию ее по пути публицистики. При этом историографические исследования были заменены литературно-критическими обзорами (А. Скабичевский) произведений широко известных авторов. Достижения же других ученых-публицистов Анучина, Николаевского, Пеше-хонова, Цебриковой и других уже тогда были оставлены без внимания и забыты.

51 См.: Киреева Р. А. Изучение отечественной историографии в дореволюционной России с середины XIX в. до 1917 г. — М.: Наука, 1983. — С. 15, 29, 37.

Своеобразную оценку всей досоветской историографии ссылки в Сибирь дал А. П. Чехов. В опубликованных им впервые в газете «Новое время» в 1890 г. очерках «Из Сибири» читаем: «Мы совершенно не знаем, что такое тюрьма и что такое ссылка. Взгляните-ка на нашу литературу по части тюрьмы и ссылки: что за нищенство! Две-три статейки, два-три имени, а там хоть шаром покати, точно в России нет ни тюрьмы, ни ссылки, ни каторги. Уж 20 — 30 лет наша мыслящая интеллигенция повторяет фразу, что всякий преступник составляет продукт общества, но как она равнодушна к этому продукту!"52.

Несмотря на отмеченные выше трудности с созданием историографических исследований по теме, мы должны констатировать и их первые достижения. В. Д. Жижину, П. Н. Головачеву, А. Н. Скабичевскому, И. Я. Фой-ницкому, Н. М. Ядринцеву, М. Янику удалось дать подробный анализ литературы по истории развития интитута политической ссылки в России XVI — XIX вв.- доказать необходимость подлинно научного изучения темы, в том числе учеными-сибирякамивыявить публицистический, политизированный характер темыотметить складывание основных направлений отечественной историографии (официальное, либеральное, народническое) — обозначить главную тематику изданных исследованийопределить временные границы и периодизацию современной историографии политической ссылкиуказать на невнимание к отдельным проблемам и подвести итоги ее современного изучения.

Историографическое осмысление достижений ученых и публицистов середины XIX — начала XX в., работавших по проблемам политической каторги и ссылки в Сибирь, было продолжено советскими исследователями.

Ведущую роль в этом сыграло Всесоюзное общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Уже в первой половине 1920;х гг. здесь сло.

52 Цит. по: Чехов А. П. Из Сибири // Собр. соч.: В 12 т. — М.: «Правда», 1985. — Т. 11. — С. 24. жилась соответствующая организационная структура, призванная координировать и направлять исследовательскую работу. При центральном совете были созданы секции по Изучению «эпохи утопического социализма в России (30−70-е гг.)" — декабристского движения, «народовольчества" — событий 1905 г.- «Великого Октября». Активное участие в научных изысканиях Общества приняли и некоторые профессиональные историки. Их было немного — Н. М. Дружинин, Б. П. Козьмин, Э. А. Корольчук, М. В. Нечкина, Е. Д. Никитина, Н. А. Рожков, В. Н. Соколов и некоторые другие.

Самостоятельную научную работу призваны были вести отделения на местах. Особой активностью отличались Московское, Ленинградское и сибирские — Александровское, Нерчинское, Енисейское, Иркутское, Якутское. Они объединяли значительное число исследователей-любителей, энтузиастов, стремившихся сохранить для потомков как можно больше материалов из «эпохи борьбы с царизмом». «Самое ценное, самое важное в нашем обществе, — отмечалось в 1927 г. в секции по изучению первой революции, — это та довольно широкая и уже укрепившаяся база общественно-революционных элементов, исходя от которой можно медленно и упорно строить отдельные фрагменты истории революции. Это такой многогранный конгломерат живых кусков истории, из которых, и с помощью которых, можно и должно выявить много ярких страниц нашей летописи прошлого. «53.

Отсутствие государственного диктата, политизированности и идеологизированных штампов, «классового и партийного подхода» в 1920;х — начале 1930;х гг. позволило Обществу развернуть разнообразную, разноплановую издательскую деятельность. Здесь публиковались мемуары и исследования не только большевиков и социал-демократов, но и эсеров, анархистов, «бывших царских правоведов» и служителей тюремного ведомства. За 15 лет своего существования Общество выпустило около 700 книг и бро.

53 См.: В секции по изучению революции 1905 г. // Каторга и ссылка. — 1927. — № 4. — С. 225. шюр, сборников землячеств, популярных и научно-популярных серий, содержащих уникальный историографический и источниковедческий материал по истории революционного движения в России54.

В начале 1933 г. Центральное бюро научно-историко-исследовательс-ких секций при президиуме Общества приступило к осуществлению по-настоящему грандиозного и уникального проекта — созданию отдельной истории политической тюрьмы, каторги, ссылки и эмиграции в России. Предполагалось исследовать период с XVII в., с «эпохи массовых крестьянских волнений до конца интервенции и Гражданской войны 1922 г.». Издание было рассчитано на четыре тома «с географическими, именными и тематическими указателями». В 1934 г. был составлен и отпечатан План издания, представлявший подробнейший конспект истории социально-экономического и политического развития страны за три века55.

Казалось бы, необходимость обобщения уже собранного огромного мемуарного и исследовательского материала, грандиозность выполнения предстоящих задач по созданию истории тюрьмы, каторги и ссылки, а также отсутствие давления единой, классовой методологией научного поиска на авторский коллектив должно было привести Общество прежде всего к историографическому осмыслению этой темы — именно с исследования вклада предшественников и следовало начинать.

Однако этого не произошло: историографическое изучение истории политической ссылки учеными Общества ограничилось лишь эпизодическими обращениями к конкретным работам авторов 1890—1900;х гг. Комплек.

54 См., например: Издательство Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев: Каталог изданий. 1921;1931. — М., 1931. — С. 83−200.

55 См.: Научно-исследовательская работа ЦБНИИС // Каторга и ссылка. — 1933. — № 10. — С. 147- История политической тюрьмы, каторги, ссылки и эмиграции эпохи царизма (с XVII века до февраля 1917 года) и политических репрессий и террора на территориях белых армий и интервентов эпохи Гражданской войны (1917;1922 гг.): План издания. В пяти томах. — М.: Изд-во ВОПиСП, 1934. — 156 с. сного исследования массив литературы о каторге и ссылке середины XIX — начала XX вв. не получил.

Еще в 1922 г. И. И. Генкин, рецензируя книгу В. А. Плескова «По тюрьмам и этапам» на страницах журнала «Историко-революционный вестник», пришел к выводу, что за пять лет, прошедших после Октябрьской революции, положение с изучением темы не изменилось. «История царской тюрьмы и каторги, — писал публицист, — еще ждет своего исследователя. Со времен прекрасной книги Мелыпина-Якубовича появилось довольно много отдельных монографий, но до сих пор нет еще труда, который дал бы одну общую яркую характеристику.». В конце 1920;х — середине 1930;х гг. ситуация осталась той же: ученые Общества разрабатывали конкретные, в основном «яркие, героические эпизоды борьбы пролетариата с царизмом», истории же изучения этой темы для них, как правило, не существовало"56.

На страницах изданий Общества изредко появлялись историографические обзоры лишь отдельных сюжетов этой темы. К их числу, например, можно отнести статью К. Дубровского «Якутская ссылка в русской художественной литературе», опубликованную в 1928 г. и явившуюся продолжением еще дореволюционных литературно-критических исследований автора57.

Работа К. Дубровского примечательна тем, что в ней он устанавливает своего рода периодизацию историографии Якутской политической ссылки. По его мнению, ее начальной границей в литературе XIX в. следует считать 1824 г. — год издания поэмы К. Ф. Рылеева «Войнаровский», повествующей о судьбе политического изгнанника, арестованного и высланного в Якутск по воле Петра I в 1716 г.

56 См.: [Генкин И.] Плесков В. По тюрьмам и этапам. — Пг., 1919. — 486 с. // Историко-революционный вестник. — 1922. — № 1 (4). — С. 100−101.

57 См.: Дубровский К. Якутская ссылка в русской художественной литературе. — М.: Изд-во ВОПиСП, 1928, а также, например: Он же. Рожденные в стране изгнания. — Пг., 1916; Он же. Забытый этнограф-фольклорист И. А. Худяков // Сибирские записки. — 1916. — № 2. — С. 147.

За Рылеевым о Якутской политссылке писали А. А. Бестужев-Марлин-ский, И. Т. Калашниковой. А. Гончаров, а позднее — В. Г. Короленко о Н. Г. Чернышевском в Вилюйске. По мысли критика, все эти работы должны стать предметом внимательного исследования как специалистов-литераторов, так и широкого круга читателей58.

Заслуживает быть рассмотренной и работа Г. Берлинера «Достоевский, как изобразитель дореформенной каторги"59. Она интересна тем, что автор, в отличие от критиков и публицистов, воспринимавших «Записки из мертвого дома» как совершенно беспристрастный и адекватный «действительности документ», изначально усомнился в достоверности повествования Достоевского об острожной и тюремной жизни.

По мысли Берлинера, «классовое лицо Достоевского и его социально-политические взгляды были не таковы, чтобы от него можно было ожидать исчерпывающего разоблачения дореформенных каторжных порядков». Как свидетельствует С. Токаржевский, отбывавший каторгу с Достоевским, писателя можно было уличить в чем угодно — шовинизме, ура-патриотизме и угодничестве перед властями, но не в революционности60.

Как же оценивает критик «Записки из мертвого дома»? Берлинер считает, что Достоевский «пригладил» действительность, «сгладил острые углы», «оставил без внимания вопиющие факты». Причиной тому служит «двойственность» позиции Достоевского, которой был «в сущности деклассирующимся дворянином, весьма болезненно переживавшим процесс своего деклассирования"61.

Именно эта «двойственность» служила источником вражды между дворянами-петрашевцами Достоевским и Дуровым и «каторжным народом»,.

58 См.: Дубровский К. Якутская ссылка. — С. 11.

59 См.: Берлинер Г. Достоевский, как изобразитель дореформенной каторги // Каторга и ссылка. — 1933.-№ 10. — С. 48−84.

60 См.: Там же. -С. 57.

61 См.: Там же.-С. 70. относившимся к ним с ненавистью. Установить же с каторгой «иные отношения» у Достоевского «не хватило политической сознательности». Отсюда — метания и «переживания» автора. Вывод Берлинера суров и однозначен — «привилегированность» Достоевского и помешала ему нарисовать правдивую картину сибирской каторги"62.

Принижение критиком роли «Записок из мертвого дома» Ф. М. Достоевского в формировании общественного сознания читателя начала 1860-х гг., на наш взгляд, явление не случайное. Это — своеобразный, но верный показатель отношения научных кадров Общества к литературе по истории каторги и ссылки середины — конца XIX в. и к историографии как науке в целом. Например, в программе научно-исследовательской секции по изучению революции 1905 г., состоящей из десяти подробнейших и конкретных разделов, нет и упоминания о изучении литературного наследия предшественников. Подобное пренебрежение к историографии и в плане научной секции Якутского землячества за 1925 г., и в отчете о деятельности секции по изучению утопического социализма в России63.

Ярким показателем принижения роли и значения историографических исследований научными кадрами Общества может служить уже упоминавшийся «План» издания истории политической тюрьмы, каторги, ссылки и эмиграции. План содержит массу ссылок на законодательные и подзаконные акты империи, рассматривая их в качестве источника, однако не упоминает вообще публицистическую и исследовательскую литературу 1860 — 1880-х гг. Историография политической ссылки, по мысли составителей Плана, начинается с работы Мелыпина «В мире отверженных», затем «произведений Короленко, Тана, Осиповича и Серошевского». Из «печати 1905;06 гг.» названы книги Кен.

62 См.: Берлинер Г. Указ. соч. — С. 72.

63 См.: Программа работ секции по изучению революционного движения 1905 года // Каторга и ссылка. — 1927. — № 4. — С. 225- Отчет о работе Якутского землячества // Там же. — 1926. — № 5. — С. 297−298- Отчет о деятельности секции по изучению эпохи утопического социализма в России (30−70-е гг.) // Там же. — 1928. — № 4. — С. 192.

39 нана, Цебриковой, Пругавина и др.". Далее — статьи Кленберта (правильно Клейнборта), «Дионео и Тасина, Набокова, Котлярова, Тахчогло и др."64.

Как видим, для авторов «Плана» практически не существует либеральной историографииXIXв., трудов Максимова, Никитина, Орфанова, Львова, Ядринцева, Потанина, Головачева, Щапова. Нет здесь упоминания и о работах профессиональных правоведов, а также представителей официальной историографии (Анучина, Таганцева, Мокринского, Николаевского, Хрулева, Грана, Фойницкого, Познышева).

Подойдя к отбору произведений исследователей-предшественников с «классовых» позиций, составители «Плана» не отметили заслуг и радикального направления историографии. В тексте нет упоминания о работах Свердлова, Ватина, Соколова, Рожкова, Насимовича. Все это — свидетельство непонимания научными кадрами Общества значения историографии как науки в целом. Задачи пропаганды и воспитания «пролетарской сознательности» все-таки преобладали над подлинным научным творчеством. «Мы должны осветить революцию 1905 года в наших воспоминаниях, в наших выступлениях, — говорил, например, Е. Ярославский на общем собрании членов Московского землячества в конце 1934 г., — причем эти выступления должны быть сейчас очень продуманными с точки зрения верности истории, и мы должны их рассматривать, насколько они мобилизуют массы."65.

Несомненной заслугой Общества являются исследования в области библиографии политической тюрьмы, каторги и ссылки, и, в первую очередь, в Сибири. Историческое изучение революционного прошлого настоятельно требовало учета и систематизации уже изданного материала. Отсюда понятно стремление историков к составлению библиографических тематических обзоров, сопровождавшихся нередко краткими аннотациями.

64 См.: История политической тюрьмы: План издания. — М., 1934. — С. 84, 122.

65 Ярославский Е. На новом этапе // Каторга и ссылка. — 1934. — № 5−6. — С.15.

РОССИЙСКАЯ 1 БШШОТЕКА.

Библиографическое описание — начальный этап историографического анализа. По этому пути развивали исследования Е. Д. Никитина, а также Б. Бессель, А. Матиясевич и В. Николаев. Систематизируя историографические источники по типу (биографии, мемуары, эпистолярное наследие), происхождению (официальные, неофициальные), алфавитному и хронологическому порядку, авторы выявили и, по существу, заново ввели в научный оборот некоторую небольшую часть литературы 80-х гг. ХЕК в.66 Заметным явлением в научной жизни Общества следует считать составление и издание биобиблиографических словарей деятелей революционного движения, бывших политических каторжан и ссыльнопоселенцев67.

