История взаимоотношений между Российской империей и Советским Союзом, с одной стороны, и странами Арабского Востока, с другой, не кажется сегодня утратившей свою актуальность. Её значимость едва ли не в первую очередь определяется тем, что в ситуации времени, последовавшего за распадом Советского Союза, как в российском, так и в арабском — речь идёт о различных странах арабского мира — общественном мнении возникло немало стереотипов, связанных с проблемами прошлого. Вне зависимости от того, какие политические силы стоят за этими стереотипами, их содержание можно было бы с достаточной степенью убедительности резюмировать следующим образом.
Как Российская империя, так и Советский Союз, а также арабский мир взаимно тяготели друг к другу, выступая в роли естественных союзников. Конечно, эпоха существования Российской империи, а затем советское время вносили определённые коррективы в поступательно развивавшийся процесс взаимодействия обеих сторон. Однако эти коррективы не меняли главного, — и Российская империя/Советский Союз, и Арабский Восток видели друг в друге силу, объективно предрасположенную к развитию контактов с другой стороной, и стремились придать этим контактам характер взаимной устремлённости.
Ливия1, естественно, в рамках существующих в общественном мнении обеих сторон представлений, не могла рассматриваться в этом контексте как исключение. Более того, необычайно высокий уровень политического и военно-экономического взаимодействия между нею и Советским Союзом, начало которому было положено происходившими на её территории после 1 сентября 1969 г. радикальными изменениями.
1 Здесь и далее современное название этой арабской страны будет употребляться как синоним восходящих ещё ко времени античности названий её исторических территорий — Триполитании и Киренаики. в сфере государственного устройства, а также социальной и хозяйственной жизни, кристаллизовал стереотип об изначально предопределённой заданности возникновения столь широкого спектра советско-ливийских контактов. При этом, мимо внимания сторонников этого стереотипа проходило главное, суть которого заключалась в необходимости объяснения того, почему однажды достигнутый уровень столь значимых отношений между обоими странами подвергся немедленной эрозии сразу же, как только одна из взаимодействующих сторон — современная Россия — отказалась от советской парадигмы своего развития.
Стереотип об изначальной заданности недавних двусторонних отношениях между обеими странами, — постановка этого вопроса закономерна, поскольку Россия рассматривает себя в качестве правопреемницы Советского Союза, — в советское время имел тенденцию к своей исторической легитимизации. Впрочем, эта тенденция продолжает оказывать своё влияние и на позицию политических сил современной России.
Задачей этой легитимизации становилось доказательство давнего интереса российской стороны к тем провинциям Османской империи, которые становились впоследствии составными частями Ливии. Этот интерес непосредственно вытекал из фактов, как казалось, достаточно раннего знакомства российских граждан — и, благодаря им, всей страны — с положением в Триполитании и Киренаике времени их пребывания под управлением представителей стамбульской администрации.
Российские исследователи советского времени говорили о том, что ещё в эпоху Петра I благодаря оставшемуся неизвестным русскому автору, написавшему «Книгу, которую я тайно писал в плену», в России знали о том, что попутный ветер сокращает путешествие из Александрии до Триполи до восьми дней, сто Триполи «расположен на берегу моря. Это укреплённый город средних размеров», в котором «много янычар», а «население целиком состоит из арабов"1.
Всё то же стремление к легитимизации двусторонних советско-ливийских отношений заставляло российских исследователей вспоминать о посещении в 1836 г. русским путешественником Всеволожским города Бенгази и оставленное им «подробное описание обычаев кочевников, экономического уклада жизни населения Сахары"2. Они подчёркивали, что «наиболее известным из русских путешественников, посетивших Ливию во второй половине XIX в.» был учёный и врач Елисеев, благодаря которому «российское общество познакомилось с Ливией, её природой и населением"3.
Не приходится говорить о том, что реальные факты посещений российскими подданными Триполитании и Киренаики в течение XVIII—XIX вв. были, тем не менее, единичны, отрывочны и, в целом, далеки от того, чтобы на их основе строить картину действительного знакомства русского общества того времени с ливийской ситуацией.
Существовал, однако, и иной аспект раннего внимания России к Ливии. Он определялся обстоятельствами международных отношений и международной политики, важнейшим из которых становилось традиционное противостояние Российской империи и османской Турции. Во второй половине XVIII столетия в политических кругах Санкт-Петербурга считали возможным оказать поддержку антиосманскому выступлению мамлюкского правителя Египта Али-бека Аль-Кабира в обмен на получение Россией военной базы на средиземноморском побережье этой страны. Российский демарш не увенчался успехом из-за поражения этого выступления. Неудача египетского варианта подтолк.
1 Шведов А, Румянцев В. Советско-ливийские отношения. М., 1986, с. 9.
2 Там же, с. 11.
3 Там же, с. 12 нула российские власти к установлению контактов с правителем Триполитании Али-пашой Караманлы, находившимся у власти в 17 541 795 гг. Эти контакты были направлены на то, чтобы получить у него расположенный у восточного побережья Ливии остров Бомба в качестве базы для действовавших в Средиземном море российских военных кораблей. Однако и эта попытка оказалось безрезультатной. Караманлы медлил. На него оказывал давление французский посол в Триполи, убедивший своё правительство использовать собственное влияние в Высокой Порте для того, чтобы расстроить российские планы в отношении Триполитании1.
