— .Кьеркегор, Кафка, Конноли, Комптон-Барнетт, Сартр, «Шотландец» Уилсон. Кто они? К чему стремятся?" - восклицает один из героев повести Ивлина Во «Незабвенная» (1948)1. Отечественный читатель, вероятно, с удивлением встречает в этом перечне властителей дум послевоенной Европы имя английской писательницы Айви Комптон-Барнетт (1884−1969). Ее романы не переводились на русский язык, да и в нашей критике она практически не представлена.
В переводе на русский язык небольшая глава о Комптон-Барнетт была опубликована в книге Арнольда Кеттла «Введение в историю английского романа"2- упоминается она и в «Традиции и мечте» Уолтера Аллена5. Но несмотря на то, что оба автора дают высокую оценку ее искусству («образцом высокого совершенства"4 назвал его У. Аллен), отечественное литературоведение обратилось к нему лишь в конце 80-х. Первый опыт анализа романов Комптон-Барнетт был сделан А. П. Саруханян в книге «Английская литература. 1945;1980"5. В 1991 году вышла, также, статья И. В. Кабановой.
1 Во И. Мерзкая плоть Возвращение в Брайдсхед. Незабвенная. Рассказы. — М, 1982. С. 505.
2 Кеттл А.
Введение
в историю английского романа. — М, 1966.
J Аллеи У. Традиция и мечта. — М., 1970.
4 Там же. С 114.
5 Английская литература. 1945;1980. -М., 1987 С. 44−45.
Сюжет и композиция романа Айви Комптон-Барнетт"''. В ней исследователь дает общую характеристику творчества писательницы, прослеживает эволюцию драматизации в ее сюжетах и обращается к проблемам восприятия произведений Комптон-Барнетт в контексте русской культуры.
На западе за Комптон-Барнетт прочно закрепилась репутация классика английской литературы XX века. Число критических работ о ней весьма внушительно. Интерес зарубежной (в первую очередь, английской, американской и французской) критики к Комптон-Барнетт проявился рано, уже после издания ее первого романа «Долорес» (1911), несмотря на свою незрелость и подражательность, благосклонно встреченного критиками. Выход следующей книги, «Пасторы и наставники» (1925), которую отделяют от первой 14 лет, представил читателю совершенно нового автора. Здесь полностью воплотилась оригинальная писательская манера, заставившая критиков заговорить о Комптон-Барнетт всерьез и — с самого начала — растерянно: «Что касается «Пасторов и наставников», этот роман удивляет и вызывает тревогу, — писал автор литературного обозрения «Нью Стейтсмен». — Он ни на что не похож. Это работа гения. Как описать его? Не за что ухватиться! Сюжет практически отсутствует. Никакие цитаты тут не помогуттолько книга вся целиком доставляет удовольствиеи ее стоит открыть!"7.
С этого момента Комптон-Барнетт завоевала авторитет в литературных кругах Лондона, а ее романы неизменно вызывали серьезный интерес и удивление критики, которые не ослабевали до са.
6 Кабанова И. В. Сюжет и композиция романа Айви Комптон-Бернетт. // Реализм в зарубежных литературах XIX—XX вв.еков. Проблемы поэтики. — Саратов. 1991. С. 126−141.
7 Цит. по: Sprigge Е. The life of Ivy Compton-Burnett — - L., 1973. P 73. мой смерти писательницы. Первые монографии о ее творчестве появились уже в конце 40-х годов. Ее книги в скромных желтых обложках издательства GoHancz были прочитаны и оценены по-разному.
В работах 50−70-х выявлялись традиции и новаторство в ее творчестве и обсуждались тематика и необычная форма повествования книг. Произведения Комптон-Барнетт обращены к прошлому: действие обычно происходит в семейной усадьбе или в школе позд-невикторианской-эдвардианской эпохи. До 90% объема повествования составляет диалог, имеющий мало общего с обыкновенным разговором. В центре внимания автора проблема власти, подавления сильными слабых. Здесь обязательно есть тираны и жертвы: господа и слуги, родители и дети, старшие и младшие, наставники и ученики. Карл Фредерик назвал произведения Комптон-Барнетт «вывернутыми наизнанку викторианскими семейными романами"8, где силы поделены между поколениями семьи и индивидуальная жизнь обретается порой путем разрушения другой личности.
Оригинальность и мастерство прозы Комптон-Барнетт воспринимались критиками с энтузиазмом. Например, У. Аллен в 1965 году называл ее «самым оригинальным из современных английских романистов"9, а Сирил Конноли, предсказывал, что она единственный автор, чьи произведения переживут наш век10.
