Российское военно-политическое зарубежье в 1920-1945 гг.: Организации, идеология, экстремизм

Актуальность темы

исследования. История российского военно-политического зарубежья 1920;1945 гг. является неотъемлемой частью общей темы эмигрантской «России № 2» — феномена не только отечественной, но и мировой истории XX века. Данная проблема актуализирована спецификой современной социально-политической истории России, когда многие процессы и явления ушедшей в прошлое эпохи российской эмиграции вновь стали политической реальностью: на пространстве стран СНГ оказались фактически на положении эмигрантов массы русскоязычного населения, которые столкнулись со схожими проблемами: правовая адаптация, трудоустройство, образование диаспоры, создание своих организационных структур — обществ и союзов, а также сохранение исторических традиций и культуры. Необходимо также отметить, что значительную часть современных российских эмигрантов составляют бывшие военнослужащие, в среде которых развиваются процессы, аналогичные процессам, происходившим в мире российской военной эмиграции 1920;45 гг.: многие современные военнослужащие-эмигранты втягиваются в военные конфликты в горячих точках СНГ и прилегающих стран (в Таджикистане, Афганистане, Чечне, Грузии и др.), подвергаются репрессиям (Прибалтийские страны, в первую очередь — Латвия), выступают в качестве военно-политического фактора (проблема Севастополя) и т. п.

Российскими военными эмигрантами в 1920;30-е гг. были созданы оригинальные военно-политические и стратегические доктрины, частью нашедшие свое применение в годы второй мировой войны, частично же оставшиеся в арсенале теоретической военной науки, в частности — комплекс проектов реформирования российской армии, что делает их изучение актуальным и интереснымв определенной степени может даже иметь практическое значение. Изучение российской военной эмиграции позволяет также добавить новый ракурс в изучение таких тем, как: формирование сталинского аппарата власти, репрессии в СССР в 1930;е гг. против руководства РККА, история советской разведки и контрразведки и т. п.

Данная тема стала особенно актуальна в настоящее время, когда современная Россия столкнулась с проблемой политического экстремизма и терроризма не только в своих отдаленных регионах (в Чечне), но и в центрекрупные диверсионные акты были совершены в сентябре 1999 года в Москве (взрывы в Печатниках, на Каширском шоссе), в Буйнакске и Волгодонске. Всплеск современного международного терроризма также не может быть в полной мере понят и осмыслен без анализа российского белоэмигрантского экстремизма 1920;40-х гг., который в значительной мере разработал общие методы и формы террористической и диверсионной деятельности.

Специфика темы заключается в том, что российское военно-политическое зарубежье 1920;45-е гг. являлось феноменом существования зарубежной России как альтернативного пути развития страны, и создала систему административных, политических и военных структур в условиях эмиграции, предполагая в дальнейшем распространить их действие на территорию бывшего СССР. При разработке данной темы учитывался менталитет российской военной эмиграции 1920;45-х гг., ее организационные особенности, комплекс политических взглядов. В отличие от других категорий российской эмиграцииэкономической, культурной, политической, — военная эмиграция принимала непосредственное участие в вооруженной борьбе против большевистского режима и претендовала на то, чтобы возобновить ее в 1930;е гг., начав новый этап гражданской войны в СССР. Особенность проблемы состоит в том, что изучению подлежит часть отечественной истории, но только происходившая за пределами исторической родины, в сложных условиях изгнания, в чуждом ей социально-экономическом и культурном мире.

В 1920;45-х гг. за пределами Советского Союза сформировалось альтернативное, «государство без территории» — Россия № 2, включавшая в себя многие институты дореволюционной России — политические партии, культурные центры, армию и т. п. Эта структура, охватившая многие страны мира, была в высшей степени политизирована и реваншистски настроена — ее подрывными средствами являлся индивидуальный террор, организация диверсионных актов на территории СССР и советских посольств в зарубежных странах, попытки формирования интервенционистской армии для нападения на Советский Союз, а также идеологическое влияние на советских граждан, угрозы в адрес советского правительства.

Под термином российская военная эмиграция автор понимает следующие категории лиц: 1. военнослужащих бывших белых армий, принимавших участие в гражданской войне в России в 1917;20 гг. и эвакуированных за рубеж- 2. военных чиновников и военную администрацию, действовавших в занятых белыми войсками регионах, а также их членов семей, в своей профессиональной деятельности связанных с армией- 3. военных пенсионеров, оказавшихся на территориях бывшей российской империи (в Польше, Финляндии), а также бывших российских военнопленных в Германии и Турции и солдат российского экспедиционного корпуса во Франции- 4. «военную молодежь» — юнкеров и кадет военных училищ, эвакуированных вместе с белыми армиями за рубеж- 5, активных функционеров военных организаций (РОВС) и боевиков экстремистских организаций, ранее служивших в белых армиях и разделявших реваншистскую идеологию «белого движения» — 6. военных дипломатов и агентов посольств- 7. военнослужащих российской дореволюционной армии, в индивидуальном порядке бежавших за рубеж в 1917;22 гг.

Объектом диссертационного исследования является российское военно-политическое зарубежье 1920;1945 гг., являвшееся многоаспектной системой включавшей в себя комплекс административно-организационных структур (военные общества, союзы, РОВС, войсковые штабы и т. п.), ряд общественных организаций (фонды взаимопомощи, благотворительные комитеты и т. п.), «правительства в изгнании», политические экстремистские группы, военно-учебные заведения (кадетские корпуса, ВВНК и т. п.) и военизированные юношеские лагеря (НОРР, скауты).

Российское военно-политическое зарубежье 1920;45 гг. исследуется как феномен отечественной и мировой истории XX века, а также как фактор влияния в международных отношениях 1920;40-х гг.

В диссертационном исследовании изучается российская военная диаспора как социокультурная общность людей, объединенных единством происхождения, языка, военно-историческими традициями и менталитетом.

Предметом исследования является комплекс социальных, идеологических, демографических и организационных составляющих российского' военно-политического зарубежья 1920;45 гг., а также совокупность материальных, политических и психологических аспектов деятельности российских военных беженцев в эмиграции.

В исследовании рассматриваются военно-политические аспекты экстремистского движения российского военного зарубежья, деятельность военных издательств и военно-учебная подготовка молодежи, а также динамика развития военной диаспоры в странах-реципиентах в 1920;45 гг. Особое внимание уделяется реваншистским доктринам российского военного зарубежья, планам подготовки новой интервенции против СССР в 1920;30-е гг., диверсионной деятельности РОВ С, участию военных эмигрантов в социально-политических конфликтах в Европе и на Дальнем Востоке. В рамках данной работы также рассматривается процесс образования антисоветских вооруженных формирований в 1941;45 гг. и участие российских эмигрантов в движении Сопротивления во Франции.

Степень разработанности темы. Проблема истории российского военного зарубежья подвергалась изучению как отечественными, так и зарубежными историками на протяжении нескольких десятилетий: в 1920;1990;е гг. При этом историографическое освоение проблемы прошло ряд этапов, обусловленных особенностями внутриполитического положения в РСФСР, СССР и в дальнейшем — РФ. Несмотря на значительное количество историографических работ по проблеме российской военной эмиграции, их научный уровень и, соответственно, научная значимость существенно различаются.

В Советской России активное изучение белой военной эмиграции началось уже в первой половине 1920;х годов. Среди авторов первых статей и брошюр по данной проблеме были как профессиональные историки, так и возвратившиеся на родину эмигранты, бывшие военные и гражданские Однако целевые установки историографии данного периода заключались в том, чтобы одержать победу в идейной борьбе с лагерем историков (также тенденциозных) военного зарубежья что уводило подобных авторов оттехнологий научных дискуссий на поле идеологического противостояния. В результате подобные работы имеют ценность не столько как памятники исторической мысли, сколько в качестве материала по истории идеологической полемики «красных» и «белых» историков. Задача достижения научной истины в данной ситуации отходила на второй план.1.

Советская периодическая печать в начале 20-х годов активно печатала мемуары участников белого движения. В журналах «Пролетарская революция», «Красный архив», «Война и революция», «Летопись революции», «Военный вестник» 2 и ряде других были изданы воспоминания и записки белоэмигрантов. Всего по подсчетам советского историка H.A. Шермана в 20−30-е гг. в СССР о было издано до 60 книг. Однако при этом подбор материалов осуществлялся часто тенденциозно: подобные исследования выполняли в первую очередь пропагандистско-идеологические функции, научное же исследование проблемы отводилось на второй план, а сложные политические и идейные процессы, происходившие в среде российской эмиграции, сводились к упрощенным схемам4. Достаточно сложная и неоднородная политическая и экономическая программа белой военной эмиграции, содержавшая ряд интересных футурологических концепций, — например, идея проведения всеобщих выборов в органы постбольшевистской государственной власти, проект сохранения социалистического сектора в экономике России и т. п., -вообще не рассматривалась, а политические намерения военной эмиграции изображались лишь как желание восстановить дореволюционный строй в полном объеме.

Советская периодическая печать в 1920;е гг. также уделяла большое внимание российской военной эмиграции и белому экстремизму. На страницах журналов «Красный архив», «Пролетарская революция», «Военный вестник» и ряда других публиковались статьи и информационные материалы о подготовке зарубежными эмигрантскими диверсионными центрами планов интервенции в СССР, угрозах осуществления белого террора, совершении террористических актов против советских дипломатов и т. п. Например, в 1925 г. в журнале «Пролетарская революция» была опубликована статья одного из руководителей л.

Разведупра РККА Р. Нарраевского, содержащая подробное описание военных сил российского реваншизма за рубежом5.

В первой половине 1920;х гг. в Советской России вышли в свет книги П. Вольникова, И. Калинина, М. Левидова и др., в которых освещались политические взгляды экстремистски настроенной части российской эмиграции и одновременно с этим показывался психологический надлом белых боевиков, потеря ими надежды на возвращение на родину, фатализм и во многих случаяхморальное разложение, а также и политическая наивность. Среди авторов первых статей и брошюр по данной проблеме были как профессиональные советские историки — «бойцы идеологического фронта», так и вернувшиеся в РСФСР эмигранты.6 Для исследований данной категории характерна полемичность, отражавшая ситуацию острой идеологической борьбы.

Белоэмигрантский политический реваншизм с самого начала своего зарождения как экстремистского движения российского зарубежья привлекал пристальное внимание советских спецслужб (ОГПУ-НКВД и Разведупра), которые правомерно видели в нем своего наиболее опасного и непримиримого врага. Соответственно, и историографическое освоение данной темы, начавшееся уже в 1920;е гг., было в значительной степени политизировано. В то же время в 1920;е гг. проблема российской военной эмиграции не замалчивалась (как это будет иметь место в 1930;50-е гг.), а достаточно активно освещалась на страницах советской прессы и в работах исследователей. Именно в этот период был введен в научный оборот значительный фактологический материал, опубликованы источники по теме7. Содержание многих источников (например, отдельные приказы РОВС, инструкции, схемы передислокации белых войск) опубликовывалось в советской прессе практически одновременно с их публикацией в эмигрантских изданиях. Таким образом, в 1920;е гг. начинает складываться фундамент историографического (и археографического) освоения проблемы российской военной эмиграции.

Положительным в советской издательской практике 20-х гг. была регулярная публикация материалов о выходе в свет белогвардейской литературы за рубежом. Это помогало советским историкам ориентироваться в боре материала для своих исследований, а краткие аннотации, приводимые в этих публикациях, предварительно знакомили их с содержанием этих источников8. В то же время военная эмиграция как самостоятельное явление не выделялась, а рассматривалась в контексте общего эмиграционного движения 1920;х гг. Необходимо также отметить, что несмотря на то, что в период «перестройки», сопровождавшейся необдуманной, огульной критикой почти всего, созданного отечественной исторической наукой, исследования советских авторов 1920;х гг., посвященные проблеме эмигрантского политического экстремизма, были обвинены в тенденциозности и необъективном подборе материала, в действительности, именно они наиболее точно отражают сущность белоэмигрантского реваншизма, характерного для российской военной эмиграции, показывают его скрытые механизмы и движущие силы. В таких работах был введен в научный оборот значительный комплекс исторических источников, большой объем фактов, свидетельствующих о том, что эмигранты-реваншисты действительно планировали «вернуть царя и помещиков» и подвергнуть жестоким репрессиям активистов коммунистического режима, и провести в захваченной ими стране беспощадный белый террор. Например, в 1928 г. в Советском Союзе была опубликована НКИД работа Н. Кичкасова «Белогвардейский террор против СССР», в которой рассказывалось о террористических планах, разрабатывавшихся в белоэмигрантских диверсионных центрах, в 1930 г. вышла в свет брошюра «Процесс по делу пяти террористов-монархистов», созданная на основе следственных материалов НКВД и имевшая своей целью «показать советскому читателю злобное лицо классового врага, мечтающего о мести рабочим и крестьянам.». (Работа посвящена описанию деятельности группы белых диверсантов под руководством Мономахова и Соловьева, пытавшихся в 1929;30 гг. совершить террористические акты в Москве)9.

С конца 20-х годов, когда главной задачей стало не изучение, а уничтожение «вражеской идеологии», начинает насаждаться метод упрощенного и одностороннего изображения гражданской войны 1917;20 гг., белого движения и российской военной эмиграции. Тема российской военной эмиграции при этом освещается лишь в определенных аспектах: анализ идеологических доктрин российского зарубежья, оценка военно-политической оппозиции большевистскому режиму, комментарии к публичным заявлениям лидеров белого движения за рубежом. За рамками исследований оставались: численность военных эмигрантов, динамика роста военных организаций, процессы социально-экономической и политической адаптации российских военных беженцев10. Исследования второй половины 1920;х гг. отличались.

СС. и ЧЧ и и и политической чуткостью по отношению к явлению российской военной эмиграции, акцентировали внимание на классовой природе данного феномена (что будет в значительной степени утрачено в историографии 1990;х гг.).

Таким образом, анализ отечественной историографии 1920;х гг. показывает, что несмотря на ее схематизм и популяризаторство, ограниченную источниковую базу, упрощенные теоретические воззрения, в ней были затронуты важные проблемы изучения феномена российского военного зарубежья, в частности, процесса формирования его организационно-политических структурРОВС, ВМС и т. п. Много внимания уделялось интерпретации политических взглядов лидеров белого реваншизма, оценке идеологической и социальной сущности этого явления, т. е. происходил процесс накопления исследовательских элементов.

В период 30-х — начала 50-х гг. тема российской белой эмиграции становится запретной. В историографии стало превалировать некритическое отношение к состоянию наукипроисходит в целом снижение методологической культуры историков (В. Аварии, Е. Арсеньев. Е. Михайлов и др.). Заметные изменения претерпели все составляющие научной деятельности: содержание исследовательских работ, терминологический аппарат, оценочные критерии, отношение к персоналиям. В период второй половины 1930;х гг. — первой половины 1950;х гг. происходит значительное сужение историографического пространства, что особенно остро отражается на публикациях по теме российской военной эмиграции, где отдельные факты, попадавшие на страницы работ, интерпретировались в контексте основных положений «Краткого курса истории ВКП (б)» 11. Однако в середине 50-х гг. в свет выходят отдельные работы, освещающие ранний период образования российской эмиграции12, поскольку начавшаяся в СССР «оттепель» позволила переместить акценты, показывая военных эмигрантов как заблуждающихся людей, достойных лишь сожаления и презрения. При этом широкомасштабное научное исследование темы по-прежнему было затруднено: архивные документы РОВС и военных организаций в необходимом количестве в научный оборот введены не были, а о них самих практически не упоминалось. С конца 1950;х и особенно в 1960;е гг. советские историки сделали немало для обновления подходов к изучению истории российского зарубежья, и в том числе — военной эмиграции (А.И. Брюханов, М. К. Гаврилов, В. А. Карамышев и др.). В их работах данная тема в значительной степени была освобождена от фальсификаций, наполнена адекватным исторической действительности конкретным содержанием, избавлена от упрощенных схем и оценок, от карикатуризации многих персоналий (ген. П. Н. Врангеля, А. П. Кутепова, H.H. Головина и др.). Также была расширена тематика и источниковая база исследований и сделан шаг к признанию важности объективного освещения зарубежной эмигрантской.

1Ч военно-политической оппозиции 1920;45 гг. В середине 60-х гг. в СССР были опубликованы воспоминания белоэмигранта, работника Русского Заграничного исторического архива (РЗИА) Д. Мейснера14. Однако в них также проблема российской эмиграции освещалась в целом, без выделения ее военного аспекта.

