Глобализация экономической сферы

Идея экономической глобализации стала популярной по нескольким причинам.

Во-первых, западный мир вышел из тяжелых испытаний 7080-х годов и восстановил свою роль мировой экономической доминанты.

Во-вторых, информационная революция позволила связать воедино отдельные регионы планеты.

В-третьих, крушение коммунизма, а затем и кризис в Азии создали иллюзию победы либеральных ценностей в мировом масштабе.

В-четвертых, серьезное значение имел растущий культурный обмен между странами периферии и первым миром.

Все эти обстоятельства играют, разумеется, значительную роль, однако реальной базой для глобализации, на наш взгляд, может выступать только неумолимая потребность отдельных экономик в активном взаимодействии друг с другом.

Между тем технологический прогресс западных обществ, как это ни парадоксально, бъективно вызывает к жизни их возрастающую самодостаточность.

Таким образом, сама экономическая глобализация стала одной из важнейших глобальных проблем человечества.

Теория глобализации стала квинтэссенцией наивно-оптимистической социологической традиции 90-х годов.

Глобализация преподносилась как явление новое для экономической, социальной и культурной сфер, как средство повсеместного распространения западных ценностей и инструмент формирования общемирового сообщества, как залог быстрого освоения повсюду в мире научно-технических достижений и вовлечения периферийных регионов планеты в мировое хозяйство. Каждый из этих аспектов глобализации нес определенную идеологическую нагрузку, оказавшуюся, с точки зрения теории, несостоятельной.

Глобализация не может считаться принципиально новым явлением международной жизни. Чтобы убедиться в этом, можно даже не останавливаться на чисто количественных параметрах отдельных ее волн, на том факте, что в конце XIX века масштабы международных торговых, инвестиционных и особенно миграционных потоков были несравненно большими, нежели в начале XXI. Гораздо более важным представляется иное обстоятельство, проясняющееся при более пристальном анализе самого понятия глобализация.

Совершенно очевидно, что данный термин используется для обозначения процессов, в том или ином аспекте охватывающих весь мир. Но что представляет собой этот мир и кто отождествляет его с масштабами всей планеты? Разумеется, подобное тождество могут усматривать лишь представители западной цивилизации, способные свободно передвигаться по всему миру и получать адекватную и своевременную информацию обо всех происходящих на планете событиях.

Для большинства же наших современников, населяющих так называемую мировую периферию, мир ограничен пределами их локального сообщества, а всепланетный масштаб тех или иных процессов вряд ли доступен даже их воображению.

На рубеже XXXXI столетий новой оказалась не та совокупность явлений, которая стала обозначаться термином глобализация, а глубина нашего осмысления глобализационных процессов; помещая понятие глобализации в центр современной социологии, мы нарушаем философское правило, предписывающее не умножать количество сущностей сверх необходимости.

Глобализация не служит инструментом формирования подлинно единого мира. Если в прежние эпохи происходило расширение границ различных, порой даже противостоявших друг другу миров, то современная глобализация, хотим мы того или нет, воплощает собой экспансию исключительно европейской цивилизации.

Не следует считать экономическую глобализацию инструментом взаимодействия и развития различных культур и традиций; она была и останется средством построения евроцентричного мира.

Так называемые боковые ветви Запада являются на деле европейскими ветвями, потому что история второй половины XIX и всего ХХ века не дает нам примеров того, чтобы какая-либо из этих ветвей дала бы жизнь тому, что можно было бы назвать порождением Запада как такового. Анализ фактов приводит к выводу, что в современных условиях унификация становится все менее вероятной; об этом же говорит и эволюция методов европейской экспансии.

Глобализация, на первых ее этапах поддерживавшаяся политическими методами, ныне переместилась в экономическую и финансовую сферу. Поэтому в наступившем столетии культурная интеграция, против которой направлены наиболее пафосные выступления антиглобалистов, не представляет собой необходимого условия преобладания западных стран над остальным миром и потому вообще может быть снята с повестки дня. Европейская цивилизация сохраняет и сохранит свои культурные основы в хозяйственно субординированном, но культурно и идеологически разнородном мире.

Глобализация в экономическом плане не сближает, а субординирует регионы и страны мира. Каждый этап европейской экспансии, начиная с развития средиземноморской торговли и до наших дней, был обусловлен научно-техническими достижениями и поступательной сменой господствующих технологических укладов.