Наконец, в ходе работы Венского конгресса (1814−1815 гг.) Россия подержала предложения Великобритании, призывавшей покончить со средиземноморским пиратством. Возрастающее значение Средиземного моря в мировой торговле предопределяло объединение усилий европейских держав в их противостоянии правителям североафриканских вилайетов Османской империи и Марокко, заставлявших европейцев выплачивать ежегодную дань за сохранение безопасности судоходства и торговли в средиземноморском.бассейне. Речь шла, в том числе, и о Триполитании, экономика которой в османское время базировалась на караванной торговле через Сахару и на морском пиратстве. Тем не менее, разногласия между Россией и Великобританией по иным аспектам отношений обеих стран с Османской империей предопределили постепенное отступление российской стороны от поддержки намерений Великобритании использовать пиратство и работорговлю как предлог для вмешательства во внутренние дела североафриканских османских провинций и государств. Для России становилось очевидным, что действия.
1 См. В этой связи: Баю М. А. Аль-Мухтар фи мараджиа Либия (Избранные источники по истории Ливии). Тунис, 1975, с. 88.
Великобритании направлены, в конечном итоге, на ограничение свободы судоходства, а бассейне Средиземного моря1.
История раннего этапа интереса России к Ливии, во многом эпизодическая и не отличавшаяся ярко выраженной целенаправленностью, достаточно очевидно свидетельствовала о том, что включение Трипо-литании и Киренаики в сферу российских внешнеполитических приоритетов оправдывалось более широкими задачами, чем собственно внимание к этим двум североафриканским османским владениям. Россия видела в Ливии лишь предлог для решения стоявших перед ней более конкретных и прагматических задач своей внешней политики. Ими было обеспечение беспрепятственного выходя в Средиземное море в, в этой связи, решение вопросов противостояния османской Турции и достижение взаимопонимания с теми европейскими державами, которые могли помочь России реализовать её собственные внешнеполитические цели. Сложная канва российско-английских и российско-французских отношений становилась уже в XVIH-XIX вв. неотъемлемым фоном, объяснявшим возникновение российского внимания к ливийской проблематике.
Существовал, однако, и ещё один аспект вопросов, связанных с достаточно эпизодическим вниманием Санкт-Петербурга к Триполита-нии и Киренаике. Этот аспект имел прямое отношение к характеру самосознания самой России к Ливии.
Россию действительно интересовали проблемы арабских вилайетов Османской империи. Интерес к ним определялся не только вопросами геополитики, связанными с российско-османским соперничеством на Балканах и задачами достижения постоянного российского военного присутствия в бассейне Средиземного моря. Начало XX в. знаменовало.
1 См. в этой связи: Внешняя политика России в XIX — начале XX вв. Документы российского МИД. Серия I, т. 8. М., 1964, с. 191 собой значительное повышения внимания России к установлению торгово-экономических связей империи с теми территориями в составе османской Турции, которые впоследствии стали арабскими государствами Ближнего Востока, включая и Египет. Но, тем не менее, российская внешнеполитическая деятельность в направлении Арабского Востока была ограничена лишь, прежде всего, регионом Азии и, в определённой мере, Египтом. Ливия, как и иные районы арабской Африки, по сути дела, Россию не интересовали. Существующие и сегодня и появившиеся в советское время в российской историографии попытки — отмеченные выше — доказательства существования иных подходов представляют собой не что иное, как определённую, политически окрашенную интерпретацию достаточно разрозненных реальных фактов истории прошлого.
Россия дореволюционного времени обращала своё внимание в сторону арабской Азии прежде всего потому, что в своих отношениях с Османской империей и подвластными ей территориями она отталкивалась от образа наследницы Византии. Здесь, а арабской Азии, в Западной Армении, в африканской Эфиопии и в Египте она обращалась к «осколкам» былого прошлого византийского величия — не всегда бесспорным с точки зрения их конфессиональной принадлежности. В этих «осколках», — а в арабской Азии ими были местные арабоязычные православные общины, — она видела своих естественных контрагентов в борьбе за решение собственных прагматических внешнеполитических задач1. Ни Триполитания, ни Киренаика не имели на своей территории православных общин. Уже в силу этого Россия в своём противостоянии.
1 См. об этом, в частности: Лурье С. В. Идеология и геополитические действие. Вектор русской культурной экспансии: Балканы — Константинополь — ПалестинаЭфиопия. — в: Цивилизации и культуры. Вып. 3. Россия и Восток: геополитика и цивилизационные отношения. М., 1996; а также: Панченко К. П. Православие в «Святой земле». Диссертация на соискание учёной степени кандидата исторических наук. М., 1996 мусульманской Османской империи, возникшей на обломках Византии, не могла рассчитывать на успешное развитие отношений с этими территориями с точки зрения нахождения в их пределах тех, кого она могла бы рассматривать в качестве своих возможных сторонников.
Изменение парадигмы российской эволюции, последовавшее за октябрьскими революционными событиями 1917 г. и в дальнейшем воплотившееся в Советском Союзе, казалось бы, в огромной степени содействовало расширению рамок интереса нового советского государства к арабскому региону. Если контакты Российской империи с этим регионом должны были учитывать распространение на него юрисдикции стамбульского правительства, то Советская Россия, а в дальнейшем и Советский Союз первоначально устанавливали отношения с действовавшими в пределах их границ политическими силами, отталкиваясь от переходной правовой ситуации государственных образований, возникавших на развалинах Порты. Характер отношений между Советским Союзом и арабскими странами отражал и серьёзные перемены в геополитической структуре мира. На смену классической системе баланса интересов европейских держав, сложившейся в XIX в., после первой мировой войны и российской революции пришла иная геополитическая структура, несшая в себе политико-идеологический раскол мира и, после второй мировой войны, блокового противостояния. Новые геополитические рамки мира наложили отпечаток на все международные отношения новейшей эпохи — от общемировых, как распад колониальной системы, до двусторонних отношений между странами1.