В 1970 — середине 80-х гг. происходит интенсификация историографического процесса, что выразилось в значительном увеличении количества выпускаемой литературы, разработке таких направлений исторических знаний, как методология, историография, источниковедение, в появлении новых методов исследовательской деятельности, что позволило осуществить более конкретное изучение темы российского зарубежья (Г.В.Барихновский, В. Н. Казак, и др.). В поле зрения советских историков оказалась западная историография, которая хоть и трактовалась как «буржуазная» и «фальсификаторская», но факт ее включения в исследовательское поле пусть и в искаженном контексте, способствовал активизации исследовательской деятельности и приближении к научной истине.

В преломлении к истории российской военной эмиграции 1920;45 гг. эти новации, даже при сохранении прежних концептуальных подходов, вели к повышению теоретического и методологического уровня работ, обогащению новым, фактическим и документальным материалом. В результате накопления новых историографических фактов в исторической науке начинает доминировать тенденция более объективных представлений о феномене российского военного зарубежья 1920;45 гг.

Труды Ю. В. Мухачева, Г. З. Иоффе, Л. К. Шкаренкова и других исследователей демонстрировали стремление к более объективному видению проблемы российского белоэмигрантского экстремизма и военного зарубежья, к преодолению «идеологических стереотипов», к оценке деятельности РОВ С и системы воинских союзов без политической ангажированности. В свет вышел ряд масштабных исследований по истории российского зарубежья15. Усилиями отечественных историков Ю. В. Мухачева и Л. К. Шкаренкова тема российской эмиграции была вновь поднята в научном мире, а исследования были созданы на базе архивных материаловпри этом авторам удалось преодолеть многие идеологические запреты и дать объективное освещение проблемы. Впервые тема российской эмиграции была поставлена в полном объеме, показана необходимость ее углубленного и объективного изучения. Однако полномасштабная разработка проблемы военной эмиграции 1920;40-х годов пока еще не могла быть проведена.

В 1970;е гг. в СССР выходят в свет работы ветеранов советской разведки, осуществлявших в 1920;30-е гг. непосредственную борьбу с белоэмигрантским экстремизмом, а в дальнейшем — ставшими исследователями данной темы как ученые-историки.16.

Проблема участия российской военной эмиграции в антисоветских вооруженных формированиях получила в 1950;80-е гг. освещение на страницах работ ряда советских авторов — И. А. Ивлева. Н. Миллера, А. Ф. Юденкова, В.В.Комина17 и др.- при этом специальных исследований, посвященных роли и месту эмигрантов «первой волны» в антисоветском движении 1939;45 гг. предпринято не было. В 1970;е гг. на страницах советской прессы был осуществлен ряд публикаций политико-пропагандистского характера о власовцах, при этом авторы касались и белоэмигрантских лидеров экстремизма.

1 о.

А.Шкуро, П. Краснова и др.

В 1981 г. в СССР вышло в свет обстоятельное исследование, посвященное проблеме антисоветского басмаческого движения в Средней Азии, 19.

Басмачество: Возникновение, сущность, крах". Белоэмигрантский экстремизм t, пытался опереться в 1920;30-е гг. на басмачество, надеясь использовать его агрессивный антисоветский потенциал в своих целях. Лидеры белого реваншизма вынашивали планы создания единой белогвардейско-басмаческой группировки на юге СССР с целью дальнейшего наступления в глубь страны, в итоге — на Москву.

Начавшаяся во второй половине 1980;х гг. глубокая трансформация всего общественного и государственного устройства страны, распад СССР создали качественно иную историографическую ситуацию. Все активнее наращивается опыт нового прочтения ключевых вопросов истории российской эмиграции и, в том числе, — его военной составляющей. Новый этап в историографии военного зарубежья отмечен различием методологических подходов, активным взаимодействием ученых разных направлений и стран, усилением разнообразия форм и способов исследовательской практики, ее содержательным и жанровым плюрализмом. Выходят в свет работы Л. К. Шкаренкова, В. В. Сонина, A.B.

Квакина и др., в которых намечается значительно более полное и всестороннее осмысление проблемы российской военной эмиграции 1920;45 гг., воссоздание конкретно-исторической картины прошлого на основе ранее недоступных или.

20 неизвестных источников .

В конце 80-х — начале 90-х гг. вышли в свет работы историков В.А. Темникова21, Н.Е. Соничевой22, В.Т. Пашуто23, для которых характерно стремление изучать историю российского зарубежья с самого раннего периода образования российской эмиграции. Однако отсутствие среди использованных ими источников архивных документов не позволило им всесторонне и конкретно осветить многие вопросы численности и состава эмигрантов, деятельности военных организаций, массового и политического сознания. В работе М.

Акулова и В. Петрова «16 ноября 1920 г.» 24, посвященной проблеме военного поражения Русской армии ген. П. Н. Врангеля в Крыму и ее эвакуации в Турцию, использован массив архивных материалов, что отличает ее в лучшую сторону. Темы формирования личного состава белой эмиграции из офицеров бывшей императорской армии и выработки политических позиций офицерства касается исследование А. Г. Кавтарадзе «Военные специалисты на службе Республики Советов 1917;1920 гг.» 25.

В конце 1980;х — начале 1990;х гг., в условиях происходивших изменений в политической и духовной жизни российского общества, значительно возрастает общественный интерес к истории российского зарубежья, активизировалась историографическая мысль в области изучения военной эмиграции 1920;40-х гг. В это время появились работы, в которых ставилась задача обоснования новых концептуальных подходовпроисходит смена парадигм в изучении истории российского военного зарубежья, что обусловилось расширением источниковой базы за счет включения в научный оборот ранее недоступных документальных данных, обращением к современным теоретическим и методологическим идеям, выделением новых аспектов исторического анализа, возможностью для исследователе свободно выражать свое мнение.

С 1990;х гг. начинается новый этап в изучении российского зарубежья, и в том числе — военной эмиграции 1920;45 гг. Он характеризовался широким освоением источниковой базы, изменением методологических принципов исследований, в частности — переходом ученых к опоре на принципы историзма, объективности, использованием метода ретроспекции и т. п. Происходит количественное и качественное расширение поля исследований, интенсивное изучение различных направлений истории российского зарубежья, и в том числе — военной эмиграции 1920;45 гг. Российская военная эмиграция выделяется в конкретное направление научного поиска. Все это дает возможность исторической науке во второй половине 1990;х гг. сделать качественный скачок в изучении темы российского зарубежья, на основе синтеза полученных знаний начинается публикация монографических исследований и учебных пособий26.

В 1990;е гг. в отечественной историографии продолжается изучение проблемы антисоветского вооруженного движения периода второй мировой войны, в том числе выходят в свет и отдельные статьи по данной теме — С. И. Дробязко, A.B. Окорокова, В. В. Захарова и др.27.

В 1994 г. данным авторским коллективом под руководством профессора Е. И. Пивовара было подготовлено первое в России учебное пособие по истории российского зарубежья «Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов». Оно вводит в научный оборот широкий комплекс источников по проблеме российской белой эмиграции, в том числевоенной эмиграции. Вторая глава данного учебного пособия специально посвящена «зарубежной Русской армии» 28.

Исследование проблем истории и культуры русского зарубежья ведется специалистами таких научных центров как ИНИОН, ИВИ МО и др. Отличительной особенностью новейшей историографической ситуации является отказ от негативного отношения к западной исторической мысли, что создало почву для плодотворного научного сотрудничества с зарубежными учеными-историками. В 1991 г. в СССР состоялась первая международная научная конференция, проведенная под руководством академика РАН Е. П. Челышева, посвященная проблеме российского зарубежья, в дальнейшем подобные научные конференции стали проводиться регулярно29. В 1991 и 1993;м гг. в России состоялись 1-й и 2-й Конгрессы соотечественников, на которых совместно с учеными РАН была в полном объеме поставлена тема российской эмиграции. В 1996 г. в ИАИ РГГУ состоялась научно-практическая конференция по проблеме российского зарубежья30.

Современная ситуация в сфере исторического знания характеризуется существенным ростом исследовательского и публицистического интереса ко и в том числе — к его военной изучение темы российского всему, что касается темы российского зарубежья, составляющей. Начинается более углубленное военного зарубежьяпри этом выделяются такие ее проблемы, как — военно-учебная деятельность, публицистика, военная кульгура и др

Вопросы военно-учебной и в том числе — диверсионной подготовки российских эмигрантов-реваншистов освещаются в исследовании «Российская.

71 военная эмиграция в 1920;30-е годы". Белоэмигрантские экстремисты создали за рубежом целую систему военно-учебных заведений — кадетских корпусов, военных училищ, офицерских курсов повышения профессиональных знаний (ВВНК) и т. п., главной задачей которых являлась подготовка военных кадров для создания новой интервенционистской армии, с целью дальнейшего вторжения на территорию СССР. Проблемы изучения белого движения — идеологического фундамента белоэмигрантского экстремизма 1920;30-х гг. — получили освещение в работах В. Т. Тормозова.33 Вопросы истории военной печати российского зарубежья освещаются в брошюре И. Шинкарук и В. Ершова «Российская военная эмиграция и ее печать. 1920;1939 гг.» 34.

Происходит выход в свет литературы справочного характерабиблиографических и биографических изданий, архивных путеводителей35.

В 1990;е гг. в России происходит активная публикация статей по истории российской военной эмиграции, в том числе — и по сюжетам, связанным с темой политического экстремизма и терроризма, проблеме военно-политических доктрин36. При этом научное изучение темы российского зарубежья 1920;40-х гг. приобретает свои сильные и слабые стороны. Так, с одной стороны, проблема наконец получает непредвзятое научное освещение, освобождаясь от идеологических штампов и пропагандистских ярлыков прошлого, а с другойнамечается романтизация белого движения, идеализация целей и задач зарубежного эмигрантского реваншизма 1920;40-х гг., что уводит некоторых исследователей в сторону от научной истины. К тому же тема белоэмигрантского экстремизма получает лишь фрагментарное научное освещение.

Происходит публикация статей, посвященных проблеме белого терроризма 1920;40-х гг.37, выходит в свет книга К. Чистякова, посвященная истории эмигрантского «активизма» 38. Некоторые вопросы взаимоотношения российских военных эмигрантов и германских нацистов рассматриваются в од книге «Три столицы изгнания» .

В Институте всеобщей истории РАН плодотворно работает Группа по изучению теории и истории эмиграции под руководством академика РАН А.О.

Чубарьяна, осуществляющая изучение темы российского зарубежья на основе новейших теоретических подходов к исследованию данного феномена. Так, усилиями творческого коллектива под руководством академика РАН А. О. Чубарьяна осуществлено масштабное как конкретно-историческое, так и теоретико-познавательное изучение проблемы российской эмиграциипри этом в рамках истории российского зарубежья как историографической проблемы выделено два объекта анализа: история страны-источника эмиграционных потоков и история стран пребывания эмигрантов, что создало новый ракурс изучения данной темы. В Центре теоретических проблем исторической науки истфака МГУ работает группа исследователей под руководством профессора Е. И. Пивовара, также осуществляющая многоаспектное изучение темы российского зарубежья. В 1999 году усилиями этого творческого коллектива была выпущена в свет монография «Россия в изгнании. Судьбы российских эмигрантов за рубежом» 40. В данной работе проблема эмигрантского военно-политического экстремизма была выделена в отдельную главу — «Попытки реванша. Военно-политические доктрины российской военной эмиграции в 1920;30-е годы», а общие вопросы истории российской военной эмиграции составили еще 5 глав. Большое значение для развития теоретических методов современной исторической науки, в том числе и применительно к теме российского военного зарубежья 1920;45 гг., имеет продолжающееся издание под редакцией Е. И. Пивовара «Теоретические проблемы исторических исследований» 41.

Исследования в области российского зарубежья и в том числе — военной эмиграции 1920;40-х гг. активно проводятся «Комиссией по комплексным исследованиям российской эмиграции» при президуме РАН под руководством академика РАН Е.П. Челышева42. Усилиями авторского коллектива под руководством академика РАН Е. П. Челышева в первой половине 1990;х гг. были заложены основы изучения истории российского зарубежья в соответствии с новейшим уровнем развития исторической науки, что определило на годы вперед дальнейшие направления научного поиска исследователей в области данной проблемы.

Новые научные горизонты в изучении проблемы российского зарубежья открывают работы академика РАН Ю. А. Полякова, заложившие теоретический и методологический фундамент изучения данной проблемы в современной науке.43 Под руководством академика Ю. А. Полякова в ИРИ РАН успешно работает группа ученых-историков, подготовившая в 1993;2000 гг. ряд исследований, в научной проблематике которых рассматривались и вопросы военной эмиграции: адаптация военных беженцев в странах-реципиентах, деятельность общественных организаций военного зарубежья, новые подходы к проблеме источниковедения военной документации и т. п.44 Благодаря исследованиям Г. Я. Тарле были разработаны и конкретизированы многие научные понятия процесса адаптации, исследована правовая база данного явления, что значимо в том числе и для военной эмиграции 1920;45 гг.45 Определяющее значение для формирования новейшей методологической базы исследований в области российского зарубежья имеет книга Ю. А. Полякова «Историческая наука: люди и проблемы», в которой дается исчерпывающая методологическая основа дальнейшего научного поиска46.

Исследования проблемы политического экстремизма проводятся также в МГУ сервиса под руководством президента-ректора Ю. П. Свириденко, где в 1998;2000 годах был выпущен ряд статей по истории российской военной эмиграции и белоэмигрантского реваншизма47, и впервые тема белоэмигрантского экстремизма 1920;40-х гг. была выделена в самостоятельное направление научных исследований. Данные работы были подготовлены на основе новейших методологических и теоретических концепций современной исторической науки с использованием обширного комплекса ранее не известных архивных материалов ГАРФ, РГАСПИ, ГИМ, РГВА (в частности, комплекса фондов т.н. «Особого архива»). Тема российского военного зарубежья в данных работах рассматривается комплексно, как феномен отечественной и мировой истории 20 века. В частности, были определены новые направления научного поискабелый террор, планы интервенции против СССР в 1920;30-е гг., проблема образования белоэмигрантских вооруженных формирований в 1936;45.

ГГ. И др.

Одним из крупнейших центров изучения проблем истории российской эмиграции является ИНИОН РАН, специалистами которого на протяжении периода 1999;2000 гг. был подготовлен ряд исследований по данной теме, в которых были сформулированы новейшие концептуальные подходы к истории зарубежной России, даны историографические разработки и пр. 49 Реферативные сборники ИНИОН РАН содержат информацию большой научной значимости для исследователей, без которой дальнейшее всеобъемлющее изучение темы является невозможным50.

В 1990;е гг. отдельные аспекты темы российской военной эмиграции 192 045 гг. получают отражение в диссертационных исследованиях: проблеме истории казачества в эмиграции посвящены работы Е. Б. Парфеновой и А. П. Худобородова, деятельности военно-учебных заведений — работа A.M. Бегидова, эмигрантской диаспоре в Югославии — Е. И. Алдюховой и др. Однако всеобъемлющего исследования данного вопроса до настоящего времени не предпринималось51.

Таким образом, появившиеся в 1990;е -2000 г. издания, которые касаются темы российской военной эмиграции 1920;45 гг., определяют качественно новые элементы отечественной историографии, что определяется ее концептуальным обновлением, использованием современных методологических подходов и изучением нового корпуса источников.

Эмигрантская историография российского зарубежья зародилась уже на самом раннем этапе эмиграции. В 20−30-е гг. во многих столицах «России N 2» были опубликованы работы, авторы которых на основании личных впечатлений, газетных публикаций и архивных материалов пытались осветить историю российской эмиграции.52 К ним относятся труды Г. Раковского, В. Даватца, Н. Краинского и др. Для эмигрантской историографии характерен субъективизм и политическая ангажированность, но только с вектором, прямо противоположным советской историографии: эмигрантские исследователи изображали белоэмигрантов в соответствии с официальной политической доктриной РОВС. В эмигрантской историографии 1920;30-х гг. развивается т.н. полемический стиль изданий, когда работы эмигрантских авторов строятся как антитезы работам советских историков (например, книги И. Василевского, А.

