Мемуары (воспоминания) — особый вид письменных исторических источников, отражающих авторское понимание прошедшей действительности и историческое самосознание личности их творца. В них повествование о прошлом основано, в большей степени, на личной памяти автора и на собственных впечатлениях о тех событиях, в которых он сам участвовал или которые наблюдал.
В мемуарах особенно ярко проявляется дуалистическая природа исторических источников, так как, с одной стороны, они фиксируют информацию о прошлом и, следовательно, являются его отражением, а, с другой — представляют собой часть (остаток) той эпохи, в которой они возникали.
При источниковедческом изучении мемуаров центральным и наиболее острым, дискуссионным остается теоретико-методологический вопрос об их научно-познавательной ценности как источников и возможности использования их информации в исторических исследованиях. Решая эту проблему, необходимо иметь в виду, что, как и многие исторические источники других видов (например, публицистические, эпистолярные), мемуары обладают и «сильными», и «слабыми» сторонами.
Изложенная в мемуарах выраженная (актуальная) информация содержит такие сведения, которые невозможно обнаружить в источниках других видов. Мемуары дают исследователям подробные детали, интимные нюансы, характеризующие и отдельные факты (события), и отношения людей в прошлом. Косвенная (потенциальная) информация мемуаров позволяет проникнуть в духовный мир их создателя, уровень его интеллектуальных и литературных способностей, а также понять ту обстановку, в которой он творил, и те импульсы, которые вызвали появление воспоминаний. Все это свидетельствует о «сильной» стороне мемуаров как исторических источников и заставляет исследователей все чаще обращаться к ним в поисках информации.
Долгое время считалось, что «слабой» стороной мемуаров является имманентно присущая им субъективность, так как изложение информации в них осуществляется под влиянием позиции автора и «провалов» в его памяти, что неизбежно приводит к искажению прошедшей действительности. Следует учитывать, что подобная «слабость» — весьма относительна, так как именно на ее основе возможно исследование личности автора мемуаров, его идейно-политических пристрастий и интересов, причин его тенденциозности. Характерная для мемуаров субъективность только лишь усиливает необходимость научно-критического подхода к ним, не уменьшает возможность их использования в исторических исследованиях и не оправдывает скептической их оценки как недостоверных источников некоторыми историками.
Актуальность поставленной в данной диссертации проблемы усиливается общим, гуманистическим направлением современной отечественной историографии — персонализация истории, позволяющая воссоздать картину прошлого, насыщенную информацией о деятельности конкретных исторических лиц.
Своеобразным исследовательским полем для решения указанных проблем может служить мемуарное наследие выдающегося русского дипломата, государственного и общественного деятеля, графа Николая Павловича Игнатьева (1832 — 1908). Оно выделяется из ряда других подобных (одновидовых) источников своей масштабностью — множеством наименований мемуаров, их объемом (тысячи страниц) и, главное, количеством информации, охватывающей все стороны его многолетней служебной деятельности. Следовательно, выбор мемуаров Н. П. Игнатьева как объекта исследования вполне оправдан.
Степень источниковедческой изученности мемуаров Н. П. Игнатьева.
Н. П. Игнатьев создал более десятка мемуарных произведений1. Большая их.
1Игнатьев Н. П. Миссия в Хиву и Бухару в 1858 году флигель-адъютанта полковника Н. Игнатьева. — СПб., 1897- его же. Материалы, относящиеся до пребывания Н. П. Игнатьева в Китае в 1859—1860 годах. — СПб., 1895- его же. Отчетная записка, поданная в Азиатский департамент в январе 1861 года генерал-адъютантом Н. П.
часть опубликована, меньшая — находится в трех хранилищах: Российском государственном историческом архиве (РГИА), Архиве внешней политики Российской империи (АВПРИ) и в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ)2.
Мемуаротворчетво и биография графа Н. П. Игнатьева несколько раз становилась объектом исследований отечественных и зарубежных историков. Они обращались к информации его мемуаров для изучения основных этапов служебной деятельности дипломата как представителя России в государствах Средней Азии, Китае и Турции.
Первые высказывания об Н. П. Игнатьеве как дипломате прозвучали уже через полгода после его смерти. В речах на памятном собрании его деятельность получила высокую оценку коллег-дипломатов3. Выступления освещали различные стороны многогранной карьеры графа и были написаны коллегами, в разное время работавшими рядом с ним. Авторы статей книги подчеркнули прогрессивное значение сделанного Н. П. Игнатьевым за годы службы в Министерстве иностранных дел.
В 1909 г. была опубликована работа А. А. Дмитриевского, посвященная анализу дипломатической деятельности Н. П. Игнатьева в Турции4, в которой автор также положительно оценил мероприятия графа на посту российского посла в Константинополе. Отметим, что в начале XX в. русское общество испытывало волну славянофильского подъема, связанного с событиями в.
Игнатьевым о дипломатических сношениях его во время пребывания в Китае в 1860 году. — СПб., 1895- его же. Записки Н. П. Игнатьева (1864−1874) // Известия Министерства иностранных дел. — 1914. — кн. 1−4, 6- его же. Записки графа Н. П. Игнатьева // Исторический вестник. — 1914. — № 1−7- его же. Путешествие графа Н. П. Игнатьева из Константинополя в Петербург после константинопольской конференции // Русская старина. 1915. № 1- его же. Поездка графа Игнатьева по европейским столицам перед войной 1877−1878 гг. // Русская старина. — 1914. — №№ 3−9- его же. Сан-Стефано. Записки графа Н. П. Игнатьева. — Пг., 1916; его же. После Сан-Стефано. Записки графа Н. П. Игнатьева. — Пг., 1916; его же. ГАРФ. — Ф. 730. — On. 1. — Д. 158. (Воспоминания Н. П Игнатьева. Период деятельности в качестве нижегородского генералгубернатора) — его же. Земский собор. — СПб.: Кишинев, 2000; его же. ГАРФ. — Ф. 730. — On. 1. — Д. 161. (Воспоминания о деятельности Н. П. Игнатьева на посту министра внутренних дел).
2 См.: РГИА. — Ф. 1561. — On. 1. — Дц. 11, 12, 13. Мемуары, хранящиеся в РГИА, опубликованы: См.: Игнатьев Н. П. Земский собор.- АВПРИ. — Ф. 151 (Политархив). — Оп. 482. — Д. 5291. Воспоминания, хранящиеся в АВПРИ, были опубликованы в начале XX в. в журнале «Известия министерства иностранных дел" — ГАРФ. — Ф. 730.-Oil 1. — Дц. 131−162.
3 См.: Памяти графа Н. П. Игнатьева Речи, произнесенные на торжественном собрании Санкт-Петербургского Славянского благотворительного общества 30 ноября 1908 г. — СПб., 1909.