Новый импульс исследованиям дало посмертное издание неоконченного романа «Последние и первые» в 1971 году, а также столетие со дня рождения А. Комптон-Барнетт, отмеченное в 1984, в частности, выходом фундаментального биографического труда.
8 См.: Frederick К. The intimat world of Ivy Compton-Burnett.// The contemporary EnglJish novel. — NY., 1962.
9 Аллеи У. Цит. соч. С. 139.
10 См.: Contemporary literary criticism. Vol. XXXIV, 1985, P. 499.
Хилари Спарлинг «Айви: жизнь А. Комптон-Барнетт» и переизданием книг писательницы.
О высоком статусе ее произведений в истории современной литературы свидетельствует, например, присутствие Комптон-Барнетт среди авторов, рассматриваемых в обобщающих работах об английской литературе (А.Кеттл, У. Аллен, М. Брэдбери и др.) и теоретических исследованиях (В.Изер). Не снижается и читательский интерес к ним: в начале 90-х годов крупнейшее феминистское издательство VIRAGO осуществило переиздание нескольких романов Комптон-Барнетт в серии «Классики современности».
И все же круг читателей Комптон-Барнетт всегда оставался крайне узким и состоял в основном из страстных поклонников. Ее творчество отмечено печатью элитарности. «Она зачарована словами и фразами, — писал Рэймонд Мортимер, — и еще — никто не озабочен правдоподобием меньше, чем она. Герои мисс Комптон-Барнетт вполне могли бы оказаться обитателями другой планеты, более холодной и интеллектуальной"11. Атмосфера, наполняющая эти книги, не располагает к погружению в нее, недаром обозреватель «Нью стейтсмен» писал, что в ее таланте есть что-то жестокое и страшное. К тому же, процесс чтения ее романов чрезвычайно затруднен их необычной диалогической формой, отточенной афористичностью языка, своеобразной безликостью персонажей. Критики применяли к ее книгам эпитеты «трудный», «обескураживающий», «ускользающий». Ткань нескончаемой беседы, которую ведут герои (где зачастую на протяжении нескольких страниц отсутствуют указания автора, кто произносит ту или иную реплику) столь прозрачна и тонка, что временами она рвется или выскальзывает из рук неопытного читателя, вызывая раздражение. Но тот, кто сумеет удержать ее, насладится изяществом отделки.
Особая позиция писательницы, вне основного движения британского романа, воспринималась многими как ограничениедругие видели в ней силу. Ее часто называли «романистом для романистов» (a novelist’s novelist). И действительно, к творчеству Комптон-Барнетт проявили пристальное внимание не только и не столько литературоведы, сколько писатели: П. Х. Джонсон, Э. Боуэн, Р. Леманн, Н. Саррот, П. Г. Ньюби, К. Эмис, Э. Уилсон, Р. Лиддел, И. Во, В. Притчетт, Ч. Сноу, Л. П. Хартли и др. Причины подобного интереса подсказывает оригинальная концепция эксцентрического романа, намеченная в монографии английского критика Чарльза Бэркхарта «А. Комптон-Барнетт"12. На сегодняшний день, кстати, она остается единственной целостной теорией ее творчества.
Понятие «эксцентрического романа» не поддается строгой дефиниции и ни в коем случае не является критерием оценки качества литературного произведения. Экс-центричность есть удаленность от некоего воображаемого «центра» романного жанра, от той, быть может не всегда осознанной, идеи романа, которая существует в представлении любого опытного читателя. Бэркхарт ассоциирует ее с викторианским романом, начиная от сестер Бронте и до Гарди. Автор-эксцентрик обычно проявляет все «новые» качества своей прозы сразу, и сохраняет эту манеру неизменнойон статичен и не претерпевает развития.
Как и другие авторы эксцентрического романа (среди них Бэркхарт называет Пикока, Фербэнка, Дж. Мура), Комптон-Барнетт.
11 Sunday Times. 15 April 1951.
12 BurkhartC. I. Compton-BurnettL., 1965 обречена на непопулярность у так называемого «массового» читателя. И дело даже не в сложности романов, считает Бэркхартв XX веке ею не удивишь (преодолели же этот порог, например, поклонники Джойса и Кафки). «Эксцентрический» писатель всегда безгранично индивидуален, а его произведения «закрыты от мира, который мы договорились называть реальным"15.