Т. Пио-Ульского). Для подобных публикаций характерна политическая дискуссионность, полемичность, идеологическая заданность, что часто вело к некорректности полемики, поскольку эмигрантские авторы опирались не столько на факты, сколько на догмы и постулаты социального заказа. Таким образом, работы белоэмигрантских авторов уже с самого начала 1920;х гг. выполняли социальный заказ российского военного зарубежья, в большей степени являясь средством идеологической борьбы, чем исследованиями, ставящими своей задачей достижение научной истины. Соответственно, данное обстоятельство требует очень осторожного подхода к подобным работам, тщательного источниковедческого анализа. Исследования эмигрантских авторов, тем не менее, представляют несомненный научный интерес, поскольку они вводят в научный оборот значительный массив фактов, содержат оценки многих лидеров белого движения, дают авторские версии происходивших событий, позволяют осуществлять сравнительный анализ с советскими изданиями. В центре внимания исследователей-эмигрантов в 1920;е гг. находились такие темы как: эвакуация белых армий за рубеж, размещение войск в странах Восточной и Центральной Европы, правовое положение беженцев и процессы социальной адаптации. Значительное место в работах эмигрантских историков занимала демонизация образа Советской России, которая изображалась как «царство террора и анархии» 54.

В 1930;е гг. эмигрантская историография претерпела существенные изменения: общее количество выходивших в свет исследований сократилось, но в тоже время они стали более объемными и приобрели адресную направленность — например, издания о структуре и состоянии Красной Армии, о политических репрессиях в СССР, о методах управления плановой экономикой и т. п. Изменяются также оценки личности Сталина и его деятельности, что вносит раскол в творческую часть военного зарубежья: в среде военной эмиграции зарождается движение «советского патриотизма», в то же время сохраняется крыло «непримиримых» авторов. Много внимания в данный период военными эмигрантами уделяется прогнозированию грядущих военно-политических событий (1939;41 гг.)55. Для эмигрантской историографии, прежде всего, было, а характерно стремление идеализировать эмиграцию и преувеличить ее роль и значение в отечественной и зарубежной истории XX века.

Со второй половины 30-х годов за рубежом начинают выходить в свет библиографические сборники по проблеме российской белой эмиграции. Русским научным институтом в Белграде были изданы «Материалы для библиографии русских научных трудов за рубежом (1920;30-е гг.) в двух томах, содержащие сведения о проведенных российскими эмигрантами исследованиях и подготовленных ими научных работах56. Специально теме российской военной эмиграции посвящается работа А. Геринга, собравшего обширную библиографию воспоминаний, исследований, записок по проблеме отечественной военной истории: от времен А. Суворова — до гражданской войны 1917;20 гг. и деятельности военных организаций в эмиграции57.

В 1930;40-е гг. публикация белоэмигрантских изданий продолжалась, однако количество вышедших в свет работ несколько уменьшилось.

Количество изданий российского военного зарубежья «первой волны» в 1950;60-е годы резко сократилось, что было обусловлено разрушением довоенного эмигрантского мира, а также «естественной убылью» активных участников белого движения. Из увидевших свет в последние два десятилетия можно выделить труд П. Е. Ковалевского, богатый справочным материалом58, исследование группы ветеранов-белоэмигрантов «Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1917;20 гг. 59 Исполненные драматизма заключительные главы книги, рассказывающие о эвакуации Русской армии из Крыма, очень ценны для изучении проблемы состояния массовой психологии российской военной эмиграции на раннем этапе беженства. В то же время в историографии данного периода появляется новая тема — участие белоэмигрантов в антисоветских вооруженных формированиях в период середины 1930;х — 1945 гг. К ним относятся работы А. П. Яремчука 2-го, В. Абданк-Коссовского П. Балакшина и др., а также работы ветеранских коллективов60. Авторы пытаются осмыслить произошедшие мировые события, определить свою роль в нихдля подобных работ характерно стремление оправдать участие белых эмигрантов в борьбе на стороне фашистской Германии.

В 1970;90-е гг. количество эмигрантских изданий, посвященных проблемам истории военной эмиграции, продолжает сокращаться. При этом общая специфика данного вида работ изменений не претерпевает: сохраняется антисоветская риторика, экстремистские идеологические доктрины и т. п.61.

Начиная с 30-х гг. к изучению истории российского зарубежья активно подключаются западные историки. Одни касались этой темы, изучая революцию и гражданскую войну 1917;20 гг., антибольшевистский лагерь62, другие целенаправленно изучали российскую послереволюционную эмиграцию как социальный, политический и культурный феномен мировой истории XX века63. Из последних значительных исследований необходимо выделить обстоятельный труд М. Раева64.

Проблему российского военно-политического экстремизма изучали немецкие историки Е. Двингер, Ю. Торвальд и С. Штеенберг. Исследования этих авторов построены на основе широкой источниковой базы — архивных материалов и воспоминаниях участников антисоветских вооруженных формирований, среди которых были и эмигранты «первой волны» 65.

В 1970;е гг. вышли в свет исследования английских историков Н. Бетелла «Последняя тайна» и Н. Толстого «Жертвы Ялты», посвященные проблеме репатриации российских военнопленных и перемещенных лиц, в том числе и военных эмигрантов, участвовавших в антисоветских вооруженных формированиях в 1941;45 гг. Данные работы отличает в лучшую сторону широкое использование рассекреченных материалов британских архивов66. В то же время они страдают предвзятостью и односторонним показом событий, идеализацией лагеря эмигрантов, в целом продолжая «романтическое» направление в зарубежной историографии.

Современная западная историография проблемы антисоветских вооруженных формирований периода второй мировой войны в первую очередь представлена работами И. Хоффмана, в которых, в частности, значительное внимание уделено российским белым экстремистам. Работы И. Хоффмана сильно идеологизированы, изображают белых экстремистов как участников «освободительной борьбы» против советского строя, что, соответственно, снижает их научную значимость. Западная историографическая традиция 195 090-х гг. развивалась под влиянием идеологических концепций периода «холодной войны», что необходимо учитывать при работе с исследованиями данного вида.

Таким образом, в отечественной и зарубежной историографии за предшествующий период изучения получили освещение такие вопросы истории российской военной эмиграции 1920;30 гг., как дислокация белых войск в 192 025 гг. за рубежом, проблема регистрации, формирование миграционных потоков, борьба за лидерство в руководстве РОВС и др. Наметились следующие направления исследовательского поиска — изучение процессов адаптации российских военных беженцев, анализ менталитета и социального состава военных эмигрантов, идеологическая доктрина зарубежного белого движения, его организационных структур и политического экстремизма.

В то же время в рамках новейших теоретико-методологических подходов в историографии необходимо осуществить изучение таких тем, как: политическая футурология российской эмиграции 1920;40-х гг., формирование системы военного образования зарубежной России, информационная война, которую вели против СССР белые экстремисты, также дать сравнительный анализ российской военной эмиграции, в частности — в 20веке, и в итогеосуществить обобщающее, комплексное фундаментальное исследование истории российского зарубежья.

Хронологические рамки исследования. Диссертационное исследование охватывает период с начала 1920;х гг., когда военная эмиграция сформировалась как феномен отечественной и мировой истории, и до 1945 г., когда военный мир зарубежной России был разрушен в ходе второй мировой войны. Именно в 1920;1945 гг. российская военная эмиграция претендовала на роль вооруженной оппозиции советскому строю в СССР, пытаясь создать идеологическую альтернативу советской власти и изменить исторический путь страны в соответствии со своими военно-политическими установками.

Методологическую основу исследования составили принципы историзма, объективности и системности. Из специально-исторических методов при написании работы использовались методы — хронологический, периодизации, ретроспекции, актуализации. Системный метод потребовал рассмотрения изучаемой проблемы как целостного явления, анализа фактов во всей их совокупности и взаимосвязи.

Исследуемый материал изложен в проблемно-хронологической и систематической последовательности. Проблема российской военной эмиграции 1920;45 гг. рассматривается как неотъемлемая часть отечественной истории, а также и как сложный социально-политический феномен мировой истории XX века. Российская военная эмиграция 1920;1945 гг. изучается и оценивается как один из основных компонентов и важнейший системообразующий фактор мира зарубежной «России № 2». Тема исследуется в контексте проблемных аспектов отечественной и мировой истории.

Современный уровень развития отечественной исторической науки дает возможность расширить методологический арсенал исследователя за счет изучения многовекторных подходов, разрабатываемых мировой и отечественной историософской мыслью: формационный, цивилизационный, социоестественный, социокультурный, модернизационный и т. д. и использовать их для осмысления исторических и историографических явлений. Новые научные парадигмы миропонимания дают возможность познания через категории многовариантности, альтернативности, возрастания влияния личностного фактора и т. д.

Цели и задачи исследования. Целью диссертации является — проследить формирование феномена российской военной эмиграции 1920;1945 гг., показать основные направления миграционных потоков и образование административно-организационных центров российского военного зарубежья, на основе анализа комплекса источников (в значительной степени впервые вводимых в научный оборот), мемуарной и историографической литературы выявить и дать оценку комплексу реваншистских доктрин «России № 2», а также изучить социокультурные особенности российской военной диаспоры в странах Европы, США и на Дальнем Востокеизучить процесс формирования антисоветских руженных образований в 1936;1945 гг. и дать им оценку в соответствии с инципами историзма и объективностипоказать роль и место российской. ценной эмиграции 1920;1945 гг. в отечественной и мировой истории XX века.

Для достижения вышеуказанной цели автором поставлены следующие задачи:

1. Проанализировать образование мира российского военно-политического зарубежья 1920;45 гг. как попытки формирования эмиграцией организованного вооруженного антисоветского движения.

2. Проследить роль и место военной эмиграции в структуре зарубежной «России № 2» — выяснить социальный состав, культурную и политическую направленность российских военных беженцев в 1920;45-х гг.

3. Исследовать взаимовлияние и взаимозависимость сталинского режима в СССР и российской военной эмиграции в межвоенный период.

4. Выявить и проанализировать противоречия внутри лагеря российской эмиграции в период мировых военно-политических конфликтов: в 1939;41 гг. и в 1941;44 гг.- когда российские военные эмигранты были вынуждены выбирать политическую ориентацию: либо на стороне фашистской Германии, либо в составе движения Сопротивления.

5. Показать попытки экстремистского крыла российского военного зарубежья взять в 1920;30-е гг. политический реванш, начав в СССР новый этап гражданской войны и дестабилизировав внутреннее положение в стране.

6. Показать процесс формирования российской военной диаспоры за рубежом, выявить ее системообразующие факторы, внутренние импульсы развития, а также структурную специфику: наличие организованной системы военных обществ и союзов, отделов РОВС, внутреннюю замкнутость (существование в режиме адсорбции) и высокий уровень политизации.

7. Рассмотреть издательско-публицистическую деятельность российского военного зарубежья в 1920;30-е гг., дать оценку роли военной прессы как фактора, укрепляющего единство российской военной диаспоры.

8. Показать процесс формирования идеологии белоэмигрантского экстремизма, выявить роль идеологического реваншизма в деле создания доктрины «белого движения» — идейной платформы агрессивного крыла военной эмиграции 1920;45 гг.

9. Выявить и проанализировать сумму фактов террористической и диверсионной деятельности белых экстремистов, объяснить причины их организационного и идеологического провала.

10. Изучить антисоветскую подрывную деятельность лидеров военного зарубежья, руководителей РОВС — генералов А. П. Кутепова, Е. К. Миллера, атаманов А. Шкуро и П. Краснова и др., оценить их роль и значение как авторов экстремистского движения.

11. Показать противоборство советских и белоэмигрантских спецслужб в 1920;39 гг., дать оценку деятельности контрразведки РОВС, объяснить причины провала попыток создания белого подполья в СССР.

12. Изучить процесс втягивания российских эмигрантов в военные конфликты в Испании (1936;39), Финляндии (1939;40) и на Дальнем Востоке (1920;40-е гг.), а также попытку создания в годы второй мировой войны независимой антисоветской армии с целью попытки реализации идеи «третьего пути», и ее конечный провал.

Территориальные границы исследования охватывают основные центры российского зарубежья в Западной, Центральной и Юго-Восточной Европе, на Дальнем Востоке — в Китае, Корее, Японии, в Австралии, странах Латинской Америки и США. Однако преимущественное внимание сосредоточено на изучении центров военной эмиграции во Франции, Германии, Югославии и Харбине, так как именно там были размещены ключевые организационные структуры *РОВС, ВМС и других экстремистских организаций, а также находились наиболее крупные колонии российских военных беженцев.

Источниковая база исследования определена предметом и задачами исследования и может быть разделена на пять групп.

Первую группу составляют публикации документов и материалов. Сюда могут быть отнесены документы, отражающие различные аспекты деятельности военной эмиграции (приказы РОВС, программные документы, листовки, отчеты руководителей региональных воинских союзов и обществ, а также материалы советской разведки ИНО ОГПУ — НКВД и Разведупра РККА). Сборники документов данного типа, выходящие в свет с 1920;х гг. и по настоящее время, несмотря на имевшуюся порой тенденциозность при подборе фактов, информативны, содержат большой фактический материал и позволяют в значительной степени воссоздать картину социального существования и политической деятельности российской военной эмиграции 1920;45 гг. Лидеры белоэмигрантского политического экстремизма в 1920;40-е годы активно публиковали в печати программные заявления, инструкции, призывы к проведению белого террора, обращения и т. п. документы, являющиеся историческими источниками по истории белого активизма.68.

Большой научный интерес представляют работы эмигрантов, собиравших материал о деятельности советских спецслужб в российском зарубежье.69.

Уникальный исторический материал содержат начавшие выходить в свет в России в 1990;е гг. сборники документов по истории российской эмиграции, в частности — ее военной составляющей (РОВС и воинские союзы). В 1998 году Институтом военной истории Министерства обороны Российской Федерации, Федеральной службой безопасности и Службой внешней разведки РФ началось издание многотомной документальной серии «Русская военная эмиграция 20-х -40-х годов», впервые вводящей в научный оборот документы из центральных архивов ФСБ и СВР России, содержащие сведения о военно-политических и экстремистских организациях российского зарубежья 1920;45 гг., системе организации белоэмигрантской контрразведки, характере борьбы советских спецслужб с диверсионно-террористическими группировками российской эмиграции.70 Ценные сведения по проблеме эмигрантского политического экстремизма также содержатся в документальном издании «Чему свидетели мы были. Переписка бывших царских дипломатов 1934;1940», подготовленном МИД России и Службой внешней разведки РФ.71 Проблема политического экстремизма белого зарубежья 1920;45 гг. связана также с темой развития военно-научной мысли российской эмиграции, выработкой белыми реваншистами новых военных схем и концепций. В 1990;е годы в России Военным университетом осуществляется выпуск в свет фундаментальной серии хрестоматий «Российский военный сборник», содержащей военно-научные труды военных теоретиков российского зарубежья.72.

В России началась публикация документов по истории военно-политического экстремизма в период второй мировой войны 1939;45 гг. Так, начиная с 1997 года выходит в свет документальная серия «Материалы по истории Русского освободительного движения (РОД)», на страницах которой публикуются архивные документы антисоветских вооруженных формированийРусского Корпуса (РОК), Русской освободительной армии (РОА) ген Власова, белогвардейской Русской народной национальной армии (РННА) и др.73.

В 1999 г. в России вышла в свет хрестоматия «Политическая история русской эмиграции. 1920;1940 гг. Документы и материалы», содержащая разделы, посвященные РОВС и эмигрантскому русскому фашизму74.

При разведывательно-аналитических структурах Генерального штаба РККА составлялись информационные обзоры состояния российской эмиграции в 20−30-е годы. Они содержат огромный фактический материал по проблеме белого экстремизма, количественные и качественные характеристики российской белой военной эмиграции, обзор ее политических настроений, планов и намерений. Все это делает подобный вид источника уникальным по своей научной значимости. Обзоры составлялись Разведупром РККА три раза в годкаждый из них соответственно охватывает хронологический период в 4 месяца. Например, в обзоре «Контрреволюционные русские политические группы и вооруженные силы за рубежом и на территории Советской России. (Состояние, организация и деятельность за период с 1 октября 1922 г. по 1 января 1923 г.)-» дается характеристика состояния военных эмигрантских подразделений бывшей Русской армии генерала П. Н. Врангеля — штаба войсковых соединений, военных групп, офицерских организаций. В материалах советской стратегической разведки РККА приводится численность военных эмигрантов, 75 анализируются проекты подготовки новой интервенции против Советской России, 76 планы проведения белого террора, рассматривается снабжение частей, настроения личного состава, 77 размещение воинских частей в различных странах мира, а также содержатся данные о количестве оружия и боеприпасов, находившихся в распоряжении командования Русской армии.78 Основная часть сведений добыта советской разведкой РККА агентурным путем, меньшая — путем анализа эмигрантской прессы и отчетно-статистических материалов воинских подразделений и штабов белых армий.