4 См.: Дмитриевский А. А. Граф Н. П. Игнатьев как церковно-политический деятель на православном Востоке. По неизданным письмам его к о. архимандриту Антону Капустину. — СПб, 1909.
Боснии и Герцеговине (боснийский кризис 1908;1909 гг.), и твердое патриотическое убеждение мемуариста в том, что Россия должна главенствовать на Балканах, как нельзя более соответствовало этим настроениям.
Линия изучения дипломатической деятельности Н. П. Игнатьева была продолжена в советской историографии. Хотя после 1917 г. дипломату не было посвящено ни одного специального исследования, в 1950;1980;х гг. в работах о среднеазиатской, дальневосточной и ближневосточной политике России, его роль историки не могли оставить без внимания5.
В обобщающем труде о внешней политике России во второй половине XIX в. Н. С. Киняпина отмечала «чрезвычайно важное значение» материалов фонда Н. П. Игнатьева (в том числе и его мемуаров) для понимания причин «русско-английских, австро-русских, русско-французских противоречий держав на Востоке"6.
Мемуары Н. П. Игнатьева использовались П. А. Зайончковским при изучении внутренней политики правительства царя Александра Ш. Однако он дал им резко критическую оценку, указав, что они содержат «значительное количество различных фактов, но, имея в виду непреодолимую страсть их автора ко лжи и невозможность проверить правильность многих суждений. к ним надо относиться с крайней осторожностью"7. В качестве доказательства лживости мемуариста исследователь привел свидетельства современников о склонности графа к неискренности. s См.: Халфин Н. А. Три русские миссии. Из истории внешней политики России на Среднем Востоке во второй половине 60-х гг. XIX в. — Ташкент, 1956; его же. Полигика России в Средней Азии (1857 — 1868). — М., 1960; Чернов С. JI. Миссия Н. П. Игнатьева в Вену. К вопросу о русско-австрийских отношениях накануне Берлинского конгресса 1878 г. // Вопросы истории СССР. — М., 1972. — С. 224−245- Киняпина Н. С. Внешняя политика России второй половины XIX в. — М., 1974; Виноградов К Б. Позиция европейских держав в начале балканского кризиса 70-х гг. XIX в. — М., 1974; Восточный вопрос во внешней полигике России конца XVIIIначала XX вв. — М, 1978; Повольников С. И. Война Англии и Франции против Китая (Вторая «опиумная» война 1856−1860 гг.) и позиция России // Документы опровергают. — М., 1982. — С. 240- 283- Хохлов А. Н. Англо-франко-китайская война (1856−1860 гг.) и вопрос о помощи России Китаю // Документы опровергают. — М., 1982. — С. 284−339.
6 Киняпина И. С. Указ соч. — С. 9.
7 См.: Зайончковский П. А. Российское самодержавие в конце XIX столетия. (Политическая реакция 80-хначала 90-х гг.). — М., 1970. — С. 36. См. также: его же. Попытка созыва Земского собора и падение министерства Н. П. Игнатьева//История СССР. — 1960. — № 5. — С. 126−139.
Современный историк И. В. Лукоянов, иначе, чем П. А. Зайончковский, оценил мемуары Н. П. Игнатьева о его деятельности на посту министра внутренних дел. Он считал, что они «позволяют лучше понять, каким образом складывался курс „контрреформ“ второй половины 80-х гг.». Однако в работе И. В. Лукоянова отсутствует развернутая источниковедческая характеристика воспоминаний графа.
Особо следует отметить вклад В. М. Хевролиной в изучение жизни и деятельности Н. П. Игнатьева9. Она всесторонне проанализировала сведения не только мемуаров, но и других видов источников (законодательных, делопроизводственных, публицистических и эпистолярных). Их информация позволила исследовательнице рассмотреть процесс становления личности Н. П. Игнатьева, формирование его взглядов по внешнеполитическим проблемам России, в решении которых граф принимал самое активное участие.
Задачу изучения дипломатической деятельности Н. П. Игнатьева поставил и воронежский исследователь А. П. Толстых10. Однако он избрал слишком узкие хронологические рамки (1856 — 1878 гг.), период, когда мемуарист выполнял только дипломатические поручения. Кроме того, вне поля зрения автора оказались как богатейшие материалы личного фонда дипломата, хранящиеся в ГАРФ, так и большая часть исследований советских историков-международников, что делает выводы А. П. Толстых крайне уязвимыми.
Текстологический анализ опубликованных мемуаров Н. П. Игнатьева о его внешнеполитической деятельности в Турции дал в 1931 г. зарубежный.
8 Лукоянов И. В. Н. П. Игнатьев и его воспоминания // Н. П. Игнатьев. Земский собор.- С. 64.
9 См.: Хевролина В. М. Николай Павлович Игнатьев — дипломат // Портреты российских дипломатов. — М., 1991.
— С. 137 — 160- ее же. Российский дипломат — Н. П. Игнатьев // Новая и новейшая история. — 1992. — № 1. — С. 136.
— 153- ее же. Сан-Сгефано: венец и завершение дипломатической карьеры Н. П. Игнатьева // Российская дипломатия в портретах. — М., 1992. — С. 238 — 256- ее же. Российское посольство в Константинополе и его руководитель Н. П. Игнатьев (1864 — 1876 гг.) // Новая и новейшая история. — 2003. — № 6. — С. 36 — 58- ее же. Российский дипломат граф Н. П. Игнатьев. — М., 2004; ее же. Российская дипломатия и балканский вопрос во второй половине 60-х годов XIX века // Отечественная история. — 2005. — № 1. — С. 39 — 56.
10 См.: Толстых А. П. Государственно-дипломатическая деятельность Н. П. Игнатьева в 1856—1878 гг. — М. 2005. историк А. М. Ону, потомок К. М. Ону, драгомана русского посольства в.
Константинополе в 1860 — 1870-х гг.11.
Признавая субъективность воспоминаний графа, он объяснял ее личностными качествами мемуариста и указывал, что она не является их недостатком. А. М. Ону писал: память Н. П. Игнатьева «не всегда абсолютно точна и он, конечно, не всегда был беспристрастен, так как был очень темпераментным и фанатичным в своем патриотизме. Он констатирует правду и только правду, как он ее видит, но он преломляет ее через свое видение.
Поэтому к мемуарам надо подходить критически, отдавая должное искренности.
10 и бескорыстному патриотизму автора". Информацию воспоминаний дипломата А. М. Ону широко использовал, изучая его внешнеполитические взгляды13.
В 1984 г. мемуары Н. П. Игнатьева о миссии в Хиву и Бухару были переведены и опубликованы в сокращенном варианте на английском языке. Предисловие к публикации написал Дж. Эванс, указывая, что ценность этих воспоминаний заключается в том, что они ярко и образно отразили один из этапов проникновения России в Среднюю Азию14.