Чтобы предсказать известность Комптон-Барнетт через сто и двести лет, утверждает Бэркхарт, а вместе с ним и многие другие, особая смелость не нужна. Но как ее оценят в будущем, как «разместят» в истории литературы, в ряду современников и предшественников, если критики единодушны в том, что сделать это невозможно? («She is implacable» — П.Х. Джонсон). По мнению исследователя, писательница заняла в истории английской литературы не менее уникальную в своем роде позицию, чем Лоренс Стерн. И даже сегодня, когда со дня смерти Комптон-Барнетт прошло уже почти тридцать лет и перспективы этой литературной судьбы не кажутся столь ясными, ее творчество по-прежнему «не вписывается» ни в какие формулы и направления.
А. Комптон-Барнетт прожила долгую жизнь, ее книги регулярно появлялись в течение пятидесяти лет, поэтому определить, к какому поколению в литературе XX века она принадлежит, нелегко. Во времена фундаментальных изменений в литературе, Комптон-Барнетт сохранила в неприкосновенности манеру, в которой начинала как зрелый прозаик. Вторая мировая война разделила ее творческий путь пополам: десять романов были написаны до 1945 года и десять — после. По возрасту она была ровесницей Джойса, В. Вулф, Лоуренса, но относительно позднее начало ее зрелого творчества.
13 Ibid. Р 29.
1925) позволяет соотносить его с поколением авторов, вступивших в литературу в 20-е годы. Как правило, ее имя упоминается рядом с Р. Фербэнком, Генри Грином, Л. П. Хартли, Э. Боуэн, И.Во.
С другой стороны, существует и тенденция ассоциировать Комптон-Барнетт с поздним модернизмом {late modernism). Для Натали Саррот она является прямой наследницей Пруста, Джойса, Кафки и Вирджинии Вулфангличанин Брайан Мортон утверждает, что с точки зрения литературной техники ее романы представляют собой «значительные достижения модернизма"14, а обозреватель «Нью Стейтсмен» Найджел Кросс13 считает, что именно ее «викторианский модернизм» (понятие само по себе оксюморонное) ставит в тупик академическую критику.
Подобные выводы не лишены основания. И все же напрямую соотносить творчество Комптон-Барнетт с экспериментальной прозой рубежа веков было бы по многим причинам рискованно. Из-за своей «эксцентричности» ее произведения не вызывают энтузиазма при попытках исследовать литературные влияния. Чаще всего ее с Джейн Остен (их сближает, в первую очередь, семейная тематика), а также с Сэмюэлем Батлером, «Записные книжки» которого подсказали писательнице основные темы и идеи ее будущих романов. Среди других авторов — Софокл, Эсхилл, Расин, Ларошфуко, Джордж Эллиот, Гаскел, Уайльд, Джеймс, Толстой, Фолкнер, Бек-кет. Сама широта сопоставлений говорит о том, что сходство это скорее поверхностное, чем глубокое, типологическое. Комптон.
14 Morton В. The horror in every heart.// The Times educational supplement. № 3545, 8 June, 1984. P. 28.
15 Cross N. Unique.// New Statesmen. Vol. 107 № 2778, 15 June, 1984. P. 23.
Барнетт напоминает многих, но при этом остается sui generis, непроницаемой в своей завершенности и самодостаточности.
Эксцентрический" писатель обычно провоцирует пародию, а не имитацию. Он как будто произносит монолог в своем замкнутом мире, его слово направлено внутрь. Тем не менее, по мнению исследователей, А. Комптон-Барнетт оказала влияние на творчество Н. Саррот, Т. С. Элиота, У. Тревора, М. Спарк и А. Мердок.
Новизна и статичность эксцентрического романа легко могут стать мишенью для негативной критики. Почитателей Комптон-Барнетт неоднократно упрекали в элитарности, а саму ее — в излишней изощренности стиля, аморализме и упадничестве. Такие оценки, как правило, давались творчеству писательницы с позиции «рассерженной» литературы 50-х, на фоне которой романы Комптон-Барнетт выглядели «фантазиями» {fantasy), оторванными от реальности (К. Эллсоп)16. Кингсли Эмис, подобно многим, обвиняет Комптон-Барнетт в неочерченности характеров, мелодраматичности и произвольности сюжетов, искусственности диалогов, неподвижности романного мира. Однако, по его мнению, чувство комического перевешивает все эти отрицательные качества, и несмотря ни на что делает ее «самым оригинальным из писателей-современников"17.
В середине 80-х американская писательница Джойс Кэрол Оутс критиковала романы Комптон-Барнетт как уже устаревшие. То, что в 20-е годы воспринималось с изумлением, считает она, сегодня кажется всего лишь обрывком телесериала. «Теперь, когда мода на Комптон-Барнетт в прошлом, кажется поразительным, что.
