Социально-экономические и политические отношения в симбирской деревне в нэповский период

Проблемы, связанные с реформированием сельского хозяйства России, всегда оставались крайне сложными и дискуссионными. На протяжении многовековой истории власть, пытаясь перестроить аграрный сектор, практически не учитывала стремление крестьянина изменить свою жизнь к лучшему, больше руководствовалась собственными интересами во имя сохранения и упрочения своих политических позиций.

Даже к концу 1920;х годов лицо Советской России по-прежнему определял крестьянский мир. Вопреки утверждениям официальной советской историографии, обнародованным в канун ликвидации НЭПа, крестьянское хозяйство вовсе не исчерпало возможностей для своего поступательного развития. Единоличнику удавалось достаточно мирно уживаться с вновь создаваемыми колхозами и совхозами, сохранить основные традиции крестьянской культуры.

Несмотря на утверждения официальных властей о том, что индивидуальное крестьянское хозяйство зашло в хозяйственно-экономический «тупик», реальная действительность свидетельствовала о том, что существовала реальная альтернатива политике коллективизации.

Общеизвестно, что переход к форсированному строительству социализма предполагал усиление командно-административных методов управления, однако, механизм рыночных отношений, сформировавшийся в предыдущие годы НЭПа, становился для этого серьезным препятствием. Руководство страны, не сумев приобрести необходимый опыт регулирования народного хозяйства экономическими способами, одновременно не желая ослабления контроля над рыночными элементами экономики, решительно встало на путь свертывания нэпа, и в первую очередь, в деревне.

В связи с выше изложенным, актуальность данного исследования заключается в том, что его результаты должны помочь осознать необходимость для исторической науки изучения богатого исторического прошлого российского крестьянства, особенно на местах, государственной политики в отношении аграрного сектора экономики в целях дальнейшего использования этого опыта как инструмента для проведения современных аграрных преобразований.

Переход от централизованного, командно — административного, планового хозяйства к рыночному приводит к изменению функций государства, что, в свою очередь, ведет к выработке новых приоритетов: обеспечению защиты экономических свобод и прав сельских товаропроизводителей. Кроме того, в условиях непрекращающегося системного кризиса сельского хозяйства, необходим поиск нового пути, что вызывает интерес к отечественному опыту, в первую очередь, накопленному в регионах.

Новая экономическая политика, проводимая большевиками в 1921 -1929 гг., занимает особое место в отечественной истории, так как оказала большое влияние на дальнейшее развитие России. Социальноэкономические отношения, складывавшиеся в рамках НЭПа среди крестьянского населения сельскохозяйственных регионов страны, оказали влияние на ход развития страны в изучаемый период. В этой связи изучение социально — экономических отношений в Симбирской деревне в период новой экономической политики играет исключительно важную роль при изучении истории общественных преобразований, проводимых в стране в 1920;е годы.

Степень научной разработки проблемы. История российского крестьянства, развития социально — экономической и общественно — политической ситуации в стране в период новой экономической политики, аграрной политики советского государства в 1921 -1929 гг. неоднократно привлекала внимание многих, как отечественных, так и зарубежных, исследователей. В отечественной историографии новой экономической политики (1921 — 1929 гг.) можно выделить следующие основные периоды по степени научной разработки проблемы:

Первый период: 1920;е — середина 1950;х гг., когда была сформулирована официальная схема объяснения происходящих в указанный период событии и явлений. Второй период: вторая половина 1950;х — начало 1980;х гг. Начиная с середины 1980;х до начала 1990;х (перестроечный период) мы выделяем третий период историографии.

И, наконец, начиная с начала 1990;х годов и до настоящего времени, следует выделить последний четвертый, современный период историографии. Рассмотрим их более подробно.

Первый историографический период в изучении аграрного сектора экономики в период новой экономической политики (1921 — 1929 гг.) был одним из наиболее плодотворных. Развитие социально — экономических отношений в крестьянской среде, между различными группами крестьянского населения, отношения между крестьянством и органами государственной власти нашли весьма полное отражение в литературе данного периода. Была сформирована строгая схема объяснения событий и явлений, в рамках которой доминировала идеологическая аргументация, определявшая методологический уровень.

Литература

первого периода соответствовала идеологическим и политическим требованиям того времени. Вышедшие работы освещали различные стороны социально-экономического развития деревни, исследовали процесс расслоения крестьянства, выявляли взаимосвязь государственной политики и тех изменений, которые происходили в аграрной сфере. Наиболее значительными из них являются работы JT.H. Крицмана, А.И. Гай-стера, С. Г. Струмилина, М. Кубанина1. В работах JI. Н. Крицмана подробно разбираются вопросы о классовом расслоении деревни, о единоличном крестьянстве, о воздействии кооперации, о переходных формах хозяйствования2. Автор констатирует, что в деревне происходит всеобщее разорение и обнищание, измельчение хозяйств, но, на наш взгляд, преувеличивает роль кулацких хозяйств и делает спорный вывод об их «засилье в сельскохозяйственном производстве"3.

Определенный интерес представляют работы А. И. Гайстера. Исследуя различные категории сельского населения, Гайстер сделал верный вывод, что кулак сокращал свой посев до минимума, спасал себя тем от налоговых и других социальных тягот, вместе с тем, по существу, увеличивал размеры своего хозяйства за счет приобретения машин и орудий и сдачей их в другие хозяйства4. С. Г. Струмилин изучал особенности социальной дифференциации деревни, ее трудовые ресурсы. В ходе своего исследования он пришел к заключению, что новая экономическая политика усилила дифференциацию крестьянской среды в целом и середняцкой массы в особенности5.

Значительный вклад в исследование проблем сельского хозяйства данного периода внесли учёные-аграрники Н. Кондратьев и А. Чаянов. Рассмотрев проблемы развития сельского хозяйства в нэповский период, они пришли к выводу о том, что проводимая аграрная политика в целом нарушает нормальную функцию рынка вследствие того, что нарушается главное правило его функционирования — «должен существовать только спрос, вытекающий из механизма производства и обмена». В результате нарушения этого принципа кредитная политика привела к нарушению пропорций и расстройству сельскохозяйственного рынка6.

Кроме того, в связи с рассмотрением данной темы необходимо выделить труды теоретиков кредитной политики в сельском хозяйстве А. Челинцева7 и Д. Желтова8. Экономист Д. Лоевский проанализировал сложные моменты и трудности налоговой и бюджетной политики, назвал экономические причины, влияющие на бюджетный дефицит и факторы, способствующие его уменьшению9.

А. Рязанов в своей работе кроме других вопросов исследовал финансовое положение средневолжской деревни в первые, наиболее трудные месяцы новой экономической политики. Особое внимание он обратил на трудности кредитования сельских кооперативов и единоличных хозяйств, их разорительность и невыгодность, предложил несколько способов для удешевления кредита. Наибольший интерес вызывают исследования автора, посвященные установлению равноправного, подлинно эквивалентного обмена между городом и деревней, отсутствие которого на его взгляд было одним из главных препятствий для развития нэповской деревни10.

Большой вклад в исследование финансового положения кооперации, колхозов и совхозов внёс Н. Росницкий. Он показал трудности, сопутствовавшие колхозному движению, критически высказывался о деятельности финансовых органов, направленной на ликвидацию кредитной кооперации, ратовал за ослабление налогообложения единоличников, хотя в целом поддерживал политику коллективизации" .