Источником для формирования справочных сведений служили в основном архивные и анкетные материалы, однако составители не могли обойтись и без историографического наследия 1870−1900;х гг., особо выделив.

66 См.: Никитина Е. Амурская колесная дорога: Библиографический справочник // Каторга и ссылка. — 1925. — № 5 (18). — С. 335−336- Онаже. Александровская центральная каторжная тюрьма // Там же. — 1926. — № 1. — С. 275−276- Она же. Библиографический справочник по истории Нерчинской каторги // Кара и другие тюрьмы Нерчинской каторги: Сб. воспоминаний, документов и материалов. — М., 1927. — С. 213−226- Онаже. Что читать о Нерчинской каторге: Список основной литературы // Нерчинская каторга: Сборник Нерчинского землячества. — М., 193 3.

С. 252−266- Бессель Б. Библиография ссылки // Сибирская ссылка. — Сб. первый. — М., 1927.

С. 223−229- Матиясевич А. Библиография иркутских тюрем и ссылок // Иркутская ссылка. Сборник Иркутского землячества. — М., 1933. — С. 292−306- Николаев В. Материалы по библиографии Якутской политической ссылки // В Якутской неволе: Сборник материалов и воспоминаний. — М&bdquo- 1927. — С. 208−210.

67 См.: Материалы для биографического словаря социал-демократов, вступивших в российское рабочее движение за период от 1880 по 1905 г. — Л., 1923. — Вып. 1- Деятели революционного движения в России. — Биобиблиографический словарь. От предшественников до конца «Народной воли». — Ч. 1. До 50-х гг. XIX в. — М., 1927; Ч. 2. Шестидесятые годы. — М., 1928; Т. 2. Семидесятые годы. — Вып. 1. А-Е. — М., 1929; Вып. 2. Ж-Л. — М., 1930; Вып. 3. М-Р. — М., 1931; Вып.

4. С-Я. — М., 1932; Т. 3. Восьмидесятые годы. Вып. 1. А-В. — М., 1933; Вып. 2. Г-3. — М&bdquo- 1934; Т.

5. Социал-демократы. 1880−1904. Вып. 1. А-Б. — М., 1931; Вып. 2. В-Г. — М., 1933; Участники русского революционного движения эпохи борьбы с царизмом. Биографический указатель членов Всесоюз. о-ва политкаторжан и ссыльнопоселенцев. — М., 1927; Политическая каторга и ссылка. Биогр. справочник членов Об-ва политкаторжан и ссыльнопоселенцев. — М., 1930. специальную историко-революционную и историко-партийную литературу" 68.

Составление библиографических обзоров и словарей, несмотря на достигнутые положительные результаты, выявило и слабые стороны организации научных исследований в Обществе. Это выразилось также в пренебрежении или полном забвении наследия либеральной и официальной историографии политической ссылки, преувеличенном внимании к освещению деятельности революционеров «пролетарского периода», и в первую очередь большевиков, «классовом подходе» в подборе и систематизации исторической литературы.

Задач специального изучения историографического наследия не ставил перед собой и журнал Общества «Каторга и ссылка». Его целью было «с одной стороны, широко осветить тяжелую эпоху мести царского самодержавия своим политическим противникам, а с другой — облегчить подрастающей массе «молодых» познать живые факты из истории нашего революционного движения. «б9.

Предпочтение при выборе тематики «Каторга и ссылка» отдавала конкретно-исторической проблематике, используя при этом материалы 18 701 890-х гг. XIX в. лишь в качестве историографического источника70 или ис.

68 См.: Деятели революционного движения в России. Т. 5. — Вып. 1. — М., 1931. — С. XV.

69 См.: Кантор Р. М. «Каторга и ссылка»: Историко-революционный вестник: Именной и систематический указатель за 1921;1925 гг. // Каторга и ссылка. — 1928. — № 1. — С. 10 (Приложение).

70 См., например: Из писем с Круто-Байкальской жел. дороги // Каторга и ссылка. — 1924. — № 2 (9). — С. 172−175- Кантор Р. Письма из тюрем. К характеристике царских тюрем периода революции // Там же. — 1925. — № 6 (19). — С. 165−189- Колпенский В. Политическая ссылка административным порядком (По архивным материалам 80-х годов) //Там же. — 1923. — № 5. — С. 201−213- Кротов М. Романовский протест в проккламациях якутских политических ссыльных // Там же. — 1924. — № 5 (12). — С. 167−180- Кубалов Б. Ольхонская каторга: Проект генерал-губернатора А. Н. Селиванова //Там же. — 1927. — № 6. — С. 112−141- Плесков В. Из недр архива // Кара и другие тюрьмы Нерчинской каторги: Сб. воспоминаний, документов и материалов. — М., 1927. — С. 183−212- Федоров Б. Из истории якутской ссылки 70-х годов (Неизданные материалы) // Каторга и ссылка. — 1924. — № 4 (11). — С. 172−187- 1924. — № 5 (12). — С. 139−166- следуя только отдельные сюжеты из литературной деятельности ссыльных в Сибири71.

Таким образом, в советской науке 1920 — 1930;х гг. проблемы историографии политической ссылки в Сибирь середины XIX — начала XX в. не исследовались. Историками Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев изучались лишь отдельные фрагменты этой темы. При этом предпочтение отдавалось анализу литературы «пролетарского» или народнического периодов, произведения же либеральных авторов 1860—1870-х гг. были практически забыты. «Классовый подход» в оценке исторических явлений, возобладавший среди ученых Общества к середине 1930;х гг., не позволил им по достоинству оценить и работы исследователей официального лагеря. Историографическое изучение темы ограничилось в этот период лишь составлением библиографических обзоров и отдельных аннотаций.

Со второй половины 1930;х гг. изучение истории политической ссылки и каторги в Сибирь принимает отчетливо выраженный политизированный характер. Своеобразным «мерилом ценности» ссылки становится ее влияние на общественно-политическую жизнь сибирского региона. Именно в эти годы в советской историографии начинает складываться стереотип деления ссылки на «культурническую» и «революционную». Ярким примером подобного подхода может служить статья М. М. Константинова72.

Свою позицию М. М. Константинов называет «историко-диалектичес-кой» и пытается ее применить в оценке ссылки в целом. Автор считает, что.

Черкунов А. Н. Жизнь политической ссылки и тюрьмы по перехваченным письмам // Там же. — 1926.-№ 5.-С. 171−175.

71 См.: Зильберштейн Я. Тюремные рукописные журналы // Кандальный звон. — 1925. — № 2. — С. 118−136: Лурье Г. «Тайга»: К истории журналистики ссылки // Каторга и ссылка. —1931. — № 11−12. — С. 159−185- Николаев В. И. Сибирская периодическая печать и политическая ссылка //Там же. — 1928. — № 4. — С. 101−119- Плесков В. Из литературного архива Горного Зерентуя // Тамже. — 1923. — № 6. — С. 167−176- РойзманИ. Г. Нелегальная печать в Якутской области//100 лет Якутской ссылки: Сб. ст. — М., 1934. — С. 308−336- Тетерин Н. И. Политическая ссылка в народной поэзии Киренского уезда // Каторга и ссылка. — 1924. — № 6 (13). — С. 200−203.

72 См.: Сибирская советская энциклопедия. — М.: ОГИЗ, 1932. — С. 575−622.

43 более чем трехсотлетнее существование в Сибири уголовной и политической ссылки не могло пройти бесследно. Однако «не следует думать, как это нередко наблюдается, что уголовная ссылка отбрасывала на Сибирь лишь густую тень морального разложения и преступности», а ссылка политическая «светила ярким светом культуры и знаний». По мысли Константинова, все гораздо сложнее, т. к. «не всегда уголовная ссылка играла отрицательную роль, точно также и роль политссылки не может быть признана во все времена одинаковой». Только с этой историко-диалектической точки зрения и можно, — по мнению автора, — «правильно оценить и понять роль каторги и ссылки в Сибирь"73.

Подразделяя политссылку на декабристскую, народническую и пролетарскую, М. Константинов приходит к выводу о «поверхностном» влиянии декабристов на местное общество. Их деятельность здесь ограничивалась «интеллигентским культурничеством» и «проникала лишь в верхние слои местной буржуазии и отчасти чиновничества». Научно-исследовательская работа декабристов также была «незначительна». По мысли автора, участники восстания 1825 г., как и «польские инсургенты, петрашевцы и карако-зовцы», не оказали сколько-нибудь заметного воздействия на «общественно-политическое воспитание и организацию масс"74.

В том же «историко-диалектическом» духе оценивает М. Константинов и ссылку народническую. Воздавая должное самоотверженной работе народников в хозяйственном, этнографическом и геологическом изучении края, отмечая их крупный вклад в просвещение, здравоохранение, музееведение и журналистику Сибири, автор обвиняет ссыльных в «социальном срастании» с местной буржуазией. Для него этот «союз» не случаен, т. к. народническая ссылка и состояла из «выходцев средних, отчасти мелкобуржуазных слоев». По мысли автора, эта ссылка быстро обуржуазилась, и быв.

73 См.: Сибирская советская энциклопедия. — С. 613.

74 См.: Там же. — С. 614. шие революционеры превратились в «домовладельцев и гласных городской думы, в управляющих торгово-промышленными предприятиями, в доверенных крупных фирм.». По существу, эти вчерашние политкаторжане и ссыльные служили в Сибири не «народу», считает автор, а местной буржуазии, а значит, их роль в общественно-политической жизни также была невелика75.

И только последняя волна ссылки внесла глубочайший позитивный вклад в развитие окраины. «Марксистская по своей социально-политической установке и пролетарская по своей классовой сущности, ссылка 1900;х годов направила свое влияние от культурничества и буржуазного либерализма в сторону политического просвещения и мобилизации рабочих». При этом, по мысли Константинова, пролетарская ссылка принимала участие и в деятельности многих общественных организаций, но «главное внимание» было сосредоточено на «идеологической борьбе с буржуазией, а стало быть, и с народнической ссылкой"76.

Врастая подпольной политической деятельностью в массу сибирского пролетариата", ссыльные большевики, по Константинову, и «мобилизовали рабочих» и «обратились к изданию своих периодических органов», и «подготовили надежные кадры бойцов, обеспечивших своим участием в гражданской войне победу большевизма по всей Сибири». Именно эта ссылка, следовало из статьи Константинова, и должна изучаться"77.

Выделение исследований большевистской ссылки в отдельную и наиважнейшую задачу незамедлительно сказалось на характере и перспективах изучения темы в целом: в 1940;1950;х гг. разночинская и народническая ссылки анализировались слабо, а историографическое наследие 60−90-х годов XIX в. было практически забыто. Свидетельством тому может слу.

75 См.: Сибирская советская энциклопедия. — С. 616.

76 См.: Там же.-С. 621.

77 См.: Там же. -С. 622. жить и третий том «Истории Сибири», специальная глава которого «Политическая ссылка 60−80-е гг. XIX в.», даже не имеет историографического обзора78.

Из работ этого периода заслуживает внимания лишь исследование М. Н. Гернета «История царской тюрьмы», изданное впервые в 1941;1948 гг. и, по оценкам современных специалистов-тюрьмоведов, «остающееся до настоящего времени наиболее фундаментальным"79. Изучая историю отечественной пенитенциарной системы, автор широко использует в качестве источника мемуарное наследие революционеров, архивные фонды, опубликованные отчеты сибирских губернаторов и генерал-губарнаторов, а также законодательные и подзаконные акты империи, регламентирующие деятельность соответствующих министерств и ведомств. Отдельная глава исследования посвящена истории Карийской политической каторги80.

Вместе с тем работа М. Н. Гернета — яркое свидетельство оформившейся в эти годы практики использования исторических исследований для укрепления существовавшей государственной системы. М. Н. Гернет, широко известный своими научными трудами еще до 1917 г. 81, в 1940;х гг. пытался доказать, что подлинную «историю царской тюрьмы можно написать только в условиях советского строя», что лишь после Октября стало возможным «дать правдивую оценку тюремного заключения"82.

Исследуя циркуляры Главного тюремного управления за 1879−1917 гг., Гернет называет их «бумажным хламом, скрывавшим «тюремные язвы». По его мнению, вся законотворческая деятельность в империи была направле.

78 См.: История Сибири с древнейших времен до наших дней. — Л.: «Наука», 1968. — Т. 3. — С. 109−130.

79 См., например: Упоров И. В. Исторический опыт формирования и реализации пенитенциарной политики России в ХУШ-ХХ вв. Автореф. дис. д-ра. ист. наук. — М., 2001. — С. 11.

80 См.: Гернет М. Н. История царской тюрьмы. — Т. 3.1870−1900. — 3-еизд-е. — М., 1961. — С. 312−331.

81 См., например: Гернет М. Н. Смертная казнь. — М., 1913. — 149 с.

82 См.: Гернет М. Н. История царской тюрьмы. — Т. 1. — С. 50.

46 на не на регламентацию действий чиновников этого ведомства и политических преступников, а сводилась к стремлению «скрыть широкий произвол тюремщиков», «всякие стеснения» и «безнаказанность при расправе с арестантами». Вряд ли такие выводы могут считаться научными83.

Интерес к историографии политической ссылки и каторги в Сибирь XIX в. возникает вновь лишь в конце 1960;х гг. За сравнительно короткий отрезок времени появляется немало публикаций, авторы которых сосредоточили свое внимание на освещении пока лишь отдельных исследований или сюжетов разночинской, народнической84, а также марксистской историографии политической ссылки в Сибирь85.

83 См.: Там же. — Т. 3. — С. 26.

84 См., например: Андреев В. М. О журналистской деятельности предшественников социал-демократии (ссыльных народников) в Сибири в 70−80-х гг. XIX в. // Журналистика в Сибири. — Иркутск, 1972; Громыко М. М. «Записки из мертвого дома» Ф. М. Достоевского как источник по истории сибирской каторги 50-х годов XIX в. // Ссылка и каторга в Сибири (XVIII — начало XX в.). — Новосибирск, 1975; Ермолинский Л. Л. Сибирская печать и царская цензура (1875−1886 гг.). // Журналистика в Сибири. — Иркутск, 1967. (Труды Иркут. ун-та). — Т. 52. Серия журналистики. Вып. IМалютина А. И. В. Г. Короленко и сибирская тема в журнале «Русское богатство» (1890−1900 гг.). // Вопросы литературы. — Красноярск, 1967; Славина Н. Г. П. Ф. Якубович в Сибирской прессе (1885−1905 гг.) // Труды Иркут. ун-та. — 1969. — Т. 62. Серия литературоведе-нияикритики. Вып. 6-ТрушкинВ. П. Пути и судьбы. Литературная жизнь Сибири 1900—1917 гг. Иркутск, 1972.