16 См. AUsopK. The angry decade. — -L" 1958.
17 Amis K. One world and its way,// The twentieth century, August, 1955. P, 175 эта второстепенная литература могла быть возвышена многими критиками над значительно более важными работами Вирджинии Вулф. Как это типично по-английски! Невольно вспоминается. состояние мнений, когда Лоуренсу был вынесен приговор в непристойности и незначительности и осторожно игнорировался экспе-риментализм Джеймса Джойса. Айви Комптон-Барнетт была «модернистом» истеблишмента!"18. На наш взгляд, такое противопоставление искусственно. Комптон-Барнетт не могла быть «соперницей» Лоуренса и Джойса (оставим в стороне вопрос о масштабах дарования): у нее никогда не было той «официальной» славы, которую приписывает ей Оутс. В сущности, писательница всю жизнь оставалась «широко известной в узких кругах».
Доброжелательные критики в недостатках, указанных выше, видят отражение художественных достоинств ее прозы. По их мнению, Комптон-Барнетт, с ее антиреалистической манерой, «бросающей вызов принципу правдоподобия, иногда подходит к реальности ближе чем кто бы то ни было из современных авторов» (Л.П.Хартли)19. Отсутствие современности и ее проблематики в романах позволяет писательнице, по ее же словам, иметь дело с непреходящими ценностями. Пресловутая «неразличимость» романов и героев, с точки зрения Ф. Балданза — результат невдумчивого чтения века электронных средств коммуникации, при котором теряется богатство нюансов. Сложность восприятия обусловлена сложностью и глубиной мысли, выверенностью каждого слова — в остальном, по сравнению с современниками, Комптон-Барнетт поражает просто.
18 Oats J.C. The English secret unveiled.// The New York Times book review. 9 December, 1984. P. 7.
19 Цит, noSpur ling H Ivy: the life oflvy Compton-Burnett. — - L., 1984. P. 416. той и свежестью языка и полным отсутствием символики. Мелодраматический сюжет свидетельствует о том, что литературное развитие миновало этап безраздельного господства «бессюжетности» Чехова, Кэтрин Мэнсфилд, В. Вулф, Джойса. А так называемый «аморализм» — это особая форма человеческого сострадания: «если верить, что зло непреодолимо, нужно научиться садиться с ним за семейный завтрак, входить в детскую, чувствовать его за спиной и принять в свое сердце» (Ф. Балданза)20.
Одной из первых попыток осмысления творчества писательницы в целом (к тому моменту число романов достигло тринадцати) сделала Памела Хэнсфорд Джонсон в 1951 году. В небольшой по объему монографии «А. Комптон-Барнетт» дается тонкий, по-писательски проницательный анализ, выявляющий те стороны художественной манеры, которые впоследствии станут «точками отсчета» для исследователей. Она называет Комптон-Барнетт «самой аморальной из современных писателей» в том смысле, что в век сочувственного интереса к глубинам человеческой личности, в век утешительных и ослабляющих вину открытий Фрейда и его последователей Комптон-Барнетт верит в существование абсолютного зла в человеке больше, чем во что-либо другое.
На этом основании П. Х. Джонсон делает вывод о преобладании трагического начала в романах Комптон-Барнетт, чрезвычайно далекого от мировосприятия Дж. Остен (легкость этой ассоциации часто рождает непонимание). «Важно осознать, — пишет критик, -что несмотря на комическую технику, романы Комптон-Барнетт страшны {terrible). Раз совершенное, зло прорастает день ото дня в.
20 Baldanza F. Ivy Compton-Burnett. NY., 1964 P 38 повседневной жизни, и его жертвы обнаруживаются в третьем и четвертом поколении семьи"21.
В числе наиболее глубоких исследований — монография английского писателя и критика Роберта Лидделла «Романы Айви Комптон-Барнетт», окрашенная субъективностью восприятия горячо любимого им автора, который оказал заметное влияние на художественные произведения самого Р. Лидделла. Как и П. Х. Джонсон, он оспаривает мнение критиков, относивших Комптон-Барнетт к юмористическим писателям. Безусловно, она признанный мастер комического: гротескность ситуаций, остроумие диалогов, истинный комизм характеров, присущие традиции английского романа, в ее книгах достигают совершенства. Тем не менее Р. Лидделл считает основным тоном произведений писательницы не светлый, а темный: «читать Комптон-Барнетт — значит обретать человеческий опыт, и я знаю, что не являюсь единственным читателем, у которого она вызывала слезы"22. В настроении ее зрелых романов исследователь улавливает ощущение скоротечности жизни и приближения смерти, которые автор наблюдает «с меланхолией язычника».