Советский Союз, определявший себя уже не как государство, связанное с определённой конфессией, а как интернационалистское и да.
1 См. об этом: Косач Г. Г. Россия — арабские страны: новые подходы к взаимодействию в изменившихся геополитических условиях. — Россия и арабские страны: проблемы и перспективы сотрудничества. М., 1994 лёкое от религии политические образование, последовательно расширял географию своего политического присутствия на Арабском Востоке. В своих отношениях с арабским миром он ставил перед собой значительно более широкий круг задач, активизируя контакты с арабскими странами в области экономики, военных отношений, научно-технического сотрудничества, культуры и образования. Объективно советская политика на Арабском Востоке способствовала переменам в судьбах арабских народов. Она ускоряла распад колониальной системы, содействовала обретению ими подлинной политической независимости. Оказанная Советским Союзом арабским странам экономическая поддержка и сам факт его расширявшегося присутствия в регионе, содействовавший ликвидации монопольного положения там западных держав, облегчили первые и, возможно, самые трудные шаги независимости.
Принципиален, однако, и другой аспект взаимоотношений между Советским Союзом и странами арабского региона. Период между двумя мировыми войнами — 20-е-30-е гг., — ограничивал связей между странами арабского мира и Советским Союзом контактами между советской стороной и политическими силами этих стран. Коммунистическая парадигма советского государства заранее направляла развитие отношений между ним и политическими силами Арабского Востока в сторону сближения, в первую очередь, с теми, кто, как и СССР, провозглашал коммунистический идеал своей стратегической целью. Ими были радикальные национальные революционеры, переходившие под мощным давлением советской стороны на позиции, идентичные советским идеологическим ценностям. Внешняя политика Советского Союза, несмотря на декларировавшийся им полный разрыв с курсом Российской империи, сохраняла в себе структурно аналогичные этому курсу элементы. Важнейшим из них становилась ориентация и опора на близких контрагентов — коммунистические партии — региона. При всём провозглашавшемся СССР стремлении к поддержке и контактам с национально-освободительными движениями в регионе арабского мира местные компартии должны были, возглавив эти движения или вступив с ними в блоковые отношения, — линия Коммунистического Интернационала в этом вопросе колебалась между этими двумя полюсами тактического действия, — привести их к союзу с центром «революционного обновления» мира.
При этом, отсутствие в той или иной стране арабского региона такого контрагента СССР в значительной степени сужало или вовсе не создавало предпосылок для установления связей между обеими сторонами. Ливия входила в число таких стран. Лишь значительно позже и в результате объективных потребностей расширения собственного присутствия на Арабском Востоке советская идеологическая доктрина выработала понятие «революционной демократии», благодаря которому у советской стороны появлялась возможность придания законности своим контактам с теми арабскими режимами, которые были достаточно далеки от того, чтобы рассматриваться в качестве «коммунистических». В их число был включён и тот, который установлен в Ливии в результате последовавших за революцией 1 сентября 1969 г. изменений в сфере ливийской внешнеи внутриполитической жизни.
Итак, история отношений России и, в дальнейшем, Советского Союза со странами Арабского Востока всё ещё нуждается в реальной необходимости её более детального и конкретного анализа. Сказанное применительно к странам огромного геополитического региона имеет прямое отношение и к одному из его элементов — Ливии и, в равной степени, к вопросам её периодического включения в число приоритетных объектов российской/советской внешней политики. Именно это обстоятельство и определяет актуальность темы диссертационной работы.
Обращение к рассмотрению тех периодов в эволюции внешнеполитического курса Российской империи/Советского Союза, когда Три-политания и Киренаика/Ливия становилась объектом его повышенного внимания позволяет вычленить в истории этого курса некоторые факторы, обладающие постоянством действия и пронизывающие всю эту историю на протяжении достаточно длительного отрезка времени. Тем самым, появляется возможность в известной мере определить возможные варианты развития взаимоотношений между современной Россией и Ливией, появление которые должно быть подсказано ответами на вопросы, связанные с тем, почему Ливия лишь после 1969 г. стала объектом пристального внимания и интереса со стороны Советского Союза, реально войдя в число его приоритетных региональных партнёров. В конечном итоге, обращение к теме российско/советско-ливийских отношений времени, конечным временным пределом которого стало обретение Ливией политической независимости, должно содействовать выработке нынешней российской и ливийской сторонами широких и реалистических основ взаимодействия ними.
ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ диссертации составляют проблематика, характер и специфические проявления внешнеполитического курса Российской империи и Советского Союза в отношении Ливии в течение периода между концом десятых и началом пятидесятых гг. нынешнего столетия — 24 декабря 1951 г. Ливия была провозглашена независимым государством. Сформулированная таким образом задача исследования включает в себя два чётко определённых аспекта будущего анализа.
Речь, во-первых, идёт о рассмотрении политической линии одной из великих держав своего времени в отношении малой страны, а не об отношении субъектов политического действия этой страны в отношении Российской империи/Советского Союза. Иная постановка вопроса предполагает и другую схему анализа двусторонних взаимоотношений. Более того, предметом исследования не выступают советско-ливийские отношения после 1969 г., которые исследованы как в Ливии, так и российскими учёными значительно детальнее, чем более ранний этап взаимных контактов. В силу этого обстоятельства этот этап отношений между обеими странами выступает в качестве абсолютно самостоятельного направления научного поиска. При этом, немаловажным фактом, оказавшим значительное воздействие на ход рассуждений автора и те выводы, к которым он пришёл в результате проведённого им исследования, выступало также и то, что он является ливийским гражданином, воспринимающим анализируемые им источники и привлекаемую научную литературу через призму собственного видения специфических интересов своей страны.