Жизнь и деятельность Н. П. Игнатьева изучались за рубежом, особенно в.
Болгарии. Среди работ болгарских историков необходимо отметить труды Ст.
Данева, Д. Иоцова, болгарского патриарха Кирилла, И. Тодева, П. Куцарова, К. Каневой15. Исследователей интересовала, прежде всего, дипломатическая деятельность графа на Балканах. Историки отметили значительную роль мемуариста в деле приобретения Болгарией независимости.
11 См.: Onou A. The memoirs of Count N. Ignatyev // The Slavonic and East-European Review. — Vol. 10. — № 29. -December 1931.-P. 386−407.
12 Ibid. — P. 386.
13 См.: Ону A. M. Граф H. П. Игнатьев и внешняя полшика России // Съезд русских академических организаций за границей. — София, 1932. — Труды Ч. I. — С. 405−436.
14 Ignatyev N. P. Mission of N. P. Ignat’ev to Khiva and Bukhara in 1858. — Newtonville, 1984.
15 См.: Далее Ст. Граф Игнатьев, Руско-турската война, Сан-Стефанские и Берлинские договори // Прослава на освободителната воина 1877−1878 г. — Руско-Български сборник. — София, 1929. — С. 361−370- Йоцов Д. Граф Игнатиев и нашего освобождение (Дипломатическа студия — по личната архива на графа). — София, 1939; Кирил, патриарх български. Граф Н. П. Игнатиев и българският църковен въпрос. — София, 1958 Т. I.- Тодев И. Граф Игнатиев и принципът за единство на православието // Исторически преглед, — 1991. — № 7. — С. 77−90- Куцаров К. Генерал-дипломат Игнатьев и Сан-Стефанская Болгария // Международная жизнь. — 1997. — № 11−12. — С. 162−169- Капева Калина Кристо Раковский и Игнатьевы И Московский журнал. — 2000. — № 9. — С. 22−23- ее же. Рыцарь Балкан. Граф Н. П. Игнатьев. — М., 2006.
Фигура Н. П. Игнатьева сегодня привлекает внимание американских исследователей, которые изучают внешнюю политику России в XIX столетии. В 2002 г. вышла в свет книга историка из США Д. Маккензи16, который при ее подготовке работал в личном фонде дипломата в ГАРФ. Историк дал объективную оценку деятельности дипломата, отметив, что его внешнеполитическая программа была довольно умеренной.
Анализ исследований, посвященных Н. П. Игнатьеву и его мемуарам, позволил сделать два вывода: 1) многие аспекты его жизни изучены недостаточно, особенно важнейшая сторона деятельностимемуаротворчество- 2) весь комплекс его воспоминаний еще не стал объектом специального источниковедческого изучения.
Этим обуславливается цель данного диссертационного исследованияопределение научно-познавательной ценности мемуаров Н. П. Игнатьева как исторических источников, включая степень реализации ими их социальной (коммуникативной) функции в прошлом и гносеологической — в настоящем.
Жизненный путь Н. П. Игнатьева и, главное, процесс его мемуаротворчества определили начальную и конечную хронологические рамки исследования — вторая половина XIX в. — начало XX в.
Теоретико-методологическую основу диссертации составили положения, накопленные в отечественном источниковедении мемуаристики.
Научное изучение мемуаров как исторических источников началось в конце XIX — начале XX в. Об интересе к воспоминаниям в XIX в. свидетельствует их активная публикация на страницах исторических журналов («Русский архив», «Исторический вестник» и др.).
Одним из первых, кто обратил внимание на важность мемуаров как исторических источников, был И. Д. Чечулин. Он назвал их «драгоценнейшим материалом для изучения умственного и нравственного строя людей известного.
16 См.: MacKenzie P. Count N. P. Ignafev: The Father of Lies? — New-York, 2002. времени и общества", дающим «возможность понять отношение их к событиям.
17 их времени" .
В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона не только давалось определение понятия «мемуары» — записки современников о событиях, в которых они были участниками или очевидцами, — но и особо отмечалось, что «в одной строке мемуаров разъясняется иногда то, что остается темным в.
1Я целых фолиантах дипломатических нот и официальных бумаг" .
Таким образом, в дореволюционной историографии было предложено первое определение понятия «мемуары», заложена основа позитивного восприятия и оценки их информационного потенциала, дано заключение о сравнительной научно-познавательной ценности мемуаров и их месте в корпусе исторических источников.
В первые годы советской власти вплоть до начала 1930;х гг. не только в историографии, но и в обществе наблюдался всплеск большого интереса к мемуарам. Кроме воспоминаний участников революционного движения, активно публиковались мемуары и дневники государственных деятелей «царского режима». Такие публикации осуществлялись с особой идеологической целью — доказать «антинародную сущность» и неизбежность падения самодержавия.
Однако с середины 1930;х гг. под влиянием изменившейся эпистемологической ситуации возникло иное, можно сказать, скептическое отношение к мемуарам — считалось, что их информацию можно использовать лишь в качестве дополнения к сведениям других источников. Мемуары оценивались как «второстепенный» источник. Тем не менее, некоторые исследователи подчеркивали, что воспоминания «представляют существенный исторический интерес"19.
17 См.: Чечулин Н. Д. Мемуары, их значение и место в ряду исторических источников. Вступительная лекция, читанная в Санкт-Петербургском университете 22 января 1891 г. перед началом курса «Русские мемуары XVIII в.». -СПб., 1891.-С. 10.
18 Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. СПб., 1896. Т. XIX. С. 70.
19 Никитин С. А. Источниковедение истории СССР XIX в. (до начала 90-х годов). — М., 1940. — Т. II. — С. 99.
Ситуация изменилась лишь спустя несколько лет после окончания Великой Отечественной войны 1941 — 1945 гг., вызвавшей так называемый.
ЛЛ мемуарный взрыв". Историки вновь обратили внимание на мемуары как информативный и ценный источник.
В середине 1950;х гг., в связи с подготовкой к юбилею революции 1905 -1907 гг., вновь расширилась публикация мемуаров. Были переизданы мемуары участников революционного движения, осуществленные в 1920;х гг. и ставшие к середине века библиографической редкостью, в научный оборот вводились ранее неизвестные воспоминания. Расширение археографической деятельности сопровождалось и усилением источниковедческой работы.
В острых дискуссиях21 наметились основные вопросы теоретико-методического изучения мемуаров: определение понятия «мемуарный источник" — выделение его специфических видовых чертэволюция воспоминаний и их классификацияместо мемуаров в корпусе исторических источниковособенности методики изучения и использования мемуаров в исторических исследованиях. В основе всех споров лежал ключевой вопрос источниковедения мемуаристики — проблема субъективности их информации. От его решения зависело определение научно-познавательной ценности мемуаров и, следовательно, отношение к ним историков.