Одна из глав монографии посвящена анализу семейной тематики романов. Р. Лиддел сравнивает ее воплощение с ужасами испанской инквизиции, фашистских застенков и ОГПУ. Воспоминания о мрачных семьях С. Батлера, Теннисона, Э. Баррет наводят автора на размышления о «веке несчастных семей», в котором происходит действие романов Комптон-Барнетт. Он не согласен с критиками, называющими ее сюжеты излишне мелодраматичными и абсурдными, и утверждает, что события, описываемые в романах, не.
21 Johnson Р.Н. I. Compton-Burnett. — L., 1951 Р. 10−11.
22 Liddell R. The novels of Ivy Compton-Burnett. — L, 1955. P 12. только случаются в жизни, но, более того, являются типичными. Р. Лидделу принадлежит наиболее универсальный тип характерологии Комптон-Барнетт. Он подразделяет действующих лиц ее романов на тиранов, жертв и Хор (или свидетелей), подчеркивая драматический аспект ее прозы, и проводит параллель с античной трагедией.
Энгус Уилсон, находит в творчестве Комптон-Барнетт, как и романах В. Вулф и Форстера, особую этическую систему («эстетическую этику»), Уилсон видит ее корни в книгах Джейн Ос-тен и великих художников-агностиков прошлого века. Однако он сомневается, можно ли поставить знак равенства между Комптон-Барнетт и ее предшественниками — Остен, Диккенсом, Дж. Эллиот, Толстым и Прустом, назвать их равно «великими». Причина его колебаний в первую очередь в том, что ее творчество не претерпело глубокого развития. И хотя с его выводами можно согласиться, такое объяснение, на наш взгляд, не очень убедительное, еще раз показывает растерянность критики, проявляющуюся при попытках определить место Комптон-Барнетт в общем культурном и литературном движении.
Известный английский критик Эдвард Сэквиль-Вест стремится преодолеть эту трудность и уподобляет в эссе «Леди, чьи умные перья.» книги Комптон-Барнетт ранним картинам кубистов: «Как Пикассо на полотнах 1913 года, она в своих романах не занимается ничем внешним и случайным и не пытается воплотить в них личность автора или романтическую мечту. Ее произведения конструктивны, исполнены аскетизма и классицизма. И если кубисты исследовали значения форм и планов, отчужденных от сферы действия освещения и от случайностей естественных и утилитарных конструкций, то она исследует истинное значение того, что все мы говорим"23, помещая слово в безвоздушное пространство диалога. Ее книги также нередко сравнивали с картинами французских постимпрессионистов: Сезанна, Боннара, Мондриана, изменивших живопись XX века.
Бриджит Брофи находит для Комптон-Барнетт иную «живописную» параллель. Ей кажется, что, подобно тому, как неопримитивисты, не умевшие изображать живых людей, рисовали вместо них деревянные куклы, писательница, избирая диалогическую технику, попыталась избежать необходимости показа сознания. Явно недооценивая мастерство прозы Комптон-Барнетт, критик даже сомневается в том, можно ли считать ее профессиональным литератором. По мнению Брофи, Комптон-Барнетт «распоряжается со временем точно так же, как примитивисты с перспективой», и усадьбы ее романов заселены «неумелой рукой матушки Мозес"24.
Во Франции новаторство Комптон-Барнетт было осмыслено в более «литературном» ключе. Французские критики, в частности, Р. Ла Варгна, сравнивают ее с представителями «нового романа» -Натали Саррот, Мишелем Бютором, Аланом Роб-Грийе, которых объединяет с британской писательницей экономия средств выражения и интенсивность приема. Но если Роб-Грийе и Бютор сконцентрировали свое внимание на предметном мире, то для Саррот и Комптон-Барнетт характерен интерес к слову, речи.
Натали Саррот, которая не только хорошо знала романы Комптон-Барнет, но и специально приезжала для встречи с ней в.
