Актуальность темы
диссертационного^ исследования определяется^ все возрастающим интересом современной науки к, семиотическойпарадигме исследования. Смысл классического семиотического1 подхода к культурным фактам состоит в том, что события или факты, существовавшие в культурном пространстве, имеют значение не сами по себе, а как часть определенной системы семиотических координат. Для того, чтобы определить значение конкретного факта, необходимо поместить его в систему отсчета, и только тогда данный факт приобретет то значение, которое он имел в подлинных условиях его возникновения. Такого подхода требует главный принцип семиотики, согласно которому событие или явление занимает определенное место в системе, которое [место] и придает ему соответствующее значение. Само место в системе. определяется оппозициями, отличающими данное событие или явление от других, определяемых иными оппозициями, и соответственно, имеющих иные значения.
Дружеское окружение, общественные и литературные связи A.C. Грибоедова составляют семиотическую оппозицию к его смерти и последующему восприятию его литературной и общественной деятельности. Личность Грибоедова как литератора и общественного деятеля может быть осознана адекватно и полно только в результате семиотического снятия этой оппозиционности: героическая смерть явилась закономерным следствием жизни (восполнением жизни), литературная и общественная деятельность стала таковой для потомков как следствие осознанной процедуры исследования этой деятельности (восполнением деятельности). И в том, и в другом случае оппозиционность на выходе исследования должна быть снята для достижения гармоничного результата.
В нашей работе исследуемыми событиями являются факты творческого и жизненного пути Александра Сергеевича Грибоедова^ а системой координат выступает культурное пространство, современное Грибоедову, а также во многих, случаях — культурное пространство, современное для исследователей, которые занимались его творчеством:
Семиотическая' парадигма-, исследования представлена в* работе идеями московско-тартуской семиотической школы, и прежде всего, самого Ю. М. Лотмана.
Таким образом, объектом исследования является жизненный и творческий путь A.C. Грибоедова, а предметом — факты жизни и творчества в семиотической парадигме исследования.
Цель работы — представить факты жизни и творчества A.C. Грибоедова в семиотической' парадигме исследования, определив основные оппозиции, значимые для интерпретации^.
В работе, исходя из этого, был поставлен, ряд задач: рассмотреть идеи московско-тартуской семиотической школы применительно к тексту и литературоведению как особой сфере семиотического исследованияпредставить жизнь< и творчество A.C. Грибоедова как семиотический объектпредставить смерть A.C. Грибоедова как семиотический объект исследования.
Основным методом^ исследования является подход к тексту, сложившийся в русле московско-тартуской семиотической школы, и прежде всего, подход самого Ю. М. Лотмана, согласно которому в центре внимания семиотического исследования оказываются автор как историческая личность, сам текст и читатель, представитель определенной исторической эпохи и культуры. Границы текста как последовательности знаков расширяются и на передний план выступает понятие культурного факта во всем многообразии его связей и отношений.
Научная разработанность проблемы. Российская критика XIX века уделяла крайне мало внимания семиотической стороне жизни и творчества A.C. Грибоедова. Внимание уделялось конкретным аспектам его сочинений, и прежде всего главному — комедии «Горя от ума». Исследователи концентрировались на обсуждении вопросах ума, исторической роли Чацкого и авторского отношения к герою. Широко известны отзывы о Чацком В. Г. Белинского. Критик отказывает герою в уме и делает вывод о его невольном осмеянии Грибоедовым. В защиту пьесы Грибоедова выступил такой видный литератор, как И. А. Гончаров, который доказывал нравственное и интеллектуальное превосходство героя над остальными персонажами.
В начале XX века изучение творческого наследия Грибоедова приобретает значительное развитие, чему во многом способствовали труды Н. К. Пиксанова. Литературовед первым предпринял попытку всестороннего научного анализа «Горя от ума». В его фундаментальном труде «Творческая история „Горя от ума“» содержатся ценные замечания по поводу художественного мира пьесы, которые определят развитие литературоведческой мысли на десятилетия вперед. Пиксанов отмечает наличие в сатирической пьесе наряду с обличительным элементом «положительный, лирическийавторским лиризмом пропитаны не только монологи Чацкого, этого alter ego Грибоедова, но и вся пьеса"1. Ученый также обращает внимание на разнородность идеологического содержания пьесы.