Во-вторых, предмет исследования данной диссертационной работы рассматривается на примере трёх ключевых моментов россий-ско/советско-ливийского взаимодействия или превращения Ливии в одно из приоритетных направлений внешней политики Российской империи/Советского Союза. Это, прежде всего, российско-итальянское соглашение Раккониджи, заключённое в конце сентября 1909 г., когда Россия должна была выработать свою позицию в отношении итальянских притязаний на Триполитанию и Киренаику, а также, используя заключённое соглашение, в силу которого Италия более не могла встречать каких-либо препятствий со стороны России с точки зрения её действий в обоих североафриканских вилайетах Османской империи, строить более наступательный курс на Балканах и зоне Проливов. Это, далее, линия Коминтерна на контакты с ливийским национальным движением, его оценка этого движения и, в конечном итоге, анализ действительно реальных фактов взаимодействия с этим движением на фоне достаточно широких контактов между Советской Россией/Советским Союзом и Италией, в том числе после прихода к власти в этой стране Муссолини. Наконец, это различные варианты советских предложений в отношении «ливийского вопроса» как части проблемы будущей судьбы итальянских колоний после окончания второй мировой войны, вынесенного на обсуждение Организации Объединённых Наций.
По сути дела, названные выше и поставленные в центр данного диссертационного исследования ключевые моменты выдвижения интереса к Ливии в качестве приоритетного направления российской/советской политики не скрывает главного. Речь идёт о том, что между соответствующими этим моментам временными периодами возникали зияющие провалы полного отсутствия интереса великой державы к её возможному внешнеполитическому партнёру. Принципиально и другое. Период между 1951 и 1969 гг., иными словами, эпоха между получением страной политической самостоятельности и сентябрьской революцией, был также временем почти полного отсутствия каких-либо значительных попыток советской стороны, направленных на установление действительно партнёрских отношений с Ливией, ограничивавшихся тогда лишь формальным дипломатическим признанием. И далее, события 1991 г. в Советском Союзе и последовавшее за ним становление независимой Российской Федерации также приводили к забвению, как уже отмечалось выше, приоритетности связей с Ливией. Сегодняшняя борьба российских политических сил по вопросам, связанным с будущим отношений с Ливией, как и ранее, не может не рассматриваться, по-видимому, лишь как в качестве повода демонстрации большей самостоятельности российской внешней политики после её достаточно длительной ориентированности на ведущие державы современного мира, в первую очередь Соединённые Штаты.
ЦЕЛИ ИССЛЕДОВАНИЯ заключаются в том, чтобы.
— изучить значение ливийского вопроса для российско-итальянского сближения накануне первой мировой войны и внешней политики Российской империи в отношении Османской империи, включая различные аспекты проблемы Проливов, а также возможностей усиления российского влияния в зоне балканских государств. Важным аспектом этого направления работы выступает рассмотрение многообразия контактов между Россией и ведущими европейскими государствами в связи и по поводу итало-турецкой войны за Триполита-нию в 1911;1912 гг.;
— рассмотреть степень и конкретные проявления контактов между Коммунистическим Интернационалом как ведущим инструментом советской внешней политики в странах колониального мира с представителями ливийского национального движения в течение периода 20−30-х гг. Одной из сторон этого направления диссертации является реалистический анализ возможностей создания на территории Ливии того времени коммунистической партии в качестве возможного контрагента контактов между ливийским национальным движением и Советским Союзом. При этом, проблема ливийского направления в деятельности Коминтерна в различных аспектах её проявления — прямые контакты с ливийской стороной, а также их опосредованный вариант, через Итальянскую коммунистическую партию — увязывается в работе с вопросами советско-итальянских межгосударственных отношений как времени до прихода к власти в Италии Муссолини, так и в годы правления там фашистского режима;
— выяснить сущность и этапы развития советской политики по отношению к Ливии после окончания второй мировой войны. В этой связи речь идёт об отношении Советского Союза к вопросу о судьбе этой итальянской колонии после того, как этот вопрос, обсуждавшийся лидерами стран-участниц антигитлеровской коалиции в Потсдаме, был вынесен на повестку дня вновь созданной Организации Объединённых Наций. Не приходится говорить о том, что данная проблема ставится в контексте как советско-итальянских отношений послевоенного времени, так и в контексте уже начинавшейся в то время «холодной войны», разводившей Советский Союз, с одной стороны, и Соединённые Штаты и Великобританию, с другой, и превращавшей их в соперников по установлению собственной гегемонии в регионе.
НАУЧНАЯ НОВИЗНА диссертации состоит в том, что в ней впервые исследуется достаточно продолжительный период в развитии российских и советских внешнеполитических воззрений на Ливию. В российской и, тем более, в ливийской исторической и политической науках отсутствуют специальные работа, связанные с ливийской проблематикой во внешней политике Российской империи/Советского Союза. Как это не парадоксально, но российские работы в целом, по-свящённые Ливии, крайне немногочисленны и эпизодичны. Это обстоятельство немедленно бросается в глаза при любых попытках сравнения общего объёма российской научной продукции — вопрос, конечно, в силу известных обстоятельств сегодняшнего дня относится, в первую очередь к времени существования Советского Союза, — относящийся к Ливии с объёмами той же продукции, анализирующей проблематику Сирии или Египта. Это обстоятельство лишь подтверждает уже высказанный ранее тезис о случайности, определявшейся прагматикой иных внешнеполитических интересов, вхождения Ливии в систему российских/советских интересов.