Таким образом, использование материалов советских спецслужб (ИНО ОГПУ и Разведупра) позволяет создать рельефную картину положения российской белой эмиграции в 1920;30-е годы, осветить все основные направления ее деятельности, дать оценку ее политических настроений. Опубликованные документы советской разведки позволят создать информационную базу для новейших исследований белоэмигрантского экстремизма, поднять их на качественно более высокий уровень, сделать более аргументированными и доказательными.

Вторая группа состоит из материалов периодической эмигрантской печати, содержащих сведения фактологического характера. Особое значение данные материалы имеют для изучения повседневной жизни и деятельности российской военной диаспоры, получавшей отражение на страницах военной прессы, а также и для изучения диверсионных акций политических экстремистских организаций, фактов индивидуального белого террора. Большую ценность материалы периодической печати представляют для изучения того влияния, которое производила на массовое сознание эмиграции диверсионная деятельность белых экстремистов79.

В диссертационном исследовании были использованы материалы газет и журналов «Часовой», «Вестник первопоходника», «Вестник военных знаний» и др.

Третья группа источников — мемуарная литература, имеющая большую значимость для данного исследования, так как во многих случаях информацию о том или ином событии можно почерпнуть исключительно из воспоминаний его участников. В то же время субъективность и предвзятость, характерные для этого вида источников, требуют тщательного источниковедческого анализа, прежде всего — анализа достоверности информации.

Российская военная эмиграция большое внимание уделяла сбору архивов и публикации источников. В конце 1920;х гг. во Франции были опубликованы три тома «Белого архива», включавшего материалы по истории белого движения, дневники и воспоминания его участников, в том числе рассказывающие о эвакуации военно-учебных заведений в 1919;20 гг., их размещении в балканских странах, попытках возобновления учебной деятельности. В 1926;33 гг. в Германии вышли семь книг издания «Белое дело. Летопись белой борьбы», на страницах которой содержались описания эвакуации военно-учебных заведений пл в 1920 г., рассказывалось о судьбах кадет и юнкеров. Большая работа по сбору архивных документов и материалов личного происхождения — воспоминаний, записок и т. п. — была проведена генералом A.A. фон Лампе, который в конце 1920;х гг. даже предпринял попытку создать специальный «Белый архив», в котором бы находилась на хранении документация исключительно военной эмиграции. В 1924;27 гг. в Германии было также опубликовано многотомное издание воспоминаний и документов «Архив русской революции», в котором содержались воспоминания о эвакуации военно-учебных заведений в балканские страны81.

Особую категорию исторических источников представляют воспоминания советских чекистов, которые в своей профессиональной деятельности сталкивались с проявлениями эмигрантского политического экстремизма, а во многих случаях — непосредственно противостояли активизму реваншистских организаций. Среди таких работ — мемуары Судоплатова, статьи П. ол.

Колосовского-Ковшина и др.

В зоне внимания отечественных и зарубежных исследователей оказывается тема борьбы советских спецслужб (ИНО ОГПУ — НКВД и Разведупра РККА) с контрразведывательными структурами РОВС, БРП и других белоэмигрантских военных организаций, а также проблема взаимоотношений советских и западных спецслужб, контролировавших деятельность белой российской военной эмиграции и ее экстремистских структур. Среди них выделяются работы белоэмигранта Б. Прянишникова, записки бежавших за границу советских чекистов Г. Агабекова, В. Кривицкого, В. Орлова.84.

Одним из важнейших видов источников по рассматриваемой проблема, а является белоэмигрантская мемуарная литература. Она также стала и средством выражения политических взглядов военной эмиграции, ее концепции Гражданской войны в России 1917;20 гг. и последовавших за ней событийсоздания советского строя в СССР и образования эмигрантской «России № 2» за рубежом. В 1920;е годы за рубежом появляется поток белогвардейской мемуарной литературы: различного рода воспоминания, дневники, записки и т. п. При этом в общем объеме издаваемой белоэмигрантской литературы вес мемуарных источников составлял более 90%.85 Мемуары российской белой военной эмиграции в основном касались следующих проблем: 1. анализ и оценка событий Гражданской войны 1917;20 гг., а также определение в них роли красного и белого террора- 2. оценка белого движения и, как его неотъемлемого компонента — белоэмигрантского терроризма, его истории, настоящего и перспектив на будущее- 3. личные воспоминания участников белого движения и политических экстремистов, оценка ими своей роли и характеристика соратников и противников- 4. воспоминания участников белого движения об эвакуации из Крыма, Мурманска, о повседневной жизни российских военных беженцев за рубежом, процессах адаптации и интеграции в странах проживания, участии белых экстремистов в военных конфликтах — в Испании и на Дальнем Востоке и т. п. В 1920;30-е гг. вышли в свет многочисленные воспоминания участников белого движения в годы Гражданской войны 1917;20 гг.86.

В конце 1980;х — начале 90-х гг. в России выходят в свет мемуары участников белого движения и эмигрантского экстремизма. При этом часть воспоминаний издается впервые.87 Однако в большинстве своем этопереиздание ранее опубликованных работ.88 Отечественному читателю становятся известными воспоминания А. И. Деникина, П. Н. Врангеля, Е. К. Миллера и многих других активных участников Гражданской войны 1917;20 гг., политических лидеров и военных руководителей эмигрантского военно-политического экстремизма.

Особый пласт мемуарной литературы составляют воспоминания участников антисоветских вооруженных формирований (РОА, РИА, РОК и др.), действовавших в годы второй мировой войны. Они отличаются крайней щ тенденциозностью и субъективизмом, описание происходивших в 1941;45 гг. событий осуществляется в соответствии с искусственными идеологическими схемами периода «холодной войны» 89.

Интересные сведения по проблеме зарубежного белого движения политического экстремизма содержат записки агентов-двойников эмигрантов, работавших на советскую разведку, а также вернувшихся в 1950;е годы в СССР активистов мира зарубежной России.90.

Ценным историческим источником по проблеме являются работы самих представителей белоэмигрантского экстремизма.91 Они позволяют исследовать политические взгляды лиц, ставших активистами политического экстремизма российского зарубежья, показать их политологические концепции, методы деятельности и т. п. Исключительный научный интерес представляют воспоминания белоэмигрантских активистов — диверсантов, террористов, контрразведчиков, участвовавших в подрывных операциях против СССР.92 Большой резонанс в мире российского зарубежья вызвала книга Виктора Ларионова «Боевая вылазка в СССР», в которой описывалось нападение группы боевиков в 1927 году на Ленинградский центральный партклуб.93 (Во время проведения диверсии боевики использовали даже химические снаряды). Благодаря данной диверсии В. Ларионов стал символом белоэмигрантского терроризма, на примере проведенной им операции белоэмигрантские террористы учились осуществлять свои диверсионные акции в отношении СССР.

Четвертую группу источников составляют памятники военно-научной и политической мысли российского военного зарубежья, работы научно-теоретического характера преподавателей российских эмигрантских военно-учебных заведений (ВВНК), произведения политологического характера лидеров белого экстремизма, программные произведения руководства РОА, РННА, РОК и т. п.

Источники данной категории сочетают в себе черты как мемуарной литературы, так и работ исследовательского характера, поскольку на их страницах содержатся как описание боевого опыта их авторов в годы первой мировой и гражданской войн, так и размышления о принципах построения новой российской армии, анализ военно-стратегических доктрин и политических проектов, что позволяет исследовать ход мысли, логику и аргументацию российских военных эмигрантов в 1920;45 гг.94.

Пятая группа источников — неопубликованные архивные материалы. Источниковую базу данного исследования составляют материалы советских и зарубежных спецслужб: контрразведки РККА, ИНО ОГПУ-НКВД, французской тайной полиции («Сюрте Женераль»), германского МВД, 2-го бюро Генштаба Польши, а также фонды «Особого архива» (РГВА) и «Русского заграничного Исторического архива» (т.н. «Пражский архив») РЗИА (ГАРФ).

Основной массив источников, использованных при подготовке данной работы, хранится в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) в комплексе фондов Русского Заграничного исторического архива (РЗИА). РЗИА был образован в Чехословакии постановлением Земгора в феврале 1923 г. и первоначально имел название Архив русской эмиграции.

В ГАРФ находится комплекс фондов бывшего РЗИА по истории российской эмиграции в количестве 98 тыс. дел. При разработке темы российского военного зарубежья материалы ГАРФ являются базовыми: именно в комплексе фондов «Пражского архива» сосредоточен основной массив документов по истории российской военной эмиграции — приказы и распоряжения руководства РОВС, документы штабов белоэмигрантских воинских соединений за рубежом, делопроизводственная документация воинских обществ и союзов, проекты политических программ и материалы по проблеме белого экстремизма 1920;1930;х гг. В данном массиве уникальных исторических источников отражены практически все стороны жизни и деятельности военной диаспоры зарубежной «России N° 2» .

Большую 'научную ценность представляют материалы западных контрразведок, находящиеся на хранении в Российском государственном военном архиве (РГВА). Основу данного комплекса исторических источников составили документы Второго Бюро Генштаба Франции (военная разведка), Главного управления национальной безопасности Франции (тайная политическая полиция), Второго отдела Генштаба Польши, а также немецкой и румынской контрразведок. В зоне внимания европейских разведок находились все стороны жизни российской военной эмиграции, и прежде всего — проявления белого экстремизма. Контрразведывательные отделы французских и германских спецслужб собирали информацию о руководящем составе российских экстремистских организаций, их численности, финансовом положении, настроениях их участников, военно-политических планаханализировалась возможность их использования в политических, а в отдельных случаях — и в военных целях. Например, «Справка французской полиции о создании, целях и задачах и руководящем составе эмигрантской организации «Казачий союз» в Тулузе95, содержит исчерпывающую информацию о деятельности данной организации, ее структуре, военно-политических планах и т. п. Донесение польского военного атташе в Париже посвящено политической деятельности генерала П. Н. Врангеля, его контактах с монархическими организациями и планах подготовки новой интервенции против Советской России.96 Обзор французской разведки о «русских белоэмигрантских организациях во Франции» содержит обобщающую информацию о положении российских военных.

07 организаций во Франции в 1927 году.

Как исторические источники документы подобной категории не отличаются высокой степенью достоверности, так как они предназначались их составителями для служебного пользования и имели тенденцию к преувеличению реальных возможностей российской эмиграции и степени ее организованности. В то же время данные документы содержат большой фактический материал, на основании которого возможно делать обобщения по темеони детально освещают состояние белоэмигрантских экстремистских организаций в различных европейских странах. Например, французскими префектами для Главного управления национальной безопасности составлялись сводки о наличии российских эмигрантов в департаментах и отдельных районах Франции и созданных эмигрантами-экстремистами военных организациях, реваншистских планах их лидеров и т. п. Обобщение подобных материалов, их анализ и оценка дают возможность оценить общее положение российской военной эмиграции во Франции в 20−30-е годы и в том числе — реальные организационные возможности белогвардейских экстремистов.98.

В данном диссертационном исследовании использованы также материалы Архива внешней политики России (АВПР), РГАСПИ и архивные коллекции Государственного Исторического музея (ГИМ).

Научная новизна исследования. Впервые комплексно исследуется феномен российской военной эмиграции 1920;45 гг. в наиболее важных его проявлениях.

Рассматривая военную эмиграцию 1920;45 гг. в неразрывной связи с событиями, происходившими как в СССР, так и в регионах стран проживания (Европа, США, Дальний Восток и т. п.), автор предлагает свой вариант концепции формирования и проявления мира российского военного зарубежья в межвоенный период и в годы второй мировой войны 1939;45 гг. Исследуя процесс образования военного мира зарубежной «России № 2», автор пришел к выводу, что российская военная эмиграция представляла из себя серьезный военно-политический фактор отечественной и мировой истории XX века, который учитывался как советским правительством, санкционировавшим проведение в 1920;30-е гг. активных антидиверсионных операций («Трест», «Синдикат-2» и др.) против белого экстремизма, так и властями стран-реципиентов (Франция, Германия, Польша и т. п.), которые использовали российские белоэмигрантские структуры в собственных политических целях, в частности — как средство влияния на международную обстановку.

Историческая объективность требует отказа от примитивной, окарикатуренной концепции военной эмиграции 1920;45 гг., веденной в оборот в 1920;30-е гг. в СССР с чисто прагматическими пропагандистскими целями, и реконструкции более сложного, многоаспектного и противоречивого образа российского военного зарубежья.

Автор учитывает социальный фактор при изучении мира российского военного зарубежья, напоминая что лидеры РОВС и эмигрантского экстремистского крыла сами открыто называли себя контрреволюционерами и выступали за возвращение сословного строя. (Автор пришёл к выводу, что действия белых экстремистов в значительной степени были детерминированы их принадлежностью к определенным социальным стратам и общественным группам.).

Российская военная эмиграция 1920;45 гг. рассматривается автором не как простая совокупность военных беженцев в странах Центральной, Юго-Восточной Европы, США и на Дальнем Востоке, а как многоаспектная, сложная система, включающая в себя комплекс взаимозависимых компонентов, имеющая вектор развития и внутренние импульсы формирования.

Впервые в исторической науке автор обращает внимание на такую тему, как взаимозависимость и взаимовлияние российской военно-политической оппозиции 1920;45 гг. и сталинского режима: в частности на то, как сталинские репрессии влияли на консолидацию российского военного зарубежья и, в свою очередь, как реваншистские планы РОВС и белых экстремистов позволяли ужесточать политический контроль в СССР, создавая ощущение «осажденной крепости» .

Автор выдвигает положение о том, что российские белоэмигрантские вооруженные формирования в 1920;30-е гг. искусственно подпитывались властями приграничных с СССР стран — Польши, Эстонии, Румынии, — на случай вероятной интервенции против Советского Союзаданный процесс, в свою очередь, дирижировался из Парижа, Берлина и Лондона, которые в своих военно-стратегических расчетах, разработанных на случай войны с СССР, отводили определенное место вооруженным белоэмигрантским подразделениям как «передовому отряду» интервенционистских сил, а также как идеологическому прикрытию для оправдания вторжения в СССР («косовский вариант»). В данной ситуации воинские структуры РОВС и военной эмиграции представляли серьезную военно-политическую опасность для советского строя. Автор отмечает, что лишь неблагоприятное для российской военной эмиграции развитие международной обстановки в Европе в 1930;45 гг. не позволило ей реализовать в полной мере потенциал своих агрессивных военно-политических возможностей, превратив ее в аутсайдера фашистской Германии.

Автор выделяет в самостоятельное направление научного поиска проблему белоэмигрантской политической футурологии — разработку идеологами РОВС и белого экстремизма различного рода политологических концепций внутреннего развития советского строя, планы дестабилизации экономического и политического положения в СССР, тему строительства государственной власти в посткоммунистической России, проекты совершения военных и государственно-политических переворотов в СССР, поиск «социальных союзников» в среде советского народа. Автор отмечает, что данная тема находится на стыке двух наук — истории и политологии, а также дает оценку степени утопизма и реалистичности подобных проектов, показывает, что отдельные их фрагменты проявили себя в современной истории в 1990;е гг., после распада СССР. В диссертации также анализируется такая проблема, как степень вероятной поддержки советским населением белых интервенционистских сил в случае их вторжения в СССР, следствием чего становится вывод о том, что, после радикального изменения социальной структуры советского общества в 1930;е гг., белые экстремисты не имели на родине социальных слоев, способных оказать им поддержку (за исключением крайне немногочисленных социальных групп).

Научная новизна диссертации заключается также в том, что данное исследование проведено на основе изучения обширного источникового материала, в первую очередь комплекса рассекреченных архивных фондов ГАРФ и РГВА (в том числе — материалов т.н. «Особого архива»), впервые вводимых в научный оборот и подвергнутых источниковедческому и информационному анализу на основе принципа объективности и системного подхода.