Ю.Н. Тынянов обращается к анализу сюжета и характера конфликта в «Горе от ума». По словам Тынянова, в основе конфликта Чацкого и.
1 Пиксанов Н. К. Творческая история «Горя от ума». — М.: Наука, 1971. С. 260. фамусовского мира лежит различное понимание ума, однако предлогом для клеветы на Чацкого послужила его насмешливость. В этом комичность положения умного героя — центр трагедии, «и здесь комичность является 2 средством трагического» .
Конфликт в «Горе от ума» видится некоторыми исследователями? как сосуществование в «Горе от ума» комического и трагического начал и в таком виде* разрабатывается в грибоедоведении. на протяжении всего XX века, соотносясь с проблемой жанра пьесы. Так, Вл. Орлов? указывает на «свободное сочетание» Грибоедовым высокого с комическим, которое традиционно1 присуще русской классической «высокой комедии"3. А. Ревякин на основании присутствия в пьесе «органического единства равноправных в своем выражении начал- 1 трагического (или драматического) и комического» определяет жанр «Горя» как «трагикомедию"4.
В 1970;е годы многие исследователи разрабатывают мысль Тынянова о том, что положение Чацкого в комедии является средством создания трагического эффекта. Так, С. А. Фомичев называет «Горе» «трагедией непонимания». По словам И. Н. Медведевой, Чацкий- «комедийный персонаж, — объективно трагичен». Герой смешон «своей рассеянной недогадливостью и экспрессивностью, неумением скрывать мысли и чувства, неосмотрительной порывистостью». Однако именно он своими колкими, едкими остротами взрывает полусонное существование в доме Фамусова, будучи не в состоянии снести подлость и глупость этого круга. Чацкий определен как человек с «высоким строем души», «философскими и л.
Тынянов Ю. Н. Сюжет «Горя от ума» // «Век нынешний и век минувший.»: Комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума» в русской классике и литературоведении. — СПб.: Азбука-классика, 2002. — С. 298−331.
3 Орлов В. Н. Великий русский драматург А. С. Грибоедов. — М.: Знание, 1954. С. 39.
4 См.: История русской литературы: В 4-х т. Л., 1981. Т. 2. С. 224 политическими устремлениями, тем лирическим пафосом: гражданственности, который и пугает его «антиподов""3.
Большойвклад в раскрытие темы «А. С. Грибоедов идекабристы» внесла, М. В. Нечкина своими работами, ставшимиклассическими в" литературоведении.
В грибоедоведении 1980;2000;х годоврассматриваются приемы, создания характера главного героя и потому все большевниманияуделяется специфичности образного строя комедии. Здесь следует указать исследования М.А. АлександровойЮН. Борисова, Б. А. Кичиковой, А. Лебедева, О. Б. Лебедевой, В. М. Марковича, И. Н. Медведевой, Вл. Орлова, Н. К. Пиксанова, А. Рёвякина, Л. А. Степанова, С.А. ФомичеваА.Л. Штейна и др.
Ценными^ стали работы В. П. Мещеряковаимеющие прямое отношение к фактам жизни А. С. Грибоедова, загадкам его биографии и творчества.
Таким образом, нужно признать, что грибоедоведение остается значительной частью современного литературоведения. Но вместе с тембольшинство выдающихся исследователей воспринимают текст «Горяот ума» в значительной оторванности от авторахотя его следует рассматривать в прямой связи с автором: Такой подход может быть реализован в рамках семиотического исследования, предполагающего1 тесную связь автора и его текста. Восполнению этого пробела, посвящено наше исследование:
Научная новизна исследования обусловлена неизученностью материала и поставленными задачами. Данная диссертация' представляет собой одну из первых попыток семиотического исследованияжизни А. С. Грибоедова в контексте его творчества и культурно-исторического э Медведева И. Н. Творчество Грибоедова// А. С, Грибоедов, —Л: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1967. — С. 5−62 пространства начала XIX-го столетия, образующих семиотическую систему координат.