Ливийская историография, анализирующая вопросы взаимоотношений с европейскими державами и США, их ролью в деле становления национальной государственности и её эволюции, лишь изредка проявляет интерес к вопросам, связанным с ролью Российской империи и Советского Союза в системе внепшеполитических приоритетов страны или контактов между теми или иными ливийскими политическими силами времени колониальной зависимости с представителями официальной России или советского государства. Более того, эти проблемы рассматриваются ливийскими учёными на основе использования ими источников или работ на западноевропейских языках. Попытки обращения к русскоязычным материалам и документам отсутствуют, хотя говорить о незнании русского языка не приходится. Ряд работ российских учёных посвящённых Ливии и, прежде всего, наиболее значительная из них и широко документированная монография Н. И. Прошина «История Ливии (конец XIX в. — 1969 г.)» была опубликована в Триполи в переводе на арабский язык.
Вопрос, видимо, связан с иными обстоятельствами, которые относятся в равной мере и к российской академической науке. Эти обстоятельства могут быть резюмированы как внутреннее ощущение сути внимания Российской империи/Советского Союза к Ливии как внимания во многом ограниченного, ощущения известной маргинальности каждой из сторон для внешней политики другой. Далеко не случайно в этой связи также и то, что бурная и трагический история ливийского национального движения в годы фашистской оккупации, как и после второй мировой войны, когда в преддверии обретения политической независимости активность политических партий и движений страны достигла апогея, попытки ливийских лидеров установить контакты с Советским Союзом были крайне редки и непродолжительны. В то же время, очевидный взаимный интерес обеих сторон друг к другу после 1 сентября 1969 г., а по сути дела, начавшийся только в середине 70-х гг., был во многом ограничен определёнными аспектами и, вместе с тем, исторически непродолжителен для того, чтобы вызвать к жизни стремление к внимательному и всеобъемлющему изучению друг друга.
Уже очерченные выше ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ РАМКИ диссертации — конец десятых — начало пятидесятых гг. нынешнего столетиядают возможность поставить вопрос о сущности контактов между обеими сторонами в течение всего периода, предшествовавшего времени произошедших в Ливии радикальных революционных изменений. Акцент на этой эпохе в российской/советской политике в отношении Ливии позволяет в наиболее полном объёме продемонстрировать преемственность российских и советских позиций в отношении другой стороны, вычленив в каждой из этих позиций объединяющие их элементы.
ПРАКТИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ определяется возможностью использовать содержащиеся в ней фактологические данные, результаты проведённого в ней анализа, выводы и оценки в научных и практических целях. В научном плане материалы диссертации могут служить для дальнейшей разработки темы российской/советской внешней политики как в отношении Ливии, так и в целом — государств арабского и африканского миров, что в равной мере относится и к возможности использования этих материалов для разработки темы ливийской внешней политики в отношении России и Советского Союза, а также Российской Федерации. Всё те же материалы диссертации могут применяться в качестве исходных данных при подготовке курсов лекций, составления учебных пособий, служить в определённой степени базой данных, которые ранее не включались в научный оборот на русском языке.
В практическом отношении значимость работы определяется тем, что её материалы и выводы могут быть использованы соответствующими практическими организациями как Российской Федерации, так и Ливийской Джамахирийи, в числе которых, в первую очередь, организациями, занимавшиеся формированием внешней политики обеих стран. Следовало бы заметить в этой связи, что автор работы, создавая её, стремился выполнить и свой долг ливийского гражданина, способствующего созданию в российском общественном мнении, включая и российские академические круги, благоприятного образа его страны.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА. Источниковедческой базой диссертации стали, прежде всего, материалы российских архивов — Архива внешней политики России (АВПР), Архива внешней политики Российской Федерации (АВПРФ) и Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ)1. Благодаря этим материалам стало возможным получение детальной и точной картины развития внешнеполитического курса как Российской империи, так и Советского Союза в связи с различными этапами эволюции ливийского вопроса в общем контексте европейской и мировой политики в течение исследуемого в работе периода. По сути дела, ливийский исследователь впервые работал в российских архивах, содержащих поистине бесценный материал для более конкретного и целенаправленного понимания пути развития его страны на новейшем этапе её истории.
Для диссертанта были принципиальны изданные в различное время в Москве Народным комиссариатом иностранных дел и Министерством иностранных дел Советского Союза сборники документов, в число которых были включены и тем, которые непосредственно касались разрабатываемой темы. С особым вниманием автор отнёсся к следующим из этих сборников: «Внешняя политика СССР. 1946 г.» и «Внешняя политика СССР. 1947 г.», М. 1952; «Документы внешней политики СССР», последовательно выходившие в свет в течение 19 611 968 гг.- «Материалы по истории франко-русских отношений за 19 101 914 гг.» М., 1922; «Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архивов царского и Временного правительств. 1878−1917.
1 Здесь и далее см.: Библиография гг.". М., 1935; «Сборник договоров России с другими государствами. 1856−1917 гг.». М., 1952; «Советский Союз на международных конференциях в период Великой Отечественной войны 1941;1945 гг. Берлинская-Потсдамская конференция руководителей трёх союзных державСССР, США и Великобритании. 1945». М., 1984; «СССР-Италия. 19 141 984 гг.». М., 1963; «СССР и страны Африки. 1946;1962 гг.». М., 1963.
В числе источников диссертации были использованы, в частности, документы ООН. Это относилось, в первую очередь, к «Годовому докладу комиссара ООН в Ливии», вышедшему в свет в Нью-Йорке в 1950 г.