Значительное количество критических материалов по вопросам сельскохозяйственного кредитования и налогообложения опубликовано в статьях И. Штуцера, которого в Татарстане в годы НЭПа из-за его объективных публикаций критического характера злые языки называли «кулацким трубадуром"12.

В работе М. Кубанина делается попытка проследить государственное воздействие на развитие деревни, изучается сущность процесса дробления крестьянских хозяйств. По справедливому мнению автора, именно политика.

13 государства ускоряла этот процесс. В большинстве указанных работ многочисленные проблемы аграрного сектора рассматриваются в тесной связи с организацией коллективных хозяйств.

Свертывание НЭПа и переход к коллективизации заметно снизили интерес исследователей к развитию доколхозной деревни. Сократился и объем публикующейся информации14. Культ личности И. В. Сталина, усиливавшийся в стране, негативно сказался на изучении социально-экономического развития доколхозной деревни. Проблема во всей ее полноте не могла быть поставлена историками и экономистами, в результате чего она затрагивалась в их работах лишь фрагментарно.

Такое положение сохранялось вплоть до середины 1950;х годов. Из вышедших трудов конца 1940;х годов наиболее интересными нам представляются монографии И. А. Конюкова и М. Я. Залесского. Монография И. А. Конюкова посвящена развитию колхозного строя, однако он затрагивает и период 1921;1928 гг., где кратко характеризует социальную структуру доколхозной деревни15. В своей работе М. Я. Залесский рассматривал вопросы налоговой и продовольственной политики, отношения государства к колхозам и единоличникам. Проанализировав большой статистический материал, он пришел к выводу о том, что налоговая политика в конце 1920;х годов поощряла развитие колхозов и тормозила рост предпринимательских хо. 16 зяиств .

В середине 1950;х годов начался второй период историографии. Перемены, наступившие в советском обществе с середины 1950;х годов, позволили историкам пересмотреть многие, как казалось незыблемые постулаты. Хрущевская оттепель, плодотворно сказалась на развитии исторической науки. Однако не все авторы и не сразу смогли освободиться от догм сталинской эпохи.

Несмотря на это, появляются новые труды, где широко используется архивный материал, и акценты смещаются из плоскости политики в плоскость экономики17. Например Г. Л. Марьяхин в своем труде, посвященном реализации налоговой политики в восстановительный и реконструктивный периоды, рассматривает принципы расчета сельскохозяйственного налога, изменение налоговых льгот и распределение налоговых тягот среди различных групп.

18 крестьянства, акцентируя внимание на экономическом аспекте темы. Однако автор старается уйти от рассмотрения наиболее острых вопросов. Он в своем исследовании фактически не обращался к вопросу о переобложении середняцких хозяйств, которые в ответ на налоговое давление властей свертывали сельскохозяйственное производство.

Значительный вклад в разработку проблемы социально-экономического развития советской доколхозной деревни внес В. П. Данилов. Собрав огромный фактический и статистический материал, проанализировав уровень развития производительных сил в деревне, рассмотрев социально-экономические отношения в аграрной сфере, ученый сделал однозначный вывод: преобразования осуществлялись на базе старой техники, при господстве (вплоть до 1929 г.) мелкого крестьянского хозяйства19. Этот вывод противоречил утверждениям сталинской историографии о высоком уровне развития производительных сил в деревне и имеющейся индустриальной базе для создания социалистического хозяйства нового типа. В своих последующих работах В. П. Данилов, продолжая исследовать доколхозную деревню, уделял значительное внимание социальной структуре, землепользованию и развитию индивидуальных крестьянских хозяйств20.

Дальнейшее изучение аграрной проблематики в рассматриваемый период мы наблюдаем в публикациях Ю. А. Полякова, В. М. Селунской, Ю. А. Мош.

21 кова. В своем исследовании Ю. А. Мошков доказывает, что изменение хлебозаготовительной политики государства в 1927;1929 г. затронуло все слои крестьянства и поставило деревню в исключительно трудное положение22. Ю. А. Поляков на обширном фактическом материале рассматривает вопрос о расслоении крестьянства, причем ряд важнейших моментов прослеживается им вплоть до середины 20-х годов. Он приводит данные о примерной социальной структуре деревни, о группировке крестьян по посеву23.

С начала 1970;х годов почти десятилетие шел процесс дальнейшего накопления материала, разрабатывались новые проблемы, связанные с социально-экономическим положением крестьянства. Классовую борьбу в докол-хозной деревне в своих трудах рассматривают такие историки как Н. А Ив-ницкий, В. А. Сидоров, И.Я. Трифонов24. В их работах были собраны многочисленные факты, свидетельствующие о различных формах крестьянского протеста против творимого местными большевистскими органами власти произвола, вплоть до стихийных вооруженных выступлений. Однако в условиях попытки реанимации сталинизма, которая была предпринята в конце 1960;х — начале 1970;х годов, этот процесс трактовался с утвердившихся позиций усиления классовой борьбы со стороны кулацкого элемента.

Частичный отказ от марксистской парадигмы в конце 1980;х годов при рассмотрении событий отечественной истории значительно расширил интерес историков к культурной и духовой жизни. Последующее изучение историками нового архивного материала позволило переосмыслить устаревшие подходы и методы. Идеологизированный подход к НЭПу в перестроечный период не только спровоцировал небывалый интерес к двадцатым годам, но и позволил увидеть в новой экономической политике один из путей выхода из экономического и политического кризиса, в котором оказалась страна. В конце 1980;х г. были опубликованы такие сборники статей, как, например, «Переписка на исторические темы», «Урок дает история», «Страницы исто.

9 с рии Советского общества: факты, проблемы, люди". Особый интерес в этих изданиях вызывают материалы, посвященный процессу коллективизации. Авторы статьи в газете «Правда» «Коллективизация: как это было» В. Данилов, А. Ильин, Н. Тепцов повествуют о драматических событиях и напряженном политическом положении в деревне накануне и в ходе коллективизации. В другой статье этого сборника историки Г. Бордюгов и В. Козлов приходят к выводу о не полностью раскрытом потенциале НЭПа, доказывая, что причи.

9*7 ны его ликвидации нужно искать в сфере надстроечных явлений .

К концу 1980;х г. относится и переиздание трудов видных российских экономистов: Н. Д. Кондратьева, А. В. Чаянова, М. И. Туган.

9R.

Барановского. Позитивные разработки этих ученых в области экономики крестьянского хозяйства оказались востребованными новым поколением историков.

Радикальные изменения общественно-политической ситуации в стране в начале 90-х г. вновь активизировали интерес ученых к аграрной тематике. Четвертый период историографии связан с более гибкой позицией исследователей по отношению к внутренним и внешним конфликтам и противоречиям складывающейся в деревне социально-экономической системы, к взаимодействию экономики, политики и идеологии, к отказу от однозначных выводов и изучению проблемы в комплексе. В опубликованных в это время работах предпринимается попытка с позиций актуальных проблем социальноэкономического развития страны глубже осмыслить НЭП как политику и как российскую действительность 1920;х годов. В своей работе один из исследователей НЭПа И. Б. Орлов указывает, что главным вопросом для иссле.