На защиту выносятся следующие положения:
11 Идеи, московско-тартуской семиотической школы представляют эффективный метод целостного восприятия текста, благодаря? концепции динамического восприятия текста, предполагающей единство автора и его* текста.
2. Семиотические оппозиции представляют собой наиболее значимые ориентиры в восприятии главных смысловых элементов как текста, так и творческого и жизненного пути автора. Их единство является условием корректной интерпретации в различных, в т. ч. отдаленных во времени, новых условиях культурного пространства.
3. Некоторые проблемы традиционного грибоедоведения получают новую перспективу интерпретации при рассмотрении их как семиотических объектов (вопрос о происхождении, о гениальности, об отношении к декабризму, о смерти).
4. Выделение семиотического объекта зависит от субъективной позиции исследователя, создающего свой динамический текст. Его интерпретации составляют главный элемент формирования культурного пространства вокруг аутентичного авторского текста.
5. Условием непротиворечивой интерпретации фактов жизни и творчества A.C. Грибоедова является целостность семиотической системы" оценок иинений, опирающейся на культурные семиотические коды.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры русской и зарубежной литературы Российского Университета Дружбы народов.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях, одна из которых размещена в изданиях по списку ВАК:
1. Иерархические семиотические системы ЮЛУГШотмана в интерпретации жизненного и творческого пути Л. С. Грибоедова // Функциональная семиотика языка, семиотика знаковых систем и методы их изученияматериалы международной" научной" конференции" «II Новиковские чтения».- М.:РУДН, 2009. С. 33−37.
2* Идеи? московско-тартуской? семиотической? школы в? литературоведении // Личность в межкультурном пространстве. Материалы 4-ой международной конференции, посвященной 50-летию Российского Университета Дружбы народов.- М.: РУДН, 2009. С. 844−848.
3. Идеядинамического. восприятия, текста Ю. М. Лотмана в интерпретации «Горе от ума» А. С. Грибоедова // Актуальные проблемы этнопсихологии. Материалы! 6-ой> конференции студентов, аспирантов и молодых ученых.-М.: РУДН, 2010. С. 8−10.
4. «Культура-выражение-понимание» — метод Ю. М. Лотмана // Актуальные проблемы современного литературоведения: Сборник статей молодых ученых.- М.: РУДН, 2010. С. 3−7.
5. Некоторые факты жизни А. С. Грнбоедова как: семиотические объекты! исследования: // Вестник Российского Университета Дружбы Народов* серия: Литературоведение, журналистика, № 4,2010. С. 5−15.
6. Грибоедов как герой живого романа. — Литература XX века: Итоги и перспективы-изучения-.9-ые Андреевские чтения: — М: Экон-Информ, 2011. (в печати).
Объем: и структура диссертации: Работа состоит из следующих частей: вступления, трех глав, заключения и библиографиинасчитывающей 122 источника: Всего в работе 136 страниц:
Выводы.
Таким образом, в семиотической перспективе смерть Грибоедова можно рассматривать в контексте достигнутых во время Грибоедова классических принципов ответственности личности за свою жизнь' перед смертью. В смерти Грибоедова участвуют следующие знаковые элементы, позволяющие осознавать это событие в рамках единой семиотической системы: мера ответственности за свои деяния, написанное им гениальное «Горе от ума», последние героические минуты жизни.
Тема «Грибоедов и декабристы», определяющая главную семиотическю константу жизни/смерти автора «Горя от ума», предполагает рассмотрение через общий культурно-семантический код, свойственный области смерти в культуре. Как и вообще в семиотике, априорно мыслимая система координат определяет параметры приписывания значений (исчисления значений) для отдельного факта, вовлекаемого при исследовании в данную систему.