23 Sackville-West Е. Ladies whose bright pens.// The art of I. Compton-Burnett, -L., 1972. P. 111.
24 Brophy В. I, Compton-Burnett.// Brophy B. Don’t never forget: collected views and reviews — Holt, 1966, P. 168.
Лондон, признавала ее одним из величайших прозаиков во всей английской литературе. В эссе «Разговор и его подтекст» Саррот, стремясь определить круг своих литературных предпочтений, подвергает сомнению художественные возможности как традиционного «бехивиористского» романа, так и внутреннего монолога Джойса и Вулф. Ее внимание привлекают романы Генри Грина и Комптон-Барнетт, построенные на диалоге. Французская писательница приветствует их стремление перенести акцент в передаче тончайших внутренних психологических процессов с действия на слово, а также удалить сюжеты романов от ослепительного света внешней реальности. Основную заслугу своей старшей современницы Н. Саррот видит в раскрытии экспрессивных функций диалога, который действует у Комптон-Барнетт на двух уровнях — «беседы о том, о чем говорят и — еще громче — о том, чего не говорят"25. По ее мнению, Комптон-Барнетт преодолела то препятствие, перед которым остановились Вулф и Пруст, и впервые доказала возможность решения средствами диалога и его подтекста задач, которые, казалось не имеют с этим ничего общего.
Диалогизм романов Комптон-Барнетт, их необычная, ненарративная, повествовательная структура, привлекли к себе и внимание видного немецкого теоретика литературы, представителя школы рецептивной эстетики Вольфганга Изера,. Он называет произведения писательницы «романами голосов», в диалоге которых отсутствует «иерархия перспектив»: все голоса на равных состязаются в сознании имплицитного читателя. Если Саррот в литературном методе Комптон-Барнетт видит угрозу минимализма, то Изер,.
25 Sarraute N. Conversation and subconversation.// Burkhart С The art of Ivy Compton-Burnett. — L, 1972 P. 154. напротив, доказывает, что «отказавшись от изображения отдельных аспектов живой реальности как самодостаточной правды, она обнаружила неистощимый фонд новых возможностей, и, чем более искусственна ее техника, тем больше возможностей она открывает"26.
Среди американских исследователей наиболее детальный анализ творчества Комптон-Барнетт принадлежит известному критику Фрэнку Балданза. В монографии «Айви Комптон-Барнетт» он выдвигает тезис о своеобразной историчности автора, запечатлевшего в своих произведениях многие типичные черты поздневикто-рианской эпохи. В отличие от тех критиков, которые абсолютизировали трагическое или комическое начало романов Комптон-Барнетт, Балданза считает что они присущи ей в равной степени: подобно художникам эпохи классицизма, она заключила свое искусство в строгие рамки литературного канона, сочетая трагизм греческой драмы с прециозностью комедий XVIII века.
В книге «Размышляя о женщинах» видная представительница феминистской критики Мэри Эллманн, расходясь во мнениях с Вирджинией Вулф, которая выдвинула теорию «андрогинности» писательского мышления, говорит о том, что настоящий писатель не должен обладать ни авторитарностью «мужского письма», ни излишней чувствительностью27. Этому требованию, по мнению исследовательницы, отвечают романы Джейн Остен и А. Комптон-Барнетт.
Американка Кэти Джентил, автор книги «Айви Комптон-Барнетт» (1991), также рассматривает ее творчество с позиций феминизма. В центре внимания Джентил антирелигиозная «этика тер
26 Iser W. The implied reader. — Baltimore, 1974. P. 256 .
27 См.: EttmanM. Thinking about women. — San Diego, 1968. пимости" Комптон-Барнетт, развенчивающей в фигуре Бога иерархический фаллоцентризм иудео-христианской цивилизации на примере закрытого викторианского семейного универсума, а также проблема интертекстуальности. Среди текстов, отголосок которых исследовательница слышит в романах Комптон-Барнетт, -«Орестея», «Эдип-царь», «Король Лир», «Потерянный рай», «Происхождение семьи, частной собственности и государства», поэзия Кристины Россетти, романы Остен и Элиот. Хотя в интервью с Фрэнком Кермоудом писательница отрицала наличие мифологических структур в своих книгах, К. Джентил считает, что она использует миф, но, в отличие от современников-мужчин, Джойса и Элиота, «снимает» его авторитет: «.Христос, Эдип, Орест, Золушка — любимые параллели западной культуры. Но снова и снова нам показывают, что они не удовлетворяют и вводят в заблуждение"28.
Имя А. Комптон-Барнетт присутствует во многих работах известного английского критика и писателя Малькольма Брэдбери. Название одной из глав его книги «Нет, не Блумсбери» — «Все несчастные семьи похожи друг на друга. Айви Комптон-Барнетт и современный роман» — это аллюзия на набоковскую «Аду», где, в свою очередь, перефразирован первый абзац «Анны Карениной». «Несчастная семья» и особый повторяющийся ритм ее жизни — то, что интересует автора в творчестве Комптон-Барнетт. Но если вспомнить сюжет романа Набокова, то прояснится и другой подтекст выбора Брэдбери. «Ада», названная «семейной хроникой», повествует о страсти заглавной героини и юного Вана, ее брата по отцу. Героев объединяет равная эрудиция и обоюдный цинизм, но их идеальное взаимопонимание «компенсируется» полным непонима.
