Литературная рефлексия в русской постмодернистской прозе: А. Битов, Саша Соколов, В. Пелевин

Актуальность исследования обусловлена тем, что одним из перспективных направлений литературной науки является изучение современной литературы с точки зрения происходящих в ней глубинных процессов. Последние десятилетия XX века — это очередной «конец цикла», обозначивший осуществившийся переход к новой, постмодернистской, культурной парадигме. Уяснение специфики современного этапа литературного развития тесно связано с проблемой формирования адекватного теоретико-методологического инструментария, способного стать метаязыком новой художественной системы. Возникает потребность построения концептуальной модели современной литературы с учетом специфики отечественной культурной ситуации.

Вопрос о русском постмодернизме, отмечает М. Н. Липовецкий, — это в первую очередь вопрос об адекватности русской культуры самой себе [111]. Более того — об адекватности литературы, поскольку русская культура традиционно литературоцентрична. Самоопределение словесности в изменившейся социокультурной ситуации воплощается в поиске новых художественных форм и способов выражения. Осуществившийся «поворот внутрь себя», отказ от традиционной учительной и мессианской ролей знаменует явление своеобразного «литературоцентризма внутри литературы», концентрации на вопросах «объяснения себя». Необходимостью определения и описания подобных процессов продиктовано обращение к теме данного исследования.

Степень разработанности темы. Понятийный аппарат культуры постмодерна, своеобразный постмодернистский тезаурус сформулирован в ряде фундаментальных работ философского плана (Р. Барт, Ж. Бодрийяр, Ф. Гваттари, Ж. Делез, Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотар и др.). На опыт западноевропейского постмодернизма ориентированы теоретические работы Л. К. Зыбайлова, И. П. Ильина, Н. Б. Маньковской, В. А. Шапинского.

В числе критиков-современников, создающих «летопись» современной русской литературы, можно назвать имена П. Басинского, А. Закуренко, Н. Ивановой, А. Марченко, А. Немзера, И. Роднянской, С. Чупринина. С начала 1990;х годов появляются существенные литературоведческие статьи и монографии, посвященные рассмотрению общих механизмов возникновения, развития и функционирования русского литературного постмодернизма в целом (А. Генис, Б. Гройс, В. Курицын, М. Н. Липовецкий, Г. Л. Нефагина, М.Н. Эпштейн). Начиная с 2000 года выходят работы систематизационного характера, имеющие статус учебно-методических пособий по курсу новейшей русской литературы (О.В. Богданова, НЛ. Лейдерман, М. Н. Липовецкий, И.С. Скоропанова), в которых обобщается теоретический и практический опыт освоения современной литературы, накопленный отечественным постмодернистским литературоведением. Знакомство с данными исследованиями обнаруживает их единство в определении основной составляющей современного литературного процесса, а именно, стремления к самоидентификации литературы в границах новой культурной парадигмы. В русле этой проблематики сформулирована тема нашей работы. Диссертация посвящена рассмотрению явления литературной рефлексии в русской постмодернистской прозе.

Объектом исследования являются произведения трех выдающихся прозаиков-постмодернистов: А. Битова («Пушкинский дом»), Саши Соколова («Между собакой и волком»), В. Пелевина («Числа»), Хронологическая близость объекта изучения к современности требует особого внимания к определению исследовательской позиции. По мнению М. П. Абашевой, позиция «инсайдера», включенного наблюдателя, кроме очевидных сложностей, имеет свои преимущества. Только приближенный во времени к культурному объекту наблюдатель способен адекватно понять язык времени, прочесть культурные кодысовременнику культурная реальность предстает естественно открытой, тогда как временная дистанция связана с качественным изменением коммуникативной ситуации и затрудняет понимание [1]. Вместе с тем, современный литературной процесс рассматривается нами в контексте истории литературы. Выбор имен и текстов видится репрезентативным как с позиций обозначенной темы, так и в хронологическом аспекте. Рассматриваемые тексты, на наш взгляд, являются знаковыми для русского постмодернизма и, в известном смысле, подводят итоги его развития на разных этапах: от «предпостмодернизма» 1960;70-х годов (А. Битов) через 80-е (Саша Соколов) к «зрелому» постмодернизму 90-х (В. Пелевин). Принимая во внимание условность любой периодизации, призванной обозначить хронологическую этапность отечественного постмодернизма, заметим, что обозначенные нами периоды соотносимы с «волнами русского постмодернизма» И. С. Скоропановой [167] и «семидесятыми годами» (классическим постмодернизмом), «девяностыми» H.JI. Лейдермана, М. Н. Липовецкого [103].