В1 указанных двух типах отношения к смерти* по-разному представлены, восприятие и толкование чувственно-эмоциональных переживаний, связанных со смертью.
Обобщая тему ответственности, столь важную для интерпретации смерти, в работе подчеркивается, что тема «Грибоедов и декабристы», несмотря на все попытки исследователей видеть в ней однозначное решение, не может получить определенный знак «минус» или «плюс». Стремление к однозначному решению этих вопросов, помноженное на желание исследователей видеть заранее прогнозируемую величину, не может дать положительных результатов.
Ясным становится только одно: жизнь Грибоедова (включая тему декабризма) была чудовищным «экспериментом».
На основе семиотических идей Ю. М. Лотмана о «поэтике обыденного поведения» и «сюжете смерти», а также — некоторых фактов жизни и данных переписки Грибоедова, можно наблюдать черты сходства жизни и смерти A.C. Грибоедова с литературным произведением (проиозведения Байрона, Купера).
Живой роман", который писал сам Грибоедов и который осознается читателями на основе идеи Лотмана о поэтике обыденного поведения, был постоянно в сознании его автора. Он рассматривал свою жизнь как литературное произведение, а, следовательно, и как семиотический объект.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
На основанию предпринятого исследования можно ¦ сделать следующие выводы.
Семиотический подход к анализу и описанию фактов жизни и творчества автора дает возможности для целостного восприятия и интерпретацииФакты жизни и творчества A.C. Грибоедова осознаются исследователями на фоне современного им культурного пространства, в зависимости от осмысления которого’исследователями ставятся и решаются актуальные вопросы и формируются мнения. Таким образом, возникают семиотические объекты, тесно связанные с историко-культурной реальностью и обусловленные ей.
Проблемное историко-культурное поле воссоздается в своих главных чертах с помощью метода «культура—выражение—понимание».
Опираясь на рассуждения Ю. М. Лотмана, следует констатировать, что фундаментальным вопросом семиотики культуры является проблема смыслопорождения (способность как культуры в целом, так и отдельных ее частей! выдавать на выходе нетривиально новые тексты).
Следствием саморефлексии культуры является формирование оппозиций, которые представляют собой главные, присутствующие в умах культурных субъектов, ориентиры для-осмысления и анализа тех или иных событий и фактов. Вследствие действия этих оппозиций возникает «напряжение противоречивых структурных полюсов», которые требуют семиотического снятия.
Роль личности в культуре и истории велика, но не абсолютно свободна: индивидуальный человеческий интеллектуальный аппарат — не монополист на работу мысли. Семиотические системы, каждая в отдельности и все они в интегрированном единстве семиосферы, синхронно и всей глубиной исторической памяти, осуществляют интеллектуальные операции, хранят, перерабатывают и увеличивают объем информации.
Вопрос о личности в истории и культуре при семиотическом подходе оказывается тесно связанным с вопросом о свободе личности.
Подчинение личности общей судьбе фактически снимает оппозицию между верхом, который диктует, и низом, который отвечает на его требования. Это и составляет основное доказательство в пользу личностной свободы, даже если воспринимать культуру персоналистично, признавая, что в ней действует личность, воплощающая в культуре и истории свои цели. Это отождествление не означает слияния и растворения. Если человек соотносит себя с сверхличностным уровнем, это означает, что общие ценности и смыслы соответствуют его собственным и интуитивным установкам. Если человек не воспринимает сигналы, которые складываются в систему, то и в этом случае он не утрачивает внутреннюю свободу. Если он действует вопреки сложившимся обстоятельствам и соответствующим требованиям, то в этом случае он тем более свободен.
Человек свободен не делать чего-то, но он не имеет свободы не думать о чем-то, и не чувствовать, не иметь эмоционального состояния — настроения. Результатом является то, что свобода действий при несвободе в вопросе о том, мыслить или нет, оценивать или нет и что мыслить-и как оценивать, если мысль родилась и чувство проявилось, приводит к связной последовательности культуры как культуры мысли. Это находит отражение в порождаемых личностью текстах.