Источниковед М. Н. Черноморский считал, что субъективность мемуаров не мешает шире использовать их информационный потенциал в исторических.
22 исследованиях .
Одновременно с позицией М. Н. Черноморского, среди ряда историков возродилось мнение, что мемуары гораздо менее достоверны и ценны, чем другие источники.
20 Термин «мемуарный взрыв» употребляется применительно к ключевым событиям отечественной истории, вызвавшим создание большого количества воспоминаний (война 1812 г., русские революции 1905 и 1917 гг., Великая Отечественная война 1941;1945 гг.). См.: Колесникова Л. А. Историко-революционная мемуаристика (1917;1935 гг.) как массовый источник по истории русских революций: Методика количественного анализа. М. 2005.
21 Примером может служить дискуссия об особенностях мемуаров, прошедшая меяоду К. Симоновым и П. Жилиным в журнале «Красная звезда» за 1960 г.
22 См.: Черноморский М. Н. Мемуары как исторический источник: учебное пособие по источниковедению СССР. — М., 1959; его же. Мемуары как источник по истории советского общества // Вопросы истории. — 1960. -№ 12.
Е. В. Тарле считал субъективность воспоминаний их имманентным недостатком и призывал к строго критическому отношению к ним как источникам с недостоверной информацией, намеренно искаженной авторами под влиянием своих интересов23. Отметим, что, несмотря на такую оценку, сам Е. В. Тарле активно вводил в свои исследования много мемуаров отечественного и зарубежного происхождения.
О неизбежной субъективности мемуаров писал и П. А. Зайончковский, считая, что «.ценность мемуаров заключается в изложении фактической стороны описываемых событий, а не в оценке их"24. Подобный вывод приводил к тому, что выяснение ценности мемуаров определялось исключительно в зависимости от фактографичности и новизны их информации. Личная оценка автора мемуаров излагаемых фактов не принималась во внимание из-за пресловутой субъективности и, следовательно, малой достоверности информации.
Однако впоследствии отношение к субъективности мемуаров подверглось корректировке. Особый вклад в источниковедческое изучение воспоминаний внесли В. С. Голубцов, С. С. Дмитриев, А. Г. Тартаковский, С. С. Минц, М. Ф. Румянцева. Эти исследователи признавали, что субъективность является характерной чертой мемуаров и одним из их отличительных свойств. Однако они не считали ее недостатком, препятствующим использовать мемуары в исторических исследованиях. Наоборот, по их мнению, субъективные оценки авторов повышают ценность воспоминаний как исторических источников.
23 Тарле Е. В. Значение архивных документов для истории//Вестник архивоведения. -1961. -№ 3. — С.102.
24 История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях. — М., 1976. — Т. I. — С. 6.
25 См.: Голубцов B.C. Мемуары как источник по истории советского общества. — М., 1979; Источниковедение истории СССР: Учебник / Под ред. КД.Ковальченко. 2-е изд., перераб. и доп. — М., 1981. — С. 342 — 355. (Глава 22 — «Воспоминания, дневники, частная переписка», написанная С.С.Дмитриевым) — Дмитриев С. С. Мемуаристика как феномен культуры (О книге А. Г. Тартаковского «1812 год и русская мемуаристика. Опыт источниковедческого изучения») // История СССР. — 1981. — № 6. — С. 125−126- Тартаковский А. Г. 1812 год и русская мемуаристика. — М., 1980; его же. Русская мемуаристика XVIII — первой половины XIX в.: От рукописи к книге. — М., 1991. — С. 10- Минц С. С. Об особенностях эволюции источников мемуарного характера (к постановке проблемы) // История СССР. — 1979. — № 6- ее же. Российская мемуаристика последней трети XVIII — первой трети XIX вв. в контексте историко-психологического исследования. Диссертация доктора исторических наук. — Краснодар, 2000; Источниковедение. Теория. История. Метод. Источники Российской истории. — М.: РГТУ, 1998. — С. 320 — 322, 466 — 488 (Раздел 2 — «Исторические источники XVIII — начала XX века», написанный М.Ф.Румянцевой).
В. С. Голубцов в специальном курсе лекций, прочитанных на Историческом факультете МГУ в 1960;х гг., и в учебном пособии о мемуарах советского времени изложил принципиально новый подход к решению вопроса о субъективности мемуаров как их негативного качества. Он спорил с историками, считавшими, что субъективность мемуаров не дает возможности их использовать наравне с другими источниками. По его словам, «.место и значение мемуаров в ряду исторических источников определяется не их недостатками или наличием большого количества документальных, статистических и других материалов, а, в первую очередь, тем, что нового своеобразного дает этот тип источника, насколько и чем обогащает наши представления об эпохе, деятельности людей и т. п. Попытка противопоставить мемуары официальным документам несостоятельна, ибо только запутывает вопрос о роли и значении воспоминаний, явно принижает доказательную ценность свидетельств участников событий. Появление подобного толкования, расценивающего мемуары как «иллюстрацию» к истории объясняется непониманием самой природы исторического источника"26.
В. С. Голубцов признавал, что пристрастность характерна для мемуариста, который «при всем желании не может избавиться в той или. иной.
97 степени от субъективного отношения к описываемым событиям". Однако, по справедливому мнению историка, эта особенность мемуаров не мешает использовать их материал в исторических исследованиях.
Линию высокой оценки познавательных возможностей мемуаров развивал и С. С. Дмитриев. По его мнению, они содержат незаменимые сведения об укладе, повседневной жизни, быте и нравах прошлого. Исследователь указывал, что мемуары, как и любой источник, имеют ряд недостатков — «в них нередко спутаны даты, смещены события, поступки, действия одного лица приписаны другому"28. Однако эти особенности мемуаров, как и других носителей информации, при условии осуществления.
26 Голубцов В. С. Мемуары как источник. .-С. 46,47.
21 Там же. -49.
28 Источниковедение истории СССР. — М., 1973. — С. 237. научно-критического метода не должны были препятствовать использованию воспоминаний.
В главе «Воспоминания, дневники, частная переписка» учебника «Источниковедение истории СССР», написанной С. С. Дмитриевым, рассматривались многие теоретические и методические вопросы изучения и использования мемуаров в исторических исследованиях.
Во втором издании этого учебника он дал определение мемуарных источников — «повествование, ведущееся по личной памяти мемуариста на основе собственных впечатлений о тех или иных событиях, которые ему представляются значительными, о событиях, в которых он сам участвовал или которые сам наблюдал». С. С. Дмитриев уточнил особенности методики изучения мемуарной литературы, подчеркивал необходимость при анализе этих источников учитывать индивидуальные свойства автора, его мировоззрение, характер, политические убеждения.