При анализе произведений нами учтен опыт критического и научного освоения поэтики трех писателей. Среди авторов, исследующих творчество А. Битова, назовем имена А. Гениса, Вик. Ерофеева, Н. Ивановой, Ю. Карабчиевского, В. Курицына, М. Н. Липовецкого, И. Роднянской, Т. Л. Рыбальченко, И. С. Скоропановой. О Саше Соколове пишут И. В. Ащеулова, П. Вайль, А. Генис, О. Дарк, А. Жолковский, А. Лебедев, а также зарубежные слависты Д. Бартон Джонсон, Д. Глэд, Д. Смит. Поэтика текстов В. Пелевина находится в поле зрения Д. Бавильского, А. Гениса, С. Корнева, В. Курицына, М. Н. Липовецкого, Б. Туха.

Предмет исследования — литературная рефлексия и способы ее реализации в романах «Пушкинский дом», «Между собакой и волком», «Числа».

Цель исследования — изучение и описание вариантных способов реализации литературной рефлексии в анализируемых текстах.

Задачи работы в связи с поставленной целью формулируются следующим образом:

1. Определить специфические особенности литературной рефлексии в постмодернистской культурной парадигме.

2. Рассмотреть «музейное мышление» как способ рефлексии в романе А. Битова «Пушкинский дом».

3. Проанализировать явление рефлексии языка в романе Саши Соколова «Между собакой и волком».

4. Выявить своеобразие телесной рефлексии в романе В. Пелевина «Числа».

Методология работы определена с учетом специфики исследуемого материала, что диктует необходимость комплексного подхода к художественному тексту и предполагает свободу выбора принципов и приемов анализа. Философской базой исследования стали идеи двух актуальных в XX веке направлений — феноменологии (Э. Гуссерль, М. Мерло-Понти) и герменевтики (Х.-Г. Гадамер), во многом повлиявшие на представления о художественном тексте в ряде литературоведческих школ. Данная работа опирается, с одной стороны, на понимание текста как структурно-смыслового единства, возникшее в рамках русской формальной и семиотической школ (В. Шкловский, Ю. Н. Тынянов, Ю.М. Лотман), с другой стороны — на идеи компаративистики в трактовке текста как принципиально незавершаемого целого, открытого к диалогу (Д.С. Лихачев, С.С. Аверинцев). Поэтому особенно близкими исследованию являются философско-эстетические установки М. М. Бахтина, к которым в значительной мере восходит «постструктуралистско-деконструктивистско-постмодернистский» комплекс (И.П. Ильин). Важно также принять во внимание предложенный В. П. Рудневым аналитический метод, позволяющий синтезировать приемы структурного метода, системного, культурологического, интертекстуального подходов, мотивного анализа.

Научная новизна диссертации определяется материалом исследования: нами рассматривается малоизученная, вследствие ее хронологической близости к современности, постмодернистская проза. В работе предпринимается попытка систематического описания современной русской прозы с учетом ее специфики через призму во многом определяющего ее феномена литературной рефлексии. Достаточно традиционное для литературной науки понятие рефлексии при обращении к исследуемому материалу наполняется новым содержанием. Литературная рефлексия, свойственная постмодернизму, имеет следующие особенности:

— определяет характер самосознания культуры (в рамках философии и методологии науки);

— выражает самосознание культуры (литературы) средствами эстетического дискурса;

— предполагает наличие автометаописательного компонента.

Русский литературный постмодернизм вписывается в общепостмодернистскую парадигму, но в то же время имеет ряд отличительных черт, обусловленных своеобразием отечественной культурной ситуации. Специфика современного литературного процесса заключается в том, что постмодернизму в России предшествовал не «высокий модернизм», а соцреализм. В этом смысле российский постмодернизм это, скорее, «постсоцреализм». Деконструируя опыт советской литературы, современная словесность пытается продолжить, «сконструировать» ту линию развития, которая оказалась искусственно прерванной после 1917 года. Поэтому механизмами, регулирующими существование постмодернизма как художественной системы, являются не только силы рассеивания, деконструкции, но и «диалоги с хаосом» (М.Н. Липовецкий), «антиэнтропийные процессы» (С.М. Козлова), «формотворческие тенденции» (Т.Н. Маркова). Литературная рефлексия в этом ряду представляется способом репрезентации самосознания литературы в условиях изменившейся социокультурной ситуации.