85 См., например: Евсеева А. Н. Ссыльные большевики Сибири в годы первой мировой войны (1914;1917 гг.). — Автореф. дис. канд. ист. наук. — Томск, 1975; Дворянов В. Н. В сибирской дальней стороне. — Минск, 1971; Беляевский С. И. Большевики в Минусинской ссылке. — Красноярск, 1964; Богданова М. Ф. Ссыльные большевики и их влияние на общественно-политическую жизнь Западной Сибири (1906—1914гг.). — Автореф. дисс. канд. и. н. — Пермь, 1972; Иванов Б. И. Я. М. Свердлов в Туруханской ссылке // Исторический архив. — 1956. — № 5. — С. 169— 173- Коваль С. Ф. Революционная деятельность польских ссыльных в Сибири в 60-е годы XIX в.

Новосибирск, 1966; Кудрявцев Н.Я. М. Свердлов в Нарымской ссылке. — Томск, 1958; Мещерский А. П. Революционная и общественно-политическая деятельность ссыльных марксистов в Восточной Сибири (1883−1903 гг.). — Иркутск, 1966; Мещерский А. П., Щербаков Н. Н. В. И. Ленин и политическая ссылка в Сибири (конец XIX в. — 1917 г.). — Иркутск, 1973; Петров П. У. Революционная деятельность большевиков в Якутской ссылке. — Якутск, 1964; Рыжков Ю Д. Александр Григорьевич Шлихтер // Вопросы истории КПСС. — 1968. — № 9. — С. 110 115- Сосновская Л. П. Использование большевиками Восточной Сибири легальной периодической печати в революционной борьбе (1910 — февраль 1917 гг.). — Иркутск, 1971; Шейнфельд М. Б. В. А. Ватин-Быстрянский как историк Сибири // Учен. зап. Хакас. НИИЯЛИ. — 1963. — Вып. 9.

С. 64−93- Он же. В. Н. Соколов (Из истории марксистского направления в историографии.

В 1970;1980;х гг. дальнейшее, более глубокое изучение истории сибирской политической каторги и ссылки приводит прежде всего к количественному росту исследований. В Москве, Новосибирске, Томске, Тюмени, Омске, Красноярске, Иркутске, Чите, Улан-Удэ и Якутске издается ряд периодических сборников, посвященных частично или полностью проблемам сибирской политической каторги и ссылки. Объем изданных работ в этот период резко возрастает и составляет, по подсчетам Н. Н. Щербакова, не менее 15 монографий и брошюр, 8 сборников, более 250 статей, рецензий и сообщений86.

Как отмечено в работе JI. М. Горюшкина, к середине 1980;х гг. немалые успехи в изучении политической ссылки, наличие соответствующих кадров сделали вполне реальным подготовку «обобщенного труда», имеющего «сквозную» проблематику по каждому «этапу освободительного движения». При этом подчеркивалось, что дальнейшее исследование истории политической ссылки в Сибирь возможно только на основе «марксистско-ленинской методологии"87.

Однако, несмотря на заметный рост внимания исследователей к проблемам сибирской ссылки, ее историографическое изучение периода 18 601 900;х и 1900;1917 гг. по-прежнему осталось в поле зрения немногих специалистов. При этом одна часть историков — В. М. Андреев, Р. Г. Круссер, JI. П. Рощевская, сконцентрировали свое внимание на отдельных вопросах историографии народнической ссылки, другая — Д. И. Дмитриев, Н. Н. Щербаков и Э. Ш. Хазиахметов — исследовали литературу «пролетарского пе.

Сибири начала XX в.) // Из истории Сибири. — Красноярск, 1971. — Вып. IV — С. 75−97- Щербаков Н. Н. Большевики в Восточносибирской ссылке (1907 — февраль 1917 г.). — Иркутск, 1967; Хазиахметов Э. Ш. Большевики в Нарымской ссылке. — Новосибирск, 1967; Эмексузян Н. В. Марксист-ленинец А. Г. Шлихтер // Енисей. — 1977. — № 5. — С. 67−72 и др.

86 См.: Щербаков H.H. Влияние ссыльных революционеров на классовую борьбу, общественно-политическую и культурную жизнь Сибири в 1906;1917 годах (советская историография проблемы) // Ссыльные революционеры в Сибири (XIX в. — февраль 1917 г.). — Выпуск 8. — Иркутск, 1983. — С. 15.

87 См.: Горюшкин JI. М. Вопросы координации исследования политической ссылки в Сибири // Ссыльные декабристы в Сибири. — Новосибирск: Наука, 1985. — С. 216. риода"88. Этими учеными был сделан наиболее весомый вклад в изучение нашей темы, введен в научный оборот и обобщен значительный массив историографического материала. Вместе с тем их работы, являясь продуктом своего времени, не были лишены и недостатков.

Обобщим и критически проанализируем основные выводы этих ученых.

Прежде всего необходимо отметить то, что указанные авторы исследованием историографии политической каторги и ссылки в Сибирь XIXначала XX вв. специально не занимались. Их интерес к теме был продиктован перспективами дальнейшего изучения «своих» конкретных проблем из истории народнической или «массовой» ссылки. Вот почему эти статьи носили лишь обзорный характер и не представляли законченных, исчерпывающих исследований. Это относится и к соответствующим историографическим экскурсам, содержащимся в общих работах исследователей89.

88 См.: Андреев В. М. Революционная деятельность предшественников социал-демократии в Восточносибирской ссылке в 70−80-е годы XIX в. (к историографии вопроса) // Труды Иркутского ун-та. — 1970. — Т. 67. — Серия ист. — Вып. III. — С. 179−190- Дмитриев Д. И Дореволюционная историография политической каторга (1907 — февраль 1917 г.)// Ссыльные революционеры в Сибири (XIX в. — февраль 1917 г.). — Вып. 9. — Иркутск, 1989. — С. 53−65- Круссер Р. Г. Некоторые вопросы историографии культурно-просветительной роли политической ссылки Сибири // Доклады на 1 -й межвузовской научной конференции по историографии Сибири (1011 дек. 1968 г.). — Кемерово, 1970. — С. 176−184- Щербаков Н. Н. Дореволюционная марксистская историография политической ссылки (1906;1917 гг.) // Россия и социально-экономическое развитие Сибири. Тез. докл. и сообщ. — Тюмень, 1982. — С. 73−74- Хазиахметов Э. Ш. Дореволюционная историография сибирской политической ссылки 1905;1917 гг. // Вопросы методологии истории и историографии. Докл. науч. конф-ции. — Вып. II. — Томск, 1974. — С. 31−35.

89 См., например: Андреев В. М. Просветительная деятельность ссыльных народников в Сибири (70−90-е годы XIX века) //Ссыльные революционеры в Сибири (XIX в. -февраль 1917 г.). — Вып. I. — Иркутск, 1973. — С. 26−45- Он же. Революционеры-народники в сибирской ссылке // Там же. — Вып. II. — Иркутск, 1974. — С. 54−91- Круссер Р. Г. Народные массы Сибири в исследованиях политических ссыльных 70-х — начала 90-х гг. XIX века: Учебн. пособие. — Кемерово, 1989; Рощевская Л. П. История политической ссылки в Западной Сибири во второй половине XIX в. (60-е — нач. 80-х годов): Учеб. пособие. — Тюмень, 1976; Она же. Революционеры-разночинцы в Западносибирском изгнании. — Ленинград, 1983; Щербаков Н. Н. Влияние ссыльных пролетарских революционеров на культурную жизнь Сибири (1907;1917). — Иркутск, 1984; Хазиахметов Э. Ш. Сибирская политическая ссылка, 1905;1917 гг. (Облик, организация, революционные связи). — Томск, 1978.

Оценивая состояние досоветской историографии политической ссылки и каторги в Сибирь середины XIX — начала XX в., историки выделяют здесь несколько направлений: дворянское, эсеровское, народническое, марксистское (В. М. Андреев) — официальное, буржуазное, народническое, либерально-буржуазное, дворянско-официальное, большевистское (Д. И. Дмитриев) — официально-монархическое, буржуазно-либеральное и демократическое (Л. П. Рощевская) — либерально-буржуазное, мелкобуржуазное, официально-дворянское и марксистско-ленинское (Н. Н. Щербаков) — дворянское, либерально-буржуазное и кадетское, мелкобуржуазное, марксистское (Э. Ш. Хазиахметов).

Как видим, в основу этой классификации положен принцип партийности исторического исследования, подразумевавший «опору на марксистско-ленинскую методологию» и деливший отечественную историографию на сословно-классовые, партийные или политические направления. Отчасти отражая реальное состояние историографии конца XIX — начала XX в., существование в ней буржуазных, дворянских и леворадикальных направлений, настоящая классификация неизбежно ограничивала поиск ученых, обрекала его на заранее известные выводы и положения. Главным принципом существования направлений, как известно, признавалась их борьба между собой, при этом победа должна была остаться за сторонниками марксизма.

Следствием обязательного соблюдения принципа партийности являлись и выводы этих авторов о «неспособности» официальной, либеральной и мелкобуржуазной историографии «объективно» и «до конца» изучить историю политической тюрьмы, каторги и ссылки.

По мысли, например, Л. П. Рощевской, «в дореволюционной литературе сведения, касающиеся политссылки, весьма отрывочны». Только большевики, считает Д. И. Дмитриев, выражали «коренные интересы политкаторжан, все же остальные течения, преследуя свои узкоклассовые интересы, обманывали народ, неправильно обрисовывая положение дел на каторге"90.

С классовых, партийных позиций вынуждены были оценивать историки официальное направление историографии. По мысли Э. Ш. Хазиах-метова, оно было представлено «высокопоставленными сановниками и реакционными публицистами». Их исследования «носили явно тенденциозный характер», авторы намеренно «уходили от анализа объективных» социальных явлений (Л. П. Рощевская)91.

Наиболее острой критике официальное направление историографии было подвергнуто Д. И. Дмитриевым. В большой и обстоятельной статье, проанализировав более 40 исторических и публицистических исследований различных направлений периода после 1905 г., автор главным объектом анализа сделал «официальную» или «монархическую» литературу. По его мнению, «дворянско-официальная печать выражала в основном взгляды наиболее крайней реакции». Она стремилась «опорочить революционное движение», «призвать к расправам с политкаторжанами», «всячески запутать исследование» темы. Официальные отчеты Главного тюремного управления, считал Д. И. Дмитриев, отличались «тенденциозностью подбора сопоставлений», были призваны подготовить общественное мнение «к известиям о массовых расправах с каторжанами"92.

Понятие «официальной» историографии для историков было тождественно понятиям «охранительной», «монархической», «дворянской», что неверно: известно, что «дворянскую» историографию далеко не всегда можно назвать «официальной» или «охранительной». История политической ссылки знает немало ставших классическими примеров резкого осуждения авторами-дворянами внутренней политики государства (В. И. Буташевич.

90 См.: Рощевская Л. П. История политической ссылки в Западной Сибири. — С. 5- Дмитриев Д. И. Дореволюционная историография. — С. 64.

91 См.: Рощевская Л. П. Указ. соч. — С. 13.

92 См.: Дмитриев Д. И. Указ. соч. — С. 54, 59, 63.

Петрашевский, Ф. М. Достоевский, К. Ф. Рылеев, Н. Г. Чернышевский и многие другие). Да и в самой официальной историографии существовало несколько различных взглядов на историю и значение политической ссылки в Сибирь — от стремления к многовариантной модернизации до полного запрещения и замены тюремным заключением93.

Анализ историографических работ ученых свидетельствует о значительном принижении ими роли авторов либерального направления в исследовании истории сибирской ссылки.

Прежде всего историки практически упускали из поля зрения массив литературы 60−70-х гг. XIX в. При этом в вину Максимову ставилось то, что он слишком много обращал внимания на «многочисленные случаи прощения» властями политических ссыльных. (JI. П. Рощевская). По данным, например, Э. Ш. Хазиахметова, «буржуазно-либеральная, кадетская историография не дала специальных исследований по истории политической ссыпки 1905 г."94.

Опять же более категорично выглядят оценки либеральной историографии у Д. И. Дмитриева. По его мнения, «напуганные размахом народного движения, либералы призывали помещичье правительство штыками и тюрьмами „спасти“ демократию», а буржуазные историки «лишь выражали надежды на уменьшение численности «государственных преступников». Народные социалисты, пишет исследователь, давая описание каторжных тюрем, в «первую очередь стремились сконцентрировать внимание на количестве пострадавших от репрессий, как бы желая ужаснуть общественность их размахом». Всю же либерально-буржуазную печать автор считает описа.

93 См., например: Гран П. К. Каторга в Сибири. — СПб., 1913; Записка начальника Главного тюремного управления М. Н. Галкина-Врасского по командировании его в Сибирь и на о. Сахалин. — СПб., 1883- Саломон А. П. Доклад о современном положении ссылки и каторги в Сибири и на о. Сахалине. — СПб., 1899- Сипягин А. П. Несколько слов о настоящем и будущем уголовной ссылки и тюрьмы. — Иркутск, 1898- Хрулев С. С. Каторга в Сибири. — СПб., 1910.

94 См.: Рощевская JI. П. Революционеры-разночинцы. — С. 14−15- Хазиахметов Э. Ш. Указ. соч. — С. 32. тельной, лишь констатирующей «уже давно свершившиеся факты» и даже не делающей «попыток проанализировать существующее положение в тюрьмах страны"95.

В чем причина столь пренебрежительного отношения исследователей к либеральной историографии? В существовании «классового подхода», когда понятие «либеральный» составляло прежде всего антитезу «революционному», а эволюционное развитие общества отвергалось и провозглашалась необходимость «коренной ломки». Этот вывод хорошо иллюстрирует, например, позиция М. Г. Вандалковской, считавшей, что классовые, буржуазные основы кадетской историографии «обусловили ее тенденциозность, субъективизм, враждебность марксистской исторической науке"96.