Источником огромной важности для диссертации стала российская дореволюционная пресса, отражавшая различные, существовавшие в то время в российском обществе точки зрения на ход итало-турецкой войны в Триполитании в 1911;1912 гг. и позицию России в связи со складывавшейся в результате этой войны европейской и международной обстановкой. В число использованных автором российских газет и журналов того времени вошли, в частности, «Новое время», «Биржевые ведомости» и «Известия». В определённой мере при работе над диссертацией была использована и итальянская пресса времени 20-х гг., в частности, публикации газеты «Аванти».
Исследования российских авторов, посвящённые Ливии, как указывалось ранее, немногочисленны. Тем не менее, для автора было принципиально знание всего объёма тех публикаций, которые были изданы его российскими предшественниками. Важнейшей среди этих исследований является, вне сомнения, широко документированная монография Н. И. Прошина «История Ливии (конец XIX в. — 1969 г.)». Но одновременно в диссертации были использованы работы В. Л. Бодянского и В. З. Шагаля, Д. Иванова и Н. Борисова, М. Н. Иваницкого, К. Э. Кировой, В. Л. Лаврентьева, В. В. Лощина, С. А. Товмасяна, В. М. Федоренко,.
В. Шведова и В. Румянцева, а также З. П. Яхимович. Особое место в кругу российских исследователей, связанных с Ливией занимает вышедший в 1996 г. справочник «Современная Ливия», автором которого является А. З. Егорин.
Важную роль в формировании взглядов автора диссертации на исследуемые им проблемы сыграли работы российских авторов, посвященные вопросам развития российско-итальянских и советско-итальянских отношений. Они были важны для него, прежде всего, потому, что раскрывали важнейшую причину эпизодичности обращения российской и советской внешней политики к Ливии, сравнительную редкость включения ею ливийской проблематики в сферу своих приоритетов. Это было заметно, в частности, в период между двумя войнами, когда Коминтерн лишь в малой степени, по сравнению с другими национально-колониальными проблемами арабского мира, занимался развитием контактов с ливийскими патриотами. Одновременно, советско-итальянские отношения, в том числе и после прихода к власти Муссолини, проводившего курс на «повторное возвращение в Африку», переживали время беспрецедентного подъёма. В числе работ российских итальянистов автора интересовали, в частности, труды Е. В. Дворецкого, а также И. А. Хормач.
Круг арабоязычных, в первую очередь, ливийских авторов, работы которых представляли немалый интерес для автора диссертации, значительно шире. Это объяснимо и понятно, поскольку в данном случае речь идёт об исследовании кардинальных для Ливии и, в силу этого, для арабского мира проблем противостояния внешней колониальной экспансии и, в дальнейшем, путей обретения одной из стран Арабского Востока национальной независимости. Тем не менее среди арабоязычных работ, привлечённых в качестве научной литературы, отсутствуют исследования, специально разрабатывавшие проблематику российской политики в отношении Ливии.
В трудах М. Аль-Арфава, А.-М.Х. Аль-Бури, Х.М. Ат-Талиси, А.-М.С. Аль-Харира, А. Сайда, М. Аш-Шунейти, С. Хакима, Н. Зияде, М. Шалаби, Х. С. Махмуда рассматриваются, в первую очередь, проблемы развития ливийского национального движения в период между двумя мировыми войнами, а также проблемы, связанные с ходом развития событий вокруг ливийского вопроса, вынесенного после окончания второй мировой войны на обсуждение ООН. Тем не менее, даже не являясь специальными работами по проблеме Ливии в международных отношениях начала — первой половины XX столетия, они становились необходимым для автора диссертации подспорьем в силу того, что благодаря им он мог видеть внутренний фон развития международной борьбы за установление европейской гегемонии над Триполитанией и Ки-ренаикой, а, в дальнейшем, за вытеснение Италии из её североафриканских владений. Возможность анализа политики великих держав в отношении Ливии, прежде всего России и Советского Союза, без обращения к эволюции внутриливийской ситуации была бы практически невозможна.
От внимания автора диссертации не ушли некоторые, как ему представляется, наиболее важные работы европейских и американских авторов, касающиеся новейшей истории Ливии. Они использовались им как на языках оригинала, так и в переводе на арабский язык. Разумеется, произведения итальянских политических деятелей и исследователей занимали среди них основное место. Речь шла, в данном случае, о работе главнокомандующего итальянскими войсками в Ливии, а начале 30-х гг. Р. Грациани «Умиротворённая Киренаика», которая в определённом аспекте может рассматриваться в качестве одного из важнейших источников по новейшей истории Ливии. Значимость источника по проблемам новой и новейшей Ливии имеют также и мемуары известного итальянского политического деятеля Дж. Джоллитти, изданные в Триполи под названием «Военные и политические секреты войны в Ливии в 1911;1912 гг.». Но, одновременно, автор использовал в своей диссертации труды Дж. Ассана, Ф. Бандини, А. Дель Боко, Дж. Росси, темы анализа которых имеют прямое отношение к различным сторонам итальянской экспансии в Северной Африке, а также итальянской позиции времени после окончания второй мировой войны в отношении независимости Ливии.
Англоязычные — английские и американские — работы также вошли в круг интересов автора диссертации. Речь, прежде всего, шла о произведениях У. Эскью, М. Кадури, Дж. Лава, Г. Серрано и Дж. Райта, рассматривающих проблематику американской и английской политики в отношении колониальной Ливии и Ливии на пути к обретению независимости.