Таким образом, семиотика, появившаяся как позитивистская наука о языке и дискурсе, расширяет понятие о тексте, ставя его в более прочные отношения с личным историческим сознанием. В центре семиотичекого исследования оказывается рефлексия человека о самом себе в стремлении найти опору в себе как в самой последней инстанции, исходя из некоего единства культуры. Исследование осуществляется в кругу проблематики личностной субстанциональности и личностного ядра (если решает онтологические вопросы) или вокруг проблематики познавательных возможностей разума и его границ. Расширение касается и понятия" о тексте: известные факты творческого и жизненного пути автора можно рассматривать как текст, наделенный социально-коммуникативными функциями.
Производимые автором тексты являются продуктом деятельности семиосферы и отражают условия осмысленного коммуникативного действия в коммуникативном пространстве современной автору культуры.
В этих условиях текст исполняет следующие функции: 1) общение между адресантом и адресатом, 2) общение между аудиторией и культурной традицией, 3) общение читателя с самим собою, 4) общение читателя с текстом. 5) общение между текстом и культурным контекстом.
Текст (не только вербальный, но и событийный) выступает в коммуникативном акте не как сообщение, а в качестве его полноправного участника, субъекта — источника или получателя информации. Причем, поскольку культурный контекст — явление сложное и гетерогенное, один и тот же текст может вступать в разные отношения с его разными уровневыми структурами. Так понимаемый текст, с одной стороны, уподобляясь культурному макрокосму, становится значительнее самого себя и приобретает черты модели культуры, а с другой, он имеет тенденцию осуществлять самостоятельное поведение, уподобляясь автономной личности.
Таким образом, для анализа и интерпретации факов жизниенного и творческого пути A.C. Грибоедова нужно придерживаться модели «Отправитель—Сообщение—Адресат». В центре внимания семиотической процедуры исследования оказываются автор как историческая личность, сам текст и читатель, приуроченный к определенной исторической эпохе и культуре. Границы текста, понимаемого как любая последвательность знаковых действий, расширяются^ и на передний план выступает понятие культурного факта во всем многообразие его связей и отношений.
С этих позиций жизнь и творчество A.C. Грибоедова следует рассматривать как текст, обладающий всеми перечисленными свойствами:
Формулируемые в русле семиотического подходасемиотические оппозиции позволяют воссоздавать главные смысловые константы текста (как вербального, так и событийного, воплощенного в жизненном пути автора). Их единство является условием корректных интерпретаций, предпринимаемых в разные эпохи различными исследователями.
Традиционные проблемы грибоедоведения при помещении в категорию семиотических объектов обретают новые интерпретационные возможности.
Так, дружеское окружение, общественные и литературные связи A.C. Грибоедова составляют семиотическую оппозицию к его смерти и последующему восприятию его литературной и общественной деятельности. Личность Грибоедова как литератора и общественного деятеля может быть осознана адекватно и полно только в результате семиотического снятия этой оппозиционности: героическая смерть явилась закономерным следствием жизни (восполнением жизни), литературная и общественная деятельность стала таковой для потомков как следствие осознанной процедуры исследования этой деятельности (восполнением деятельности). И в том, и в другом случае оппозиционность на выходе исследования должна быть снята для достижения гармоничного результата.
В работе рассмотрены следующие оппозиции: «Гениальность-— заурядность», «Законное — незаконное рождение», «Дворянское — недворянское происхождение», «Декабрист—противник декабризма». Они взаимосвязанымежду собой.
Так, при исследовании оппозиции «Дворянское — недворянское происхождение» следует задаться вопросом, почему не существует ни одного прямого указания ни в письмах, ни в мемуарах о подробностях происхождения Грибоедова.