Ведущим специалистом в области исследования мемуаров стал А. Г. Тартаковский. В двух своих книгах (1980 и 1991 гг.) он настаивал на усилении внимания к личности мемуариста, окружавшей его среды и того времени, когда создавались воспоминания. По его словам, «индивидуальное восприятие автором мемуаров социальной среды — такое их свойство, которым, конечно, нельзя пренебречь, но изменяется оно не само по себе, а опять же в силу каких-то «корневых» явлений общественной жизни, воздействующих на личность мемуариста."30.
А. Г. Тартаковский подчеркивал необходимость изучения самосознания автора мемуаров, так как оно чрезвычайно важно для понимания смысла текста. «Сравнительно с другими источниками личного происхождения именно в мемуарах с наибольшей последовательностью и полнотой реализуется историческое самосознание личности — в этом и состоит специфическая социальная функция мемуаров как вида источников"31, — писал исследователь.
29 Источниковедение истории СССР. — М., 1981. — С. 343.
30 Тартаковский А. Г. Русская мемуаристика. — С. 10.
31 Тартаковский А. Г. 1812 год. — С. 24.
А. Г. Тартаковский впервые в отечественном источниковедении поставил проблему социальной функции исторических источников как классификационного видообразующего фактора и определил ее у мемуаровсохранение, передача и оценка информации в соответствии с задачами и идейными воззрениями мемуариста. Он одним из первых среди историков выделил видовые признаки мемуаров, отличающие их от других видов источников («личностное начало», реткоспективность, память).
Наблюдения А. Г. Тартаковского также имели большое значение для решения важнейшей проблемы теоретического источниковедения — вопроса о классификации исторических источников, основанной на прагматическом аспекте социальной информации.
Вопрос об эволюции мемуарных источников впервые поставила С. С. Минц в 1979 г. При этом она особое внимание уделяла одному из их отличительных признаков, которые позволяют выделять видовое своеобразиесубъективность восприятия и передачи информации .
С. С. Минц подчеркивала, что действительность отражается в источнике мемуарного характера именно через призму восприятия мемуариста и этот аспект определяет не только специфику мемуаров как исторических источников, но и, что особенно важно, повышает их познавательное значение. «Субъективная природа мемуарной литературы, понятая как степень осознания мемуаристом собственного «я» и межличностных отношений, в которые включается автор мемуарного источника, может служить ведущим признаком при определении ценности данного источника, его места в ряду других источников, при использовании в конкретно-исторических исследованиях, при учете его потенциальных возможностей как источника определенного вида"33.
В работе 2000 г. (глава «О субъективной природе как видовом свойстве источников мемуарного характера») С. С. Минц уточняла, что «субъективная природа мемуаров связана с отражением в них самосознания мемуаристов,.
32Минц С. С. Об особенностях. — С. 60.
33 Там же. — С.60. поэтому именно эта черта может служить основой для обобщающей характеристики источников данного вида"34.
Наблюдения С. С. Минц представляли для автора данной диссертации большое методическое значение при определении тех аспектов, на которые следовало обращать особое внимание при изучении мемуаров.
Современный взгляд историков на мемуары отражен в коллективной работе «Источниковедение. Теория. История. Метод. Источники российской истории». Авторы учебника подчеркнули, что не могут ограничиться утвердившейся в источниковедческой литературе дефиницией: «мемуарыповествования о прошлом, основанные на личном опыте и собственной памяти.
35 автора" .
Предложенная в учебнике новая трактовка видовых особенностей мемуаров опирается на два критерия — принцип происхождения и социальная функция. Поэтому мемуары отнесены к широкой группе исторических источников личного происхождения, «функцией которых является установление межличностной коммуникации в эволюционном и коэкзистенциальном целом и автокоммуникации. Они наиболее последовательно воплощают процесс самосознания личности и становление межличностных отношений. К источникам личного происхождения относятся дневники, частная переписка (эпистолярные источники), мемуары-автобиографии, мемуары — «современные истории», эссеистика, исповеди"36.
Весь комплекс источников личного происхождения авторы разделили на две группы: автокоммуникативная (дневники) и межличностной коммуникации. Вторая группа, в свою очередь, делится на источники с фиксированным адресатом (эпистолярные источники, отчасти мемуары-автобиографии, адресованные собственным потомкам мемуариста) и с неопределенным адресатом (мемуары — «современные истории», эссеистика, исповеди).
34Минц С. С. Российская мемуаристика. — С. 160.
35 Источниковедение. Теория. История. Метод. — С. 321.
36 Там же.-С. 466.
Внутри этой классификации существует еще один уровень — по времени публикации. Мемуары — «современные истории» — это источники с отложенной публикацией, а мемуары — автобиографии — редко публиковались, что затрудняет их поиск и использование. Указанные группы мемуаров отличаются по объекту описания и цели написания.
М. Ф. Румянцева, член авторского коллектива, делила собственно мемуары на два подвида. Один — «мемуары-автобиографии». Они обычно отражают включенность мемуариста в череду поколений, в «эволюционное целое». Такие мемуары преследуют чаще всего внутрифамильные цели, предназначаются непосредственным потомкам. Для них характерен произвольный отбор информации в соответствии с индивидуальными представлениями мемуариста.
Второй подвид — мемуары, объектом описания в которых является не столько сам мемуарист, сколько современные ему события. Они «преимущественно направлены на воссоздание коэкзистенциального мемуаристу целого». Их цель — индивидуальная фиксация общественно значимых событий.
После длительных дискуссий в отечественной источниковедческой литературе сложилось два направления научного подхода к мемуаристике.
Первый — конкретно-исторический. Его представители рассматривали мемуары исключительно как носитель ретроспективной фактографической информации, которую можно использовать для расширения и иллюстрации сведений, почерпнутых в источниках других видов.
Второй — историко-типологический. Его сторонники извлекали из мемуаров не только ретроспективную (выраженную), но и синхронную (косвенную, ненамеренную) информацию, характеризовавшую и самого автора, и окружавшую его обстановку.
37 Источниковедение. Теория. История. Метод. — С. 321.
Первый подход характерен для советского источниковедения до 1970;х гг., второй — получил особое развитие в конце 1970;х — 1980;е гг. и преобладает в источниковедении в настоящее время.
В целом, несмотря на накопленный в отечественном источниковедении мемуаристики обширный информационный материал, остается еще ряд дискуссионных вопросов, требующих научного решения.