29 дователей в этот период являлся вопрос альтернативности развития. Высказывались различные мнения. Английский профессор Р. У. Дэвис выделил несколько точек зрения современных историков на новую экономическую политику и причины ее свертывания30. Одни ученые, к числу которых можно отнести JI.A. Гордона, В. Н. Селюнина, О. Лациса придерживаются мнения о том, что крушение нэпа в конце 1920;х г. произошло под воздействием неизбежных чрезвычайных задач, стоящих перед страной в сложнейшей конкретной политической обстановки. Другая группа ученых, к которым можно отнести западных исследователей Ш. Мерля, П. Грегори и ряд других полагают, что бухаринская альтернатива — это была конкретная, жизнеспособная политика для советского экономического развития. К третьей группе можно отнести отечественных ученых В. П. Дмитриенко, В. П. Данилова, Н.А. Ивниц-кого, которые считали, что экономический и социальный кризис нэпа был глубоким, и что его корни были гораздо более основательными. А субъективное мнение И. В. Сталина о «крахе» НЭПа, которое могло завершиться политической и социально-экономической катастрофой, имело под собой серьезные основания. Это мнение поддерживают Г. Бордюков, В. Козлов, Н. Симонов. Они доказывают, что крушение нэпа было неизбежно, и спасать нэп было слишком поздно. Особая точка зрения была выражена небольшим числом авторов, к которым можно отнести Г. Ханина, Л. Пияшеву. Они утверждают, что весь курс экономической политики, в основу которой было положено полное отрицание рыночных отношений, проводимый большевиками начиная с октября 1917 г., был изначально обречен на провал, поскольку только капиталистическая экономика могла обещать серьезный хозяйственный успех31. Нам представляется, что нет необходимости противопоставлять различные группы историков, ведь вполне очевидно, что изучение такого сложного и противоречивого явления как нэп невозможно без тщательного изучения его отдельных сторон и частей.

Последующие исследования позволили выйти ученым на качественно новый уровень, когда анализу стали подвергаться все аспекты и стороны нэпа, а отказ от чрезмерно оптимистических его оценок, дал возможность более объективно освещать различные его стороны. Этому способствовало освобождение от идеологического и административно давления, а также вовлечение в научный оборот новых источников.

Одной из важных проблем социально-экономической истории НЭПа продолжает оставаться проблема деформаций аграрного сектора. Отсутствие полновесной масштабной работы по этому вопросу частично компенсируется фрагментарным обращением большинства современных исследователей к данной проблематике в своих трудах. Так, В. П. Дмитриенко связывает деформационные процессы в сельском хозяйстве с внутренней противоречивостью нэпа, который, по его мнению, был не целостной системой, а набором средств и методов, позволяющих правящей партии сохранить власть32. В.А. May полагает, что «великий перелом» поставил точку в революционном процессе, начатом в 1917 году. Утвердившаяся новая система отношений соответствовала интересам собственника, что практически исключало конфликт, между ним и властью33.

В своей работе H.JI. Рогалина приходит к выводу, что не борьба с кулачеством и капиталом, а гибкость сочетания труда и капитала способствовали бы подъему производства и рассасыванию негативных изменений в аграрной сфере. По мнению автора, опыт 1920;х г. доказал важность механизмов защиты собственности правительством и государством и одновременно — от правительства и государства34. С точки зрения Н. А. Ивницкого, стремление Сталина и его ближайшего окружения ускоренными темпами решить не только проблему коллективизации, но и остро стоявшую в то время зерновую проблему проявилось в подстегивании коллективизации, что в результате привело к невиданному разгулу беззакония и репрессий35.

Значительное влияние на формирование взглядов современных историков оказали материалы многочисленных аграрных симпозиумов. Результаты обсуждений и дискуссий теоретического семинара о современных концепциях аграрного развития публикуются в журнале «Отечественная история"36. Рассматривая труды западных ученых по аграрной истории, участники симпозиумов делают интересные, перспективные выводы о развитии как советского, так и современного российского крестьянства, дают основные направления для будущих исследований. Так, В. В. Кондрашин предлагает изменить акценты в исследованиях по аграрной тематике, в духе внимания к крестьянину как к реально существующей фигуре истории, тем самым, обогатив и очеловечив исторический процесс. В. В. Бабашкин доказывает, что более внимательное отношение к «моральной экономике» российской деревни заметно расширит угол зрения исследователей38. Эти и другие новые методологические принципы апробируются в различных российских высших учебных заведениях.

По результатам многочисленных межвузовских конференций, проводящихся по проблемам аграрной истории, издаются сборники научных трудов, отражающий широкий тематический и хронологический диапазон, затрагивающие актуальные проблемы современной исторической науки. Статьи сборника «Власть и общество России», посвященные советской деревне 1920;х г., написаны такими историками как Э. М. Щагин, H.JI. Рогалина, А. Ф. Киселев и др. В своем исследовании альтернативы «революции сверху» в советской деревне конца 1920;х г. Э. М. Щагин поднимает проблему, относительно возможности осуществления концепций Н. И. Бухарина и А. В. Чаянова в конкретно исторических условиях того периода.39 Ученый приходит к заключению, что отечественная деревня оказалась исторически обреченной на сталинскую «революцию сверху», вследствие социальной и хозяйственной разобщенности, политической неорганизованности и невысокого культурного уровня. Другие авторы сборника А. Ф. Киселев и Д. О. Чураков полагают, что, постоянно сталкиваясь с несоответствием выбранного экономического курса с теми методами, которыми он проводился в жизнь, государственная и партийная структуры шарахались из стороны в сторону, лавировали и были бессильны найти новые, соответствующие принципам НЭПа, рычаги управ.

40 ления .

Тем не менее, на рубеже веков практически только начинается полномасштабное изучение новой экономической политики на уровне отдельных регионов, что совершенно необходимо для получения целостной картины жизни общества. Пока этот сектор аграрной тематики продолжает оставаться мало разработанным. Исследуя деформации аграрной сферы в доколхозное время, автор ознакомился с тематическими диссертационными работами. Наиболее интересными и близкими по проблематике представляются работы Н. А. Токаревой, О. В. Плехановой, Ю. С. Калинина и Г. С. Сергеева. В своей диссертации Н. А. Токарева рассматривает деформационные процессы в социально-экономических отношениях на примере станиц и сел СевероКавказского края. Исследовательница широко привлекает новейший архивный и документальный материал, делает ряд интересных наблюдений и выводов41. В диссертации О. В. Плехановой затрагиваются вопросы налоговой политики и реакции крестьянства на ее осуществление. Эта работа позволяет лучше понять тонкости и значение налогообложения в процессе свертывания крестьянами сельскохозяйственного производства42. Из названных исследований следует выделить диссертацию Ю. С. Калинина. Изучая политику экономического вытеснения кулачества и ее отражение в советском законодательстве, автор не был свободен от идеологических клише времен застоя. Тем не менее, этот труд представляет интерес, т.к. Ю. С. Калинин собрал воедино и тщательно проанализировал все общегосударственные законодательные акты 1926;1929 гг., отражающие поворот, произошедший в аграрной политике большевиков43.

Ряд исследований проведено на материалах Среднего Поволжья. Проблемы взаимодействия промышленности и сельского хозяйства изучаются в работах Л.Н. Лютова44. В Республике Татарстан в 2005 г. опубликована работа Р. В. Шайдуллина, где он на примере архивных данных, собранных в Татарской АССР, анализирует экономический и политический аспекты жизни нэповской деревни45. В трудах И. А. Чуканова затрагиваются кредитно.

46 финансовые аспекты жизни средневолжскои деревни .