Негативное отношение исследователей историографии к либеральным историкам каторги и ссылки было продиктовано, на наш взгляд, и господствовавшим в советское время представлением о существовании в начале XX в. обширного кризиса буржуазной исторической науки. По мысли академика И. Д. Ковальченко, например, кризис этот был вызван утратой буржуазией в наступившую империалистическую эпоху «своей прогрессивной роли», и появлением в отечественном обществоведении марксистско-ленинского учения.

Внутренняя противоречивость" буржуазной историографии объяснялась ее традиционной колеблющейся позицией между оппозиционным и «верноподданническим» отношением к самодержавию. Революция 1905— 1907 гг. ускорила эти процессы, усилила дифференциацию историков. В этой ситуации, по мнению Р. А. Киреевой, буржуазные историки «потеряли былое ведущее положение в науке», не нашли выхода «из идейного тупика».

95 См.: Дмитриев Д. И. Указ. соч. — С. 60.

96 См.: Вандалковская М. Г. Периодизация русского освободительного движения XIX в. в либерально-буржуазной кадетской историографии // История и историки. Историографический ежегодник. 1974. — М.: Наука, 1976. — С. 104.

При этом надо учитывать, что исследователи истории сибирской политической каторги и ссылки делали свои выводы, руководствуясь настоящим положением: работы «региональных» историков должны были идти «в русле» развития науки в целом97.

Наибольший интерес исследователи историографии политической каторги и ссылки в Сибирь XIX — начала XX в. проявили к творческому наследию социал-демократов большевиков.

При этом обязательное соблюдение классового подхода и принципа партийности науки неизбежно вело ученых к преувеличению роли марксистского направления в разработке темы. Это хорошо видно на примере работы Д. И. Дмитриева, считающего, что только большевикам, на основе «кропотливого и вдумчивого анализа репрессивной политики государства, удалось сделать единственно правильные выводы о расстановке классовых сил в стране"98.

Только публикации большевиков, пишет автор, были опасны для царизма. Их статьи «оказывали помощь в борьбе политических заключенных», «воспитывали трудящихся», помогали «наиболее отсталым и неграмотным слоям народа преодолеть промонархические настроения и перейти к революционным формам борьбы». Корреспонденции ссыльных марксистов автор считал «смелыми», раскрывающими «перед всем миром истинное лицо палачей народа"99.

Преувеличение роли исследователей большевистского лагеря в изучении политической ссылки было характерно и для авторов, разрабатывавших отдельные сюжеты нашей темы. Так, например, Л. П. Сосновская, под.

97 См.: Киреева Р. А. Изучение отечественной историографии в довореволюционной России с середины XIX в. до 1917 г. — М.: Наука, 1983. — С. 50- Ковальченко И. Д., Шикло А. Е. Кризис русской буржуазной исторической науки в конце XIX — начале XX века // Вопросы истории. — 1982.-№ 1.-С. 20.

98 См.: Дмитриев Д. И. Указ. соч. — С. 59.

99 См.: Там же.-С. 63. робно проанализировав статью В. Н. Соколова «Кто виноват?», посвященную изучению отношения сибирской буржуазии к пролетарской ссылке 1907;1912 гг. и отметив бескомпромиссную позицию автора-большевика, все же значительно завышает научные, а главное, публицистические достоинства этой работы. По ее мнению, В. Н. Соколов был первым и «единственным» специалистом, давшим принципиально обоснованную «отповедь» лидерам областничества, а его работы — проявление «самозащиты всей ссылки». При этом автор безоговорочно принимает позицию самого Соколова: главное в «новой ссылке» — в революционном воздействии на пролетарские массы Сибири, а не взаимоотношения с «хищнической» буржуазией и «ликвидаторством"100.

Вольное или невольное преувеличение роли другого большевика.

B. А. Ватина-Быстрянского в изучении политссылки встречаем и у М. Б. Шейнфельда. Анализируя работу «Политическая ссылка в Минусинске» и отмечая, что впервые она была опубликована лишь в 1925 г., автор тем не менее наделяет Ватина «заслугой» в деле «широкой постановки вопроса» о роли политической ссылки в Сибири еще до октября 1917 г. При этом, по мысли Шейнфельда, историк-марксист успешно полемизировал этой же работой с областниками, отрицавшими «восприимчивость трудящихся Сибири к революционным идеям"101.

Зажатые рамками классового подхода и однопартийное&trade-, исследователи марксистского направления досоветской историографии вынуждены были отмечать лишь сильные, положительные стороны работ своих предшественников.

100 См.: Сосновская Л. П. Об участии политического ссыльного Восточной Сибири большевика В. Н. Соколова в легальной периодической печати г. Иркутска (1910 — февраль 1917 г.) // Ссыльные революционеры в Сибири. — Вып. 1. — Иркутск, 1973. — С. 197- Она же. Участие политических ссыльных в «Иркутском слове» (1911;1912)// Там же. — Вып. V. — Иркутск, 1980,—.

C. 103.

101 См.: Шейнфельд М. Б. Историография Сибири (конец ХЕХ — начало XX вв.). — Красноярск, 1973. — С. 137.

Именно так оценивалось творческое наследие Я. М. Свердлова. Обосновывая действительно крупный вклад большевика-ленинца в разработку темы, его заслуги в выработке стратегии ее дальнейшего изучения, историки намеренно не замечали и недостатков — пренебрежительного отношения Свердлова к «дворянским революционерам» и «дворянской» историографии, принижения роли авторов либерального лагеря в исследовании темы, политизированность некоторых выводов об «авангардной роли пролетариата» в оппозиционном движении102.

Идеализация и преувеличиние вклада большевистской историографии в разработку темы заставляли исследователей неадекватно оценить заслуги их классовых и идейных противников. При этом работы «мелкобуржуазных» авторов, меньшевиков, эсеров и бундовцев изучались поверхностно, все внимание историков сосредоточилось на «разоблачении» их попыток «замолчать», «исказить», «принизить» действительное состояние дел в сибирской ссылке. Так, например, П. 3. Курусканов считал, что в произведениях мелкобуржуазных авторов действительно «затушевывалась роль рабочих в составе ссылки, насаждалась вредная идея о якобы интеллектуальном превосходстве народнической ссылки». А. Н. Евсеева обвиняла «буржуазно-либеральных» авторов в «реформизме, в недооценке роли пролетариата». Д. И. Дмитриев отмечал «меньшевистский дух подавленности и пессимизма» работ В. Войтинского, намеренное сосредоточение меньшевиков, энесов и эсеров на фактах бытовой неустроенности. Такой подход приводил ученых к неправильным выводам и оценкам, а вклад в исследование темы таких авторов какТ. К. Асин, А. В. Пешехонов, М. К. Цебрикова и др., по существу отрицался103.

102 См., например: Городецкий Е. Н. Некоторые вопросы истории Сибири с трудах Я. М. Свердлова // Проблемы истории общественной мысли и историографии. — М., 1976. — С. 317−329- Плотников Ю. П. Я. М. Свердлов в Туруханской ссылке. — Красноярск, 1976; Ханинсон Я. Я. М. Свердлов — корреспондент газеты «Сибирская жизнь» // Сибирские огни. — 1959. — № 6.

103 См.: Евсеева А. Н. Указ. соч. — С. 3- Курусканов П. 3. Указ. соч. — С. 4- Дмитриев Д. И. Указ. соч. — С. 62.

Пренебрежительное отношение исследователей к работам авторов буржуазного и либерального направлений историографии политической каторги и ссылки привело историков и к фактическим ошибкам. Так, А. Н. Евсеева, анализируя работу Свердлова «Массовая ссылка», считала ее первым обобщающим исследованием, упуская, к примеру статьи А. В. Пешехоно-ва, опубликованные «Русским богатством» еще в 1908 г. 104 Л. П. Рощевская началом историографии ссылки считала публикации А. И. Герцена в «Колоколе», а не труды, например, С. В. Максимова. Между тем анализ содержания «Колокола» за 1857 -1867 гг. не подтверждает выводы историка: кроме нескольких незначительных, на наш взгляд, заметок и трех-четырех статей, лишь косвенно относящихся к тематике сибирской политссылки, газета это направление не разрабатывала105.

Несмотря на постоянное внимание исследователей к работам историков-большевиков — В. А. Ватина-Быстрянского, Я. М. Свердлова и В. Н. Соколова, необходимо констатировать, что изучение их вклада в разработку истории политической тюрьмы, каторги и ссылки еще далеко от своего завершения. В 1970 — 1990;х гг. так и не было специальных работ по этой теме.

Наиболее изученным сюжетом в марксистской историографии истории политической ссылки и каторги в Сибирь, безусловно, является ленинский. Исследование роли В. И. Ленина в разработке конкретных вопросов и стратегической проблематики темы было начато еще в 20-е гг. XX в. историками Всесоюзного общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев106. Затем, несмотря на общее кризисное состояние советской истори.

104 См.: Евсеева А. Н. Указ. соч. — С. 4.

105 См.: Рощевская Л. П. История политической ссылки в Западной Сибири. — С. 19−20- «Колокол». Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева. — Вольная русская типография. 1857−1867. Лондон-Женева. Факсимил. издание в XI тт. — М., 1960;1964.

106 См.: Виленский-Сибиряков. Ленин в сибирской ссылке. — М., 1925; Виноградов (Ягодин) Ф. Обыску В. И. Ленина в с. Шушенском в 1899 г. //Каторга и ссылка. — 1935. — № 1. — С. 17−21- Шаповалов А. С. Минусинский округ (Место ссылки тов. Ленина) // Енисейская ссылка. — Сб. Енис. землячества. — М., 1934. ческой науки в 1940 — 1950;х гг., изучение ленинского наследия, а также пребывание Ленина в сибирской ссылке продолжалось107.

1970 — 1980;е гг. — это пик исследовательского интереса к Ленину. В этот период были изданы десятки разноплановых работ, скурпулезно, чуть ли не по дням разрабатывавшие темы «Ленин и местные сибирские партийные организации», «В. И. Ленин и связи большевистского подполья Сибири с центром», «В. И. Ленин и политическая ссылка в Сибири"108.

Наиболее плодотворно ленинская тема исследована Н. Н. Щербаковым и Э. Ш. Хазиахметовым. Они же основательно изучили вклад «вождя революции» в историографию политической каторги и ссылки109.

107 См., например: Ленин и Сибирь: Библиографический указатель. — Новосибирск, 1970; Санжиев Б. В. И. Ленин и проблемы Сибири (Краткое обозрение). — Иркутск, 1964; Шорников М. М. В. И. Ленин и Сибирь. — Новосибирск, 1967.

108 См., например: Владимир Ильич Ленин и революционное подполье в Сибири. — Омск, 1983; Владимир Ильич Ленин и Сибирь: Хроника. — Новосибирск, 1972; Городецкий Е. Н. Ленин — основоположник советской исторической науки. История советского общества в трудах В. И. Ленина. — М., 1970; Горяев С. В. И. Ленин и Якутская большевистская политическая ссылка // Сибирские огни. — 1961. — № 4- Ермолаева Р. А. Связи В. И. Ленина с польскими революционерами в сибирской ссылке. — В кн.: Политическая ссылка и революционное движение в России. КонецХК —начало XX в.— Новосибирск, 1988. —С. 173−180- Кодан С. В. Произведения В. И. Ленина как источник изучения карательных мер самодержавия против освободительного движения в России // Источниковедение истории государства и права дореволюционной России. — Иркутск, 1983. — С. 18—29- Марголис А. Д., Кодан С. В. В. И. Ленин о карательной политике царизма и роли политической ссылки в революционном движении // Проблемы краеведения. — Чита, 1980. — Вып. VIII. — С. 10−12- Мешалкин П. Сибирская ссылка В. И. Ленина. — Красноярск, 1987; Эмексузян В. С. В. И. Ленин и деятельность членов Русского бюро ЦК РСДРП и его агентов в Сибирской ссылке (1912 — февраль 1917 гг.). — Автореф. дисс. канд. и. н. — Иркутск, 1975 и др.

109 См., например: Щербаков Н. Н. Связи В. И. Ленина с колониями политических ссыльных Сибири (обзор, статья) // Сибирские страницы об Ильиче: Документы, воспоминания, статьи. — Иркутск, 1970. — С. 126−133: Он же. В. И. Ленин и политическая ссылка в Сибири (1907— 1917 гг.) // Материалы науч. конф. за 1969;1970 гг. / Иркут. ун-т. — Иркутск, 1971. — С. 5−8: Он же. Из истории распространения произведений В. И. Ленина в колониях политических ссыльных Сибири (1907;1914 гг.) // Журналистика в Сибири. — Иркутск, 1972. — С. 86−99- Он же. В. И. Ленин и политическая ссылка в Сибири (конец XIX в. — 1917 год). — Иркутск, 1973 (Соавт. А. П. Мещерский) — Он же. Произведения В. И. Ленина как источник по истории революционной деятельности ссыльных большевиков в Сибири в начале XX века // Ускорение социально-экономического развития Сибири: Мат-лынауч.-прак. конф. — Иркутск, 1988. — С. 152−157;

В литературе 1960;1980;х гг. прочно установилось представление о методологическом значении высказываний В. И. Ленина по вопросам изучения истории политической каторги и ссылки. «Идеи В. И. Ленина о политической ссылке, — считал тогда Э. Ш. Хазиахметов, — являются необходимой методологической основой для изучения истории ссылки пролетарского периода». И в наши дни исследователь карательной политики самодержавия, по мысли C.B. Кодана, не может обойтись без произведений Ленина, имеющих не только методологический, но и источниковедческий характер110.

Между тем общеизвестно, что В. И. Ленин не оставил специальных исследований по истории политической тюрьмы, каторги и ссылки. Все его наследие по данной теме состоит из отдельных «высказываний», сделанных в различные годы по разным, совершенно конкретным и в подавляющем большинстве не связанным с историей ссылки поводам. Ленин был политиком и использовал отдельные сюжеты этой темы или для полемики с противниками, или в качестве примера для «героического воспитания масс».

Надо учитывать и то, что часть «высказываний» «вождя» по вопросам политссылки были сделаны в той или иной форме ранее историками официального и либерального направления, например Е. Н. Анучиным111. Учитывая все это считаем, что положение об основополагающей, методологи.