АПРОБАЦИЯ РЕЗУЛЬТАТОВ ИССЛЕДОВАНИЯ. В своём окончательном варианте диссертация обсуждалась на кафедре политологии Востока Института стран Азии и Африки при МГУ. Она получила положительную оценку и была рекомендована к защите. Основные результаты исследования были изложены автором в ходе Ломоносовских чтений в ИСАА при МГУ (1996 г.), а также Снесаревских чтений, организованных ИВ РАН и ИСАА при МГУ (1997 г.). Они были также отражены в публикациях автора — «Итало-турецкая война 1911;1912 гг. в российских архивных источниках» в: Вестник МГУ. Серия 13. Востоковедение", М., № 3, 1997; «Советский Союз и ливийский вопрос после второй мировой войны» в: «Страны Ближнего Востока (актуальные проблемы современности и история)». М., 1998 — «Ливия в архивах Коминтерна» (в печати).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Ливийский вопрос крайне редко и эпизодично возникал в качестве одного из приоритетных во внешней политике дореволюционной России и Советского Союза. При этом, он никогда не становился самодовлеющей целью ни российского, ни советского внешнеполитического курса, а был подчинён решению более важных, стратегических задач как Российской империи, так и СССР. В известном смысле, смена политических систем в пределах той территории, которую занимали Россия до 1917 г. и впоследствии Советский Союз, как и определявшееся этой сменой изменение идеологических парадигм эволюции внутриполитического устройства и внешней политики обоих государственных образований не нарушали очевидной последовательности в их отношении к ливийской проблематике. Её постоянная подчинённость более глобальным интересам этих государственных образований выступала в качестве константы их курса по отношению к Ливии как в эпоху, когда её юридический статус определялся принадлежностью составлявших её провинций к Османской империи, так и позже, когда на неё был распространён суверенитет Италии, а также когда после окончания второй мировой войны Ливия продвигалась в сторону обретения политической независимости.
Начало нынешнего столетия предоставляло Российской империи, как считали в Санкт-Петербурге, уникальный шанс решить вопросы, связанные с расширением российского влияния на Балканах и в зоне контролируемых Османской империей Проливов. Итало-турецкая война 1911;1912 гг. и предшествовавшие ей события содействовали тому, что в России стали считать возможным, заключая союзнические отношения с Италией, осуществить задачу установления российского контроля над Босфором и Дарданеллами, а также усиления позиций в балканском регионе. При этом, в России считали, что военные действия Италии против Османской империи создадут, в конечном итоге, желанный для России повод, оправдывающий её прямое участие в процессе дальнейшего раздела турецкой территории. Контакты с Италией и российская поддержка её притязаний на Киренаику и Триполитанию становились, в этой связи, важным элементом внешнеполитического курса России, направленным, по сути дела, на то, чтобы противодействовать стремлению европейских держав того времени — Великобритания и Франция были одними из них — сохранить целостность османского государства как естественного противовеса российским региональным притязаниям и российской территориальной экспансии.
Возникновение на политической карте мира Советской России и, в дальнейшем Советского Союза, казалось бы, должно было изменить существовавшую в прошлом ситуацию подхода к ливийскому вопросу. Ливия была одной из стран колониального мира, в отношении которого советское правительство провозглашало принципы самоопределения, обретения независимости и избавления от колониального угнетения. Созданный в 1919 г. Коммунистический Интернационал должен был в ходе решения широкой задачи объединения революционных, антиимпериалистических сил в общемировом масштабе активно поддерживать движения, боровшиеся в колониальных и зависимых странах за освобождение от кабалы чужеземцев. Применительно к Ливии вопрос о том, существовало ли в ней подобное движение ни в коей мере не был иллюзорным. В её случае речь шла не только о массовой антиколониальной борьбе против итальянских завоевателей, но и о попытках лидеров местного освободительного движения создать предпосылки для возникновения как в Киренаике, так и в Триполитании самостоятельных государственных образований, ориентированных на создание единой национальной государственности.
Во второй раз после 1911;1912 гг. Ливия становилась объектом внимания со стороны, на этот раз, преемника дореволюционной России — советского государства. Коминтерн шёл на установление контактов с ливийскими революционерами. В его деятельности — как и на уровне всего колониального мира — по отношению к Ливии последовательно проявлялась тенденция к содействию создания там местной коммунистической организации, способной возглавить антиколониальную массовую борьбу и довести её до своего логического завершения — обретения государственной самостоятельности.
Решение этой задачи происходило, тем не менее, в контексте более принципиальной для Советского Союза в те годы цели. Её значимость определялась необходимостью прорыва международной блокады СССР, установлением взаимовыгодных политических и экономических контактов между ним и капиталистическими странами. Реализация этой цели в рамках советской внешней политики той эпохи, рассматривавшей Великобританию и Францию в качестве основных противников выхода СССР на международную арену, не мыслилась в Москве без поиска «слабых звеньев» в рамках враждебного ей капиталистического окружения. По сути дела, уже провозглашавшийся СССР союз с освободительными движениями в колониальных и зависимых странах был ни чем иным, как попыткой решения проблемы становления в качестве мощной, международно признанной и влияющей на судьбы мира и системы международных связей силы. Однако обнаружение «слабых звеньев» внутри противостоящей Советскому Союзу социально-экономической системы могло бы нанести по ней более ощутимые, чем в случае союза с национальными революционерами колоний, удар.
Таким «слабым звеном» после окончания первой мировой войны становилась Германия. Однако, как считали в те годы в Москве, им же была и фашистская Италия, отношения между которой, с одной стороны, и между ведущими европейскими державами, с другой, в регионе Средиземноморья приобретали оттенок открытого антагонизма. В силу этого время целенаправленного и, по многим своим параметрам, откровенно варварского повторного завоевания итальянцами Ливии, начавшегося после прихода к власти в Италии в 1922 г. правительства Муссолини, было, вместе с тем, временем, ознаменовавшимся установлением и широким развитием советско-итальянских политических, экономических и торговых отношений.