В диссертационном исследовании показана и проанализирована специфическая социокультурная ментальность российских военных эмигрантов, показана ее роль в процессе формирования российской военной диаспоры 192 040;х гг.

Научная новизна исследования заключается также в его методологической основе, состоящей из новейших научных методов исследования — историзма, объективности, системности и ретроспекции. Широкое привлечение к работе комплекса исторических источников самых различных фондообразователейконтрразведки РОВС, французской тайной полиции, советской разведки РККА и.

ИНО ОГПУ — позволяет создать объемную картину происходившего и резко повысить достоверность используемой информации, т.к. благодаря этому стала возможной многократная проверка фактов и сведений, сопоставление их и исключение из исследовательского поля недостоверных (или вызывающих сомнения) данных.

Впервые исследуется место и роль военной эмиграции в 1920;45 гг. в культуре российского зарубежья, деятельность военных исследователей по сохранению военно-исторических традиций, особенно в области военно-учебной подготовки и историко-мемориального дела.

Принципиально новым является подход автора к изучению политических настроений военной эмиграции в 1920;45-е гг., к оценке влияния идеологии и политики германского нацизма и испанского фашизма, а также японских милитаристских кругов на формирование организационных структур экстремистского крыла военного зарубежья накануне и в годы второй мировой войны, а также особенности проявления пораженчества и оборончества в среде российской военной эмиграции в 1939;45 гг. Автор также выделяет проблему попыток создания военными эмигрантами «первой волны» собственных вооруженных формирований в Испании, Финляндии и на Дальнем Востоке, анализирует опыт их использования в «горячих точках» во второй половине 1930;1945 гг., а также развитие отношений эмигрантских организаций с А. Власовым и РОА, показывает противостояние «февралистских» идей РОА и имперской идеологии РОВС.

Научная новизна работы заключается также в системном подходе к изучению проблемы российской военной эмиграции 1920;45 гг.: военное зарубежье рассматривается как целостное явление, на основе анализа фактов во всей их совокупности и взаимосвязи. Автор стремится детально рассмотреть все составляющие мира военной эмиграции: административно-организационную, социальную, экономическую и идеологическую, показать степень их влияния как на военную диаспору, так и на весь эмигрантский мир «России № 2» .

Автор приходит к выводу, что военная эмиграция являлась важнейшим системообразующим фактором зарубежной России 1920;45 гг. (как наиболее организованная и дисциплинированная ее часть), показывает формирование административных структур военного зарубежья (РОВС, ВМС и др.), в качестве организационной основы белого экстремизма, схемы внутренней инфраструктуры военной диаспоры 1920;30-х гг.

В диссертационном исследовании изучается процесс адаптации российских военных эмигрантов в странах-реципиентах, показываются присущие им особенности адаптации к новым условиям жизни на чужбине, хозяйства и быта, а также определяется специфика адаптационных процессов в различных регионах мира — на Балканах, в США, в Северной Европе и на Дальнем Востоке.

Принципиально новым является выделение темы политического экстремизма и реваншизма военной эмиграции 1920;45 гг., анализ идеологии белых боевиков, оценка их диверсионной деятельности и причин ее провала.

Научная новизна работы заключается также в определении автором центробежных и центростремительных тенденций в мире российского военного зарубежья 1920;45 гг., того, что размывало, разрушало российскую военную диаспору, и того, что, наоборот, ее консолидировало и сплачивало. 4.

Представляемое диссертационное исследование призвано восполнить пробел в историографии, обусловленный тем обстоятельством, что до настоящего момента исследовались лишь фрагменты данной темы, между тем как в исторической науке назрела необходимость обобщающего исследования.

Практическое значение диссертации состоит в возможности использования ее положений и выводов при подготовке научных исследований в области отечественной и мировой истории новейшего времени, а также в учебном процессе в средних и высших гуманитарных учебных заведениях — в лекционных курсах и спецкурсах по истории российского зарубежья. Проблема российской военной эмиграции 1920;45 гг. имеет также определенную значимость при проведении политологических исследований, поскольку тема российского военного зарубежья в высшей степени идеологизирована и политизирована, содержит целый комплекс политических и футурологических проектов. Данные диссертационного исследования могут быть также использованы при разработке государственной политики по отношению к современной эмиграции (и иммиграции): при подготовке правительственных актов и постановлений и т. п.

Апробация исследования. Выносимые на защиту положения диссертации прошли научную апробацию в Московском государственном университете сервиса (МГУС), в котором соискатель в соавторстве с президентом-ректором Ю. П. Свириденко выпустили в свет монографию «Белый террор? Политический экстремизм российской эмиграции в 1920;1945 гг.», опубликовали ряд статей в сборнике «Россия: идеи и люди» (Вып.4,5) — подготовили программу спецкурса «Российская военная эмиграция в 1920;45 гг.». Автор в 1993;2000 гг. в серии сборников Института российской истории (ИРИ РАН) по истории адаптации российской эмиграции опубликовал ряд статей по теме диссертациисоискатель принимал участие в работе международной конференции РАН в 1993 г. «Культурное наследие российской эмиграции: 1917;1940;е годы», в Российском государственном гуманитарном университете (РГГУ) в научной конференции «Россия в 20 веке: проблемы изучения и преподавания» (М., 1999), а также в деятельности Центра теоретических проблем исторической науки Московского государственного университета (МГУ) и Группы по изучению истории эмиграции Института всеобщей истории РАН, где в составе научного коллектива принял участие в подготовке коллективной монографии «Россия в изгнании. Судьбы российских эмигрантов за рубежом» (М., 1999), четыре раздела которой посвящены военной эмиграции.

В 2000 г. автор опубликовал монографию «Российское военно-политическое зарубежье в 1918;1945 гг.», в которой нашли отражение основные выводы, к которым он пришел в процессе работы над диссертацией, и была сформулирована авторская концепция проблемы российского военного зарубежья 1920;1940;х гг.

Структура работы. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения и списка использованных источников и литературы.

1 Мещеряков Н. П. На переломе (из настроений белогвардейской эмиграции). М., 1922; Белов В. Белая печать, ее идеология, роль, значение и деятельность. (Материалы для будущего историка). Ревель, Пг., 1922; Он же. Белое похмелье. Русская эмиграция на распутье. М., Пг., 1923; Русская эмиграция в Дарданеллах//Военная мысль и революция. 1923. N 4- Гравицкий Ю. Военная эмиграция в Болгарии // Военная мысль и революция. 1923. N 3- Бой С. (Н.Алексеев). На службе у империалистов. М., 1923; Сонов И. Капиталистический заговор против Страны Советов. М.- Л., 1927.

2 Пролетарская революция. 1920;1927. №№ 1−19- Красный архив. 19 191 935. №№ 1−50- Война и революция. 1921;1928. №№ 1−24- Летопись революции. 1919;1931. №№ 1−34- Военный вестник. 1920;1926. №№ 1−17 и др.

3 См.: Шерман H.A. Советская историография гражданской войны в СССР (1920;1931). Харьков, 1964. С. 37.

4 Калинин И. М. В стране братушек. М., 1923; Владимиров Л. Возвратите их на Родину! Жизнь врангелевцев в Галлиполи и Болгарии. М., 1924; Калинин И. М. Под знаменем Врангеля.Л., 1925; Слободской А. Среди эмиграции. Харьков, 1925; Лунченков И. За чужие грехи. Казаки в эмиграции. М.- Л., 1925; Федоров Г. Путешествие без сентиментов. Л.- М., 1926.

5 Нарраевский Р. Контрреволшюционные русские вооруженные силы за рубежом к пятилетию РККА. М., 1923; Он же. Обзор российских контрреволюционных сил за рубежом // Пролетарская революция. М., 1925. № 4.

6 Бобрищев-Пушкин В. Патриоты без отечества. Л., 1925; Вольников П. Развал авиациронной эмигранщины // Вестник воздушного флота. М., 1925. № 3- Калинин И. На болгарском плацдарме. (Из истории взаимоотношений Врангеля и болгарского правителства) // Военная мысль и революция. Кн.5. М., 1923; Русская эмиграция на Дарданеллах // Военная мысль и революция. Кн.4. М., 1923; Левидов М. Чья рука? Очерки из жизни и деятельности погибших за границей дипломатических представителей СССР. М.- Л., 1926.

7 Сводка сведений об армиях пограничных с Россией государств. (Составлена на основанииданных, полученных в военных журналах). Белград, 1924; Белые армии за рубежом// Пролетарская революция. 1924. № 6. о.

См.: Десницкий В. Печать белой русской эмиграции // Книга и революция. 1922. N 1(15). С.46−50- Кантарович Я. Зарубежная книжная л литература о Советской России в 1921 г. // Книга и революция. 1922. N 5(17). С.25−31- Томсинский С. Г. Октябрь в белогвардейском освещении // Историк-марксист. 1927. Т.5. С. 184−190- Гуковский И. В белом стане. Обзор белой эмигрантской литературы по гражданской войне за 1928 год // Историк-марксист. 1929. Т. 11. С.266−275.

9 Кичкасов Н. Белогвардейский террор против СССР. (Издание ЖИД). М., 1928; Процесс поделу пяти террористов-монархистов. М., 1930; Арсеньев Е. Поджигатели войны: 4 покушения на полпредство СССР в Варшаве. М.- Л., 1931; Убийцы тов. Войкова перед польским судом.М., Л., 1922.

10 Плотников М. Е. Советская историография контрреволюции и интервенции в Сибири (1918 — первая половина 1930;х гг.). С. 138.

11 Аварии В. «Независимая» Манчжурия. Д., 1934; Арсеньев Е. Поджигатели войны: 4 покушения на полпредство СССР в Варшаве. М.- Л., 1931; Минаев В. Подрывная деятельность иностранных разведок в СССР. М., 1940; Михайлов Е. А. Белогвардейцы — поджигатели войны. М., 1932.

12 Короткое И. С. Разгром Врангеля. М., 1955.

13 Брюханов А. И., Гаврилов М. К., Филатов H.A. Страница истории, ждущая своих исследователей // Вопросы истории. М., 1961; Верховцев И. На службе пролетариата. (О В.В. Воровском). М., 1960; Жуковский Н. Полномочный представитель СССР. М&bdquo- 1968; Захаров С. А. Комиссар-дипломат. (П.Л. Войков). Свердловск, 1962; Конг П. Немецкая пятая колонна во второй мировой войне. М., 1958; История гражданской войны в СССР. Т.5. М., 1960; Карамышев В. А. Советская военная печать в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны (1918;1920). М., 1954; Короткое И. С. Разгром Врангеля. М., 1955.

14МейснерД. Миражи и действительность. Записки эмигранта. М., 1966. 15 Комин В. В. Крах российской контрреволюции за рубежом. Тверь, 1977; Он же. Белая эмиграция и вторая мировая война. Тверь, 1979; Барихновский Г. В. Идейно-политический крах белой эмиграции и разгром внутренней контрреволюции (1921;1924 гг.). Л., 1978; Казак В. Н. Участие русских эмигрантов в антифашистской борьбе Югославии // Советские люди в я антифашистской борьбе народов Балканских стран 1941;1945 гг. М., 1975; Крах российской монархической контрреволюции. М., 1977; Неотвратимое возмездие: По материалам судебных процессов над изменниками Родины фашистскими палачами и агентами империалистических разведок. М., 1974; Шкаренков JI.K. Агония белой эмиграции. М., 1981; Штыка А. П. К вопросу о классовой сущности идеологии «белого дела». Сумы, 1983; Мухачев Ю. В. Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР. М., 1982 и др.

16 Чекисты. Сборник. М., 1970;Голинков Д. П. Крах вражеского подполья (Из истории борьбы с контрреволюцией в Советской России. 1917;1925 гг.). М., 1971; Он же. Крушение антисоветского подполья в СССР (1917;1925 гг.). М., 1975; Особое задание. Воспоминания ветеранов-чекистов. М., 1979; Исаев И. А. О политической идеологии праворадикальных группировок в русской эмиграции 20−30-х гг. // Великий Октябрь и непролетарские партии. М., 1982.

17 Немецко-фашистский оккупационный режим (1941;1944 гг.). М., 1965; Мюллер Н. Вермахт и оккупация. М., 1974; Ивлев И. А., Юденков А. Ф. Оружием контрпропаганды. М., 1988; Остряков С. З. Военные чекисты. М., 1979; Комин В. В. Белая эмигарция и вторая мировая война. Калинин, 1979 и др.

18 Неотвратимое возмездие. М., 1973; Тишков A.B. Предатель перед советским судом // Советское государство и право. 1973. № 2- Николаев С. Предатели и их радетели // Голос Родины. 1970. № 4.

19 Зевелев А. И., Поляков Ю. А., Чугунов А. И. Басмачество: Возникновение, сущность, крах. М., 1981.

20 Шкаренков JI.K. Наваждение белых миражей. (О судьбах и утраченных иллюзиях русской эмиграции) // Переписка на исторические темы. М., 1989; Сонин В. В. Крах белоэмиграции в Китае. Владивосток, 1987; Почс К. Я. «Санитарный кордо»: Прибалтийский регион и Польша и антисоветских планах английского и французского империализма (1921;1929 гг.). Рига, 1985; Квакин A.B. Влияние победы советского народа над белогвардейцами и интервентами на возникновение «сменовеховства» // В сб.: Из истории интервенции и гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке. 1917;1922. Новосибирск, 1985.

21 Темников В. А. Российская эмиграция в Югославии (1919;1945 гг.) // Вопросы истории. 1988. N 10.

22 Соничева Н. Е. На чужом берегу. М., 1991.

23 Пашуто В. Т. Русские историки-эмигранты и ученые в Европе. М., 1992.

24 Акулов М., Петров В. 16 ноября 1920 г. М., 1989.

25 Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе Республики Советов 1917;1920 гг. М., 1988.

Ипполитов С.С., Карпенко C.B., Пивовар Е. И. Российская эмиграция в Константинополе в начале 20-х годов. (Численность, материальное положение, репатриация) // Отечественная история. 1993. N 5- Ершов В. Ф., Пивовар Е. И. Военно-учебные заведения и военно-научная мысль в белой эмиграции в 1920;30 гг. // Роль русского зарубежья в сохранении и развитии отечественной культуры. М., 1993; Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов (гражданские беженцы, армия, учебные заведения): Учебное пособие. МоскваГеттинген, 1994; Худобородов А. П. Вдали от родины: российские казаки в эмиграции. Учебное пособие к спецкурсу. Челябинск, 1997; Бочарова З. С. Судьбы российской эмиграции: 19 171 930;е годы. Учебное пособие. Уфа, 1998.

Андреев В. А. Русское зарубежье и вторая мировая война // Материалы по истории РОД. Вып.2. М., 1998; Захаров В. В., Колунтаев С. А. Русская эмиграция в антисоветском, антисталинском движении (1930;е — 1945 гг.) // Материалы по истории РОД. Вып.2. М., 1998; Дробязко С. И. Эпопея генерала Смысловского // Материалы по истории РОД. Вып.4. М., 1999; Ершов В. Ф., Пивовар Е. И. Военно-учебные заведения и военно-научная мысль в белой эмиграции в 1920;30 гг. // Роль российского зарубежья в сохранении и развитии отечественной культуры. М., 1993.

28 Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов (гражданские беженцы, армия, учебные заведения): Учебное пособие. МоскваГеттинген, 1994. $.

29 Ершов В. Ф. Военно-политические доктрины белой эмиграции 1920;30-х гг. // Культурное наследие российской эмиграции: 1917;1940;е годы. М., 1993.

30 Российское зарубежье: Итоги и перспективы изучения. Тезисы докладов и сообщений. М., 1997.

31 Бегидов А., Ершов В., Пивовар Е. Российская военная эмиграция в 192 030;е годы. Нальчик, 1998.

32 Ершов В. Ф., Пивовар Е. И. Военно-учебные заведения и военно-научная мысль белой эмиграции в 1920;30-е гт. // Роль русского зарубежья в сохранении и развитии отечественной культуры М., 1993; Бегидов A.M., Ершов В. Ф., Пивовар Е. И. Военно-учебные заведения зарубежной России. 1920;1930;е годы. Нальчик, 1999.

33 Тормозов В. Т. Белое движение в гражданской войне. 80 лет изучения (1918 — 1998 гг.). М., 1998; Он же. Советская историография истории белого движения (конец 1920;х — 1991 гг.). М., 1994.