Хазиахметов Э. Ш. В. И. Ленин о политической ссылке в России // Революционное движение в Сибири и на Д. Востоке. — Томск, 1970. — Вып. IV. — С. 3−31- Он же. Ленин и ссыльные большевики Сибири. — Новосибирск, 1971: Он же. Политическая каторга и ссылка на страницах ленинских нелегальных изданий (1906 — февраль 1917 г.) // Вопросы истории Сибири досоветского периода (Бахрушенские чтения, 1969). — Новосибирск, 1973. — С. 431−444: Он же. Сибирская политическая ссылка на страницах Ленинской «Правды» (1912;1914 гг.) // Революционное движение в Сибири и на Д. Востоке. — Томск, 1974. — Вып. IV. — С. 77−103- Он же. Связи В. И. Ленина с политическими ссыльными Сибири в 1907;1917 гг. (Историография проблемы) // Большевики Сибири в трех революциях. — Омск, 1981. — С. 129−134.

110 См.: Хазиахметов Э. Ш. Ленин и ссыльные большевики Сибири. — С. 7- Кодан С. В. Сибирская политическая ссылка на дворянском этапе освободительного движения в России (исто-рико-юридические аспекты) // Ссыльные декабристы в Сибири. — Новосибирск, 1985. — С. 13.

1ПСм.: АнучинЕ. Н. Исследования о проценте сосланных в Сибирь в период 1827—1846 гг. — СПб, 1873. ческой роли В. И. Ленина в изучении истории политической тюрьмы, каторги и ссыпки, установившиеся еще в советской историографии, не соответствует действительности и сегодня должно быть пересмотрено.

После 1991 г. историография политической ссылки в Сибирь второй половины XIX — начала XX в. также не стала объектом специального комплексного исследования. Вместе с тем за последнее десятилетие в изучении этой темы появились определенные перспективы.

Это связано прежде всего с ростом числа научных работ по истории политической ссылки как таковой. При этом приоритеты в предмете исследования ученых кардинально изменились: большевистская ссылка была практически предана забвению, а на первый план в творческих интересах историков выдвинулась проблематика пребывания в Сибири ссыльных в целом, а также меньшевиков, эсеров и анархистов112. Продолжала изучаться народническая и социал-демократическая ссылка113.

После 1995 г. в исследованиях истории политической ссылки отчетливо проявилась и другая тенденция — стремительный рост интереса к истории пенитенциарной системы России114.

112 См., например: Андрееев В. М. Центральный орган РСДРП (меньшевиков) «Искра» — о Якутском протесте 1904 года // Сибирская ссыпка. — Вып. ХШ (1). — Иркутск, 2000. — С. 67−84- Иванов А. А. Лев Бронштейн в сибирской ссылке // Там же. — С. 200−245- Казарян П. Л. Олек-минская политическая ссылка. 1826−1917 гг. — Якутск, 1996; Он же. Якутия с системе политической ссылки в России. 1826−1917 гг. — Якутск, 1998; Он же. Якутская политическая ссылка. — Якутск, 1999; Путилова И. В. Ссыльные социалисты-революционеры в Восточной Сибири (19 071 914 гг.). Автореф. дисс. канд. и. н. — Иркутск, 1996; Шенмайер Н. Г. Эсеры в каторжных тюрьмах Восточной Сибири 1907;1917 гг. — Автореф. дисс. канд. и. н. — Иркутск, 1997.

113 Щербаков Н. Н. Агитационно-пропагандистская деятельность политических ссыльных в составе сибирских организаций РСДРП (1907;1917) // Сибирская ссылка. — Вып. ХИЩ). — Иркутск, 2000. — С. 134−186- См.: Федорова В. И. Народническая ссылка Сибири в общественно-политической и идейной борьбе в России в последней четверти XIX века. — Автореф. дисс. докт. и. н. — Новосибирск, 1996; Она же. Агитационно-пропагандистская литература народников Сибири (80−90-е гг. XIX в.) // Сибирская ссылка. — Вып. ХПЩ) — С. 114−134.

114 См., например: Бортникова О. Н. Возникновение и развитие пенитенциарной системы в Западной Сибири (1801−1917 гг.) — Автореф. дисс. докт. и. н. — Тюмень, 1999; Быкова Н. Н. История Александровского централа (1900 — февраль 1917 гг.). — Автореф. дисс. канд. и. н. — Иркутск, 1998; Колосок С. В. История пенитенциарной системы Иркутской губернии (начало 80-х.

Работы, выполненные на стыке истории отечества и истории уголовного права России, а также исследования эсеровской и меньшевистской ссылки не могли не вызвать интерес и к историографическому наследию этой темы. Уже можно сделать некоторые предварительные обобщения.

Прежде всего для работ авторов современного периода характерен поиск другой, отличной от марксистско-ленинской, методологии исторического исследования, что выражается в стремлении по-иному классифицировать историографическое наследие истории политической тюрьмы, каторги и ссылки в Сибирь середины XIX — начала XX в. Примером этого может служить позиция П. Л. Казаряна.

Ученый выступает за анализ исторической литературы в «концептуальном плане», что связывает с отказом от рассмотрения проблем ссылки «во временных рамках» и с «идеологической точки зрения». Он отказывается от общепринятой классификации литературы и выделяет в ней три группы — общие труды о Якутии, работы о политической ссылке края в целом и исследования по отдельным вопросам этой темы115.

Не признавая деления историографии на советскую и досоветскую, П. Л. Казарян объединяет в едином анализе труды С. В. Максимова, А. П. Саломона, Н. М. Ядринцева, В. Л. Серошевского, В. Д. Виленского-Сибирякова и здесь же — С. В. Кодана и А. Д. Марголиса. При этом, полемизируя с С. В. Коданом, П. Л. Казарян объявляет «неприемлемыми» ленинскую метологическую основу и методику периодизации политической ссылки116. гг. XIX в. — февраль 1917 г.). — Автореф. дисс. канд. и. н. — Иркутск, 2000; Симатов А. А. Тюремная реформа в России (1860−90-е гг.). — Автореф. дисс. канд. и. н. — Иркутск, 1998; Упоров И. В. Исторический опыт формирования и реализации пенитенциарной политики России в XVIII—XX вв. — Автореф. дисс. докт. и. н. — Москва, 2001.

115 См.: Казарян П. Л. Указ. соч. — С. 4.

116 См.: Там же. -С. 8−9.

Подобную же позицию в классификации историографии тюрьмы, каторги и ссылки в Сибирь занимает и Н. Г. Шенмайер. Рассматривая различные аспекты пребывания эсеров в каторжных тюрьмах Восточной Сибири в 1907;1914гг., автор подразделяет всю литературу по этой теме натригруп-пы: работы по истории каторжных тюремпубликации, посвященные политкаторжанам Восточной Сибири, и статьи об эсерах Александровского централа и тюрем Нерчинской каторги117.

Как видим, в центре внимания П. Л. Казаряна и Н. Г. Шенмайер, скорее, находится конкретный объект исследования — политическая ссылка, а не соответствующая литература о ней. Наверное, такой подход к классификации историографии имеет право на существование. Однако в этом случае исследователя больше интересует не выявление различий в позициях и оценках отдельных авторов, изучавших тему, а то, лишь насколько «полно освещен» конкретный материал. Такой подход не может не обеднять историографическое исследование.

Именно поэтому выглядит весьма спорно и объединение учеными в едином анализе авторов различных жанровых произведений: нельзя сравнивать труд этнографа Максимова, докладную записку высокопоставленного чиновника Саломона, работу защитника общинных, народнических традиций как главного фактора исправления преступника Н. М. Ядринце-ва, статьи, выполненные на основе личного опыта бывших политссыльных различной партийной окраски Серошевского и Виленского, историко-пра-вовые исследования современных авторов Кодана и Марголиса. Все эти работы могут и должны быть сравнимы только внутри своего жанра или направления.

Более взвешенную позицию в классификации историографического наследия заняли, на наш взгляд, С. В. Колосок, А. А. Симатов, и И. В. Упо.

117 См.: Шенмайер Н. Г. Указ. соч. — С. 5. ров. В отличие от исследователей советского периода, подразделявших литературу по теме только по классовому признаку, А. А. Симатов предлагает комбинированный подход: он группирует работы предшественников на основе анализа как их политических убеждений, так и служебной принадлежности. По его мнению, досоветская историография истории принятия тюремной реформы конца XIX в. может распадаться на официально-охранительное, официально-либеральное и общественно-либеральное118. С. В. Колосок как бы дополняет позицию А. А. Симатова. Исследователь делит всю литературу на два больших блока: специальную, уголовно-правовую и ту, «в основе которой лежит идеологическая установка, т. е. отношение к государству и его интересам». Эта вторая и подразделяется на уже встречавшиеся у А. А. Симатова направления119.

Позиции А. А. Симатова и С. В. Колосок не бесспорны. Вызывает возражение, например, стремление последней «не замечать» существования различных общественно-политических направлений и среди авторов уголовно-правовой литературы. Исследователь анализирует их работы с точки зрения различий в отношении к сугубо профессиональному вопросу — о преимуществе тюремного заключения перед ссылкой. Между тем среди правоведов были и свои политические «консерваторы», и свои «либералы», и свои «радикалы». Их взгляды на проблемы политической ссылки существенно разнились.

Нельзя согласиться с выводом С. В. Колосок и о том, что официально-охранительное и официально-либеральное направления в литературе по истории пенитенциарной системы Иркутской губернии «во многом связаны между собой». Анализ историографии политической ссылки в Сибирь в целом, проведенный нами в данной работе, говорит скорее об обратном: ав.

118 См.: Симатов А. А. Указ. соч. — С. 5.

119 См.: Колосок С. В. Указ. соч. — С. 6. торы официального лагеря и авторы-либералы имели больше различий, чем общих черт.

Самую, на наш взгляд, обоснованную позицию в классификации историографии тюрьмы, каторги и ссылки, в т. ч. и в Сибирь, занимает И. В. Упоров. Он считает, что классификация дореволюционных исследований по истории пенитенциарной системы, в основу которой положены критерии служебной принадлежности авторов и их политических убеждений (охранительное, либеральное, революционное), «вряд ли может восприниматься безоговорочно». Не менее приемлемой, по мысли И. В. Упо-рова, следует считать группировку работ «по степени их научности (публицистичности)"120.

По существу, И. В. Упоров предлагает поделить историческую литературу на две части — исследования профессиональных историков и юристов-правоведов, с одной стороны, и научная публицистика, мемуары, художественная литература — с другой. Отметим, что такая классификация историографии политической ссылки второй половины XIX — начала XX в. выглядит наиболее обоснованно, тем более, что И. В. Упоров не отказывается и от практики деления литературы сообразно политическим убеждениям автора, предлагая тем самым комбинировать оба принципа классификации.

Обзор литературы по политической каторге и ссылке в Сибирь последних лет обнаруживает у современных исследователей и еще одну общую тенденцию: авторы, пересматривая вклад революционеров в разработку темы, практически отказываются от его научного значения. Так, например, С. В. Колосок считает, что работы представителей социал-демократии и социалистов-революционеров «не были специальными исследованиями», а носили лишь «пропагандистский и просветительский характер». У В. И. Ленина историк находит «определенные сведения о государственных преступ.

120 См.: Упоров И. В. Указ. соч. — С. 10. лениях" лишь в двух статьях, что, конечно же не соответствует действительности121.

Подобные тенденции хорошо просматриваются и у П. Л. Казаряна. Преуменьшение роли большевиков и эсеров в разработке темы приводит историка к невольному преувеличению значения труда С. В. Максимова. П. Л. Казарян не видит в нем слабых сторон, считает «многоплановым» произведением «с широким историческим обзором». Только благодаря Максимову, считает автор, современному исследователю стали известны «многочисленные свидетельства, факты, цифровые данные"122. Наше мнение о ценности труда С. В. Максимова несколько иное123.

Не совсем верно, на наш взгляд, выглядит оценка П. Л. Казаряном и сборника «100 лет Якутской ссылки». «В методологическом плане, — пишет ученый, — этот сборник свидетельствует об окончательном утверждении в исторической науке марксистско-ленинской идеологии и господстве узкоклассового и однопартийного подхода к оценке исторического прошлого». Это слишком категоричный вывод, тем более, что сам автор упоминает о статьях В. Виленского-Сибирякова и Г. Лурье, помещенных в этом сборнике. На наш взгляд, названных исследователей трудно обвинить в приверженности к ортодоксальному большевизму, а значит, «узкоклассовым и однопартийным» сборник считать нельзя.

Анализ постсоветской литературы по проблемам истории тюрьмы, каторги и ссылки в России XIX — начала XX в. свидетельствует о некотором увеличении интереса исследователей к изучению историографической части темы. Вместе с тем последнее десятилетие, в отличие от периода 1960 — 1980;х гг., не отмечено появлением специальных работ, рассматривавших, пусть и обзорно, только историографические проблемы сибирской ссылки.

121 См.: Колосок С. В. Указ. соч, — С. 8−9.

122 См.: Казарян П. Л. Указ. соч. — С. 6−7.

123 См. вторую главу настоящего исследования.

Своеобразным исключением этому выводу могут служить лишь труды Б. С. Шостаковича, плодотворно изучающего историю пребывания польских ссыльных в Сибири.

Вполне закономерно, что литература о жизни польских «выгнанков» постоянно находится в центре внимания исследователя. Первые историографические работы Б. С. Шостаковича относятся еще к советскому периоду и были опубликованы им в различных изданиях в 1970;1990;х гг.124 В 1995 г. увидела свет монографическая работа ученого, имеющая специальную главу «Проблемы польско-сибирской истории 1860−1890-х гг."125, а в 2000 г. в сборнике «Сибирская ссылка» были опубликованы сразу две статьи, посвященные историографическим проблемам темы126. Сегодня можно сделать некоторые предварительные оценки выводам исследователя.

Б. С. Шостаковичу прежде всего принадлежит определение количественных характеристик польского литературного наследия. По подсчетам ученого, только в период 1860—1880-х гг. было опубликовано свыше 50 отдельных объемных мемуарных исследований, посвященных истории пребывания поляков в «стране изгнания». Подавляющее большинство воспоминаний никогда не переводились на русский язык и не известны российским специалистам. В них сосредоточен огромный фактический материал, без учета и обработки которого невозможно создать полную и объективную картину «польского изгнанничества"127.

124 См., например: Шостакович Б. С. Историография политической ссылки поляков в Сибирь в XIX — начале XX века // Ссыльные революционеры в Сибири. — Вып. 9. — Иркутск, 1985. — С. 3−23.

