Тюркский кентавр: языковые свидетельства в русском языке

Тюркский кентавр: языковые свидетельства в русском языке

Каждый народ оставляет свой след в мировой истории, иногда такой, что другие народы, восприняв это, с полным правом считают его своим. Так было с наследием, оставленным народом — предком современных тюркских народов, который в «Авесте» назывался туры, а в западных и восточных источниках — саки, скифы, массагеты, сарматы, гунны, аланы и др. Они впервые применили коня в военном деле, что обеспечило им уже в VII в. до н.э. победы над народами Ближнего и Среднего Востока. К тому же они сыграли значительную роль в объединении Китая в 231 г. до н.э., в истории Арабского халифата, в основании государства Великих Моголов в Индии в XV—XVI вв. и др.

На побежденных тюркскими воинами землях, конь стал неотъемлемой частью жизни этих народов. Есть много языковых свидетельств, подтверждающих, что тюркское мировосприятие, способ освоения мира оказали значительное влияние на другие культуры, в частности на русскую.

Для тюрков конь (at) не был лишь средством передвижения, он имел сакральный смысл, отношения между конем и человеком были одухотворены, опоэтизированы и обоюдно притягательны. Конь для тюрка — продолжение души и тела, его второе «я».

Сесть на коня, оседлать его (atlan «садиться верхом на коня; выступать, отправляться', atlat 'отправляться в поход» (Древнетюркский словарь, 1969, с. 67) означало 'освоить мир, придать ему смысл, упорядочить, зарядить мир своей энергией, сделать своим, познанным'. У тюрков бытовала пословица: Куда ступит копыто коня, там наша земля [Аджи, 2004, с. 43] [1]. Ср. в древнерусских памятниках отклик этого смысла: Ничтоже вземше ни полонивше, толко взяша земли копытомъ — 'Ничего не взяли, никого не пленили, только завоевали землю на конях (копытом)';… где нашего коня ноги не стояли, ино то не наша земля… (Иван Грозный Я. Ходкевичу — Послания Ивана Грозного, 1951, с. 211) [2].

Удивительная по смысловой емкости и символичности фраза отмечена в древнетюркском памятнике: anasindin toysa atalsa atl / musafir bolup mindi odlak atl — «если он родился от матери и ему дано имя, / значит он путником сел на коня времени» (Древнетюркский словарь, 1969, с. 65) [3].

Не случайно по тюркскому обычаю воины при встрече спрашивали друг у друга ат-йол (ат-йул) (ат 'имя, т. е. название племени и имя лошади', и йол / йул ' дорогу, т. е. намерение') (Ахметьянов, 1990, с. 105) [4].

Конкретные действия, связанные с конем, С. Кондыбай сравнивает с высшим деянием, обладающим мифокультурным смыслом (Кондыбай, 2005, с. 71) [5]. Простые действия — изобретение седла, приручение, оседлание коня — культурно значимы: они знаменуют переход от «дикого», первобытного общества (хаоса) к созданию культуры, установлению гармонии.

Как слово, имя (at) означало освоенность, осмысленность мира, гармонию, вселенский порядок, так и конь (at) также символизировал освоенность, покорение мира, переход от хаоса к порядку и гармонии. Ср. омонимичные прилагательные atliy «называемый, именуемый» и atliy «имеющий коня, конный, на коне; всадник» (Древнетюркский словарь, 1969, с. 67) [3].

Мощный заряд энергии несет в себе культура, дух народа, сконцентрированный в слове, образе жизни. Слово культура, как известно, произошло от латинского слова colere «возделывать» и первоначально имело значение 'целенаправленное воздействие человека на природу, изменение природы в интересах человека, т. е. возделывание земли'. Возделывание земли и было первоначальным актом освоения, «присвоения» земли, сотворения мира вокруг себя, насыщения его своей энергией, иными словами, окультуривания познаваемого пространства.

Имя (слово) Н. В. Уфимцева называет культурной рамкой. «Назвать» — значит, приписать определенное значение, а приписать определенное значение, значит, понять, включить в свое сознание (Уфимцева, 2000, с. 208) [6].