Теоретическая значимость работы заключается в конкретизации и уточнении понятия литературной рефлексии, позволяющего обозначить и адекватно описать важнейшие тенденции современного литературного процесса. Исследование формирует понятийный аппарат, который может использоваться для анализа и интерпретации произведений русского литературного постмодернизма.

Практическая значимость работы определяется возможностью использовать ее в качестве материала для изучения современного литературного процесса при подготовке общих и специальных курсов по истории новейшей русской литературы.

Апробация работы. Основные положения диссертации отражены в шести публикацияхизложены в форме докладов и сообщений на методологических семинарах кафедры теории и русской литературы XX века БГПУ и конференциях: региональной научно-практической конференции аспирантов, студентов и учащихся «Наука и образование: проблемы и перспективы» (Бийск, 2001 г.), межвузовской научно-практической конференции «Молодежь — Барнаулу» (Барнаул, 2001), Всероссийской междисциплинарной школе молодых ученых «Картина мира: язык, философия, наука» (Томск, 2001), межвузовской конференции молодых ученых «Диалог культур» (Барнаул, 2002), Всероссийской конференции молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики» (Томск, 2003), Всероссийской научно-практической конференции «Естественная письменная русская речь: исследовательский и образовательный аспекты» (Барнаул, 2003), Всероссийской научно-практической конференции «Филология: XXI век (теория и методика преподавания)» (Барнаул, 2003), Международной научной конференции «Славянская филология: история и современность» (Барнаул, 2004).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка. Во введении обоснована актуальность темы, определена степень ее изученностисформулированы цель, задачи, методология исследования, научная новизна, теоретическая, практическая значимость диссертации и представлены положения, выносимые на защиту. В первой главе работы категория рефлексии.

Заключение

.

Рассмотрение различных вариантов проявления литературной рефлексии в текстах русских писателей-постмодернистов позволяет сформулировать некоторые итоги исследования.

В романе А. Битова «Пушкинский дом» формой репрезентации литературной рефлексии в поэтике произведения является «музейное мышление», проявляющееся на персонажном, авторском, композиционном уровнях текста. «Музейное мышление» отражает «тотальную» музейность постмодернизма в различных аспектах: интертекстуальном (отмеченном М. Ямпольским, Д. Ораич), концептуальном, общекультурном. В романе выстраивается концепция завершенной, «мертвой» классической культуры, хронологические рамки которой определяются первой третью XIX века (от пушкинской эпохи) — началом 1920;х годов (окончанием Серебряного века). С одной стороны, Битов предпринимает попытку реконструкции классической и прерванной модернистской традиции, определяемую в тексте наличием алкогольного кода, персонажей «живой культуры», а также значимыми историческими параллелями с явлением «шестидесятничества» XIX века. С другой стороны, осуществляется деконструкция концептов советской тоталитарной культуры через обнаружение их симулятивной природы. «Музейное мышление» проявляется как новый способ концептуализации реальности, и в этом смысле специфика! романа Битова определяется парадоксальным совмещением стремления «выйти» за пределы музейной реальности в пространство культурного диалога и невозможности осуществления, реализации этого стремления. В ряду аналогов подобной формы литературной рефлексии стоят Библиотека X.-JI. Борхеса, Архив Ж. Дерриды, Словарь М. Павича и др. «Пушкинский дом» обобщает опыт русского «предпостмодернизма» (60-е — начало 70-х годов) и формирует мощное литературное поле последующих десятилетий: задает идею поиска форм «новой мемориальности» и во многом определяет основные линии развития постмодернистской «пушкинеаны». Таким образом, роман Битова занимает «метапозицию» по отношению к «новой» русской словесности: открывает эпоху отечественного постмодернизма и одновременно рефлексии о нем [169].