125 См.: Шостакович Б. С. История поляков в Сибири (ХУП-Х1Х вв.) — Иркутск: Изд-во ИГУ, 1995. 165 с.

126 См.: Сливовская В., Шостакович Б. Агатон Гиллер как исследователь Восточной Сибири и первый историк сибирской ссылки поляков //Сибирская ссылка. — Вып. 1(13). — Иркутск, 2000. — С. 8−35- Шостакович Б. С. Зыгмунт Либрович — один из пионеров изучения истории поляков в Сибири // Там же. — С. 35−42.

127 См.: Шостакович Б. С. История поляков в Сибири. — С. 100.

Б. С. Шостаковичем сделан научный анализ имеющейся литературы, установлены ее основные особенности и тематика. Ученый совершенно обоснованно считает А. Гиллера родоначальником «польской сибириады», опубликовавшим свои «Письма из Сибири» еще в 1856 г., что делает их одной из первых работ о ссылке середины XIX в. не только в польской, но и в отечественной историографии в целом128.

Наконец, Б. С. Шостаковичем определены пути дальнейшего исследования темы. Автор полагает, что в основе ее познания должна лежать прежде всего публикаторская деятельность ранее забытого наследия как в России, так и в Польше, отказ от стереотипов, сложившихся в советское время в обеих странах, координация и объединение усилий ученых по ту и другую сторону границы. «Именно в современный период, — считает Шостакович, — с падением прежних официальных государственно-идеологических табу появилась известная возможность для создания обобщающего труда по истории польско-сибирской литературы и ее историографии129.

Подведем итоги сказанному.

Историография политической каторги и ссылки в Сибирь второй половины XIX — начала XX в. не стала объектом специального комплексного исследования. Отдельными историками — В. М. Андреевым, Д. И. Дмитриевым, Р. Г. Круссером, Л. П. Рощевской, А. М. Скабичевским, Н. Н. Щербаковым, Э. Ш. Хазиахметовым, Б. С. Шостаковичем и Н. М. Ядринце-вым — изучались лишь некоторые фрагменты этой темы. Из всего массива литературы о ссылке в Сибирь довольно подробно анализировалось лишь творческое наследие Ф. М. Достоевского, В. И. Ленина, С. В. Максимова, В. Н. Соколова, Я. М. Свердлова. Работы авторов официального и либерального направлений или не исследовались, или им давались ошибочные оцен.

128 См.: Сливовская В., Шостакович Б. Указ. соч. — С. 13.

129 См.: Шостакович Б. С. Предисловие // Сибирская ссылка. — С. 5. ки. Часть положений историков историографии политической ссылки и каторги в Сибирь устарела и требует своего пересмотра.

Источниковая база. Источниковая база историографии политической ссылки и каторги в Сибирь второй половины XIX — начала XX в. как российскими так советскими и постсоветскими специалистами изучалась лишь фрагментарно. До октября 1917 г. отдельные аспекты этой темы исследовали Н. Ф. Лучинский, Е. Н. Тарновский, И. Я. Фойницкий и другие криминалисты, отмечавшие их разнообразный, но труднодоступный характер130. Документальная основа истории политссылки привлекала внимание и противников самодержавного строя, стремившихся показать подлинные масштабы карательной политики государства131.

В советский период поиском историографических источников занимались прежде всего историки Всесоюзного общества бывших политкаторжан. За сравнительно короткий период ими были опубликованы десятки разноплановых работ, отражавших те или иные аспекты темы132.

130 См., например: Анкеты Красноярской пересыльной тюрьмы //Право. — 1909. — №№ 15, 32- Лучинский Н. Ф. Наши тюрьмы, их устройство, управление и хозяйство (По отчету Главного тюремного управления за 1906 год) // Журнал министерства юстиции. — 1908. — № 5. — С. 203 233- Материалы к истории тюремной реформы в России. 21 письмо графа В. А. Сологуба и 4 письма К. К. Гротак М. Н. Галкину-Врасскому//Тамже. — 1901. — № 9. — С. 250−289- Тарновский Е. Н. Статистические сведения о лицах обвиняемых в преступлениях государственных // Там же. — 1906. — № 4. — С. 96−99- Фойницкий И. Я. Управление ссылки // Сборник государственных знаний. — 1880. — Т. 8. — С. 149−251.

131 См., например: Документы для истории общества Красного креста партии «Народная Воля» // Былое. — 1906. — № 3- К статистике государственных преступлений в России // Народная Воля. — 1880. — № 4- 1881. — № 5.

132 См., например: Глауберзон Н. Наша газета. — М., 1931. — 32 е.- Двадцать лет назад. Из записной книжки архивиста // Красный архив. — 1926. — Т. XIX. — С. 212−215- Яковлев Д. М. От каторги к ссылке // Сибирская ссылка. — М., 1927. — С. 110−115, а также работы, перечисленные в историографическом обзоре выше.

В 1970;80-х гг. эту проблему активно разрабатывали Н. Н. Щербаков и Э. Ш. Хазиахметов, однако и сегодня она далека от своего завершения133.

Специфика нашего исследования обусловила и своеобразие источни-ковой базы. Оно заключается в значительном преобладании опубликованного источника над архивным.

По типовым и видовым признакам первые разделены нами на пять групп: решения центральных органов государственной властиделопроизводственные материалыпублицистикапериодическая печатьисточники личного происхождения. Среди них важнейшее место принадлежит законодательным актам, устанавливавшим отношение государства к политическому преступнику, порядок его этапирования и содержания.

Источниковедческий анализ законодательной базы политической и уголовной ссылки проводился нами в нескольких аспектах: изучение истории текстаустановление роли того или иного лица в его разработкеанализ места в системе законодательстваанализ его реализацииконкретные результаты 134.

В настоящей работе рассматриваются основные положения Уголовного Уложения, Упожения о наказаниях, Устава уголовного судопроизводства, Ус.

133 См.: Щербаков H.H. Обзор источников по истории политической ссылки в Восточную Сибирь: (1907;1917 гг.). — В сб.: Великий Октябрь и Восточная Сибирь. — Иркутск, 1968. — С. 318 323- Он же .'Обзор материалов по истории политической ссылки в Краковском воеводском архиве // Ссыльные революционеры в Сибири. — Вып. 5. — Иркутск, 1980. — С. 144−178- Он же. Мемуары участников революционного движения в России как источник по истории политической ссылки в Сибирь (1900;1917 гг.). — В сб.: Проблемы социально-экономического развития и революционного движения Сибири в XIX—XX вв.еках. — Иркутск, 1988. — С. 11−15- Хазиахметов Э. Ш. Политическая каторга и ссылка на страницах ленинских нелегальных изданий (1906;фев-раль 1917 г.) // Вопросы истории Сибири досоветского периода (Бахрушинские чтения. 1969). — Новосибирск, 1973. — С. 431−444- Он же. Изучение массовой ссылки политическими ссыльными в 1906;1917 гг. — В кн.: Промышленность Сибири и ее кадры (конец XVI — начало XX вв.). — Новосибирск, 1976. — С. 146−160- Он же. Политическая ссылка в отчетах сибирских губернаторов (1906;1917 гг.) // Вопросы истории Сибири. — Томск, 1976. — Вып. IX. — С. 39−45.

134 Подробное описание методики работы с законодательными актами империи XIX в. см.: Источниковедение/Теория. История. Метод. Источники Российской истории: Учеб. пособие / И. Н. Данилевский, В. В. Кабанов, О. М. Медушевская, М. Ф. Румянцева. — М.: РГГУ, 1998.

69 тава предупреждения и пресечения преступлений и, конечно же, Устава о ссыльных различных изданий второй половины XIX — начала XX в. Это — ценнейший источниковый материал, позволяющий судить о последовательных изменениях в уголовном правоведении страны в зависимости от политической стратегии государства и расстановки революционных сил в обществе.

Вместе с тем законодательные акты империи не только исторический источник. Они являлись плодом творческих усилий многих лиц — руководителей министерств и ведомств, высокопоставленных чиновников, работавших в соавторстве с профессиональными учеными-правоведами. Под большинством этих документов можно найти имена их создателей, не говоря уже о Высочайших указах, Повелениях и Манифестах. Вот почему настоящие документы представляют для нас как источниковедческий, так и историографический интерес.

Данная специфика сформировала и особое отношение к публикациям этих источников. Признавая огромную важность изданий Полного собрания законов Российской империи и Свода законов Российской империи, анализ законодательной базы политической и уголовной ссылки мы проводили в основном по изданиям частного характера, так как они содержат, помимо собственно текста документа и обширнейшие практические комментарии к нему, отражающие причины и логику их принятия135.

Анализ законодательных актов Российской империи свидетельствует о том, что в борьбе с государственной преступностью политическая каторга и ссылка в Сибирь в середине XIX — начале XX в. занимала важнейшее место. Она была универсальным инструментом и носила как предупредительный, так и карательный характер. Закон предусматривал суровые меры на.

135 См., например: Есипов В. В. Уголовное Уложение 1903 года, его характер и содержание. — Варшава, 1900; Малянтович П. Н., Муравьев Н. К. Законы о политических и общественных преступлениях. Практический комментарий. — СПб., 1910. казания — от тюремной изоляции до пожизненного пребывания преступника в окраинных губерниях страны.

Вместе с тем, анализируемые акты свидетельсвуют о достаточно лояльном отношении закона к государственному преступнику, об отсутствии со стороны центральных и местных властей излишней жестокости к осужденным и высланным. Следует отметить и то, что российское законодательство в целом отставало от постоянно меняющихся масштабов и характера оппозиционного движения в стране, слабо учитывало постоянное развитие экономической, финансовой, социальной ситуации в сибирском регионе.

Среди решений центральных и местных органов государственной власти следует отметить подзаконные акты. К ним относятся Манифесты и Высочайшие Указы, циркуляры, постановления, распоряжения Министерства внутренних дел, Главного тюремного управления, Министерства юстиции. Настоящие документальные материалы публиковались в официальной периодической печати, широко обсуждались, имели большой общественный резонанс.

Подзаконные акты империи содержали значительные «послабления» государственным преступникам, предусматривали комплекс льгот и поощрений, что являлось свидетельством ориентации России на основные положения «прогрессивной тюремной системы», получившей задолго до этого распространение в европейских странах136.

Ко второй группе историографических источников принадлежат делопроизводственные материалы, характеризующие практическую деятельность центральных и сибирских властных органов по управлению политической каторгой и ссылкой. Из всего многообразия данных документов наибольший интерес для нас представляют циркуляры и распоряжения руководителей тюремного ведомства, анализ которых свидетельствует о доста.

136 См.: Правительственный Вестник. —.

1913. — № 43- Право.

1905.-№ 41. точно быстрой адаптации ГТУ к действиям в условиях «революционных ситуаций» XIX — начала XX в. и постоянном поиске оптимальной модели развития отечественных карательных учреждений137.

К этой же группе источников следует отнести отчеты, докладные записки генерал-губернаторов и губернаторов Сибири, высокопоставленных местных чиновников и должностных лиц. В них содержатся оригинальные суждения авторов по принципиальным вопросам существования каторги и ссылки, даются оценки влияния «штрафной» колонизации на местное общество. Настоящие документы публиковались как в дооктябрьский, так и в советский период138.

Уголовная и политическая ссылка в Сибирь не могла не породить живейший общественный отклик, реализованный в публицистике. Уже во второй половине XIX в. в этом своеобразном историческом источнике сложилось несколько главных направлений: официальное, либеральное, радикальное. Со временем менялась основная тематика публицистических произведений: если в конце XIX в. главной полемической темой служила отмена (или запрещение) уголовной ссылки в Сибирь, то после 1905 г. и потери о. Сахалин — реформация пенитенциарной системы, постепенная замена ссылки каторжной тюрьмой внутри России.

Подобные же амплитуды свойственны и для полемики вокруг политической ссылки: от сдержанного осуждения и критики ее наиболее «вопиющих» сторон в середине-конце XIX в. — до бескомпромиссных требований ее полного упразднения и «слома» к 1917 г. Своеобразным рубежом этой публицистики стала революция 1905 г., кардинально изменившая отноше.

137 См.: Сборник циркуляров, изданныхпо Главному тюремному управлению в 1879—1910 гг. — Ч. 1−2.-СПб., 1911.

138 См.: Прекращение ссылки в Сибирь. Записка адмирала, генерал-адъютанта К. Н. Посьета // Русская старина. — 1889. — № 7. — С. 51−59- Нарымская ссылка (1906;1917 гг). Сб-к док-тов и мат-лов о ссыльных большевиках / Под ред. И. М. Разгона. — Томск, 1970; Политическая ссылка в Сибири. Нерчинская каторга (XIX в. — февраль 1917 г.): История Сибири. Первоисточники / Отв. ред. Л. М. Горюшкин. — Т. 1. — Новосибирск, 1993; Т. 2. — Новосибирск, 1996.

72 ние цензуры к литературе и повлекшая настоящий «взрыв» интереса к «ссыльной» теме.

Из всего многообразия публицистики выделим главные для нашего исследования: произведения литературно-художественного характера и публицистику политических партий и движений.

В российской литературе XIX — начала XX в. трудно найти писателя, который бы не работал или хотя бы не коснулся темы уголовной и политической ссылки в Сибирь. Художников слова интересовал прежде всего нравственный, духовный аспект этого вопроса. Н. Г. Гариным-Михайловским, И. А. Гончаровым, Д. В. Григоровичем, Ф. М. Достоевским, В. Г. Короленко, Д. Н. Маминым-Сибиряком, И. В. Омулевским, Н. Г. Помяловским, К. М. Станюковичем, Л. Н. Толстым, А. П. Чеховым и другими были созданы десятки произведений, в которых, скурпулезно выписанные сцены из тюремной и ссыльной жизни, сочетаются с элементами подлинного исторического, правового, а нередко и историографического (Короленко, Чехов) исследования.

Общим свойством партийной публицистики по нашей проблеме является ее яркая, воинствующая полемичность. Этим отличаются прежде всего произведения представителей радикальных партий и движений. Классический пример тому — выступления, речи и отдельные статьи В. И. Ленина. Его высказывания относительно карательной политики правительства, политической тюрьмы, каторги и ссылки могут служить одним из источников историографического исследования этой темы.