В последние годы также были проведены региональные исследования, в которых затрагивались определенные аспекты нэповской политики в Симбирской губернии и некоторых районах Мордовии. Например, Р. А Мухаме-дов исследовал деятельность плановых органов в нэповской деревне в деревне47, О. И. Марискин подробно изучил систему налогообложения в деревне в рассматриваемый период48, а С. А. Ерофеев в своем исследовании поднял проблемы, связанные с деятельность органов РКИ в нэповской деревне49. Проблемы общественно-политической жизни нэповской деревни затрагивали Н. М. Морозова и А.Н. Чекушкин50.

Содержание названных исследований, неоднозначность подходов, оценок липший раз свидетельствует о целесообразности дальнейшего изучения проблемы.

Целью исследования является комплексный анализ и выявление основных тенденций развития социально-экономической и общественно-политической ситуации в сельскохозяйственных поселениях (для обозначения которых в данной работе используется обобщающий термин «деревня») Симбирской губернии в период новой экономической политики (1921 — 1929 гг.). Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

— изучить состояние сельского хозяйства Симбирской губернии и его социальной сферы в рассматриваемый период;

— проанализировать основные проблемы, связанные с восстановлением сельского хозяйства губернии, раскрыть направления нэповских преобразований в Симбирской деревне;

— исследовать причины и характер трудностей хлебозаготовки, испытываемых аграрным сектором края;

— выяснить причины, приведшие к кризису поземельных отношений в Симбирской губернии в период НЭПа;

— показать политику местных органов власти по отношению к индивидуальным (в то время они назывались «единоличными») крестьянским хозяйствам;

— отразить деятельность крестьянских комитетов общественной помощи в губернии в нэповский период;

— раскрыть сущность работы сельсоветов в симбирской деревне в период НЭПа.

Объектом исследования является симбирская деревня в нэповский период.

Предмет исследования — экономическая политика местных органов власти, особенности материально-технического и агрикультурного развития аграрного сектора губернии, землеустроительные проблемы симбирской деревни, ее социально-демографическая структура, особенности социальной политики государственных структур, а также общественно-политическая ситуация в деревне в 1920;е гг.

Хронологические рамки исследования охватывают временной период с 1921 по 1929 г. Начальная дата обусловлена радикальным поворотом в аграрной политике Советского государства и развертыванием активной фазы реализации принципов новой экономической политики в аграрном секторе экономики, особенно на местном уровне. Выбор нижней границы хронологических рамок объясняется переходом в конце 1929 г. к массовой коллективизации. Этот же год ознаменовался окончательным «сломом» новой экономической политики, отдельные элементы которой еще сохранялись в сельском хозяйстве.

Территориальные рамки исследования. Настоящее исследование охватывает территорию Симбирской губернии в границах по состоянию на 1921 -1929 гг. В силу сложившихся исторических традиций и сходных природно-географических признаков, она входила в Поволжский район, в котором социально-экономическая политика государства выражалась наиболее ярко, а деформация в аграрном сектора проявлялась отчетливее, чем в других регионах страны. Симбирская губерния всегда являлась традиционно сельскохозяйственным регионом, где аграрный сектор экономики играл доминирующую роль. Характерной чертой Симбирской губернии также являлось наличие исторически сложившихся хозяйственно-экономических, социально-демографических, национальных связей губернии с другими губерниями Поволжья. В 1924 г. Симбирская губерния была переименована в Ульяновскую, а в 1928 г. — в Ульяновский округ, но для избежания путаницы мы в данной работе на протяжении всего периода исследования называем исследуемую нами деревню «симбирской».

Основными источниками исследования явились как опубликованные материалы, так и архивные документы, впервые вводимые в научный оборот. Эти источники различны по своему характеру и степени достоверности. Источники можно выделить в группы, в соответствии с содержанием в них сведений по основным проблемам исследования.

Первую группу среди них составляют опубликованные официальные документы — партийные решения, законодательные акты, материалы и документы руководящих и местных органов ВКП (б), постановления партии и правительства, стенограммы съездов и конференций, которые вошли в содержание ряда документальных изданий51.

В отдельную группу источников можно выделить сборники документов по проблемам развития аграрного сектора, содержащие сведения о социально-экономическом развитии деревни в конце 1920;х г: «Документы свидетельствуют. 1927;1929, 1929;1932 гг.» и другие52.

В 1999 г. увидел свет сборник документов и материалов по истории советской деревни «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927;1939.» под редакцией В. Данилова, Р. Маннинга и Л. Виолы53. В этом труде содержатся преимущественно ранее недоступные архивные материалы ЦК ВКП (б), его Политбюро, Оргбюро и Секретариата, ЦИК и СНК РСФСР, ОГПУ, Верховного суда и Прокуратуры и других организаций. Эти документы показывают первоначальный этап сталинской «революции сверху», начавшейся со слома нэпа как государственной политики. Большое место в этом сборнике отведено формам сопротивления и протеста со стороны крестьянства в ответ на государственное насилие. Значительный именной комментарий позволяет проследить судьбу политических деятелей, чьи имена встречаются в приведенных составителями документах. Еще одним фундаментальным трудом является четырехтомник, изданный под редакцией А. Береловича и В. Данилова «Советская деревня глазами ВЧК — ОГПУНКВД. 1918;1939. Документы и материалы"54. Второй том многотомника содержит информационные сообщения ОГПУ за 1923;1929 гг. Материалы сборника показывают, как создавалась и вводилась в действие командно-репрессивная система, как складывалось взаимодействие «чрезвычайных мер», «головотяпства мест» и «перегибов». Новые документы о российской деревне 1920;х годов, выявленные историками в фондах Российского государственного архива современной политической истории и Российского государственного архива экономики опубликованы в книге «Крестьянские истории: Российская деревня 20-х годов в письмах и документах"55. В сборнике приведены письма крестьян в периодическую печать и представительные органы власти. Благодаря этим документам воссоздается яркая, живая картина сельской повседневности.

Ко второй группе источников относится справочно-статистическая литература, изданная в 1920;х — начале 1930;х годов56. Данные статистические материалы дают возможность проанализировать динамику социально-экономических процессов, происходящих в деревне, а также изменения, происходящие в социальной структуре крестьянства. В них содержатся экономические обзоры и конъюнктурные планы развития сельскохозяйственного производства. Не всегда этот вид источников отражал достоверное положение дел, имели место факты приукрашивания достигнутых результатов, замалчивания некоторых негативных хозяйственных итогов. Верность и объективность статистических данных проверялась автором путем сопоставления с данными других источников.

Третья группа источников содержит материалы периодической печати. Губернская и уездная пресса конца 1920;х годов исключительное внимание уделяла сложным коллизиям деревенской жизни накануне сплошной коллективизации, публикуя не только обзорные материалы и информационные статьи, но и многочисленные письма сельских жителей, отражавшие непростые процессы, происходящие в аграрной сфере. Видное место им отводили центральные издания, ориентирующиеся на крестьянскую тематику: «Беднота», «Крестьянская газета». Письма по крестьянской тематике, публиковавшиеся в прессе в конце 1920;х годов, представляют собой оригинальный источник, который требует пристально-критического подхода, так как он зачастую придирчиво выхолащивался цензурой и редакционной правкой.