В современном отечественном источниковедении мемуаристики обсуждается ряд вопросов, касающихся изучения и использования мемуаров в исторических исследованиях: обоснование дефиниции термина «мемуары" — видовые особенности мемуаровварианты их классификации при использовании семантического и прагматического аспектов социальной информацииэволюция мемуарного жанраметодические параметры, необходимые при источниковедческом изучении мемуаров. Наиболее существенный вывод — признано, что субъективное изложение информации не недостаток, а имманентное свойство мемуаров, обеспечивающее возможность рассмотрения значительно более широкого спектра вопросов, чем это отражено в выраженной информациивысказаны первые оценки о месте мемуаров в корпусе исторических источников.
Выработанные в источниковедческой литературе о мемуарах теоретико-методологические и методические предложения обусловили алгоритм рассмотрения воспоминаний Н. П. Игнатьева в данной диссертации.
Источниковая база диссертации. Реализация поставленной цели опиралась на обширный комплекс неопубликованных и опубликованных источников. Использованные в работе архивные материалы находятся в ГАРФ, АВПРИ и Отделе рукописей Российской государственной библиотеки.
Особую ценность для выявления мемуаров Н. П. Игнатьева имел его личный фонд в ГАРФ, который насчитывает 5248 единиц хранения, охватывающих временной промежуток с 1623 по 1918 гг.
Его основу составляют семейные и служебные (делопроизводственные) документы фондообразователя, а наиболее ценную часть — дневники и собственно мемуары дипломата. Большое значение для настоящего исследования имели черновики мемуаров Н. П. Игнатьева, изучение которых позволило сделать выводы об аутентичности и качестве (полноте и достоверности) его опубликованных воспоминаний. В фонде хранится восемь дневников дипломата за разные годы (три из них датированы 1857, 1860, 1877 гг., остальные — без даты, представляют собой большей частью, разрозненные листы), а также более тридцати вариантов черновиков его мемуаров.
Анализ дневников, вариантов черновиков мемуаров и делопроизводственных документов архива мемуариста, отложившихся в результате многолетней дипломатической и государственной карьеры Н. П. Игнатьева, выявил источники, которыми он пользовался при создании мемуаров, позволил сделать вывод об их документальной основе.
Изучение делопроизводственных документов (записки Н. П. Игнатьева А. М. Горчакову о состоянии русско-турецких отношений, отчеты мемуариста о деятельности Нижегородской ярмарки и о деятельности министерства.
39ч внутренних дел) помогло раскрыть «темные места» и уточнить неясные аспекты, имеющиеся в мемуарах.
В личном фонде Н. П. Игнатьева в ГАРФ был обнаружен неизвестный ранее черновик его мемуаров, посвященных первым десяти годам его деятельности на посту российского посла в Константинополе (1864 — 1874)40. Ценность находки возрастает в связи с тем, что черновик этих же мемуаров, хранящихся в АВПРИ не полон. Он содержит информацию лишь за 1871−1874 гг41.
Делопроизводственные документы из АВПРИ (фонд № 133 — Канцелярия министра иностранных дел, фонд № 180 — Посольство в Константинополе) позволили проверить достоверность информации мемуаров Н. П. Игнатьева и выявить неточности авторского изложения внешнеполитических событий.
38 ГАРФ. — Ф. 730. — Оп. 1. — Дц. 531,534,537, 549,560,564, 569.
39 Там же. — Дц. 1378,1451,1452.
40 Там же. -Дц. 543,544.
41 АВПРИ. — Ф. 151. «Полигархив». — Оп. 482. — Д. 5291.
Такой же делопроизводственный характер имели материалы фонда № 169 «Д. А. Милютин» Отдела рукописей РГБ. Они использовались при сопоставлении проектов мирного Сан-Стефанского договора и проверки полноты варианта, принадлежавшего перу Н. П. Игнатьева, процитированного в мемуарах.
В целом, материалы архивохранилищ позволили решить такие источниковедческие задачи исследования, как выявление мемуаров (в том числе, подготовительных вариантов, черновиков) и восстановление всего комплекса воспоминаний Н. П. Игнатьевапроверка достоверности информации мемуароввыявление степени ее документированности и полноты, а также одну из самых важных задач — реконструкцию хода мысли автора воспоминаний Н. П. Игнатьева, проведенную путем анализа черновиков мемуаров.
При написании настоящей диссертации были использованы разнообразные опубликованные источники. Значительный пласт среди них составляли дневники и воспоминания.
Прежде всего — это опубликованные отдельными книгами и в периодической печати мемуары Н. П. Игнатьева, которые: охватывают практически все основные этапы его многолетней карьеры (кроме остающихся неизданными воспоминаний о его деятельности в качестве нижегородского генерал-губернатора в 1879,1880 гг.).
Большую группу опубликованных источников составили дневники и мемуары современников Н. П. Игнатьева: Н. Г. Залесова — участника экспедиции в Хиву и Бухару, публициста Е. М. Феоктистова, министров П. А. Валуева и Д. А. Милютина, государственного секретаря Е. А. Перетца, князя В. П. Мещерского, дипломата Ю. С. Карцова и других42.
42 Залесов Н. Г. Посольство в Хиву и Бухару полковника Игнатьева в 1858 г. // Русский вестник. -1871. — № 2−3- Феоктистов Е. М. Воспоминания Феоктистова. За кулисами политики и литературы. 1848−1896. — Л., 1929; .Валуев П. А. Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. — М., 1961. — Т. I, IIПеретц? А. Дневник Е. А. Перетца (1880−1883). — М-Л., 1927; Мещерский В. П. Воспоминания. — М., 2001; Карцов Ю. С. За кулисами дипломатии. — СПб., 1916; Карцов Ю. С. За кулисами дипломатии // Русская старина. -1908. — № 1- Милютин Д. А. Дневник. — М., 1949. Тт. I, II, Ш.
Информация упомянутых мемуаров и дневников позволила воссоздать психологический портрет мемуариста и понять его мотивацию и целевую установку при написании воспоминаний.
Использовалась также литературная запись мемуаров канцлера А. М. Горчакова, оформленная как интервью, данное корреспонденту журнала «Русская старина"43.
В группу публицистики входили статьи С. Ф. Шарапова, беседовавшего с Н. П. Игнатьевым о его деятельности на Балканах, и В. П. Мещерского,.
44 направленные против дипломата .
Из эпистолярных источников привлекалась переписка дипломата с женой Е. Л. Игнатьевой с балканского театра военных действий. Письма дипломата позволили восстановить черты характера Н. П. Игнатьева. Важное значение имела переписка П. Д. Голохвастова и И. С. Аксакова о Земском соборе, идею которого вынашивал Н. П. Игнатьев, а также его переписка с К. П. Победоносцевым, которая дополнила сведения об общественно-политических взглядах графа45.
При работе над диссертацией использовались сборники документов, включавшие законодательные (Парижский мирный трактат, Сан-Стефанский мирный договор) и делопроизводственные документы информационного и нормативного характера. Благодаря им, уточнялась достоверность информации мемуаров Н. П. Игнатьева46.