28 Gentile К. Ivy Compton-Burnett — L" 1991. P. 27. нием между детьми и их отцом, Ваном и его матерью, Ваном и другими женщинами, Адой и ее мужчинами. Этот «каркас» удивительно подходит многим произведениям Комптон-Барнетт, предметом которых становится любовь брата и сестры, часто доходящая до инцеста.
М. Брэдбери видит корни ее творчества не в истории европейского романа, где преобладает упрощенный натуралистический взгляд на семью, а в законах трагедии и классического эпоса, мифологизировавших династические отношения. Живая реальность вынесена за пределы семейного космоса, и он становится объектом драматического ритуала. Критик утверждает, что, подобно Фолкнеру, чей «Сарторис» был опубликован несколькими годами позднее ее романа «Пасторы и наставники», Комптон-Барнетт открыла свой универсум и продолжала его населять. Но если универсумом Фолкнера стала Америка и глыба ее истории, то английская писательница работала в гораздо более локальном пространстве и сумела сформировать более устойчивые стилистические каноны. Чистота стиля делает ее искусство настолько классически точным, что оно звучит как красивая литературная аллюзия, но в основе ее романов лежат «гуманность и серьезная мысль», а ирония заключает в себе «моральную страсть"29.
Книги Комптон-Барнетт переведены почти на все европейские языки. О ее творчестве написано очень много работ, среди которых есть поистине блестящие, и тем не менее можно почти с уверенностью сказать, что исследовательская «карьера» этой писательницы еще далеко не окончена. Со стороны критиков раздаются при.
29 Bradbury М Unhappy families are all alike// Bradbury M, No, not Bloomsbury. -L, 1984. P. 124, 125. зывы «отвлечься от Джеймса и Джойса и поразмыслить: это была писательница века, а не была ли она также.,. prima inter pares с де Лафайет, Остен, сестрами Бронте и Джордж Элиот?"50, хотя ее имя по-прежнему относят ко «второму ряду» литературных величин.
Пришло время обратиться к творчеству А. Комптон-Барнетт и в отечественном литературоведении. «Уважение к малым именам, по словам М. Л. Гаспарпова, всегда было благородной традицией филологии — в противоположность критике, науки — в противоположность идеологии, исследования — в противоположность оценоч-ничеству. (А в официальном литературоведении, экспроприировавшем классику, как мы знаем, все больше чувствовалась тенденция подменять историю процесса медальонной галереей литературных генералов)"11.
Оригинальность ее стиля парализует критиков, но вместе с тем, порождает стремление преодолеть этот порог и вывести исследования на новый уровень. По-видимому, для этого необходимо время, которое позволило бы осмыслить творчество Комптон-Барнетт как явление прошлого, подобно тому, как когда-то ей самой понадобилось вновь и вновь анализировать в романах события своего детства и юностиз:.
Зй Spackman W. Three who made a literary revolution: Ivy: The life of Ivy Compton-Burnett.// Book world. The Washington Post, 9 December, 1984, P 1. Примечательно, что если Дж.К.Оутс «защищает» Джойса от Комптон-Барнетт, то В. Спакман, наоборот, Комптон-Барнетт — от Джойса.
31 Гастров М. Л. Лотман и марксизм.//Новое литературное обозрение. № 19 (1996) С. 10−11.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Поэтика А. Комптон-Барнетт несет на себе глубокий отпечаток склада личности писательницы. Обстановка, окружавшая автора в детстве и юности, послужила впоследствии статичной декорацией, в которой действовали герои ее романов, а долгая жизнь, с резким изломом посередине, определила мировосприятие, сформировавшее, в свою очередь, особенности творческой манеры. Переломными в ее биографии стали годы первой мировой войны. На фоне исторических событий, ознаменовавших на заре XX века крушение надежд минувшего столетия, разыгрывались семейные трагедии, вызвавшие продолжительную депрессию и 14-летний перерыв в творчестве писательницы. Преодолев кризис, она возвращается к жизни, но если внутренняя цельность ее личности сохраняется неизменной, то внешние условия меняются радикально, диктуя новый стиль. Отныне жизнь для нее делится на две половины, причем свои произведения она замыкает в прошлом. Романы Комптон-Барнетт проникнуты ощущением ее разделенного «я», автора и героя, настоящего и прошедшего. Поместив автора в реальности настоящего, а героя — в романном мире и прошлом, она достигла уникальной «точки зрения» своих произведений. Они похожи на заповедник, где писательница воскрешает впечатления жизни в семье. И тот факт, что многие ее воспоминания были омрачены последующими катастрофами, усиливает дистанцию, на которую автор удаляется от героев.