Основную источниковую базу диссертации составили неопубликованные документы, хранящиеся в двух центральных государственных архивах Ульяновской области: Государственном архиве Ульяновской области, Центре документации новой и новейшей истории Главного архивного управления Ульяновской области. Главное внимание было уделено наиболее обширному и обстоятельному фонду Ульяновского губернского комитета РКП (б) (Центр документации новой и новейшей истории главного архивного управления Ульяновской области. Ф. 1). В нем собрана самая разнообразная информация (стенограммы заседаний губернских конференций, справки, сводки, вырезки из журналов, информационные письма), приходившая с мест, содержатся сведения о состоянии крестьянского производства, о выполнении на местах партийных директив и о реакции крестьян на проводимую аграрную политику. Так как учетная система 1920;х г. требовала обязательного представления в центральные партийные органы подробных региональных сведений — это дало возможность достаточно широко использовать материалы по исследуемой губернии. Однако работа с данным фондом была затруднена разнохарактерностью представленных в нем документов, разночтениями в трактовках происходящих событий, расхождениями в количественных показателях, что требовало обращения к фондам других архивов.

Значительный материал, помогающий конкретизировать и сопоставлять имеющуюся информацию по Симбирской губернии сосредоточен в фондах Государственного архива Ульяновской области: Фонд исполнительного комитета Ульяновского губернского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (ГАУО. Ф. Р — 200), Фонд Ульяновского губернского отделения Народного комиссариата рабоче — крестьянской инспекции (ГАУО. Ф. Р — 1000), Фонд Ульяновского губернского статистического бюро (ГАУО. Ф. Р — 101), Фонд финансового отдела Симбирского губернского исполнительного комитета (ГАУО. Ф. Р — 183), Фонд Ульяновского губернского земельного управления (ГАУО. Ф. Р -336), Фонд Ульяновского Земельного Управления (ГАУО. Ф. Р — 345).

Здесь находятся протоколы заседаний пленумов, президиума и комиссий Симбирского губернского исполнительного комитета, уездных и волостных советовпостановления, декреты, инструкции, выдержки из партийной печати, информационные письма. Увидеть специфику общегосударственных процессов на местном уровне позволяют документы Ульяновского губернского земельного управления (ГАУО. Ф. Р — 336), в котором содержатся декреты, постановления, положения ЦИК и СНК СССР и РСФСР. Постановления, распоряжения Симбирского губернского совета рабочих, крестьянских, солдатских депутатов. Конъюнктурный обзор, сведения, таблицы, контрольные цифры народного хозяйства Ульяновской губернии. Планы, доклады, отчеты, сведения и переписка по организации и проведению социалистического землеустройства в уездах и волостях губернии. Материалы третьего Всероссийского совещания земельных органов: печатные бюллетени, резолюции, тезисы докладов Народного комиссариата земледелия (март 1926 г.). Протоколы губернского и уездных съездов работников земельных органов. Сведения и переписка об организации полеводства, луговодства, семеноводства, огородничества, садоводства, плодопитомничества, об агрономических мероприятиях, животноводстве и ветеринарии, о снабжении колхозов сельскохозяйственной техникой, сельскохозяйственным инвентарем, удобрениями и семенами, о проведении посевных и уборочных кампаний и хлебозаготовок. Протоколы выставочных комитетов Всероссийской (1923 г.) и губернской к 10-летию октября (1927 г.) выставок (планы, программы, сметы, списки экспонатов). Имеется переписка о ликвидации крестьянского поземельного банка и частновладельческих земельных и лесных владений, об организации земельного и лесного государственного фонда, о распределении и наделении землей трудового крестьянства, о землеустроительных ссудах, об улучшении и укреплении сельского лесного фонда и фонда государственного имущества. Имеются также документы об организации и отводе земель советским хозяйствам, сельскохозяйственным коммунам, артелям, о рассмотрении жалоб и споров, возникающих при распределении земель.

Часть важных документов и распоряжений с мест хранится в фонде исполнительного комитета Ульяновского губернского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (ГАУО. Ф. Р — 200): декреты, постановления, распоряжения, циркуляры высших органов советской власти и советского правительства. Положения, циркуляры, постановления и инструкции губернского исполнительного комитета. Протоколы заседаний ВЦИК 12 и 13 созывов, протоколы заседаний губернских съездов, отчеты, доклады 9, 11, 14, 15 губернских съездов советов, 1 и 2 расширенных пленумов губернского исполнительного комитета, 7 и 8 Симбирских уездных крестьянских съездов. Протоколы 7 съезда советов Симбирской губернии о выборах комитетов бедноты, о национализации фабрик и заводов, лесного хозяйства, о работе среди национальных меньшинств, о едином сельскохозяйственном налоге. Протоколы заседаний уездных исполнительных комитетов, волостных советов, 1 и 2 губернских совещаний по советскому строительству губернского экономического совещания, межведомственной комиссии по электрификации Симбирской губернии (1921 г.), комиссии по изучению урожая по волостям и характеристики урожайности. Обзор деятельности Симбирского губернского исполнительного комитета за 1919, 1924, 1926 гг. Отчет о ходе работ по демографической переписи по Симбирской губернии. Доклады о границах Симбирской губернии, о политическом, финансовом и хозяйственном состоянии Симбирской губернии, об организации социалистического сельского хозяйства. Доклад губернского отдела народного образования по школьному строительству за 1917 — 1928 гг. Сведения об организационной деятельности Советов и исполнительных комитетов в области советского строительства.

Складывание новых экономических реалий, массированное давление на доколхозную деревню, изменения в налоговой и поземельной политике иллюстрируют материалы фондов Ульяновского губернского статистического бюро (ГАУО. Ф. Р — 101): циркуляры, инструкции, распоряжения, приказы Центрального статистического управления, Народного комиссариата труда, губернского исполнительного комитета, окружного статистического бюро, губернского финансового отдела. Протоколы заседаний коллегии Центрального статистического управления и губернского статистического бюро. Материалы к всесоюзной земельной переписи 1926 г., общего отчета сельского населения, площадей посева, поголовья скота и урожая. Статистические сведения о переписи населения по Ульяновскому уезду за 1926 г. Сведения о численности рабочих на промышленных предприятиях, о численности, возрасте, национальном и социальном составе населения губернии, о здравоохранении, народном образовании, о ценах на продовольственные продукты и предметы первой необходимости, отчеты о деятельности бюро, его подотделов, уездного статистического бюро, списки фабрик, заводов и ремесленных предприятий, переписка и состоянии коммунального хозяйства.

Фонд Ульяновского губернского отделения Народного комиссариата рабоче — крестьянской инспекции (ГАУО. Ф. Р — 1000) дает возможность расширить круг источников за счет сведений о деятельности инспекции, которая осуществляла контроль за всеми органами государственного управления, местного хозяйства и общественными организациями, вело борьбу с бюрократизмом и волокитой в советских учреждениях, наблюдало за проведением в жизнь всех декретов и постановлений Советской власти. Фонд содержит циркулярные указания, приказы народного комиссариата рабоче — крестьянской инспекции, губернского исполнительного комитета, центральной комиссии о пленных и беженцах, положения об уполномоченных губернского отдела рабоче — крестьянской инспекции, инструкция центрального статистического управления об укреплении и улучшении низового аппарата, протоколы заседаний Симбирского губернского исполнительного комитета, коллегии губернского отделения рабоче — крестьянской инспекции, ревизионных комиссий, групп содействия губернскому отделению рабоче — крестьянской инспекции. Планы рабоче — крестьянской инспекции на 1926 — 1927 гг., планы работ различных учреждений. Доклады о деятельности губернского отделения рабоче — крестьянской инспекции, Карсунского и Ардатовского отделений губернского отделения рабоче — крестьянской инспекции о работе групп содействия рабоче — крестьянской инспекции, по обследованию низового советского аппарата в Ардатовском и Сызранском уездах. Материала по организации при Ульяновском отделении рабоче — крестьянской инспекции бюро по улучшению государственного аппарата, по обследованию учреждений здравоохранения, волостных исполнительных комитетов и сельских советов, губернского сельскохозяйственного треста, совхозов и других организаций.