Каждый предмет обладает особой смысловой напряженностью, осмысленностью бытия только в контексте своей культуры, поэтому расшифровать культурную значимость предмета возможно только при погружении в культуру, при использовании смысловых кодов.

Как отмечалось, для тюрка основой упорядочения мира и создания культуры были два высших творения — имя и конь. Используя данный культурный код, можно выявить мифокультурную значимость использования понятия «конь» (at) как эталона интеллекта, мотивов соотнесения понятий «конь» и «язык» в тюркских и славянских языках. Ср. пословицы: Не бывает языка без ошибок, копыт не спотыкающихся; Нет такой лошади, чтобы не спотыкалась (Даль, 1999, т. 2, с. 270) [7]; башк. Д? рт ая? лы ат та?? р?н? «Конь о четырех ногах и то спотыкается'; Асыуынды ат ит, а? ылы?ды тезген ит 'Гнев свой сделай лошадью, а ум поводьями» (Башкирско-русский словарь, 1958, с. 55, 57) [8]; казах. ?ятсыз езбе жігіт ж? генсіз ат? а ??сайды «Если джигит бесстыдный болтун, он похож на коня без узды'; А? ылсыз жігіт — ауызды? сыз ат 'Глупый джигит что конь без узды'; Адам тілінен, ат ая? ынан азады 'Конь спотыкается на ноги, человек запинается на слове'; Адамны? тізгіні - а? ыл 'Ум для человека что вожжи для лошади» (?аза? ма? ал-м?телдер, 2000, 69, 153, 156 б.) [9].

Соотнесение коня с языком отмечается в русских фразеологизмах и словах: оседлать любимого конька; садиться на своего конька «начать говорить, рассуждать, распространяться на излюбленную тему', саврас без узды (устар.) 'необузданный, бесшабашный молодой человек, которого ничто не стесняет, не сдерживает» (Виноградов, 1999, с. 611−612; Фразеологический словарь русского языка, 1986, с. 297, 405) [10, 14], держать себя в узде «вести себя сдержанно, держать себя в руках» (Ожегов, Шведова 2003, с. 828) [12], а также: обуздать, необузданный, разнузданный.

В значении выражений его понесло (о человеке) ' говорить / писать глупости, пустое, нелепое' и понесло коня ' помчаться, не слушаясь управления' имеется смысл ' отсутствие управления, контроля за языком / лошадью'.

Кочевники (тюрки) ощущают и мыслят мир и человека в образе коня, они словно «приросли к коням». У Ч. Айтматова, по мнению Г. Гачева, конь — это естественно-природный, несомый в крови, исходное состояние мира (Гачев, 1988, с. 64) [13]. Конь занимает особое место также в казахской мифологической системе, предопределенное его ролью в жизни древних тюрков. Казахская мифология сохранила следы представлений о неразрывности коня и человека, ср.: тай / дай «молодой конь, юноша» (Кондыбай, 2005, с. 60, 75, 152−159) [5].

Ср. также пословицы в тюркских языках: казах. Ер? анаты — ат «Крылья джигита — конь'; к.-калп. Ат жiгiттi? цанатi 'Конь — крылья джигита'; кырг. Ат эрдин канаты 'Конь — крылья джигита'; турец. Ati varin ganati var 'У кого есть конь, у того и крылья» (Мусаев, 1975, с. 108) [14]; казах. ?аза? ат? стінде туады, ?мір с? реді, ат? стінде ?леді 'Казах рождается на коне, жизнь проводит на коне, умирает на коне'; Бір рет ат? а отырма? ан адам жігіт емес 'Тот не джигит, кто хоть раз не сидел на коне'; Ат с? ренбей жер танымас, ер с? ренбей ел танымас 'Как может познать землю (ее просторы) конь, который не спотыкался, как может познать свой народ (страну) жигит, который не ошибался'.