34 Шинкарук И. С., Ершов В. Ф. Российская военная эмиграция и ее печать. 1920;1939 гт. М., 2000; Ершов В. Ф. Военная периодика Зарубежной России // Россия: идеи и люди. Вып.4. М., 1999.

35 Katcnaki J.N. Bibliogrphu of Russian refugees in the kingdom of S.H.S. (Yugoslavia). 1920;1945. Arnhem, 1991; Русское зарубежье. Хроника научной, культурной и общественной жизни. 1920;1940. Франция. Тт.1−4. М., 1995;97- Рутыч Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных сил Юга России (Материалы к истории Белого движения). М., 1997; Русское Зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века. Энциклопедический биографический словарь / Под ред. Шелохаева В. В. М., 1997; Фонды Русского Заграничного исторического архива (РЗИА). Межархивный путеводитель. М., 1999; Волков C.B. Белое движение в России: организация и структура. Материалы для справочника.М., 1999;2000.

36 В поисках истины. Пути и судьбы второй эмиграции. (Материалы к истории русской политической эмиграции). Сб. статей и документов. М., 1997; Домнин И. Краткий очерк военной мысли русского зарубежья // Российский военный сборник. Вып.16.

37 Ершов В. Ф. Военно-политические доктрины белой эмиграции 1920;30-х гг. // Культурное наследие российской эмиграции: 1917;1940;е годы. М., 1993; Он же. Белоэмигрантские концепции восстановления российской государственности // Историко-политологический журнал «Кентавр». М, 1994; Он же. Белые армии за рубежом: планы реванша // Исторический альманах. Екатеринбург, 1997.№ 4- Зубарев Д. М. «Красная чума» и белый терроризм (19 181 940) // В сб.: Индивидуальынй политический террор в России 19 — начала 20 в. М., 1996.

4Q.

Чистяков К. Убить за Россию! Из истории русского эмигрантского «активизма» 1918;1939 гг. М, 2000.

39 Ипполитов С., Недбаевский В. М., Руденцова Ю. И. Три столицы изгнания. Константинополь, Берлин, Париж. Центры зарубежной России 19 201 930;х ггМ., 2000.

40 Россия в изгнании. Судьбы российских эмигрантов за рубежом. / Пивовар Е. И., Алдюхова Е. И., Бегидов A.M. и др. М., 1999.

41 Теоретические проблемы исторических исследований. / Отв. ред. Е. И. Пивовар.Вып. 1. м., 1998; Вып.2. М., 1999.

42 Культурное наследие российской эмиграции: 1917;1940. М., 1994. Кн. 1,2.

А.

Поляков Ю. А. Наше непредсказуемое прошлое. Полемические заметки. М., 1995; Он же. Историческая наука: люди и проблемы. М, 1999.

44 История российского зарубежья. Проблемы адаптации мигрантов в 1920 вв. Сб. статей ИРИ РАН. М., 1996; Источники по истории адаптации российских эмигрантов в 19−20 вв. Сб. статей ИРИ РАН. М., 1997; Социально-экономическая адаптация российских эмигрантов (конец 19−20 вв.). Сб. статей ИРИ РАН. М., 1999.

45 Тарле Г. Я. Об особенностях изучения истории адаптации российских эмигрантов в 19−20 вв. // История российского зарубежья. Сб. статей ИРИ РАН. М., 1996; Она же. Эмиграционное законодательство России до и после 1917 года. (Анализ источников) // Источники по истории адаптации российских эмигрантов в 19−20 вв. Сб. статей ИРИ РАН. М., 1997. а.

46 Поляков Ю. А. Историческая наука: люди и проблемы. М., 1999.

47 Свириденкс Ю. П., Ершов В. Ф. Мир российского военного зарубежья в 1920;1945 гг. // Россия: идеи и люди. Сб. научных трудов. Вып.4. М., 1998; Свириденко Ю. П., Ершов В. Ф. Военно-политический экстремизм российского зарубежья в 1920;1945 гг. // Россия: идеи и люди. Сб. научных трудов. Вып.5. М., 2000.

48 Свириденко Ю. П., Ершов В. Ф. Деятельность «Державной комиссии» Югославии по оказанию помощи русским военным беженцам в 1920;30-е гг. // Россия: идеи и люди. Вып.З. М., 1998; Ершов В. Ф. Быт и социальная адаптация российских военных беженцев в Восточной и Центральной Европе в 1920;1930;е гг. // Россия: идеи и люди. Вып.З. М., 1998; Свириденко Ю. П., Ершов В. Ф. Мир российского военного зарубежья в 1920;1945 гг. // Россия: идеи и люди. Вып.4. М., 1999; Ершов В. Ф. Военная периодика зарубежной России // Россия: идеи и люди. Вып.4. М., 1999.

49 Реферативные сборники ИНИОН РАН. 1990;2000.

50 Тарле Г. Я. Российское зарубежье и родина. М.: ИНИОН РАН, 1993; Россия и современный мир. М., 1994;2000. №№ 1−10.

51 Парфенова Е. Б. Казачья эмиграция в Европе в 1920;е гг.: Автореферат канд. дисс. М., 1997; Худобородов А. П. Российские казаки в эмиграции: Автореферат докт. дисс. М., 1997; Бегидов A.M. Военно-учебные заведения российской эмиграции в 1920;30-е гг.: Автореферат канд. дисс. М., 1998; Алдюхова Е. И. Российская эмиграция в Королевстве сербов, хорватов и словенцев. По материалам анкетного обследования. 1921;1923 гг.: Автореферат канд. дисс. М. 1996 и др

52 Раковский Г. Конец белых. От Днепра до Босфора. Прага, 1921; Русские в Галлиполи. Берлин, 1923; Даватц В. Х., Львов H.H. Русская армия на чужбине. Белград, 1923; Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920;21 гг. Белград, 1924; Русские в Праге. Прага, 1923; Даватц В. Х. Годы. Очерки десятилетней борьбы. Белград, 1929; Краинский Н. В. Без будущего. Белград,.

1.

53 Авантюристы-опперпуты. Шанхай, 1928; Александрович А. Эмиграция и Внутренняя линия. София, 1938; Василевский И. М. Что они пишут? (Мемуары бывших людей). Д., 1925; Ветлугин А. Третья Россия. Париж, 1922; Пио-Ульский Т. Н. Русская эмиграция и ее значение в культурной жизни других народов. Белград, 1939; Русские в Болгарии. София, 1923 и др.

54 Большевистская диктатура в свете анархизма. Десять лет советской власти: Коллективное исследование. Париж, 1928; Корвич Н. И. Тайны советских подвалов. Нарва, 1925; Попов Г. К. Стремящимся в Россию: Жизнь в советской республике. Берлин, 1924 и др.

55 Иванович С (Талин). Красная Армия. (Структура и организация). Париж, 1938; Петров К. Сталин: диктатура вождя или партии? Белград, 1939; Кашников Р. СССР в грядущих военных событиях. Париж, 1939, и др.

56 Постников С. П. Библиография русской революции и гражданской войны 1917;1921.Прага, 1938; Он же. Библиография. Политика, идеология, быт и ученые труды русской эмиграции 1923;1957 гг. Прага, 1957. См. таюке: Аранс Д. Как мы проиграли гражданскую войну. Библиография мемуаров русской эмиграции о русской революции 1917;1921 гг. М., 1988.

57 Геринг А. Материалы к библиографии русской военной печати за рубежом. Париж, 1968.

58 Ковалевский П. Е. Зарубежная Россия. История и культурно-просветительская работа русского зарубежья за полвека (1920;1970). Париж, 1971; Он же. Зарубежная Россия: Дополнительный выпуск. Париж, 1973. ч.

59 Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 191 720 гг. Т. 1−2. Париж, 1962, 1964.

60 Абданк-Коссовский В. Русская эмиграция: Итоги за 35 лет. Париж, 1956; Алдан А. Г. Армия обреченных. Нью-Йорк, 1969; Балакшин П. Финал в Китае: возникновение, развитие и исчезнование белой эмиграции на Дальнем Востоке. Сан-Франциско, 1959; Русский Корпус на Балканах во время Второй мировой ойны. 1941;1945. [б.м.] США, 1963.

61 Артемова А. НТС и Освободительное движение в годы войны // Посев. л.

1995. № 4,5.

62 Rosenberg W. Liberals in the Russian Revolution. N.Y. 1974; Pipes R. Steuve, Liberal on the Right, 1905;1944& Cambridge (Mass.), 1980.

63 Huntington W.C. The Homesick million. Russia — outof — Russia. Boston, 1933; Simpson J.H. The refugee problem. L., 1939; Marrus M.R. The UnwantedEuropean Refugeas. N.Y., 1895- Johnston R.H. New Mecca, New Babylon. Kingston, 1988.

64 RaefFM. Russia abroad. A Cultural History of the Russian Emigration, 19 191 939. N.Y., Oxford, 1990.

65 Dwinger E. General Wlassoq eine Tragodie unserer Zeit-Frankfurt/Main, 1951; Thorwald J. Wen sie verderben wollen. Stuttgart, 1952; Steenber S. Wlassow-Verreter oder Patriot. Koln, 1968.

66 Bethell N. The Last Secret. London, 1974 (Бетелл H. Последняя тайна. M., 1992) — Tolstoy N. The Victims of the Yalta. London, 1978. (Толстой H. Жертвы Ялты. M., 1996).

67 Hoffmann J. Die Geschichte de Wlassow-Armee. Freiburg, 1984. (Хоффман Й. История власовской армии. Париж, 1990). Hoffmann J. Die Ostlegionen 19 411 943. Freiburg, 1976.

68 Миллер Е. КЛрмия: Доклад на конференции Национального Союза в Париже. 12.09.24. Белград, 1924; Национально-Трудовой Союз Нового Поколения (НТСНП). Курс национально-политической подготовки. Белград, 1938; Горгулов П. Зеленая программа есть путь к спасению России! Б.м. [1927]- Родзаевский К. В. Тактика Всероссийской фашистской партии [Харбин], б.г.- Инструкция начальникам отрядов (НОРР). Изд.2-е. Харбин, 1938; Краткая программа партии Рабоче-крестьянской оппозиции, или Русских фашистов. 1927; Ты отвечаешь за Россию! Франкфурт-на-Майне, 1994.

69 Бурцев B.JI. Большевистские гангстеры в Париже. Похищение генерала Миллера и ген. Кутепова. Париж, 1939; «Внутренняя линия». (Правда о третьем Тресте). Публичные доклады, прочитанные Б. Прянишниковым и И. Брянским в Париже. Издание КОВР отдела НТСНП во Франции. Париж, 1937; Парижское злодеяние и русская эмиграция. Белград, 1932; Убийство Войкова и Дело Бориса м.

Коверды. Париж, 1927.

70 Русская военная эмиграция 20-х — 40-х годов. Документы и материалы. Т.1. Так начиналось изгнанье. 1920;1922 гг. Кн.1. ИсходКн.2. На чужбине. М., 1998; Млечин Л. Сеть: Москва — ОГПУ — Париж. М., 1991; Российская эмиграция в Маньчжурии: военно-политическая деятельность (1920;1945). Сб. документов. Южно-Сахалинск, 1994.

71 Чему свидетели мы были. Переписка бывших царских дипломатов 1934;1940. Сборник документов в 2-х книгах. Кн.1: 1934;1937; Кн.2: 1937;1940;М., 1998.

72 Какая армия нужна России. Взгляд из истории. Российский военный сборник. Вып.9. Христолюбивое воинство. Православная традиция Русской Армии. Вып. 12- Душа Армии. Русская военная эмиграция о морально-психологических основах российской вооруженной силы. Вып. 13- Военная мысль в изгнании. Творчество русской военной эмиграции. Вып.16 и др.

73 Материалы по истории Русского освободительного движения (РОД). Вып.1. М., 1997; Вып.2. 1998; Вып.З. М., 1998; Вып.4. М., 1999.

НА.

Политическая история русской эмиграции. 1920;1940 гг. Документы и материалы. М., 1999.

75 Контрреволюционные вооруженные силы за рубежом и на территории Советской России. Состояние, организация и деятельность за период с 1 октября 1921 г. по 1 -е января 1922 г. (Материалы стратегической разведки РККА). С. 10.

76 Контрреврлюционные русские политические группы и вооруженные силы за рубежом и на территории Советской России. Состояние, организация и деятельность за период с 1 октября 1922 г. по 1 января 1923 г. (Материалы стратегической разведки РККА). 1923. С.З.

77 Там же. С. 6.

78 Там же. С. 5.

79 Альманах русской эмиграции. 1920;1930. Вып. 1−2. Белград, 1931;32- Армия и Флот. Вестник сухопутных, морских и воздушных сил. Ежемесячный военно-научный журнал. Париж, 1938;1939. №№ 1−9- Вестник Объединения офицеров Генерального штаба в г. Сан-Франциско. Сан-Франциско, 1931;1932 л 1−8- Военно-морской журнал. 1936. №№ 1−13- Информационный бюллетень Объединения лейб-казаков. Париж, 1960;1961. №№ 1−17- Часовой: Иллюстрированный военный журнал — памятка. Орган связи русского воинства за рубежом. Париж, 1929;1988 и др.

80 Белое дело. Летопись белой борьбы. 1926;1933. Берлин. Т. 1−7.

81 Архив русской революции. Берлин. 1924;30 гг. / Под ред. Гессена. Т.1.

22.

82 Судоплатов П. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М., 1997; Колосовский-Ковшин П. Террористам скрыться не удалось // Особое задание. М., 1998; Фомин Ф. Записки старого чекиста. М., 1962.

83 Прянишников Б. Незримая паутина. ВЧК-ГПУ-НКВД против белой эмиграции. СПб., 1993.

84 Агабеков. ЧК за работой. М., 1992; Кривицкий В. Я был агентом Сталина (Записки советского разведчика). М., 1991; Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. М., 1991; Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. М., 1970; Думбадзе Е. В. На службе ЧК и Коминтерна. Париж, 1939.

Of.

См.: Гуковский И. В белом стане. Обзор белой эмигрантской литературы по гражданской войне за 1928 год // Историк-марксист. 1929. Т.П. С. 266.

86 Александров Я. Белые дни. 4.1. Берлин, 1922; Алексеев М. В. Из дневника. Прага, 1929; Байков H.A. По белу свету. Харбин, 1937; Василевский A.M. Воспоминания. Прага, 1930; Киржниц А. У порога Китакя. М., 1924; Памятные дни. Из воспоминаний гвардейских стрелков. Таллин, 1937; Петров П. П. От Волги до Тихого океана в рядах белых. Рига, 1923; Серебренников И. И. Великий отход. Харбин, 1936; Чебышев H.H. Близкая даль. Воспоминания. Париж, 1933; Половцев. Рыцари тернового венца. Париж, 1923; Рытченков С. 259 дней лемносского сидения. Париж, 1933; Родзянко А. П. Воспоминания о Северо-Западной армии. Берлин, 1920 и др.

Агапеев B.II. Убийство генерала Романовского // Белое дело. Летопись белой борьбы. Т.2. Берлин, 1927; Коверда Б. Покушение на полпреда Войкова 7 июня 1927 года // Русская мысль. 23.02.84, 01.03.84- Шульгин В. В. Три столицы.

Путешествие в Красную Россию. Берлин, 1927; Гиацинтов Э. Записки белого офицера. СПб., 1992; Ларионов В. Последние юнкера. М., 1997.

88 Слащов-Крымский Я. А. Белый Крым. 1920. Мемуары и документы. М.,.

1990; Савич М. В. Воспоминания. СПб., 1993; Туркул A.B. Дроздовцы в огне. t.

СПб., 1991; Деникин А. И. Очерки русской смуты. 1921;26. Т.1−2- Белый Север 1918;1920. Мемуары и документы. Вып. 1,2. Архангельск, 1993; Жадан П. В. Русская судьба. (Записки члена НТС о Гражданской и Второй мировой войне). М., 1991; Белое движение: начало и конец. Сборник воспоминаний. М., 1990; Врангель П. Н. Записки (Ноябрь 1916 г. ч ноябрь 1920 г.). Т.1−2. М., 1991; Махров П. С. В Белой армии генерала Деникина. СПб., 1994.