В целом, основываясь на семантическом и прагматическом аспектах социальной информации, в источниковой базе диссертации можно выделить.
43 Рассказы А. М. Горчакова// Русская Старина. — 1883. -№ 10. — С. 159−181.
44 Шарапов С. Ф. У графа Н. П. Игнатьева // Русский труд. — 23. 05. 1899- Гражданин. — № 122. 3. 05. 1888. Гражданин. — № 124.05. 05.1888.
4 Игнатьев Н. П. Походные письма 1877 года. Письма к Е. Л. Игнатьевой с балканского театра военных действий. — М., 1999; Переписка Голохвастова П. Д. с И. С. Аксаковым о Земском Соборе // Русский архив. -1913. — № 1. — С.93 — 111- № 2. — С. 181 — 206- Леонтьев К. Н. Избранные письма. 1854−1891. — СПб. 1998; Победоносцев К П. Письма Победоносцева к Александру III. — М, 1925;1926. — Т. I.- Письма К. П. Победоносцева к Н. П. Игнатьеву // Былое. — 1924. — Кн. 27−28- К. П. Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. — М-Пг., 1923. — Т. I. -Полутом I.
46 Освобождение Болгарии от турецкого ига: Документы. — М, 1964. — Тт. I — III.- Россия и национально-освободительная борьба на Балканах 1875−1878: Сборник документов. — М., 1978; Сборник договоров России с другими государствами. 1856−1917 гг. — М., 1952; Юзефович Т. Договоры России с Востоком. Политические и торговые. — М., 2005; Леонтьев К. Н. Дипломатические донесения, письма, записки, отчеты (1865−1872). — М., 2003. пять групп (видов) материалов: законодательные, делопроизводственные, публицистические, эпистолярные и, конечно, мемуарные, которые занимали центральное, определяющее место, в соответствии с поставленными целью и объектом исследования.
Предмет исследования — источниковедческий анализ дуалистической природы воспоминаний Н. П. Игнатьева как одного из результатов его коммуникативной деятельности (воплощение части прошлого), а также как нарративного материала, всесторонне отражающего служебную деятельность автора и, следовательно, выполняющего гносеологическую функцию.
Подобный выбор предмета диссертации определил постановку пяти блоков исследовательских задач:
— раскрытие особенных свойств личности (характера, идейно-политических взглядов) и биографии (жизненного пути, деятельности) мемуариста на основе его собственных высказываний в воспоминаниях и свидетельств современников;
— выяснение времени, обстоятельств, мотиваций процесса создания и целей прижизненной публикации мемуаров, реконструкция всего их комплекса и определение той роли, которую они должны были сыграть для реабилитации их автора в глазах современников и потомковвыявление особенностей творческой лаборатории мемуариста и обусловленных ими свойств мемуаров (источники информированности, стиль и манера построения текста, степень документированности, полемичность и публицистичность изложения);
— определение содержания информации воспоминаний Н. П. Игнатьева, ее объема и качества (полноты и достоверности);
— установление особенностей мемуаров графа, новизны и уникальности информации его воспоминаний, позволяющих уточнить и реконструировать те аспекты истории внешней и внутренней политики России 1850 — начала 1880-х гг., которые не отражены в источниках других видов, но освещены в воспоминаниях мемуариста.
Новизна исследования определяется рядом параметров. Во-первых, выбором в качестве объекта исследования ранее не изучавшегося всего комплекса мемуаров Н. П. Игнатьева. В результате целенаправленной эвристической работы автором диссертации обнаружен и введен в научный оборот неизвестный в науке вариант мемуаров Н. П. Игнатьева, хранящийся в ГАРФ, а также ряд других документов. Во-вторых, оригинальной трактовкой предмета исследования (раскрытие дуалистической природы воспоминаний Н. П. Игнатьева). В-третьих, выводами автора диссертации о ценности выраженной (актуальной) и косвенной (потенциальной) информации мемуаров Н. П. Игнатьева, необходимой и полезной для более полного и адекватного восстановления картины важных событий в истории внутренней и особенно внешней политики России второй половины XIX в.
Апробация исследования осуществлялась в двух формах: доклады на научных конференциях («XXI век: актуальные проблемы истории России» (Москва, 2002) — «Россия: цивилизация, патриотизм и культура» (Москва, 2003) — «Человек и общество в истории российской цивилизации» (Москва, 2004) — «Патриотизм и гражданственность в российской истории: традиции и современность» (Москва, 2005) — публикации статей в научных журналах.
Научно-практическая значимость исследования определяется постановкой и решением научной проблемы, имеющей источниковедческий и конкретно-исторический характер. Полученные в исследовании результаты и выводы автора, могут быть использованы в лекционных курсах по: истории России, ее внешней и внутренней политикеистории международных отношений и дипломатиитеоретико-методическим проблемам источниковедения — а также в практической работе архивистов при описании и систематизации источников мемуарного характера.
Структура работы определялась целью и поставленными задачами исследования. Диссертация состоит из Введения, Четырех глав, разделенных на параграфы в соответствии с проблемно-хронологическим и тематическим принципами, Заключения, Списка источников и литературы.
Заключение
.
Мемуары Н. П. Игнатьева — это большой комплекс произведений, полноценно отражающих весь путь его служебной деятельности как дипломата, генерал-губернатора и министра внутренних дел. Он участвовал во многих важнейших событиях отечественной истории второй половины XIX в., и поэтому его свидетельства имеют особое гносеологическое значение для ее изучения.
Н. П. Игнатьев — автор исследованных мемуаров, был незаурядной личностью. Он обладал открытым, волевым и твердым характером. Благодаря этим свойствам граф на дипломатическом поприще добивался конкретных результатов для России. Мемуарист в своей карьере часто совершал авантюрные поступки, которые не вписывались в общепринятые нормы поведения дипломатов, однако, его воспоминания свидетельствуют о том, что каждый такой поступок был им подготовлен и продуман заранее. Отметим, что авантюризм Н. П. Игнатьева, его умение рискнуть, часто позволяли ему находить выход из самых запутанных и неразрешимых ситуаций.
Определяющей чертой его мировоззрения был глубокий патриотизм, которым граф руководствовался, будучи дипломатом и государственным деятелем.
Идейно-политические взгляды Н. П. Игнатьева сложились под влиянием отца П. Н. Игнатьева, окончательно они оформились в начале 1880-х гг., когда по долгу службы мемуарист ознакомился на практике с внутриполитической ситуацией в стране. Под влиянием духа времени (реформы 1860 — 1870-х гг. и обострение общественного движения на рубеже 1870 — 1880-х гг.) он воспринял идеи либеральных консерваторов, оставаясь непримиримым противником любых антиправительственных выступлений.