Наиболее полную информацию и финансовой составляющей деятельности местных органов государственной власти Симбирской губернии в нэповский период дает Фонд финансового отдела Симбирского губернского исполнительного комитета (ГАУО. Ф. Р — 183). Фонд содержит циркуляры, распоряжения губернского исполнительного комитета советов и губернских финансовых учреждений по финансово — сметным вопросам, приказы по губернскому финансовому отделу, промышленно — финансовые планы. Протоколы заседаний коллегии Народного комиссариата финансов, всероссийского финансового совещания, губернских финансовых совещаний, бюджетной комиссии, заседаний комиссии по единому сельскохозяйственному налогу. Доклады о работе отделов и резолюции по докладам губернского совещания финансовых налоговых работников за 1926 г. Конъюнктурный обзор торговли и народного хозяйства в Ульяновской губернии за 1926 г. Книг движения кредитов по государственному бюджету РСФСР по Ульяновской губернии, сметы местных расходов и сведения о поступлении местных налогов и сборов по Ульяновской губернии. Сметы доходов по учреждениям, сведения и переписка о введении, распределении, сборе чрезвычайного революционного налога, о торговле и народном хозяйстве Ульяновской губернии, об обследовании государственного земельного имущества, рыбных угодий и недр, о государственных займах, о регистрации торговых предприятий, о выдаче пенсий. Отчеты о деятельности Сенгилеевской и Ардатовской уездных комиссий по оказанию помощи семьям красноармейцев, поселенные и регистрационные списки налогоплательщиков.

Тот факт, что основную часть источниковой базы исследования составляют неопубликованные документы, многие из которых впервые вводятся в научный оборот, документальные источники, в целом подтверждает достоверность используемого фактического материала. Однако при исследовании вышеназванных источников автор старался подходить объективно, перепроверять некоторые сомнительные данные путем сопоставления различных документов, так как и в этом случае имели место приукрашивание дел, исправления, чувствовалось влияние конъюнктурного подхода.

Подавляющее большинство документов, используемых в данном исследовании, являются аутентичными историческими источниками, то есть документальными источниками, составленными непосредственно в процессе происходившего исторического события (протоколы заседаний, стенограммы докладов и т. д.). Аутентичность большинства документальных исторических источников, использованных в данном исследовании также, в основном, подтверждает достоверность используемого фактического материала. Широкое разнообразие видов и типов документов, использованных в качестве исторических источников в данном исследовании обеспечивают репрезентативность источниковой базы данного исследования.

Анализ всего комплекса документов, сопоставление различных источников, позволили выявить сложные социально-экономические проблемы и существующие противоречия в период НЭПа.

Методологической основой исследования являются: многофакторный подход к пониманию исторического процесса, современные концептуальные разработки отечественной историографии, основополагающие принципы и методы исторического исследования, взаимодополняющие друг друга. Главным из них является метод историзма, предполагающий изучение любого факта исторического процесса как явления в конкретных исторических условиях, в строгой взаимосвязи и взаимообусловленности изучаемых событий, в их неразрывной связи с прошлым и будущем.

В качестве методов исследования были использованы историко-генетический, позволяющий определить содержательную и логическую взаимосвязь событий во времени, и сравнительно-исторический метод, предполагающий при изучении тех или иных событий рассмотрение как можно большего числа исторических источников и научных трудов с целью выявления исторической истины. Исследование проводилось с позиции нелинейности и альтернативности исторического развития в рамках теории на основе цивилизационного подхода (теория модернизации, индустриализации), фор-мационного подхода и социальной истории (теория ментальности, социальной мобильности). В исследовании осуществлялся конкретно-исторический подход в освещении проблем на принципах историзма, объективности, логического и исторического единства.

При анализе источников использовались сравнительно-исторический метод, позволяющий выделить общее и особенное в данном явлении при смене пространственных и временных параметров, проблемно-хронологический, статистический и ретроспективный методы.

Научная новизна исследования состоит в комплексном изучении социально-экономических и политических деформаций аграрной сферы в докол-хозное время на материалах Симбирской (Ульяновской) губернии. На основе введения в научный оборот новых источников, в том числе архивных, раскрываются особенности складывающихся довольно противоречивых экономических реалий в деревнях названного региона в условиях развития нэпа на основе экономического анализа. Подробно рассматриваются кризисные явления в поземельных отношениях, ломка рыночных механизмов торговли и распределения, формы и методы нараставшего давления на крестьянство, а так же способы противодействия сельского населения «чрезвычайщине».

Практическая значимость данной научной работы заключается в том, что это первое комплексное исследование социально-экономических процессов в аграрной сфере в Симбирской губернии накануне коллективизации. Конкретный исторический материал может быть использован в лекционных курсах и на семинарских занятиях, при разработке спецкурсов и в краеведческой работе. Результаты исследования могут быть востребованы при создании фундаментальных обобщающих трудов по истории социально-экономического и общественно-политического развития всего Поволжского региона в период новой экономической политики, а также в преподавании отечественной истории, в воспитательной и просветительской работе.

Положения, выносимые на защиту.

1. Индивидуальные зажиточные крестьянские хозяйства в симбирской деревне были в большей степени ориентированы на рынок сельскохозяйственной продукции, чем коммуны, артели и совхозыв период НЭПа именно они стремились к повышению эффективности работы за счет использования новых технологий, высокопроизводительной техники, удобрений и средств защиты растений.

2. С первых дней проведения новой экономической политики местные органы власти искусственно сдерживали развитие наиболее крупных и эффективных товарных крестьянских хозяйств, так как считали их основными проводниками «капиталистических отношений в деревне».

3. Главной производительной силой симбирской деревни в период НЭПа оставались маломощные середняцкие хозяйства.

4. В нэповский период произошла эрозия слоя беднейшего крестьянства, часть которого приложила все усилия, чтобы перейти в середняки, так как именно в этом она видела залог улучшения своего хозяйственного положения. В числе бедняков остались далеко не лучшие представители крестьян, на которых власти делали главную политическую ставку и поддерживали их.

5. В нэповский период власти уделяли внимание не регулированию злободневных проблем крестьянства (дальноземье, чересполосица, малоземелье), а расширяли сферу, где можно было подчеркнуть свое политическое влияние (аренда, выделение крестьян на хутора, наем рабочей силы и т. п.).

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования докладывались на Всероссийской научно-практической конференции «Российский парламентаризм: история и современность» (2005 г.), Всероссийской научно-практической конференции «Актуальные проблемы современного обществознания» (2005 г.), научно-практической конференции «Музеи ГИМЗ „Родина В. И. Ленина“ как культурно-образовательные центры: история и современность» (г. Ульяновск, 2004 г.), научно-практической конференции «История и современность Симбирско-Ульяновского края» (г. Ульяновск, 2004 г.) — изложены в 5 опубликованных статьях.