Именно эта дистанция, вызванная ролью прошлого, является ключом жанровых особенностей произведений Комптон-Барнетт.
Диалогическая повествовательная структура позволяет назвать их романам и-диалогами. Процесс «ухода автора», одна из характерных черт литературы XX века, принимает в творчестве писательницы особые формы: драматизация повествования, которую обычно связывают с разработкой техники внутреннего монолога и «потока сознания», основана у Комптон-Барнетт на внешней «точке зрения» имплицитного автора. «Уход автора» в этой модели драматизации осуществляется не за счет глубокого раскрытия внутреннего мира героя, а через предельно объективированный показ событий. Автор изначально отбрасывает возможность проникновения в сознание героя, и, таким образом, из текста уходит перспектива не только имплицитного автора, но и героя. Поэтому на первый план выходит читатель, который оказывается равно далек от обоих. Активизация деятельности воспринимающего (реципиента), по мнению исследователей, — одна из важнейших сторон современного искусства. В прозе английской писательницы активность имплицитного читателя, однако, приближается к избыточной, что порождает трудночи-таемость, которая раздражает массового читателя и удивляет критиков. Произведения Комптон-Барнетт не полифоничны, отсутствие имплицитного автора, в свою очередь, провоцирует избыточность «реального», в монологе которого замыкаются диалоги героев. Внутренний же смысловой фокус сосредотачивается на создании особой атмосферы романов, и главную роль здесь играют диалог — словесная ткань повествования — и сюжет.
Мастерство сюжетостроения позволяет писательнице выразить свою исполненную скептицизма философию. Модель повторяющегося в основных своих характеристиках сюжета определяется центральной идеей романов Комптон-Барнетт — неизменным хаосом жизни и извечным эгоизмом человеческой природы, — которая раскрывается через магистральную тему: жестокость и тиранию в семье. Ее сюжеты полны убийств, инцестов, подлогов и краж, но конфликт романов — поединок родителей и детей, братьев и сестер, мужей и жен, — не имеет разрешения в герметичном, застывшем мире викторианских усадеб. Герои, лишенные индивидуальности, в сущности, являются разноликими воплощениями авторского представления о человеческой природе, и, подобно ей, они не знают развития. Эгоизм тяготеет к преступлению, которое совершаетсяи не раз — в каждом из ее романов. Как и в «новой» прозе рубежа веков, моральная шкала здесь не определена, и сверхъестественные силы отсутствуют. Обрекая сюжет на цикл повторений, подвергая своих героев одним и тем же искушениям и заставляя их всякий раз им поддаваться, автор напоминает читателям о неизменности мира и царящем в нем хаосе.
Способы воплощения авторского замысла в произведениях Комптон-Барнетт отражают своеобразие индивидуальности и мироощущения писательницыв ее поэтике — отголоски личных трагедий и трагедии нации. Отказ от принципа авторского всеведения отражает уверенность в непознаваемости законов мироздания или неуверенность в их существовании, отсутствие полноценных образов указывает на невозможность постичь человека во всем многообразии его реакций, и в то же время рационализм писательницы проявляется в желании заставить читателя сомневаться в истинности непререкаемых ценностей — веры, брака, родительской любви и т. д. Хаос жизни и роковой эгоизм человеческой природы передан в многочисленных преступлениях и катастрофах сюжета, вечные повторения которого выражают неизменность хаотического круга бытия, но противостоящее этому мироощущению стремление к упорядоченности сквозит в стиле, выверенное&tradeсюжетных линий и отточенности афористичного диалога.
Поэтика Комптон-Барнетт причудливо соединяет реальность и художественный вымысел: биография переходит в сюжет, особая роль прошлого создает уникальную «точку зрения» при драматизации повествования, мироощущение рождает проблематику. Несмотря на то, что ее писательская манера абсолютно оригинальна, эта способность выражать единство жизни и творчества, новаторства и традиции, романа и пьесы, трагедии и комедии, гармонии и диссонанса сближает романы-диалоги Комптон-Барнетт с эстетикой современности. Пытаясь определить место этого автора в истории культуры, критики называют ее классиком английской литературы XX века, а Ивлин Во в конце 40-х годов, в период расцвета ее творчества, поставил имя писательницы в ряд философов, художников и политических деятелей, владевших умами поколения.