Мещеряков, один из наиболее значительных исследователей творчества Грибоедова, предлагает видеть в этом разгадку тайны его рождения. Никто не знал подлинного отца Грибоедова — Настасье Федоровне удалось сохранить его имя в тайне. Неясно, почему никто из пишущих об этом вообще не коснулся такой немаловажной подробности. Скорее всего, потому, что случай был из ряда вон выходящим, а следовательно, и настолько щекотливым, что и без уточнения обстоятельств все знали, о чем шла речь. Другими словами, никто не упомянул об отце Грибоедова по той причине, что это положило бы тень на все дворянское сословие, ибо он был даже не «неровня» Настасье Федоровне, а еще ниже.
Таким образом, можно видеть, что при установлении настоящего времени рождения Грибоедова ставит вопросы, в основании которых лежит семиотическая коды культурной атмосферы того времени.
Если с сегодняшней зрения человек, рожденный вне брака, в социальном плане ничем не отличается от других людей, то во времена Грибоедова факт незаконного рождения воспринимался совершенно иначе, грозя нежелательными последствиями. Грибоедову нужно было проявить огромное мужество и внутреннюю свободу, чтобы признать свое «незаконное» происхождение. Такая интерпретация позволяет понять слова Пушкина о том, что он в 1818 г. «круто поворотил свою жизнь». Переживший смерть Шереметева, Грибоедов решил изменить свою рассеянную жизнь. Первым шагом, по-видимому, стало указание своего настоящего происхождения и года рождения.
Таким образом, обозначенная нами первая оппозиция («гениальность-заурядность») заменяется другой — «законное—незаконное рождение» (или «дворянское—недворянское происхождение»). Последняя, на основании имеющихся историко-культурных фактов, снимается. В связи с этим становится понятно, каким образом Грибоедов не только был однокашником по Благородному университетскому пансиону Д. В. Дашкова, Н. И. Тургенева, А. И. Якубовича, С. П. Трубецкого, зачисленных в. пансион в 14—16 лет, но и учился не менее успешночем эти талантливейшие юноши, и, выделяясь даже в их рядах, получал награды.
Тогда в ином свете предстают и московские наблюдения над миром Фамусовых, молчалиных и скалозубов, которые принадлежали человеку с определенным житейским и нравственным опытом. В результате исследование позволяет снять примитивный миф о мальчике-вундеркинде. «Горе от ума» в свете этого становится плодом зрелой мысли автора.
В свою очередь, оппозиция «декабрист — противник декабризма», столь важная для представителей советского литературоведения, в ходе нашего исследования теряет свою ригористичность: в действительности Грибоедов не был противником, но и не принадлежал к числу сторонников. Возможно, именно в этом проявилась свойственная Грибоедову рефлексия. Его политические взгляды, формировавшиеся в процессе общения с «молодыми вольнодумцами», хотя и были близки к программе декабристов, но — в главном — были глубже, что не позволило ему всецело примкнуть к их движению. Недаром Пушкин называл Грибоедова «одним из самых умных людей в России».
Смерть Грибоедова возвращает исследователей, живущих в иную, не классическую, эпоху, к осознанию достигнутых во время Грибоедова «классических» принципов ответственности личности за свою жизнь перед смертью. Как определяется в нашем исследовании, в смерти Грибоедова участвуют следующие семиотические элементы, позволяющие осознавать это событие в рамках единой семиотической системы: мера ответственности за свои деяния, написанное им гениальное «Горе от ума», последние героические минуты жизни.
Первый элемент прежде всего отсылает к вопросу об участии Грибоедова в деятельности декабристов и связанных с этим обстоятельствах. Именно там писатель, поэт и дипломат проявляет наибольшую ответственность, на которую проецируется его гибель и посмертное осознавание его деятельности. Вопрос о декабризме Грибоедова, в свою очередь, тесно связан с содержанием и интерпретацией комедии «Горе от ума» (второй элемент), что подчеркивается как М. В. Нечкиной, так и другими исследователями. В Персии 30 января 1829 года, героически сражаясь, погиб не просто дипломат, а автор бессмертной комедии и человек, имевший определенное отношение к декабризму.