89 Баранов В. Дневник остарбайтера. М., 1999; Белявский В. А. Голгофа. Очерки из моих воспоминаний. Сан-Пауло, 1965; Вертепов Д.П.Казаки-гвардейцы в Русском Корпусе // Русский Корпус на Балканах во время Второй Великой войны. 1941;45 гг. СПб., 1999; Кромиади К. За землю, за волю. Сан-Франциско, 1980; Хольмстен-Смысловский Б. Личные воспоминания о генерале Власове. Буэнос-Айрес, 1953; Штрик-Штрикфельд. В. РОА против Сталина и Гитлера: Генерал Власов и РОД. М., 1993.

90 Феличкин Ю. Как я стал двойником. Воспоминания эмигранта и разведчика. Р/на Дону, 1990; Орлов В. Двойной агент (Записки русского контрразведчика). М., 1998.

91 Первухин М. К. Мысли о фашизме. Тяньизинь, 1927; Поздняков В. В. Из опыта работы пропагандиста // Рождение РОА. Сиракузы (США). 1972; Родзаевский К. За единый антикоммунистический фронт // Сигнал. 1937. № 11- Свитков Н. «Внутренняя линия» Сан-Пауло, 1964; Солоневич И. Белая империя. Статьи. 1936;1940: М., 1997.

92 Алексеев Н., Бажанов Б. Похищение генерала А. П. Кутепова большевиками. Париж, 1930; Быкадоров В. И. Тайное задание // Материалы по истории РОД. Вып.4. М., 1999; Бубнов. Отчет о поездке. Составлен 1−5 июля 1928 г. ГельсингфорсВойцеховский С. Трест. Лондон (Канада), 1974; Заварзин П. Работа тайной полиции. Париж, 1924.

Ларионов В. А. Боевая вылазка в СССР (Записки организатора взрыва.

Ленинградского центрального партклуба в 1927 г.). Париж, 1931.

94 Баиов А. К. Лекции по стратегии. Ревель, 1923; Белогорский Н. Что же должны мы делать? Ницца, 1930; Возрождение русской армии. Константинополь, 1920; Головин H.H. Мысли об устройстве российской вооруженной силы. Париж, 1938; Левицкий В. М. Что происходит в России? Париж, 1931; Деникин А. И. Международное положение, Россия и эмиграция. Париж, 1934.

95 РГВА. Ф.1. Оп.27. Д. 12 418. Л.9.

96 Там же. Ф.308. Оп.9. Д. 1047. Л.1−4.

97 Там же. Ф.7. Оп. 1. Д. 77. Л.379−379а.

98 Там же. Ф.1. Оп.27. Д. 6330. Л.7.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В начале 1920;х гг. за пределами Советской России образуется феномен российского военно-политического зарубежья, которое географически охватил большинство стран земного шара.

В результате организованных командованием белогвардейских армий массовых эвакуаций воинских контингентов, за рубежом возникает ряд лагерей и баз дислокации белых войск — в Турции, Болгарии, на Дальнем Востоке, которые, по замыслу лидеров российского зарубежья, должны были стать плацдармом для нового наступления на РСФСР. Однако развитие адаптационных и интеграционных процессов, ликвидационная политика западных правительств и спецоперации советских чекистов разрушили эти планы. Военные базы российского зарубежья в Болгарии, Румынии, Польше и Китае стали трамплином не для броска на родину, а наоборот, воротами изгнанья: миграционные процессы переместили центры военной диаспоры в более отдаленные от СССР города — Париж, Берлин, Мадрид, Токио.

Несмотря на интенсивные усилия военного командования бывшей Русской армии и РОВС, сохранить общий численный состав белоэмигрантских военных формирований и собственно «армию в изгнании» не удалось: уже в 1923;24 гг. большая часть войск переходит на трудовое положение и поддерживает лишь номинальную связь с РОВС, адаптируясь в странах проживания. К середине 1920;х гг. становится очевидным, что план создания интервенционистской армии для «весеннего похода» в СССР не состоялся, а российская эмиграция качественно изменяет свое состояние — превращаясь из эвакуированной за рубеж армии в конгломерат воинских обществ и союзов, утративших единое внутреннее правовое поле, и подчиняясь своему бывшему военному командованию лишь в силу добровольного желания.

Происходит утрата военным командованием рычагов влияния на воинские контингенты бывших белогвардейских формирований, что позволяет крупным воинским контингентам проводить самостоятельную военную политику, в частности, вливаясь в армии зарубежных стран — Китая, Кореи, Бразилии и др., а также ставит их в зависимость от политики военных властей стран проживания.

Военная эмиграция из России началась уже в 1917;18 гг. и прошла ряд этапов, обусловленных развитием социально-политической обстановки в стране (революция, гражданская война, «красный террор») — по своему характеру она являлась эмиграцией добровольно-вынужденного типа, т.к. в определенной степени провоцировалась социальными репрессиями, проводившимися Советской Россией.

Реэмиграция в РСФСР не получила массового характера, охватив лишь определенную часть военных беженцев — солдат, матросов и беднейшего казачества, т. е. при выдаче разрешений на возвращение на родину учитывался классовый фактор — происхождение реэмигранта, его социальный статус. В то же время репрессивное отношение большевистского режима к белым военным эмигрантам в 1920;30-е гг. консолидировало зарубежную военно-политическую оппозицию, толкало ее в сторону развития экстремистских настроений.

Мир российского военного зарубежья сформировался за очень короткий исторический отрезок времени — в 1920;22 гг. — и проявил высокую степень организационно-административной и социальной активности: уже к 1923;24 гг. за рубежом складывается большая часть государственно-политических институтов, в том числе имеющих прямое либо косвенное отношение к армии — системы учета и финансирования войск, штабы, интендантские подразделения, госпитали, РОВС и т. п.

Российское военно-политическое зарубежье в 1920;24 гг. была ориентирована на скорейшее возвращение на родину, что выражалось, в частности, в росте реваншистских настроений, а также в стремлении остаться в штабе войсковых соединений. Данный фактор способствовал укреплению организационных структур российского зарубежья, препятствовал ассимиляции российских военных беженцев в социальной среде стран-реципиентов.

Основные центры российской военной диаспоры сформировались к середине 1920;х гг.: административный центр (штаб-квартира РОВС) находился в Парижев то же время неформальный организационный центр, оказывавший огромное влияние на мир российского военного зарубежья 1920;30-х гг., находился в Белграде. Значительное влияние на жизнь российской военной диаспоры оказывали белоэмигрантские центры в Софии и Берлине, а также в Харбине и Нью-Йорке. Для российской военной диаспоры была характерна высокая степень самоорганизованности, что обеспечило ее выживаемость на протяжении 1920;30-х гг. в сложных социально-экономических и политических условиях европейского и мирового кризиса («великая депрессия в США, безработица в Европе и т. п.).

Важнейшим фактором, определявшим формирование российской военной диаспоры, являлась политика правительств стран-реципиентов по отношению к российским военным беженцам. Можно выделить три типа иммиграционной политики стран-реципиентов:

1. Стимулирующе-поощрительная, когда власти стран проживания способствовали притоку российских военных беженцев на свою территорию, оказывали им материальную и правовую поддержку, разрешали функционирование военных обществ и союзов, использовали военных эмигрантов для службы в армии и полицейских частях, ношение формы и т. п. Такая политика была характерна для Балканских стран, прежде всего — для Югославии, Сербии, Черногории, Болгарии.

2. Репрессивная, когда российские военные эмигранты преследовались по языковому, культурному и идеологическому принципу, и власти стран-реципиентов стремились полностью ассимилировать российских военных беженцев в социум либо же вытеснить их с территории своих стран (что порождало в 1920;30-е гг. вторичные миграционные потоки). К подобным странам относится Польша, Финляндия и государства Прибалтики.

3. Нейтральная, когда власти стран проживания равнодушно смотрели на образование и жизнь российских военных диаспор, не вмешиваясь в их жизнь, но и не оказывая им поддержки. В такой ситуации, если российские военные эмигранты не нарушали законов стран-реципиентов, они могли существовать достаточно автономно. Подобный подход к российской эмиграции был характерен для Китая, Японии, стран Латинской Америки.

Соответственно, иммиграционная политика зарубежных стран формировалась под воздействием таких факторов, как геополитическая позиция государств, где проживали российские военные беженцы, политический режим, официальная идеология, историческая ретроспектива взаимоотношений с Россией, этническая составляющая и т. п. То есть на положение российских военных эмигрантов влияли косвенные факторы, воздействовать на которые они не имели возможности.

Российская военная диаспора, существенно различаясь по регионам (компактное проживание в Балканских странах, диаспоры «рассеянного» типа в Чехословакии, Германии), в то же время имела и ряд общих составляющих: единое руководство (РОВС и его отделы в странах-реципиентах), менталитет (воинские традиции и культура), систему периодических изданий и примерно общую идеологию — комплекс идей зарубежного белого движения. Российская военная диаспора 1920.

30-х гг. имела единое информационное поле, что также связывало ее в организованную систему: обмен информацией между отделами РОВС и воинскими союзами и обществами происходил оперативно и интенсивно, в том числе и формируя общественное мнение внутри мира российского военного зарубежья.

Российская военная диаспора не являлась временным образованием, возникшим под воздействием внешних обстоятельств, а имела собственный вектор развития и движущие импульсы, что позволяет квалифицировать ее как самостоятельный феномен не только отечественной, но и мировой истории.

Помощь, оказывавшаяся российским военным эмигрантам со стороны международных благотворительных и общественных организаций (Красный Крест, Державная комиссия и т. п.), была явно недостаточной, и общее выживание российской военной диаспоры произошло вследствие интенсивных усилий самих российских эмигрантов.

Возникшая в 1920;е гг. система военных организаций и союзов российской эмиграции обеспечивала организационную структуру мира российского зарубежья. Военные организации, различаясь по своим типам (военно-профессиональные, казачьи, мемориальные и т. п.), в то же время являлись составляющими единой системы российской эмиграции.

Адаптация российской военной эмиграции интенсивно проходила в 1920;30-е гг. в странах и регионах с различными политическими и социальными условиями, однако практически везде российские военные эмигранты сумели интегрироваться в социум стран-реципиентов, сохранив при этом свою самобытность.

Разветвленная сеть военных организаций российской эмиграции, возникшая в европейских странах, США и на Дальнем Востоке, смягчала процесс адаптации российских беженцев, в то же время способствуя формированию военной диаспоры.

Несмотря на то что в 1930;е гг. завершилась правовая адаптация российских военных эмигрантов в Европе и США и беженцы в подавляющем большинстве получили права граждан стран-реципиентов, значительная часть российских эмигрантов считала себя также и российскими гражданами, надеясь на возвращение на родину, что, соответственно, определяло их поведение в условиях зарубежья именно как вынужденных эмигрантов. В этих условиях формировался менталитет российской эмиграции, в том числе и ее военной части.

Социальная адаптация российских эмигрантов привела к появлению в 1930;е гг. российских «эмигрантских профессий» — шоферов такси в Париже, музыкантов в русских ресторанах, охранников в Китае, сельскохозяйственных работников в Балканских странах и т. п. В то же время подняться на более высокие ступени социальной лестницы российские военные эмигранты не смогли (в отличие от представителей науки и инженеров, многие из которых получили мировое признание, заняли престижные должности в Академии наук).

В начале 1920;х гг. начинается процесс возникновения и организационного оформления административных структур российского военного зарубежья, выразившийся в форме создания военных обществ и союзов. Практически с самого момента своего образования российские военные организации приобретают ярко выраженный военно-политический характер, превращаясь в организационную базу российского эмигрантского экстремизма. Данный процесс завершился в 1924 г., когда лидерами зарубежного белого движения был создан Русский Обще-Воинский Союз (РОВ С), организация, заявившая претензии на руководящую роль в мире российского военного зарубежья. Формально отказываясь от участия в политике и демонстрируя благотворительную сторону своей деятельности, РОВС в то же время стал центром диверсионной и идеологически-подрывной деятельности против СССР. РОВС удалось консолидировать вокруг себя значительное количество реваншистски настроенных военных эмигрантов, что сделало его действительно опасной для советской власти организацией. Благодаря активным операциям советских спецслужб (ОГПУ-НКВД и Разведупра) диверсионная деятельность РОВС была парализована, а самой организации был нанесен ряд ударов (операция «Трест», «Синдикат-2» и т. п.) Внутренняя динамика развития РОВС отражала происходившие в среде российской военной эмиграции процессы: в 1924;1930 гг. — происходил количественный и качественный рост РОВСв 1930;е гг. начинается процесс сокращения численности данной организации и снижение ее роли в мире российского зарубежья.

Организационные структуры российского военно-политического зарубежья в 1920;30-е гг. имели ряд различных форм выражения: военно-политические организации, мемориальные и исторические общества, полковые объединения, казачьи союзы и т. п. Особую категорию организационных структур представляли военно-учебные заведения, в которых проходили военно-профессиональную подготовку молодежные кадры военной эмиграции, а также осуществлялась воинская переподготовка офицерских кадров.

В условиях зарубежья в 1920;30-е гг. возникли различные типы военно-учебных заведений российской эмиграции: военные училища (Сергиевское, Николаевское, Александровское и др.), кадетские корпуса (Донской. Крымский и Первый РКК), молодежные военно-спортивные общества («Сокол», НОРР и др.(, офицерские заочные курсы профессиональной переподготовки (ВВНК проф. Н. Головина, Белградские курсы и т. п.). Военно-учебная подготовка в российских военных учебных заведениях соответствовала мировым стандартам, вследствие чего в ряде восточноевропейских стран (Болгария, Югославия) признавались выданные такими организациями дипломы, и российские эмигранты принимались на военную службу в регулярные армии.

Военное образование Зарубежной России имело реваншистскую направленность, ставя своей целью подготовку личного состава экстремистских группировок российской эмиграции к интервенционистскому походу против СССР.

Лидеры российского белоэмигрантского экстремизма искали различные формы адаптации военно-учебных заведений к реалиям эмигрантского существования.

Ви и и 1 условиях начавшейся второй мировои воины возникают новые формы эмигрантских военно-учебных заведений, уже непосредственно ориентированных на подготовку офицерского состава для антибольшевистских белоэмигрантских вооруженных формирований, — юнкерские школы, военные училища и унтер-офицерские курсы (например, В о енно-училищные курсы для подготовки офицеров 5-го полка РОК). При этом особо значимую роль в подобных военно-учебных заведениях играли программы идеологической обработки личного состава в рамках экстремистского антисоветского мировоззрения.

Интенсивно возникавшие на протяжении 1920;30-х гг. эмигрантские молодежные военно-спортивные организации в своей идеологической основе имели реваншистскую концепцию возвращения в СССР в ситуации новой гражданской войныс началом второй мировой войны в 1939 г. они получают новый внутренний импульс развития — многие активные участники скаутского и сокольского движения вступают в антисоветские вооруженные формирования, в том числе и в фашистские армии (вермахт, испанская армия и т. п.), фактически встав на путь прямого предательства своей родины.

Особенностью российской военной эмиграции (что отличало ее от иных эмиграций в мировой истории) являлся массовый выпуск периодических изданий газет и журналов, которые выполняли коммуникационную и информационную функции, выступая в качестве одного из системообразующих факторов российского военного зарубежья. Именно на страницах военной периодики сфокусировался комплекс реваншистских идей белоэмигрантского политического экстремизма. Фактически военная пресса российского зарубежья стала существенным средством и 1 и и ведения идеологическои и информационной воины, которую проводили руководители РОВС и ряда других экстремистских организаций против СССР.

Военная периодика 1920;30-х гг. стремилась оказывать влияние не только на и /" /" и и и мир российского зарубежья, но и выходить на поле общеевропейской и мировои политики, что соответственно делало ее автором сложных международных комбинаций во взаимоотношениях западных стран как друг с другом, так и с СССР.

Эмигрантская военная периодика активно использовалась зарубежными странами в идеологической войне против Советского Союза, играя, таким образом, дестабилизирующую роль, особенно в период мировых военно-политических конфликтов середины 1930;х — середины 1940;х гг.

Военная периодика 1920;30-х гг. оказывала мощное воздействие на сознание российской эмиграции, формируя у нее как ретроспективный образ России, так и историческую перспективу российской эмиграции, стимулируя таким образом рост реваншистских настроений.

Белоэмигрантская военная периодика обладала жесткой идеологической заданностью, публикуя материалы и давая оценку политическим событиям исключительно в русле официальной идеологии РОВС и зарубежного белого движенияразличия во мнениях на страницах военной прессы не допускалось. При этом тенденциозное отображение действительности приводило к созданию у российских эмигрантов искусственной реальности неадекватному восприятию происходивших мировых событий и искаженному пониманию своего места в них.