Судьба Ливии в деятельности Коминтерна отходила на задний план, подчиняясь целям внешнеполитического курса СССР, постепенно превращаясь в не более, чем пропагандистское клише, необходимое для оправдания более важных для Советского Союза в период между двумя мировыми войнами внешнеполитических акций, среди которых, в первую очередь, были события, связанные с гражданской войной и германо-итальянской интервенцией против республиканской Испании, а также итальянской агрессией против Абиссинии. Однако использование этого клише практически не влияло на сохранение тесных отношений между СССР и Италией, а также уровень существовавших между ними экономических связей.
Наконец, в третий раз ливийский вопрос оказался в сфере внешне политических действий Советского Союза после окончания второй мировой войны, когда перед державами-сюзниками по антигитлеровской коалиции встала проблема выработки решений в отношении колониальных владений побеждённой Италии. Но и на этот раз решение ливийского вопроса ставилось СССР в контексте более важной для него внешнеполитической задачи — содействия дальнейшему росту своего международного влияния и, в этой связи, противостояния Западу в условиях начинавшейся «холодной войны».
В течение всего периода 1945;1951 гг., когда Ливия обрела политическую независимость, советский внешнеполитический курс последовательно колебался между требованием непосредственного участия СССР в управлении Триполитанией, передачей Италии её бывшей североафриканской колонии и, наконец, открытым противостоянием западным странам в ООН при обсуждении там ливийского вопроса, когда Советский Союз настаивал на создании в Ливии унитарного государственного устройства, а также на полном и безусловном выводе с её территории иностранных вооружённых сил и военных баз. Рассматривая реальных ливийских политических деятелей того времени как «марионеток» Запада, СССР считал возможным выдвижение на ливийскую внутриполитическую арену неких коммунистических групп, способных изменить внутреннюю ситуацию в стране в пользу своего внешнего союзника. Советская политика того времени в отношении Ливии была в достаточной мере неустойчивой и подверженной многочисленным колебаниям. При этом, по сути дела, советский внешнеполитический курс по ливийскому вопросу, как это ни парадоксально, становился препятствием на пути Ливии к пусть даже неполной и ограниченной деколонизации.
Третий период внимания к Ливии, проявлявшийся преемником дореволюционной России Советским Союзом, строился, во многом, на основах, апробированных в своё время как в эпоху существования Российской империи, так и в период между двумя мировыми войнами, когда происходило внутреннее становление советской государственности. Речь шла здесь о попытках вновь воспользоваться итальянскими притязаниями на упрньлецие Ливиеради решения вопросов, связанных с изменением соотношения сил h мщ>е, в пользу Советского Союза, так и о нахождении «слабого звена» в системе воздавшихся после окончания второй мировой войны международны!: отношений, в рамках которых несмотря на ощутимое повышение значимости СССР как державы, внесшей основной вклад в дело победы над Германией, ведущую роль, тем не менее, продолжали играть западные державы. Неудача СССР в противостоянии им, используя ливийский вопрос, это лишний раз доказывала.
Потребовались годы, прежде чем Ливия вновь стала предметом внимания со стороны Советского Союза. На этот раз это была уже не ливийская сенуситская монархия, а страна, в которой после 1 сентября 1969 г. стали происходить радикальные революционные изменения в политической, экономической и социальной сферах. Эта страна стала проводить собственный, ориентированный не решение стоящих перед ней задач внешнеполитический курс, одним из элементов которого становилось противостояние Западу. В рамках этого курса Ливийская Джамахирийя устанавливала и развивала взаимовыгодные многосторонние контакты. При этом, ливийско-советские связи были ориентированы в Ливии на наиболее адекватное осуществление национальных целей её внутрии внешнеполитического развития.
Для успешной эволюции контактов с новыми освободившимися государствами арабского мира, а также афро-азиатского региона, — Ливия была лишь одной из них, — в идеологическую доктрину СССР были внесены существенные изменения. Эти изменения резюмировались с помощью понятий «некапиталистический путь развития», а в дальнейшем — «страны социалистической ориентации».
Тем не менее, анализ кажущихся сегодня далёким прошлым фаз внимания дореволюционной России и Советского Союза к Ливии ставит немало вопросов, связанных как с оценкой советско-ливийских отношений времени после 1969 г., так и с отношением постсоветской России к Ливийской Джамахирийе. Поиск новой Россией своего места в мире, перемена идеологической парадигмы своего развития привели к немедленному крушению значительного по своему масштабу комплекса советско-ливийских связей, бывших реальностью 70−80-х гг.
Возникающая в этой связи проблема не может быть интерпретирована на основе концепций «проамериканизма», якобы господствовавшего в кругах новой российской политической элиты начала 90-х гг. Её содержание лежало, конечно, глубже. И, видимо, оно было связано с тем, как понималось и использовалось в СССР сотрудничество с Ливией. Иными словами, было ли это сотрудничество орудием решения более значительных для советской политики 70−80-х гг. задач или оно подчинялось целям действительно двусторонних, взаимовыгодных, прежде всего, для обеих сторон отношений? Ответ на этот вопрос, скорее всего, лежит в плоскости первого предположения. В силу этого становится очевидным, что возможность появления подлинного интереса обеих стран друг к другу, прочности связей между ними, не подверженным колебаниям международной конъюнктуры или внутриполитическим изменениям в каждой стране, станет реальностью только при условии их взаимной устремлённости к ликвидации того, что лишь мешало в прошлом эволюции этих связей и контактов.