Именно эта динамика позволила европейцам пройти ряд последовательно сменявших друг друга форм социальной организации за два тысячелетия, в то время как в остальном мире традиционные общества сохранялись в практически неизменной форме.

В истории Европы основные факторы, обеспечивавшие хозяйственный прогресс, сменились не один раз: военная сила античноси уступила место средневековой монополии на землю, затем ведущую роль стали играть владельцы капитала.

Так или иначе, контроль над наиболее редким в обществе ресурсом, редким фактором производства оставался основой социальной поляризации. Но если это так, то мировое неравенство в современных условиях непреодолимо. В самом деле, с начала ХХ столетия западные хозяйственные системы все в большей степени обретали черты экономик, основанных на знаниях, где именно знания — способность перерабатывать получаемую информацию и производить новую — оказались главным производственным ресурсом.

Производство информации и уникальной продукции, в которой запечатлены основные достижения культуры, радикально отличается от производства других материальных благ: оно требует высокого, а не низкого, как в индустриальном обществе, уровня образования работников; в процессе производства происходит совершенствование рабочей силы, а не ее истощение; потребление наукои информационноемкой продукции становится фактором, способствующим, а не препятствующим накоплению капитала, и, наконец, информационный продукт может быть реализован многократно, принося владельцу прибыли, но оставаясь при этом его собственностью.

Именно с того момента, как западные экономики стали основываться на знаниях, любые попытки догоняющего развития, предполагающего мобилизацию традиционных факторов производства, оказались обречены. Новое неравенство, этот продукт новой экономики, выступает результатом не столько внешней экспансии западного мира, сколько его внутреннего прогресса; глобализация же, которую нередко считают причиной углубления современного неравенства, не является таковой; просто она не способна стать значимым фактором его преодоления.

Глобализация не преодолевает, а закрепляет периферийный характер отдельных стран, что обусловливается ее внутренней логикой.

На всех этапах расширения пределов влияния той или иной цивилизации возникало хорошо известное историкам противоречие между метрополией, стремившейся навязать свою волю, и колониями или провинциями, желавшими большей самостоятельности и автономии. Если обратиться к опыту империй прошлого, мы увидим, что все они — от восточных деспотий и Древнего Рима до Британской империи и Советского Союза — распались именно в силу невозможности оптимизировать отношения между центром и периферией.

В то же время сама идея колонизации исключала и исключает возможность полного инкорпорирования провинции в единое централизованное государство; даже в СССР, где были достигнуты впечатляющие результаты в решении этой вековечной проблемы, она так и не была снята с повестки дня.

В этой связи следует еще раз подчеркнуть, что европейская модель расширения границ своей цивилизации базировалась не столько на покорении иных народов и их инкорпорировании в зону своего влияния, сколько на создании новых обществ европейского типа, в которых сами же европейцы составляли либо абсолютное большинство, либо значительную их часть.

Именно поэтому современную экономическую глобализацию схематически можно представить в виде нескольких концентрических кругов, идущих от центра к периферии. Первый из них охватывает Западную Европу, США, Канаду, Австралию и Новую Зеландию. Второй включает в себя страны с сильным европейским культурным влиянием и значительной ролью выходцев из Европы; сюда относятся Россия, Латинская Америка и некоторые государства Ближнего Востока, в первую очередь Израиль. В третий круг входят страны, бывшие колониями европейских метрополий и воспринявшие многие из западных ценностей; это, прежде всего, Индия, а также некоторые страны Северной Африки, ЮАР, ряд азиатских государств.

Для стран четвертого круга обретение независимости стало скорее проблемой, чем достижением — к ним относится большинство африканских государств. Совершенно отдельное место занимают страны Азии — Япония, Корея, Тайвань, Малайзия и Сингапур, — которые успешно копируют западный образ жизни, сохраняя собственную систему ценностей, а также мусульманские страны, по сей день остающиеся малопонятными выходцам с Запада.

Сохранение разделенности современного мира на центр и периферию обусловлено не столько различиями в параметрах экономического развития тех или иных стран, столько глубиной проникновения европейской культуры и европейских традиций в жизнь их народов.

Сегодня как никогда очевидно, что перенос культурных дстижений предполагает, по словам Т. фон Лауэ, не меньше, чем непрерывную революцию окультуривания; возможность подобной революции не подлежит даже обсуждению в условиях, когда одно лишь предположение о перспективе массовой миграции из центра в направлении периферии вызывает улыбку.

Таким образом, единый и унифицированный мир не был и не может быть целью глобализационного процесса.