Структура исследования. В соответствии с поставленными задачами диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка и приложения.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В завершение проведенного исследования сформулируем некоторые выводы. Как показывает проведенный анализ, экономическое возрождение многоукладной аграрной экономики в период нэпа осуществлялось по-разному. Наиболее благотворно нэповские производственные отношения сказались на развитии индивидуальных крестьянских хозяйств. Увеличилась рождаемость, так как в хозяйственном отношении выигрывали многодетные семьи. Получили развитие отношения аренды земли и средств производства, а также найма рабочей силы, которые также способствовали повышению эффективности сельскохозяйственного производства.

Одновременно с развитием производственных отношений совершенствовалась и социально-классовая структура крестьянского населения. Вопреки стараниям коммунистических теоретиков, стремивших сохранить в неприкосновенности слой бедняков, как страту, обеспечивающую социальную опору государства, нэповские преобразования привели к его эрозии. Люди, случайно, либо благодаря каким-то жизненным обстоятельствам оказавшиеся в «бедняках» стремились жить лучше и благодаря своему труду переходили массово в середняцкие производительные слои сельского населения. Слой бедняков все более и более превращался в люмпенизированную массу готовых на все сельских бездельников, пьяниц и тунеядцев, однако ввиду того, что власти видели в этой массе свою главную опору, они продолжали «подкармливать» его всевозможными экономическими мерами и социальными подачками, причем происходило это в таких уродливых формах, что эти действия выбивали стимулы к эффективному труду у других слоев сельского населения.

Коллективные хозяйства (артели, коммуны) и совхозы развивались гораздо медленнее и хуже, нежели индивидуальные крестьянские хозяйства. Это было обусловлено худшей внутренней организацией и отсутствием реальных стимулов к высокопроизводительной работе. Индивидуальные (частные) крестьянские хозяйства работали гораздо более производительнее, постоянно стремились к совершенствованию производства. Крестьянские товарные хозяйства, ориентированные больше на рынок, нежели на внутреннее потребление, в целях повышения своего внутреннего совершенства, а также стремлении получить большую прибыль, активнее использовали новые аграрные технологии, старались больше применять работу машин и механизмов, вносить удобрения, вносить средства защиты растений, а также активно воспользоваться возможностью государственных прокатных пунктов.

В то же время именно по вине руководства страны, которое даже после провозглашения нэповских хозяйственных принципов продолжало искусственно сдерживать развитие крупного (товарного) крестьянского хозяйства, объясняя это идеологическими мотивами «не дать обогатиться», наиболее крупные, производительные, товарные крестьянские хозяйства, оправдавшие себя в условиях России, не стали главной товарно-производственной силой аграрного возрождения деревни. Хотя эти хозяйства и были наиболее производительными, однако их уровень в результате мер искусственного ограничения не превышал 13%. В то же время главной производительной силой нэповской деревни, от развития которой был полностью зависим уровень поставки продукции сельского хозяйства на рынок, в отличие от требований всего мирового опыта, стали маломощные середняцкие хозяйства, нацеленные на самообеспечение, и практически, совершенно не ориентированные на товарные поставки продовольствия на рынок.

В результате непродуманной, идеологически ограниченной политики государственного регулирования аграрного сектора сложилась малоэффективная структура производительных сип деревни, сформировавшаяся на основе преобладания слабых, малоэффективных в рыночном отношении середняцких хозяйств. Дошло дело до того, что основная масса крестьян в период нэпа видела главный способ выйти из нужды не при помощи производительного труда на земле, а посредством неземледельческих заработков. Это явилось одним из наиболее негативных последствий проводимой политики аграрного сдерживания, фактором сдерживания развития производительных сил деревни.

На эти негативные объективные процессы изменения структуры индивидуального крестьянского хозяйства не в интересах развития рыночных отношений наслаивалось отсутствие четких социально-экономических критериев, позволяющих отнести индивидуальные хозяйства к тому или иному типу. В результате усилиями местных властей отнесение крестьянских хозяйств к тому или иному виду приняло уродливые, произвольные формы. Любое середняцкое или даже бедняцкое хозяйство при желании могло быть легко отнесенным к «кулацкому» в целях расправы с неугодными крестьянами, и наоборот. Это, в конечном счете, вызывало атмосферу неуверенности в завтрашнем дне и даже страха оказаться у власти в «изгоях» со всеми вытекающими последствиями.

Следует сказать, что меры финансово-экономического ограничения в начальный период НЭПа (1921;первой половине 1924 гг.) не были столь неэффективны, как в последующее время, поэтому сельское хозяйство совершило наиболее мощный рывок от военно-коммунистического застоя к определенному хозяйственному росту практически по всем показателям. Однако во второй половине 1924 года, из-за внедрения ряда экономических мер по преодолению финансового кризиса, развитие сельского хозяйства несколько замедлилось. В то же время, заряд, данный новой экономической политикой в первой половине 1920;х годов был настолько велик и силен, что даже несмотря на ползучее внедрение ряда финансово-административных мер ограничительного характера, поступательное развитие сельского хозяйства не прекратилось, хотя несколько замедлилось. Значительно вырос ассортимент производимой сельскохозяйственной продукции, увеличился объем производимых технических культур, кормовых трав, продукции животноводства, хотя увеличение объемов сельскохозяйственного производства приобретало все больше экстенсивный характер.

В начальный период нэпа достаточно динамично развивалась кооперация, которая использовала дореволюционный опыт и не была первоначально связана слишком большими административными ограничениями, пользовалась государственной поддержкой. Достаточно высокие экономические результаты в своей деятельности демонстрировали такие формы кооперации, как товарищества по совместной обработке земли (ТОЗы), сельские производственные, промысловые и сбытовые кооперативы.

Однако, буквально с 1921;1922 гг. власти взяли курс, во многом экономически не оправданный, на приоритетную поддержку путем кредитных и налоговых льгот таких неэффективных, однако идеологических выдержанных форм кооперативного движения, как, например, артели, коммуны, что в целом оказало влияние на замедление общих темпов развития кооперации в середине 1920;х годов.

Проведенное исследование подтверждает ранее сделанные некоторыми исследователями выводы о том, что навязанная государством ограничитель-но-вытеснительная политика по отношению к индивидуальным крестьянским хозяйствам и неугодным власти формам кооперации прошла в своем развитии несколько этапов. Начиная с 1921 и по вторую половину 1924 года проводилась политика ограничения развития индивидуального крестьянского хозяйства. Она осуществлялась путем неоправданного налогового, кредитно-финансового и административного ограничения товарности индивидуальных хозяйств, решения проблем землеустройства в интересах беднейших слоев населения, узконаправленной в интересах бедняков социальной политикой.

В то же время власти уклонялись от решения при помощи действительно необходимых административных мер такие острые проблемы землепользования, которые достались сельскому хозяйству НЭПа по наследству от периода средневековья и требовали немедленного разрешения. К этим нере-шаемым проблемам относились чересполосица и дальпоземье, мсиюземье, которые препятствовали внедрению в аграрный сектор экономики новых технологий. Нерешенность этих проблем мешала эффективно использовать рабочий скот и сельскохозяйственный инвентарь, которые в большинстве хозяйств себя не окупали.