Создание воспоминаний стало неотъемлемой частью и результатом творческой деятельности Н. П. Игнатьева. Большая часть мемуарных произведений создана им после 1882 г., т. е. после отставки с поста министра внутренних дел. В мемуротворчестве он пытался реализовать свои амбиции человека, на пике карьеры «сданного в архив», как он сам писал в мемуарах.
Приступая к написанию, а особенно к публикации своих воспоминаний, Н. П. Игнатьев стремился не только зафиксировать, передать информацию о прошлом, но и повлиять на общественное мнение современников, оправдаться в их глазах, показать, что критика в его адрес несправедлива. Поэтому его мемуары имели ярко выраженный публицистический характер, что позволяет отнести их к коэкзистенциальному подвиду воспоминаний.
Однако воспоминания не только были нацелены на реализацию определенной социальной задачи — воздействие на общественное мнение — но и выполняли ее во время публикации в конце XIX — начале XX в., т. е. функционировали в прошлом. Таким образом, можно сделать вывод источниковедческого характера о дуалистической природе мемуаров Н. П. Игнатьева — они являются ценным документальным и нарративным историческим источником, воспроизводящим часть прошлого как его остаток и отражающим это прошлое, что создает объективную основу для его научного познания.
Стиль и язык мемуаров Н. П. Игнатьева очень скупой и лаконичный. Повествование оживляют лишь немногочисленные бытовые зарисовки и описания исторических деятелей, с которыми встречался граф по долгу службы. В отличие от других авторов, мемуарист почти не писал о себе, о своей семье. Его повествование было подчинено главной цели — правдивому рассказу о своем служении «на пользу и славу нашего дорогого Отечества"549. В этом состоит одна из особенностей всего комплекса воспоминаний графа, для которого свое «я» отошло на второй план, уступив место конкретному, предметному, скрупулезному изложению фактов.
Особая манера изложения определила одну из особенных черт воспоминаний — фактографичность. Мемуарист не просто предложил читателю.
549 ГАРФ. — Ф. 730. — Оп. 1. — Д. 4349. — Л. 2. определенный набор сведений, он дал пример осмысления современных ему событий, осознал себя частью и творцом истории.
Научно-познавательная ценность мемуаров Н. П. Игнатьева как исторического источника определяется рядом параметров.
С одной стороны, они насыщены обширной, подробной, уникальной и достоверной информацией, имевшей аутентичное происхождение и широкую доказательную базу. В диссертации доказано, что источниками информированности автора явились не только его личные впечатления, наблюдения и память, но и различные материалы законодательного, делопроизводственного и эпистолярного характера.
Особый интерес для историков представляют полностью или частично приведенные тексты деловой и личной переписки Н. П. Игнатьева с Е. П. Ковалевским, Н. Н. Муравьевым, А. М. Горчаковым и другими выдающимися государственными деятелями эпохи Александра П. Указанная переписка встречается только в мемуарах Н. П. Игнатьева. Она раскрывает нюансы формирования внешнеполитического курса России, кроме того, позволяет судить о механизмах взаимоотношений между представителями российского высшего эшелона власти.
Привлечение большого количества различных исторических документов является одной из особенностей воспоминаний Н. П. Игнатьева и позволяет расценивать их как особую разновидность мемуарных источников — мемуары-исследования. Более всего к таким мемуарам приближается «Отчетная записка, поданная в Азиатский департамент в январе 1861 года генерал-адъютантом Н. П. Игнатьевым о дипломатических сношениях его во время пребывания в Китае в 1860 году», «Записки графа Игнатьева о его пребывании в Константинополе в 1864—1874 гг.» и воспоминания об организации нижегородской ярмарки в 1879, 1880 гг.
По форме и своеобразной манере изложения они представляют собой подробные отчеты мемуариста о своей деятельности. В этом смысле Н. П. Игнатьев действовал как настоящий историк, который путем использования исторических документов, иллюстрирует и достигает большей точности в повествовании.
С другой стороны, несмотря на использование документов официального происхождения, мемуары Н. П. Игнатьева крайне субъективны: в них отчетливо отразилась личность автора, свойства его характера (энергичность, готовность к решительным, даже авантюристическим, методам для выполнения задуманной программы действий), его мировоззрение (патриотизм, национализм, славянофильство) и политическая позиция (активное неприятие антиправительственной деятельности народников). Поэтому общий объем сведений исследованных мемуаров значительно шире, чем та выраженная (актуальная) информация, которая приведена непосредственно в тексте, — он пополняется за счет косвенной (потенциальной) информации, извлекаемой из оценок автора, его отношения к описываемым событиям и их участникам.
Таким образом, использование текстологического (содержательно-семантического) и логического анализа позволило выявить общий объем сведений мемуаров Н. П. Игнатьева, определить богатство его информационного потенциала и выполнить тем самым поставленную исследовательскую цель.
Среди конкретных результатов диссертации, необходимо отметить, обнаружение ранее неизвестного черновика мемуаров Н. П. Игнатьева о первом десятилетии пребывания его послом в Константинополе550. Этот черновик ценен тем, что он отразил ход мыслей Н. П. Игнатьева, поскольку содержит большое количество вставок и исправлений.
Научно-практическое значение мемуаров Н. П. Игнатьева определяется тем, что их информация может помочь историкам по-новому взглянуть на многие события внешней и внутренней политики России.
Мемуары Н. П. Игнатьева позволяют исследователю глубже понять события, в которых мемуарист принимал непосредственное участие, взглянуть на них сквозь призму личных взглядов дипломата и государственного деятеля.
550 См.: ГАРФ. — Ф. 730. — Оп. 1. — Дд. 543,544.
Воспоминания Н. П. Игнатьева дают материал по изучению общественной психологии, общественного сознания и внутреннего мира современника.
В целом ряде случаев информация мемуаров Н. П. Игнатьева уникальна. Это касается описания особенностей переговорного процесса с хивинским ханом, бухарским эмиром и китайскими чиновникамивзаимоотношений мемуариста с союзниками в Китаеподробностей заключения и пересмотра Сан-Стефанского мирного договоранаправленности действий Н. П. Игнатьева в Нижнем Новгороде и на посту министра внутренних дел. Будучи введенным в научный оборот, фактический материал, содержащийся в мемуарах позволяет дополнительно осветить новые стороны исторического процесса, раскрыть его специфические закономерности.
В целом, воспоминания Н. П. Игнатьева отразили личные взгляды, впечатления, эмоции государственного человека второй половины XIX в. Им свойственны: хронологическая широта — от середины 1850-х до начала 1880-х годовтематическое разнообразие — информация о внутрии внешнеполитических событияхгеографический охват стран и континентовРоссии, Западная Европа, Балканы и Ближний Восток, Средняя Азия и Дальний Востоктщательная документированность, доказательность и обоснованность выводов.