Роман Саши Соколова «Между собакой и волком» реализует литературную рефлексию в языковом аспекте. «Проэзия» Соколова, декларируемый писателем метод «медленного письма» проявляется в специфической форме рефлексии языка. В романе осуществляется выход в область «пограничных» смыслов, промежуточных явлений художественной речи. Последовательная смена субъектов повествования соотносится с чередованием поэтических и прозаических глав. Стиль прозы определяется ориентацией на ряд источников: с одной стороны — на фольклор, сказ, древнюю скоропись, с другой — на литературную традицию уроков словесности и жанр экфрасиса в литературе. Поэтические главы строятся на синтезе жанровых и стилевых тенденций долитературного фольклорного стиха, детской стихотворной «болтовни» и «изящной» классической поэзии. Связанность прозаических и поэтических глав сетью внутренних перекличек, повтором на разных уровнях текста — персонажном, сюжетном, хронотопическом, мотивном — снимает вопрос о независимости друг от друга каких бы то ни было частей текста. Основные различия между прозой и поэзией в романе — в графике и выстраиваемых концепциях времениустраняются в финале произведения. Единая природа «мерцающего» героя определяется совмещением противоположных повествовательных и мировоззренческих установок в феномене сочинительства. «Проэзия» в этом контексте приобретает вид плотной словесной ткани, где поэзия и проза предстают в неком нерасторжимом единстве, синкретической целостности. «Проэзия» — это одновременно записанная и звучащая речь, что актуализирует в тексте древнюю оппозицию песенного/разговорного искусства и восстанавливает древнюю ритуальную связь письма/ жертвоприношения в едином магическом акте. Симптоматика романа в контексте постмодернизма 80-х определяется стремлением к пониманию текста как чистой стратегии стиля: реализуется идея ретроспективного движения в область «эмбриональной стихопрозы» (О.И. Федотов), к «более или менее прозаическим, более или менее стихотворным явлениям» (Б.В. Томашевский). Поиск нового языка («сокровенного слова») осуществляется по линии воспоминания, возвращения к праязыку и приобретает характер ритуальной игры.

Телесная рефлексия в романе В. Пелевина «Числа» отражает телоцентричный характер постмодернистской культуры. Исходная ситуация «Чисел» определяется в традиции русской литературы абсурда как «восстановление себя» через поиск и обретение новой телесности. Тело главного героя романа может быть описано через одно из ключевых понятий философии постмодерна — «тело без органов». Поиск телесной идентичности осуществляется в двух вариантах — «нумерологическом» и «мультипликационном» («проект Покемоны»), иллюстрирующих подверженность сознания современного человека соблазну знаков. «Церемониальное» тело (Ж. Делез) героя, помещенное в виртуальную теле-или компьютерную реальность, оборачивается явлением транссексуальности и телесной дезориентации. Идею самодостаточной телесности, соотносимой с культурной моделью современности — ризомой (Ж. Делез, Ф. Гваттари), реализует в романе образ червя, распространенный в современной культуре и литературе. Многочисленные в романе отсылки к советской культуре 20-х годов содержат критику ряда глобальных проектов, связанных с идеей создания нового человека (в числе которых не только коммунизм, но и символизм, авангард, психоанализ). Финал романа может быть прочитан через призму идей Ж. Лакана о теле Другого, сопряженных с авторскими идеями поиска национальной самобытности и выбора восточного/западного пути культурного развития. Телесная рефлексия романа может быть рассмотрена также в языковом аспекте, поскольку текст содержит представление о языке как о теле, как о явлении физическом и физиологическом. Предпринимается попытка восстановления парадоксальной целостности тела/языка, показательная для постмодернизма 90-х. Тесная связь романа с целым сборника «ДПП (нн)» не только формирует поэтику автоповтора, но «суммирует» общие итоги литературного процесса 90-х годов, в известном смысле завершая очередной этап развития русской постмодернистской прозы.

Обозначенные варианты «присутствия» в тексте литературной рефлексии, рассмотренные на примере «рубежных» произведений, позволяют наметить общий вектор развития русского литературного постмодернизма. Это направление связано главным образом с явлением постмодернистской прозы, поскольку именно проза занимает ведущее место на литературной карте современности. Парадигматический сдвиг в литературоцентричной русской культуре спровоцировал рефлексивный поиск новых способов самоидентификации словесности, получивший форму этапного движения от общей «растерянности» (А. Битов) к стремлению в область чистого стиля (Саша Соколов) и ожиданию «нового слова» (В. Пелевин). Хронологическая этапность становится знаком смены нескольких поколений отечественных постмодернистов, по-разному представляющих себе судьбу и роль русской литературы. Рефлективность эстетического дискурса приводит к тому, что современный роман в пределе становится метароманом, проблематизирующим отношения реальности/ текста, автора/персонажа и т. д., а литература превращается в свой собственный метаязык.

С середины 1990;х годов в критике и литературоведении стали частыми замечания том, что «никто не гарантирует, что некий текст, некий комплекс идей и вербальных сигналов не может полностью дезинтегрировать содержимое человеческого мира и потом собрать его заново в нужной кому-то конфигурации» [87, с. 259]. Представляется, что литературная рефлексия является как раз средством подобной интеграции культурного опыта прошлого и первых постмодернистских итогов.