Начиная со второй половины 1920;х гг. (конец 1924;начало 1925 гг.) наблюдается период вытеснения с рынка товарных высокопроизводительных крестьянских хозяйств, а также торгового сельского предпринимательства. Он продолжился вплоть до конца 1927 года. Административные меры воздействия на высокопроизводительные хозяйства значительно ужесточились. Среди предпринятых мер было запрещено выделение индивидуальных хозяйств в хутора, введены необоснованные запреты на использование товарными хозяйствами сельскохозяйственной техники и машин, ограничено до минимума выдача кредитов на землеустройство.

Анализ направленности проводимых социально-экономических и административных мер позволяет сделать вывод о создании эффективной системы аграрного социально-экономического торможения, которая замедлила к концу 1926 года общий ход развития сельского хозяйства в регионах и привела, в конечном итоге, к общему широкомасштабному социально-экономическому кризису, который в 1927;1928 гг. проявился в острейших формах кризиса хлебозаготовок, крестьянство повсеместно выражало недовольство отходом от основных принципов НЭПа и отказа от форм свободного хозяйствования на земле, возможности самостоятельно, после уплаты налогов, распоряжаться произведенной продукцией, а также частичным возвратом к «военно-коммунистическим» административным методам руководства.

В зависимости от проводимой политики формировалось и общественное сознание крестьянства. Когда государственные органы проводили политику, направленную на обеспечение коренных интересов и нужд крестьянства, они пользовались в их среде непререкаемым авторитетом. В зависимости от того, как она изменялась, менялись и настроения крестьянства, а также их отношение к новой власти.

Крестьяне остро ощущали всю несправедливость и так называемую «классовую направленность» проводимых мероприятий, надеялись, что власть сама поймет ошибочность проводимой политики откажется от нее, старались не идти на открытый конфликт с властями, решать возникшие разногласия мирными средствами. Как показывает проведенное исследование крестьянство терпеливо относилось ко всем властным «перегибам» достаточно терпимо, и только тогда, когда действия властей приобретали запредельные, необъяснимые формы, становились на пути пассивного сопротивления либо неповиновения.

Зеркальным отражением всей государственной политики, проводимой на местном уровне, явилась деятельность в течение нэповского периода общественных комитетов крестьянской взаимопомощи. Их деятельность была во многом оправдана и необходима, особенно в переходный период от политики «военного коммунизма» к преобразованиям в рамках НЭП. Натуральные фонды крестьянской взаимопомощи, формируемые за счет отчислений от натурального сельскохозяйственного налога, помогли пережить наиболее голодные и трудные времена.

Однако с самого начала создания ККОВ, они, по мнению властей, должны были превратиться с одной стороны в надежного проводника их политики, а с другой помогать избегать наиболее острых социальных конфликтов и не допускать какие бы то ни было формы социального протеста. Постепенно ККОВ превратились в своеобразные «опорные пункты» Советской власти, в проводников ее интересов. Комплектование их строилось исключительно на «классовой основе», оттуда изгонялись зажиточные крестьяне и лица, в чемлибо критикующие органы Советской власти. К концу 1920;х годов они по своему социальному составу стали «бедняцко-середняцкими».

Полному подчинению ККОВ интересам власти способствовало и их укрупнение. Как оказалось, в функциональном плане эта мера была совершенно неэффективна, однако при помощи укрупнения властям удалось выделять крупные средства на содержание разбухшего управленческого аппарата, бесконтрольно распоряжаться крестьянскими средствами, собранными на добровольной основе. Была создана база для различных злоупотреблений и хищений, поэтому к концу 1928 года они превратились из органа, созданного в интересах крестьян и социального вспомоществования в структуры, являющиеся придатками вновь созданной административной системы, и утратили свой первоначальный смысл.

Подобная участь ожидала и сельские Советы, созданные в годы Февральской революции. В момент своего создания в 1917 году сельские Советы были действительно демократическими органами, выражающими интересы подавляющего большинства крестьян, с которыми была вынуждена считаться действующая власть. В годы Гражданской войны, когда Советская власть стала проводить курс на создание однопартийной диктатуры, сельские Советы стали в своем подавляющем большинстве жертвой тоталитарного произвола. Вначале они были обвинены в том, что по своему составу являлись «кулацкими» и были разогнаны. Затем им на смену пришли назначенные новыми властями комбеды, в руки которых перешла вся реальная власть в продразверсточной деревне. После вынужденной ликвидации комбедовщи-ны, многие их члены были кооптированы в состав спешно создаваемых сельских Советов, которые к началу проведения новой экономической политики не только не стали выразителями интересов крестьянства, но и превратились в проводников и адвокатов местных властных структур.

В связи с тем, что система выборов носила по форме «классовый», а по сути формальный, недемократический характер, составы сельских Советов комплектовались исключительно из числа сторонников Советской власти, практически доказавших свою лояльность режиму. В период НЭПа сельские Советы не стали выразителями интересов крестьян, а выполняли функцию проводников интересов коммунистической власти, одним из рычагов по практическому осуществлению келейно принимаемых решений.

В этой связи можно сформулировать важнейший вывод, который вытекает из характера и направленности проведенного исследования. Коммунистическое государство, в лице правящего руководства РКП (б) породило непреодолимое противоречие, имеющее далеко идущие последствия. С одной стороны оно, выполняя надуманные, оторванные от жизни коммунистические доктрины (обеспечения гипотетического равенства всех «в нищете») ввело финансовые ограничения, препятствующие высоко эффективному развитию сельского хозяйства (налогообложение, кредитование, социальное страхование, заём и т. д.), нацеленные на недопущение обогащения и нивелирование хозяйства на уровне маломощного середняцкого. Одновременно проводились в жизнь административные меры, также направленные на решение тех же политических задач (антирыночные ограничения отношений аренды, субаренды земли, средств производстваискусственное сдерживание отношений найма рабочей силывведение антирыночных землеустроительных отношений). В результате сельское хозяйство было опутано всевозможными идеологическими запретами и ограничениями и не имело возможности, в отличие от сопредельных стран устойчиво и динамично развиваться.

С другой стороны, не имея в лице сельского хозяйства страны мощной финансовой поддержки, (в отличие от других стран, в частности Германии), руководство страны взяло курс на реализацию амбициозных социально-экономических программ, пусть даже очень важных и необходимых для страны, однако совершенно экономически не обеспеченных ресурсами (индустриализация, перевооружение армии и флота, культурная революция и т. п.). Так как в нэповский период сельское хозяйство продолжало пока еще оставаться ведущей отраслью экономики страны, у руководства страны объективно не было иного пути взять средства на выполнение своих грандиозных планов другим путем, нежели методом «военно-феодальной эксплуатации» российского крестьянства".

В 1927 году, когда стало окончательно ясно, что нэповская деревня не сможет обеспечить все возрастающие потребности государства в финансовых средствах на проведение модернизации, был взят курс на «слом» нэпа. В рамках его проведения был взят однозначный курс на ликвидацию товарного предпринимательства в деревне. В этой связи были введены такие коррективы в политику финансового и административного регулирования, которые превратили их в главное средство проведения этой политики.

Представляется, что хотя в исторической науке и нет сослагательного наклонения, однако, если бы в период НЭПа сельскому хозяйству страны не мешали последовательно, эффективно и динамично развиваться путем внедрения бесполезных административно-экономических ограничений, не потребовались бы чрезвычайные меры по решению хлебного (а по многим показателям тотально-продовольственного кризиса) и тем более самой коллективизации, которая по большому счету означала начало периода тупикового развития аграрного сектора страны.