На протяжении 1920;45 гг. в условиях эмиграции формируется военная культура российского зарубежья, включавшая в себя систему военно-учебных заведений, молодежных спортивных лагерей, военных кружков и библиотек, воинских мемориалов, военных архивов и издательств, а также комплекс военно-теоретических доктрин и программ, что, таким образом, превращало военную культуру российской эмиграции в неотъемлемую часть мира российского военного зарубежья.

Наиболее значимой частью культуры российской военной миграции является ее военно-научное наследие, составляющее комплекс теоретических и оперативных разработок, многие из которых соответствовали уровню мировых стандартов и даже оказали определенное влияние на развитие военно-научной мысли зарубежных стран в период второй мировой войны 1939;45 гг. При том спецификой военно-научной мысли российской эмиграции являлась ее ориентированность на ведение боевых действий в условиях предполагавшейся гражданской войны в СССР в 1930;40-е гг.

Военно-научные доктрины российского зарубежья были востребованы эмигрантами-экстремистами, вынашивавшими планы их применения в условиях нового социально-политического конфликта в СССР.

Военно-научная мысль российского зарубежья была генетически связана с традициями российской дореволюционной школы, в то же время добавляя в нее новейшие военно-теоретические разработки, что превращало ее в своего рода параллельный вариант советской военной школы 192−30-х гг.- многие военачальники РККА старой школы («военспецы») имели аналогичное базовое военное образование. Таким образом, эмигрантское военное образование и советская военная школа в межвоенный период имели теоретический единый корень и, соответственно, многие черты сходства.

Значительную роль в создании военной школы российской эмиграции сыграл РОВС, который на протяжении 1920;30-х гг. осуществлял многостороннюю деятельность в плане развития военной культуры российского зарубежья: издавал учебные пособия, организовывал учебные занятия и оказывал административную помощь военным училищам и кадетским корпусам, обеспечивал стипендиями курсантов, а также принимал участие в разработке военно-политических доктрин. Однако в исторической перспективе данная деятельность не принесла желаемого лидерами РОВС результата: руководством военно-экстремистских учебных организаций не удалось подготовить кадровый состав белой интервенционистской армии в масштабе, могущем позволить командованию зарубежных военных эмигрантских формирований осуществить наступление в СССР собственными силами.

Белоэмигрантский политический экстремизм в своей идеологической основе имел идею дестабилизации внутреннего положения в СССР и провоцирование широкомасштабного социального конфликта, который бы перерос в новую гражданскую войну и таким образом дал лидерам РОВС и других реваншистских организаций шанс на возвращение к власти в постсоветской России.

Агрессивные интервенционистские планы российского военного зарубежья учитывались иностранными политиками и военными, которые строили при этом собственные геополитические расчеты, стремясь, используя белые интервенционистские армии в качестве своего рода идеологической ширмы, обеспечить распространение своего влияния на такие регионы СССР как Кавказ, Средняя Азия, Украина, Дальний Восток и т. п. Соответственно, руководство РОВС и интервенционистских белоэмигрантских подразделений старательно закрывало глаза на свою подобную роль, пытаясь представить себя как самостоятельную военно-политическую силу, ставящую своей целью восстановление свободной независимой России.

Однако разрабатывавшиеся в центрах белоэмигрантского экстремизма в Париже, Белграде, Берлине И Шанхае планы организации интервенции и «белых десантов» на территории ССР в конечном счете не получили открытой полномасштабной поддержки со стороны западных стран, опасавшихся втягивания себя в войну с СССРзападные спецслужбы оказывали лишь тайную помощь белоэмигрантским диверсантам, преследуя при этом собственные цели — сбор разведывательной информации о положении в приграничных районах СССР и о дислокации войск РККА. Осуществить же нападение на Советский Союз собственными силами белые реваншисты не имели возможности — многочисленность воинских экстремистских формирований, отсутствие транспортных средств и т. п. Таким образом, западные спецслужбы поддерживали ядро российского белоэмигрантского экстремизма в латентном состоянии, на тот случай, если в ситуации войны с СССР им бы срочно понадобились представители «российской исторической власти» для создания марионеточного правительства на территории бывшего СССР. Попытки белых экстремистов организовать десант на советскую территорию выродились в простые диверсионные операции, которые сравнительно легко подавлялись внутренними войсками НКВД и частями РККА.

В то же время идея о скором возобновлении вооруженной борьбы с СССР и о подготовке новой интервенции была идейным стержнем военно-политических доктрин российского белого экстремизма и позволяла аккумулировать вокруг РОВС силы и средства российского военного зарубежья, изображая РОВС в качестве ведущей экстремистской организации.

Белоэмигрантские теоретики интервенции, понимая, что лишь социально-идеологическое содержание их действий может дать им шанс на успех, пытались придать интервенции черты «освободительного похода», выбирая при этом для наступления наиболее «проблемные» районы СССР — западные области Украины, Северный Кавказ, Среднюю Азию (басмачество) и т. п. Однако утверждение в СССР советского строя и его поддержка народом, рост боеспособности РККА, экономические успехи и эффективная деятельность советских спецслужб лишали подобные замыслы исторической перспективы, оставляя их в области фантазий военного руководства РОВС.

Одной из наиболее агрессивных форм эмигрантского экстремизма стал индивидуальный белый террор, получивший распространение в 1920;30-е гг. вследствие роста социально-политической напряженности в европейских странах и на Дальнем Востоке, а также как следствие развития реваншистских настроений в эмигрантской среде. Копируя методы и средства революционного террора 70−80-х гг. 19 века и начала 20 века, белые террористы в то же время ставили прямо противоположные цели: навязывание контрреволюционной программы, дестабилизация внутреннего положения в СССР и ВКП (б), провоцирование международных конфликтов. По своей сути белый индивидуальный террор должен был открыть двери широкой интервенции в СССР, столкнуть Советский Союз и западные государства, послужить прологом новой гражданской войны и в конечном счете — выступить средством свержения советской власти.

Белые террористы наносили удары в «болевые точки», наиболее уязвимые места СССР — совершали покушения на советских дипломатов, что резко обостряло международную обстановку и не раз ставило Советский Союз на грань войны с приграничными государствами — Польшей, Китаем, Румынией. В этом смысле белый индивидуальный террор действительно представлял серьезную опасность. Спецслужбы Франции, Польши, Германии и ряда других государств активно использовали белых боевиков в собственных интересах, фактически превратив белоэмигрантский терроризм в фактор мировой политики и в средство давления на СССР. Белый индивидуальный терроризм был наиболее эффективен за границей, где белоэмигрантским боевикам удалось совершить ряд покушений на советских дипломатов (Войков, Воровский) — попытки же перенести диверсионные операции на территорию СССР (взрыв Центрального партклуба в Ленинграде в 1927 г. и т. п.) потерпели провал — советская контрразведка сумела предотвратить большинство готовившихся диверсий, продемонстрировав таким образом бесперспективность данного вида терроризма. Уже к середине 1930;х гг. белый терроризм выродился в акции фанатиков-одиночек, не обретя социальной базы ни в СССР, ни в среде российского зарубежья.

Уже с начала 1920;х гг. неотъемлемой частью противоборства советского строя и военного зарубежья становится борьба разведок: ОГПУ-НКВД и Разведупра РККА с контрразведкой РОВС и экстремистскими диверсионными группами «России № 2». Данное противоборство охватило широкий регион мира — США, Европу, Дальний Восток и т. п., а также происходило и на территории СССР. При этом советским спецслужбам удалось одержать ряд побед над белой контрразведкой, что определялось такими причинами, как: несоизмеримо большие организационные возможности советских спецслужб, идеологическая убежденность советских контрразведчиков, их больший профессионализм.

Поставленная лидерами белоэмигрантского экстремизма задача создания на территории СССР белогвардейского подполья и формирования «пятой колонны» для удара в спину советскому строю в случае возникновения социально-политического кризиса в СССР не была решена: советские спецслужбы предотвратили проникновение на советскую территорию диверсантов, а также не допустили создание их подпольных структур. Особо значительную роль в процессе провала белогвардейского подполья в СССР сыграло отсутствие у боевиков социальной и идейной поддержки со стороны советского народа, который категорически не хотел возвращения «помещиков и белогвардейцев» .

Белоэмигрантские спецслужбы, пытавшиеся играть самостоятельную политическую роль, быстро оказались в материальной и организационной зависимости от зарубежных контрразведок, которые фактически превратили их в собственные филиалы, что, соответственно, в значительной степени определило и направленность их деятельности — сбор военно-разведывательной информации о РККА и ВКП (б), о настроениях в столицах в связи с обострением международной обстановки и т. п. Особенно активны в этом отношении были польская разведка (2-е бюро Генштаба Польши) и французская тайная полиция («Сюртэ Женераль»), В то же время значимость собираемой белой контрразведкой информации снижалась тем обстоятельством, что РОВС в значительной степени искажал полученные сведения в соответствии с собственной версией внутреннего положения в СССР (например, о низкой боеготовности РККА, о стремлении советских людей восстановить монархию и т. п.), что в итоге давало в корне неверное представление о происходивших в 1930;е гг. в Советском Союзе процессах.

Идеологическую основу белоэмигрантского экстремизма составлял план осуществления тотального социально-политического реванша, который бы привел активистские круги российской эмиграции к власти в постсоветской России.

Разработанная белыми идеологами система дестабилизации внутреннего положения в СССР включала в себя целый комплекс различных вариантов: заговор в РККА, раскол в ВКП (б), провоцирование стихийных беспорядков, покушения на руководство партии и НКВД, начало партизанской войны и т. п. Однако в итоге все подобные варианты продемонстрировали свою историческую несостоятельность: российской военной эмиграции не удалось оказать сколько-нибудь серьезного влияния на внутреннее положение в СССР.

Стержнем идеологии белого реваншизма являлась доктрина «белого террора», который подразумевал беспощадные репрессии против советского актива, сотрудников ОГПУ-НКВД и командного состава РККА и который претендовал на радикальное изменение социальной структуры советского общества, а в итоге — и всего исторического пути страны. Следствием проведения белого террора и установления в постсоветской России власти белогвардейских экстремистов стало бы формирование в стране режима военной диктатуры (латиноамериканского типа).

Частью программы белого экстремизма 1920;30-х гг. являлась информационная война, которую активно пытались проводить белоэмигрантские реваншисты, навязывая советскому народу идеологию «белого движения» — на территорию СССР забрасывались листовки, агитационная литература, засылались пропагандисты и т. п. Однако подобные мероприятия не дали желаемого результата и уже к середине 1930;х гг. информационная война была белой эмиграцией проиграна: на территории СССР подобные призывы воспринимались как проявления вражеской идеологии.

Белоэмигрантский экстремизм, ставя своей целью дестабилизацию внутреннего положения в СССР, в действительности, достигал прямо противоположной цели: Сталин и его окружение в ВКП (б) использовали факт наличия за рубежом военно-политической оппозиции российского военного зарубежья для идеологического обоснования репрессий и установления тотального контроля за всеми сторонами жизни общества и государства.

Анализ концепции белого террора 1920;30-х гг. позволяет говорить о социальной направленности идеологических доктрин и практической деятельности белой эмиграции, что, соответственно, актуализирует необходимость в том числе учитывать и классовый фактор при изучении российского военного зарубежья, без учета которого невозможно создать объективную картину социальной и политической жизни «России № 2» .

Российские военные в эмиграции попытались использовать факт обострения военно-политической обстановки в мире, и прежде всего в Европе, в конце 1930;х гг. для реализации собственных реваншистских целей: создать эмигрантскую интервенционистскую армию для вторжения в СССР, получить организационную и финансовую поддержку со стороны западных стран, втягивающихся в международный военный конфликт и, таким образом, стать, новым независимым серьезным фактором мировой политики.

Антибольшевистские эмигрантские вооруженные формирования в период середины 1930;х — 1945 гг. потерпели сокрушительное идеологическое поражение: комплекс реваншистских идей белоэмигрантского экстремизма был отвергнут в ходе Отечественной войны как советским народом, таки значительной частью российского зарубежья. Не получили полномасштабной поддержки эмигрантские экстремистские проекты и со стороны зарубежного военного командования и властей воюющих стран-агрессоров (фашистские Германия, Италия, милитаристская Япония), которые использовали вооруженные белоэмигрантские формирования в собственных интересах, и лишь временно, предполагая после завершения боевых. действий их расформировать, а личный состав репрессировать.

Лидерам российского эмигрантского реваншизма 1930;45 гг. не удалось создать всеобъемлющей идеологической доктрины, которая была бы способна противостоять идеям советского патриотизма, охватившим советский народ в годы Великой Отечественной войны. Попытки идеологической экспансии за линию фронта и на советскую территорию, которые неоднократно предпринимали белые агитаторы и пропагандисты РОА, РОК и РННА, неизменно завершались провалом: социальной и идейной базы у белого реваншизма в СССР не было. Создать образ «воина-освободителя», идейного борца с коммунизмом участникам антисоветских вооруженных формирований не удалось: советские люди однозначно воспринимали их как предателей своей родины, пособников фашистов, не желая даже вступать с ними в политический диалог. Идеология антисоветского вооруженного движения в 1939;45 гг. представляла собой эклектическую смесь различных политических идей достаточно широкого спектра: от идей февральской революции 1917 г. до монархических и даже националистических концепций, что делало данное искусственное идеологическое образование совершенно нежизненноспособным, что и определило в конечном счете провал белой идеологии в период второй мировой войны. Деятельность белоэмигрантских вооруженных формирований не вызывала большого беспокойства у командования Советской Армии, которое знало крайне отрицательное отношение солдат и офицеров к «власовцам» (собирательный термин, включавший в себя всех русских, воевавших на стороне врага), которых советские солдаты в плен не брали, обычно расстреливая на месте.

Лидеры военно-политического экстремизма российской эмиграции жили в искусственно созданной ими реальности, выдавая желаемое за действительное: вызывают улыбку их фантастические отчеты о том, как «все советское население радостно встречало своих освободителей» и т. п., что явно свидетельствует об идеологическом бреде либо же о сознательном обмане руководства вермахта с целью придания себе большей значимости.

Антисоветские эмигрантские вооруженные формирования середины 1930;1945 гг. не смогли выйти из подчиненной роли и стать самостоятельным фактором международной политики: практически все воинские контингенты белой эмиграции (РННА, РОК и т. п.) находились под финансовым, политическим и организационным контролем штабов армий агрессоров (вермахта, испанской и итальянской армий, войск милитаристской Японии).

Возникший в недрах антисоветских вооруженных формирований конфликт между сторонниками генерала А. Власова и эмигрантами «первой волны» внутренне ослаблял РОА, демонстрировал германским спонсорам идеологические раздоры и отсутствие единства среди лидеров антисоветского экстремизма, что лишний раз показывало искусственность РОД и его идеологии. В то же время необходимо отметить, что военные эмигранты «первой волны» сыграли существенную роль при формировании РОА и других антисоветских вооруженных структур, реализовав таким образом свои военно-профессиональные знания и опыт. Но сыграть ту роль, о которой они мечтали в период эмиграции 1920;30-х гг., российские военные эмигранты-экстремисты не смогли.

Белоэмигрантские вооруженные формирования 1939;45 гг. являлись социально неоднородными структурами: агрессивные реваншистские идеи инициировались эмигрантами — офицерами и выпускниками зарубежных военных училищ (кадетами и юнкерами), в то время как рядовой состав в значительной степени состоял из бывших красноармейцев и при первой же возможности переходил на сторону Советской Армии. (Интенсивная идеологическая обработка пленных красноармейцев в лагерях РОА Дабендорф не давала ожидаемого лидерами РОВС результата).

В то же время значительная часть российской военной эмиграции выступила в середине 1930;45 гг. на стороне революционных и освободительных сил (интербригады в Испании, движение «Сопротивления» во Франции, партизаны армии Тито), заявляли о своем желании вернуться на родину и служить в Советской Армии, помогали советским войскам в борьбе с Кванту некой армией в Китае и т. п. Данный факт разрушает созданный эмигрантской историографией миф о том, что все российские эмигранты выступили на стороне фашисткой Германии в 1939;45 гг.

Таким образом, российское военно-политическое зарубежье в 1920;45 гг. являлось существенным фактором отечественной и мировой истории XX века.