Следует упомянуть отдельно публицистические работы лидеров сибирского областнического движения. Их отношение к политической ссылке было более сложным, чем у авторов из центральных районов России. Требуя от правительства немедленой ликвидации как уголовной так и политической ссылки, критикуя местную бюрократию за произвол и «притеснения» «узников тюрьмы без решеток», сибирские «сепаратисты», вместе с тем, зачастую полемизировали и с самой политической ссылкой, видя в ней угрозу общественному спокойствию и «общему делу блага Сибири"139.

Партийная публицистика неотделима от другого историографического источника — периодической печати. Это — многоплановый синтетический материал, включающий самую разнообразную по жанру, происхождению и содержанию информацию: официальные сообщения и документы, законодательные и подзаконные акты, публицистику, письма, корреспонденции из ссылки, беллетристику самих ссыльных, некрологи. Как историографический источник, классифицируем периодическую печать на официальные, либеральные и радикальные издания.

Официальные издания с точки зрения изучения истории и историографии сибирской ссылки представляют для исследователя ценный, незаменимый источник. Ведомственные журналы «Тюремный вестник», «Журнал министерства юстиции», газеты «Право», «Юридическая газета», а также местные издания «Иркутские губернские ведомости», «Енисейские губернские ведомости», «Томские губернские ведомости» и «Якутские губернские ведомости» содержат общирнейшую информацию о состоянии «ссыльного дела» в Сибири, отражают общественное мнение относительно реформирования и форм развития этого вида наказания.

Либеральные газеты, как местные, так и центральные — «Биржевые ведомости», «Голос», «Московские ведомости», «Новое время», «Речь», «Русский курьер», «Русское Слово», «Утро России», «Восточное обозрение», «Голос Сибири», «Енисей», «Забайкалье», «Иркутская жизнь», «Молодая Сибирь», «Сибирский листок» и другие, а также журналы «Русское богатство», «Русская старина», «Исторический вестник», «Отечественные записки», «Сибирский архив» из номера в номер публиковали произведения как про.

139 См.: Сибирский студент. — 1916. — № 13- а также, например: «История России» А. П. Щапова и история России: Первые Щаповские чтения / Сост. А. С. Маджаров. — Иркутск, 2001.

74 фессиональных публицистов, так и корреспонденции от самих политических ссыльных. Здесь были изданы работы, внесшие весомый вклад в историографию темы — Т. К. Асина, А. Б. Вентина, П. М. Головачева, В. В. Мя-котина, А. В. Пешехонова, М. К. Цебриковой, Н. М. Ядринцева.

Отдельно следует остановиться на публикациях журнала «Русское богатство». Его страницы предоставлялись под «ссыльную тему» наиболее часто. При этом надо отметить, что журнал охотно сотрудничал с авторами различных политических взглядов: народниками, эсерами, социал-демократами меньшевиками, кадетами. Такое разнообразие позволяет исследователю только по одному изданию получить первое представление о состоянии историографии российской тюрьмы, каторги и ссылки, в том числе, и в Сибирь140.

Особое место в периодической печати принадлежит изданиям радикального лагеря. Эти публикации в подавляющем большинстве носят разоблачительный, а также агитационно-пропагандистский характер, что существенно снижает их научную ценность. Вместе с тем, обобщение и критический анализ многочисленных корреспонденций с мест дает возможность судить о географии, масштабах, характере политической ссылки в Сибирь. В качестве примера, приведем лишь известные издания: «Колокол», «Народная Воля», «Листок Народной Воли», «Искра», «Нашажизнь», «Волна», «Вперед», «Правда», «Звезда», «Начало», «Народная дума», «Дело народа», «Рабочий голос», «Революционная Россия» и другие.

Радикальная пресса как источник историографии политической ссылки и каторги в Сибирь имеет и еще одну специфическую черту: часть газет и журналов издавались нелегально, в виде гектографических оттисков или ру.

140 См., например: Асин Т. К. К статистике арестованных и ссыльных // Русское богатство. — 1906. — № 10. — С. 1−37- Войтинский В. С. По этапу // Там же. — 1911. — № 12- Гартевельд В. Н. В стране возмездия // Там же. — 1911. — № 1−2- Мякотин В. В современной тюрьме и ссылке // Там же. — 1912. — № 9. — С. 124−154- Якубович П. Памяти М. Р. Гоца // Там же. — 1906. — Октябрь. — С. 184−192. кописий. Местом их создания были колонии политических ссыльных, волостные или уездные города Сибири, в которых на протяжении многих лет «оседали» поколения политических противников государства. Именно эти обстоятельства делают нелегальную печать ценным источником, освещающим внутреннюю жизнь ссылки, взаимоотношения между представителями различных партийных течений. Перечислим наиболее крупные издания: «Голос ссылки», «Елань», «Листок ссыльных», «Лишенный прав», «Наше», «Наш журнал», «Политическая ссылка» и другие.

Ссылка в Сибирь была величайшим потрясением в жизни человека, трагедией для многих членов российского общества и не могла не породить обширную мемуаристику. Мемуарная литература по нашей теме, несмотря на принадлежность авторов к различным служебно-профессиональным группам и политическим лагерям, имеет общую особенность — основная ее масса содержит в той или иной мере черты исследований. Как правило, авторы пишут о своей ссылке на фоне крупных исторических событий, участниками или современниками которых они были, обобщают увиденное в каторжных тюрьмах и местах поселения Сибири, вольно или невольно делают широкие заключения об эффективности внутренней политики государства в целом.

Мемуары-исследования вносят заметный вклад в разработку темы, являясь как историческим, так и историографическим источником. В качестве примера назовем лишь некоторые имена правоведов, государственных чиновников, либеральных общественных деятелей, народников: И.П. Бе-локонский, С. Ю. Витте, М. Н. Галкин-Врасский, А. Гиллер, В. Дыбовский, 3. Либрович, В. Я. Кокосов, Н. Н. Муравьев-Амурский, Г. Н. Потанин, А. П. Саломон, С. С. Хрулев.

Мемуары ссыльных социал-демократов, эсеров и анархистов интересны в меньшей мере. Как правило все они носят ярко выраженный политизированный характер, что в сочетании с субъективизмом — этим объективным качеством любого мемуарного наследия — делает их второстепенным источником этого вида. Укажем лишь на воспоминания О. В. Аптекмана, Е. К. Брешко-Брешковской, В. К. Дебагория-Мокриевича, С. А. Жебуне-ва, О. С. Минора, Г. Ф. Осмоловского, Л. А. Тихомирова.

В советское время мемуары ссыльных эсеров и меньшевиков были практически забыты или издавались за рубежом (В. С. Войтинский, Л. Г. Дейч, Л. Д. Троцкий, И. Г. Церетели, В. М. Чернов). Произведения представителей большевистской партии, наоборот, неоднократно переиздавались, испытывая с каждым новым изданием идеологическую обработку. Наконец, к 70−80-м гг. XX в. мемуары большевиков практически утратили достоверность, превратились в исторический источник уже советской эпохи. Иллюстрацией нашим выводам могут служить воспоминания А. Е. Бадаева, А. М. Буйко, Б. И. Иванова, Н. Л. Мещерякова, О. А. Пятницкого, Ф. Н. Самойлова, Г. Сандомирского, М. Б. Самсонова, Ф. М. Сенюшкина, Е. Д. Стасовой, Е. М. Ярославского и многих других.

Массив используемых в настоящей работе архивных источников историографии политической ссылки в Сибирь менее значителен. Это продиктовано спецификой темы: из пяти групп выделенных нами источников лишь две — делопроизводственные материалы и источники личного происхождения в какой-то степени «осели» в архивохранилищах, другие же более полно представлены в различного рода постоянных и повременных изданиях.

Неопубликованные делопроизводственные материалы — это переписка органов власти и управления, отчеты губернаторов и генерал-губернаторов, судебно-следственные материалы, статистика. Из источников личного происхождения выделим автобиографии, путевые заметки, письма, анкеты.

Среди центральных архивов страны особое значение имеет Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Здесь в фондах Департамента полиции, Главного тюремного управления, Министерства юстиции хранятся сведения об условиях надзора, жизни и деятельности ссыльных и политкаторжан, личные дела, следственные материалы осужденных, переписка чиновников Центра и Сибирского региона. Одним из важнейших для нашего исследования фондов является фонд Всесоюзного общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев, содержащий как материалы о деятельности самого Общества, так и личные дела и анкетные сведения сотен революционеров. Эти материалы служат существенным дополнением к уже опубликованным мемуарам.

В Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории (РЦДНИ) сосредоточены фонды Института истории партии и Всесоюзного общества старых большевиков (более 3000 дел). Личные дела революционеров содержат не только необходимые фактические данные, но и что ценно, автобиографические заметки, воспоминания о конкретных событиях, что также дополняет их изданное литературное наследие.

Среди архивов Сибири необходимо отдельно отметить Государственный архив Иркутской области. Здесь, на наш взгляд, сосредоточены самые обширные материалы делопроизводства, выделенные в фонды Главного управления Восточной Сибири, Канцелярии Иркутского генерал-губернатора, Иркутского губернского правления, Иркутской губернской тюремной инспекции, городского полицейского управления, Александровского централа и Иркутского окружного суда. Ценные материалы о внутреннем мире политической ссылки, влиянии на общественную жизнь и рабочее движение, перехваченные письма и корреспонденции «узников тюрьмы без решеток» сосредоточены в фондах Иркутского губернского жандармского управления и Иркутского районного охранного отделения.

Важным источником по историографии сибирской политической ссылки являются личные фонды ГАИО — историков М. А. Гудошникова, Ф. А. Кудрявцева, большевика А. С. Маямсина. Здесь сосредоточены черновики, рукописные материалы, отдельные публикации, позволяющие современному историку получить дополнительную информацию об авторах и их работах. Особо следует отметить фонд газеты «Восточное обозрение», как известно, регулярно предоставлявшей свои страницы как для коррес-понденций политссыльных, так и для публикаций о самой сибирской ссылке.

Таким образом, представленные здесь материалы позволяют достаточно полно оценить источниковую базу историографии политической ссылки и каторги в Сибирь, сделать вывод о ее разнообразном, разноплановом характере, ее особенностях, динамики развития в зависимости от времени и конкретной социально-политической ситуации в России.

Заключение

.

Историография политической каторги и ссылки в Сибирь второй половины XIX — начала XX в. не стала объектом специального комплексного исследования. Отдельными историками — В. М. Андреевым, Д. И. Дмитриевым, Р. Г. Круссером, Л. П. Рощевской, А. М. Скабичевским, Н. Н. Щербаковым, Э. Ш. Хазиахметовым и Н. М. Ядринцевым — изучались лишь некоторые фрагменты этой темы. Из всего массива литературы о ссылке в Сибирь довольно подробно анализировалось лишь творческое наследие Ф. М. Достоевского, В. И. Ленина, С. В. Максимова, В. Н. Соколова, Я. М. Свердлова. Работы авторов официального и либерального направлений или не исследовались, или им давались ошибочные оценки. Часть положений историков историографии политической ссылки и каторги в Сибирь устарела и требует своего пересмотра.

Историография политической каторги и ссылки в Сибирь второй половины XIX — начала XX в. составляет большой комплекс разноплановой научной, документальной и научно-публицистической литературы. Однако в общем массиве исследований ее удельный вес невелик. Это связано с тем, что изначально данная тема интересовала больше публицистов, общественных деятелей, писателей и, в меньшей степени, была предметом исследовательских интересов профессиональных ученых. История ссылки создавалась самими ссыльными и их современниками. Отсюда — публицистичность, полемичность многих работ.

Рассмотренный законодательный и делопроизводственный материал дает практически полное представление об отношении государства к политической и уголовной преступности и характеризует правовую основу охранительной и карательной политики России.

В классификации наказаний каторга и ссылка на поселение были самыми тяжелыми после смертной казни. Исследование законодательной базы этого института позволило выделить его цели и средства. Целями ссылки служили охрана государства и его институтов, а также охрана общества от леворадикальных проявлений отдельных его частей. Средствами достижения этих целей являлись каторжные работы, физическая изоляция в отдаленные районы Сибири, лишение прав и привилегий, полицейский надзор.

Анализ документальной базы свидетельствует, что, в отличие от уголовной, политическая каторга и ссылка не имели колонизационной, а также исправительной цели.

Значительную часть официальной историографии политической ссылки и каторги в Сибирь составляют работы должностных лиц соответствующих министерств и ведомств, «практиков тюремного дела», сибирских высокопоставленных чиновников, а также профессиональных ученых-правоведов. Их исследования основаны на богатейшем архивном материале, не доступном широкой общественности. Это делает содержащиеся в них выводы особенно ценными. «Официальным историкам» не было нужды замалчивать проблемы политической и уголовной ссылки. Отсюда — большинство их работ носит ярко выраженный критический характер.

Работы должностных лиц разнятся своим исследовательским уровнем. «Записки», исходившие от высокопоставленных чиновников, содержат порой стратегические положения о состоянии, значении и судьбе политической ссылки. «Отчеты» же с мест, исходившие от «практиков тюремного дела» более конкретны, нередко носят все характерные признаки опубликованного источника.

Должностными лицами были определены главные недостатки сибирской ссылки. Это отсутствие единого централизованного управленияведомственная «неразбериха» и приоритет личных интересов чиновников в ущерб государственнымамбиции столичных и сибирских высокопоставленных лицнедостаточное финансирование «ссыльного дела», что не позволяло решить кадровые проблемы, расширить и капитально отремонтировать тюремные замки.

Авторами официального направления была выработана оптимальная форма дальнейшего существования института политической ссылки. Будущее политической ссылки представлялось им в ужесточении режима содержания, отмене привилегий у политссыльных, одиночном заключении, сокращении до минимума связей с внешним миром, запрещении участия ссыльных в органах народного образования и журналистике, в существенном ограничении перемещения в местах водворения.

Официальные историки" на основании статистических исследований первыми обнаружили зависимость размеров сибирской политической ссылки, ее социального состава от масштабов национально-освободительного и революционного движения в Европейской России. Было доказано, что количественные показатели сибирской ссылки правильно отражают состояние преступности в стране в целом. Ими же впервые был создан «социальный портрет» политического ссыльного, выявлены «географические очаги» государственной преступности.

Что же касается изучения влияния политической ссылки на сибирское общество, практически все исследовали констатировали ее «пагубность», разлагающее воздействие как на рабочих и крестьян, так и на нижние чины конвойной службы. Понимая огромную затратность осуществления проекта отмены сибирской ссылки, авторы предпочитали не касаться этого вопроса или говорить о нем в целом как о необходимой, но далекой перспективе.