Тема «Грибоедов и декабристы», определяющая главную семиотически) константу жизни/смерти автора «Горя от ума», является одной из магистральных тем современного грибоедоведения. Семиотика смерти A.C. Грибоедова предполагает включение конкретного в более общее: частный случай смерти определяется через общий культурно-семантический код, свойственный области смерти в культуре. Как и вообще в семиотике, априорно мыслимая система координат определяет параметры приписывания значений (исчисления значений) для отдельного факта, вовлекаемого при исследовании в данную систему. Для европейской культуры такой системой являются представления о смерти, сложившиеся диахронически (от античности до нового времени) на момент каждого отдельно взятого исследования и определяемые горизонтами исследователя.
Как подчеркивается в исследовании, указанные два типа отношения к смерти по-разному воспринимали и толковали чувственно-эмоциональные переживания, связанные со смертью. Если античная и средневековая европейские культуры, неизбежно являясь «эпохами страха» перед смертью, отличались друг от друга, во-первых, уровнем накала этой эмоции, во-вторых, наличием общественной санкции на признание или непризнание страха, а также его внешних проявлений, в-третьих, специальными аргументами «против» страха смерти, то XIX-й в. можно считать вершиной осознания смерти как лично значимого события, во всей его серьезности и ответственности. Этим вершина, достигнутая в этом культурно-семиотическом* пространстве, отличается от последующего времени, поскольку уже в ХХ-м веке наблюдается возвращение к архаическим и средневековым чертам осознавания смерти. В это время тема смерти стала одной из ведущих в литературе. Во многом это объясняется самим сознанием XX века, которое приняло явные апокалиптические черты, вследствие чего эсхатологическое сознание столетия чрезвычайно обострилось.
Обобщая тему ответственности, столь важную для интерпретации смерти, в исследовании мы подчеркиваем, что тема «Грибоедов и декабристы», несмотря на все попытки исследователей видеть в ней однозначное решение, не может получить определенный знак «минус» или «плюс». Стремление к однозначному решению" этих вопросов, помноженное на желание исследователей видеть заранее помысленную картину, не может дать положительных результатов.
Ясным становится только одно: жизнь Грибоедова (всюпочая тему декабризма) была чудовищным «экспериментом». В связи с его политическими и творческими взглядами можно констатировать феноменальную непохожесть Грибоедова-драматурга и дипломата на обыкновенных людей. При этом в декабристскую типологию Грибоедов также не укладывается, он исключителен, потому и объяснен он может быть лишь как явление исключительное. Поэтому он не может быть объяснен до конца.
На основе семиотической идеи Ю. М. Лотмана о «поэтике обыденного поведения», а также — некоторых фактов жизни и данных переписки Грибоедова, можно констатировать черты сходства жизни и смерти A.C. Грибоедова с литературным произведением. При этом не только современники, но и сам A.C. Грибоедов рассматривал себя и свою жизнь как литературное произведение. По его собственному замечанию, он создавал «живой роман», который, как известно, закончился трагически смертью главного героя в столице Персии. В этом произведении запечатлены литературные и поведенческие парадигмы его времени, отражены многие из тенденций и интересов романтической эпохи в России.
В проявленном ориентализме Грибоедова прослеживаются как байроновские, так и куперовские (американские) мотивы, связанные с уходом за границу, за пределы. Ссылаясь на свою собственную персидскую прерию, или роман, более интересный и живой, чем произведение Купера, Грибоедов удостаивал Персию американской дикости, а себя самого видел героем, сталкивающимся с непредсказуемой жестокостью, посланником империи, уполномочившей его навязать и отстоять новые границы и готовиться к войне с неверными.
Этот «живой роман», который писал сам Грибоедов, был постоянно в сознании его автора, рассматривавшего свою жизнь как литературное произведение, а следовательно, и как семиотический объект.