Специфика научных интересов профессиональных криминалистов определила и круг изучаемых проблем «ссыльной темы»: несостоятельность и «пагубность» дальнейшего существования ссылкинедопустимость превращения Сибири в штрафную колониюизъяны отечественного законодательствапути реформирования ссылкиизучение преимуществ тюремного заключения перед депортацией.

В российском тюрьмоведении второй половины XIX — начала XX в. отрасли, изучающей историю каторги и ссылки как самостоятельного направления, не существовало. Это привело к тому, что настоящая тема развивалась в контексте изучения проблем пенитенциарной системы в целом, выполняя в ней свои, ограниченные общими рамками, задачи. Такое положение играло, безусловно, негативную роль в разработке проблем истории политической ссылки.

В трудах С. К. Гогеля, Г. Евангулова, В. В. Есипова, Н. Н. Полянского, Л. И. Петражицкого и других правоведов содержалась по большей части конструктивная критика системы каторги и ссылки, в том числе, политической. В литературе неоднократно отмечено несовершенство правовой базы института каторги и ссылкирасплывчатость отдельных положений Устава о ссыльных и Уголовного уложения как причины излишне широкого применения каторги в Сибирь и «перенаселения» ссыльным элементом краяотсутствие постоянного контроля и стратегического управления сибирской каторгой из Центрамалоэффективность полицейского надзора в местах поселениянеобходимость отмены практики правопора-жения ссыльных.

Понимая недостатки организации каторги и ссылки в Сибирь, государство стремилось к реформированию этого института. Выработанное.

Министерством юстиции в 1910;1913 гг. Положение о преобразовании каторги вносило ряд значительных изменений в ее существование: ликвидировалась ссылка на поселение, вводились новые разряды, в сторону уменьшения изменялись сроки отбывания каторжных работ. Однако в целом российское законодательство отставало от постоянно меняющихся масштабов и характера оппозиционного движения в стране, слабо учитывало изменяющуюся экономическую, финансовую, социальную ситуацию в сибирском регионе. Рассредоточение «ссыльного дела» в руках нескольких ведомств вносило дезорганизацию, порождало безнаказанность, злоупотребление властью.

Официальная историография, накопив значительный фактический материал, выработав соответствующую законодательную базу, внесла весомый вклад в изучение истории политической ссылки в Сибирь.

Эта же тема была предметом постоянного внимания исследователей либерального направления.

Обладая солидным потенциалом профессиональных научных кадров, либеральная историография в разработке истории ссылки сумела добиться значительных достижений. Именно здесь были созданы первые обобщающие работы о сибирской ссылке, отличавшиеся как комплексным подходом к решению поставленных задач, так и принципиально новым массивом привлекаемых исторических источников. При этом необходимо иметь в виду, что исследователи либерального направления не составляли какого-либо организационного единого целого, тем более научной школы. Они были разобщены, работали независимо друг от друга в разных временных пространствах, принадлежали к различным партиям и политическим группам. Их объединяло лишь осознание необходимости глубоких позитивных преобразований в стране и в системе охранительной политики государства.

Либеральные исследователи начала XX в. основное внимание уделяли проблемам внутреннего мира сибирской политической ссылки. Они доказали, что революция 1905 г. коренным образом изменила как качественные, так и количественные характеристики политической ссылки и каторги. Ими были основательно изучены социальные, профессиональные, партийные, возрастные, национальные и половые особенности «новой» ссылки. Впервые из общего партийного состава ссыльных была выделены категория т. н. профессионалов, дана ее количественная характеристика.

Исследователи либерального лагеря в оценке политической ссылки выработали два подхода, дополняющих друг друга. Одни рассматривали ссыльных в качестве изгнанных из общества, «бывших» ее членов, другие видели в ней часть общества, насильственно перемещенную в Сибирь. Это различие в подходах порождало и различия в итоговых оценках. Первые предлагали бороться с правительством, с целью заставить как можно быстрее вернуть обществу изгнанных им членов, вторые — лечить саму ссылку, которая «больна» и может заразить общество.

Исследователями либерального направления впервые в научный оборот были введены новые группы источников — данные анкетных обследований, материалы рукописных журналов ссыльных, статистика Главного тюремного управления. Не владея в полной мере методикой обработки исторических источников, они тем не менее в целом правильно сумели их систематизировать, получить обоснованные результаты. При этом ими была показана динамика изменения социального состава ссылки, обоснована ее зависимость от состава участников революционного движения в Европейской России.

По мысли некоторых авторов, социалистические и коммунистические теории и принципы революционеров подверглись в сибирской ссылке серьезным испытаниям. Эти авторы полагали, что сама действительность доказала нежизненность и практическую неприменимость их большей части.

Проблемы каторги, тюрьмы и ссылки не могли не интересовать участников сибирского областнического движения. Его лидеры рассматривали правительственную политику каторги и ссылки в край как проявление колониальных устремлений метрополии по отношению к огромному зауральскому региону.

Областники сделали многое для начала научного исследования истории уголовной и политической ссылки. Выступая за коренное решение этого «самого насущного вопроса Сибири», руководители движения не могли не приступить к его глубокому всестороннему изучению. Они сумели рассмотреть или наметить самые различные аспекты подлинно научного изучения истории политической ссылки в Сибирь: причины явления и особенности его возникновения, функционирование ссылки как системы, финансовую, экономическую, социальную стороны применения ссылки, итоги и пути решения её проблем. Ими оставлены десятки научных, публицистических и литературно-художественных исследований.

Большая заслуга в изучении ссылки принадлежит Н. М. Ядринцеву. В его работах дана характеристика массовых источников темы, составлен первый в исторической литературе подробный историографический обзор, сделана попытка периодизации истории ссылки, обосновано место политической каторги в истории России, намечены некоторые направления ее изучения. Ядринцевым разработан и план преобразования политической ссылки, включавший положения о ее значительном сокращении и организации колоний на общинных началах.

Внутри либерального направления можно выделить существование двух периодов. Если среди авторов первого периода было достаточно много профессиональных ученых, историков и этнографов, то их количество во втором периоде свелось до минимума. Это обстоятельство сказалось на качестве и характере изысканий: во втором периоде либеральной историографии нет обобщающих комплексных исследований, а опубликованные работы носят ярко выраженную полемическую окраску.

Радикальное направление историографии политической ссылки и каторги в Сибирь конца XIX — начала XX в. — важная составная часть историографии темы в целом. Его авторы представляли различные слои российского общества. Видя в государстве своего главного противника и источник классовой несправедливости, представители этого крыла рассматривали политическую ссылку как закономерное проявление антинародной сущности государства.

Такая радикальная позиция предопределила известную политизацию и идеологизацию темы: для большей части исследователей было характерно стремление превратить ее в своеобразный инструмент для «решительной» борьбы как с политическими противниками, так и с правительством, что серьезно ограничивало ее научное изучение. Классический пример подобного подхода — «высказывания» В. И. Ленина по данной теме.

Несмотря на стремление к политизации, история политической ссылки в работах авторов социалистического направления получила свое дальнейшее продолжение. Изучалась собственно политическая ссылка, анализировалось влияние «узников тюрьмы без решеток» на социально-экономические процессы в сибирском обществе.

В работах некоторых исследователей было продолжено обоснование необходимости научного, комплексного и планомерного изучения этого явления. Заметно была расширена источниковая база исследований, в научный оборот введен не только значительный пласт фактического материала, но и новые группы источников.

Особое внимание уделялось исследованию «внутреннего мира» ссылки. Подробно была отражена жизнь десятков поселений и колоний, дана характеристика современным социальным группам ссыльных, обоснована роль интеллигенции в организации учебы, «культурной работы» и взаимопомощи.

Авторы социалистического направления обосновали и несколько новых, ранее не выявленных особенностей истории ссылки. Это существование закономерности между степенью тяжести наказания ссылкой, ее продолжительностью и социальным положением революционераотставание политссыльного в Сибири от тактических и стратегических задач современного революционного движенияполитическая ссылка — неотъемлемая составная часть действующей революционной партии- «партийное объединенчество» внутри колоний — естественная форма существования для борьбы с экономическими трудностямиссылка «старая» и «новая» имеют классовые, а значит, антагонистические отличия- «приливы» и «отливы» революционного движения в Центре отражаются в сибирской ссылке с известным опозданиембольшой процент уголовных элементов в современной политической ссылке отчасти объясним ее леворадикальным характером.

Авторы социалистического направления иссследовали характер и степень влияния политической ссылки на сибирское общество. При этом в основном их интересовала нелегальная деятельность осужденных революционеров, распространявшаяся на рабочих и крестьян. Была обоснована значительная роль политических ссыльных в создании местных эсеровских и социал-демократических организаций.

Наряду с позитивным вкладом в общее развитие темы социалистическая историография имела и ряд характерных негативных особенностей. Это проявлялось в пренебрежительном отношении к ссылке декабристов: авторами преуменьшался вклад дворянских революционеров в культурное развитие региона, «массовой» или оказавшей наиболее продуктивное влияние на общественную жизнь Сибири признавалась пролетарская ссылка.

Политизация темы привела к тому, что большая часть авторов характеризовала политссылку как сугубо карательную, репрессивную меру. Необходимость изучения темы была поставлена в зависимость от решения политических, пропагандистских задач, а исследование отдельных конкретных эпизодов диктовалось необходимостью создания «героического» облика революционера в «воспитательных» целях.

Если в отечественной историографии важнейшие аспекты политической ссылки разрабатывались в основном в контексте изучения ссылки уголовной, то зарубежные исследователи гораздо чаще посвящали этому сюжету отдельные, специальные работы. Это было вызвано повышенным вниманием западного мира к революционным событиям в России в целом, ролью и значением страны в межд ународных отношениях того периода.

Начав свои изыскания с уже сложившимся стереотипным представлением о Сибири как о крае «каторги и безвинных страданий», большинство исследователей после личного ознакомления с существующим состоянием дел, были поражены несоответствием увиденной им реальной действительности. Зарубежные авторы неоднократно подчеркивали отсутствие какой-либо действенной системы в управлении сибирской политической тюрьмой, каторгой и ссылкой. По их единодушному мнению, ссылка вообще не управлялась из центра страны, что служило причиной неразберихи и безответственности, порождало различные должностные преступления и чиновничий произвол. По мысли исследователей, рассредоточенное по нескольким ведомствам управление ссылкой нуждалось в централизации, унификации и упорядочении.

Зарубежные авторы обоснованно полагали, что нуждалась в коренной перестройке и сама государственная охранительная политика. По их мнению, она состояла из непрерывной практики нарушения закона, что вызывало адекватную ответную реакцию. Таким образом, утверждали зарубежные авторы, тюремная система в России не только не способствовала исправлению и изоляции государственного преступника, а, наоборот, еще более революционизировала российское общество.

Следует отметить, что зарубежные специалисты высказывали отличный от русских коллег взгляд и на дальнейшую судьбу отбывшего свой срок каторжных работ сибирского ссыльного. По их мнению, такого поселенца совсем не обязательно было приписывать к крестьянскому обществу. Ему необходимо было предоставить право стать свободным фермером и жить «своим трудом» на выделенной земле. В этом западные авторы усматривали и один из важнейших путей колонизации обширного края.

Иностранные журналисты неоднократно отмечали «излишний либерализм» русской тюрьмы, каторги и ссылки, что, по их мнению, нисколько не отвечало задачам перевоспитания преступника. Чересчур «мягкий климат» сибирских тюрем, по представлению исследователей, свидетельствовал прежде всего о недобросовестности и попустительстве чиновников, отсутствии у них стремления к надлежащему исполнению служебного долга. Зарубежные авторы были убеждены также и в том, что в сравнении с карательными системами европейских государств и Америки российская тюремная практика выглядела, несомненно, более лояльной.

Исключением сложившемуся мнению о излишней либеральности сибирской политической тюрьмы и ссылки являются работы Дж. Кеннана, увидевшего в положении ссыльных «неисчислимые бедствия и страдания» как следствие нарочитой жестокости русского правительства. Американский журналист явно преувеличивал размеры и характер «каторжного» труда ссыльных. Его рассказы о политических преступниках фрагментарны, приводимые статистические сведения зачастую вызывают сомнение.

Анализ зарубежной литературы о сибирской ссылке позволяет сделать вывод и о ее значительно меньшей политизированности в отличие от исследований, например, социалистического и либерального направлений отечественной историографии.

Особое место в зарубежной историографии занимает польская литература. В большей мере польских исследователей интересовала не сибирская ссылка второй половины XIX — начала XX в. вообще, а лишь ее сугубо польская часть. Отсюда невнимание авторов к изучению ссылки как таковой. В качестве одной из главных особенностей польской литературы о сибирской ссылке следует выделить и ее известную политизированность, что не способствовало объективному и всестороннему изучению темы.

Говоря о историографии второй половины XIX — начала XX в. в целом, следует сделать вывод о ее крупном вкладе в изучение истории политической тюрьмы, каторги и ссылки в Сибирь. Исследователями различных направлений была начата разработка многих сторон этой темы. Авторами либерального, радикального и официального направлений была сделана успешная попытка дать обоснованную периодизацию и определить хронологические рамки сибирской ссылки, ими изучался социальный, партийный и политический ее состав. Ссылка исследовалась и как важнейший инструмент внутренней политики государства. Отечественные криминалисты подробно рассмотрели законодательную и правовую основу деятельности этого института, выработали оптимальную модель ее дальнейшего существования.

Вместе с тем изучение истории политической ссылки в Сибирь еще далеко до своего завершения, ученые досоветского периода не смогли охватить всех ее проблем. По-прежнему много «белых пятен» в историко-пра-вовой части исследований, выявлены и введены в научный оборот не все группы источников, требует дальнейшего изучения и влияние ссыльных на общественную, экономическую и культурную жизнь Сибири. По существу, только начато изучение эсеровской и анархистской частей ссылки.

Весьма перспективным может быть дальнейшее исследование, а также некоторая переоценка истории большевистской ссылки. Наконец, данная тема должна исследоваться комплексно, в масштабах всей Сибири и в соответствующих широких хронологических рамках.

Понятно, что решение этих задач немыслимо без постоянного обращения и исследования историографического наследия XIX — начала XX в., что открывает хорошую перспективу как для его использования так и для дальнейшего планомерного и углубленного изучения в будущем.