В условиях постоянных военных столкновений и контактов с кочевниками всадник и конь составляли единое целое. В представлении средневекового человека это было единое, гиппоморфное, существо — человекоконь, кентавр, всадник, слившийся с конем, когда конь — это человек, а ноги коня — это ноги всадника. Ср.: кырг. Аты жокутн буту жок «У кого нет коня, у того ног нет» (Мусаев, 1975, с. 104) [14].

Неразрывность единого существа — человекоконя — проявляется в древних эпических сказаниях в том, что батыр часто получает имя по своему коню, например, в «Манасе»: «на кроваво-рыжем коне ездящий богатырь Кан-Толо»; «на бело-сером коне ездящий Алын-Манаш». Имя героя — функция коня: конь рождает человека, есть причина, основание его (в буквальном и переносном смысле) (Жирмунский, 1947) [15]. Единство человека и коня обнаруживается и в параллельности рождения богатыря и коня, например, Манас и его конь Ак-кул рождаются в один день; когда Алпамыс седлает коня и становится батыром, его конь из коня-трехлетки превращается в тулпара Байшубара.

Тюркское мировосприятие, образ жизни, способ освоения мира, мифотворчество оказали значительное влияние на древнерусскую — русскую картину мира.

В Древней Руси и по традиции позднее конь был символом воинской доблести и государственности: русские былинные богатыри всегда изображались народными сказителями как всадники, памятник основателю Москвы Юрию Долгорукому сооружен с определенной стилизацией — в виде древнерусского всадника, скачущего на могучем коне (Одинцов, 1980, с. 87) [16].

Движение, скорость в прошлом мог давать только конь, его ноги, поэтому в воинских сражениях подвижность, маневренность были, в первую очередь, за всадником, подтверждение этому находим в памятниках русской письменности: Той же Ананиа мужествен бе… и по коне его мнози знающе. Толик бо скор конь той, яко из среды полковъ литовских утекаше, и не можаху постигнути его… Егда же исхождаше Ананиа на брань, то вси по коне стреляюще (Сказание Авраамия Палицына, 1985, с. 405) [17] - «Тот Ананиа был мужественным, многие его узнавали по коню. Такой быстрый был у него конь, что убегал из среды литовских полков и не могли его догнать. Когда Ананиа выходил на брань, то стреляли по его коню'; фразеологизмы: бръзыя комони; на конь въсЪсти 'пойти походом» в «Слове о полку Игореве»; съ коня не слезати (не бывати) «не прекращать воевать', ср. в древнетюркских памятниках: atlan 'садиться верхом на коня, выступать', atlat ' отправляться в поход» (Древнетюркский словарь, 1969, с. 67) [3].

В русском языке XVI в. отмечено слово дальноконный (градъ) в значении 'отдаленный, находящийся на таком расстоянии, которое даже для коня было дальним'. И в этом отразилось очень важное в мировосприятии кочевника, так и древнего русича: поскольку конь давал очень важное — движение, динамику, возможность передвигаться быстро и на далекие расстояния, то расстояния измерялись с помощью коня.

В «Посланиях» Ивана Грозного Курбскому читаем: А писал себе в досаду, что мы тебя в дальноконныя грады, кабы опаляючися, посылали, — ино ныне мы з божиею волею своею сединою и дали твоих дальноконых градов, прошли;… а мы тут, з божиею волею сугнали, и ты тогда дальноконнее поехал (Послания Ивана Грозного, 1951, с. 211) [2].

Ср. в тюркских языках: казах. атгайтарым йер «небольшое расстояние» (букв. 'расстояние возвращения коня').

В современном русском языке функционируют фразеологизмы ни ногой; ноги моей не будет; нога не ступит со значением 'кто-либо не появится, никогда не придет, перестанет бывать где-либо'.

В XVII в., судя по памятникам, эти фразеологизмы имели более широкое значение: они применялись и по отношению к человеку, и по отношению к всаднику (т.е. к ногам коня): А тово бы слова у вас не было, как в Полотцку, — где нашего коня ноги не стояли, ино то не наша земля…; но все то з божиею волею под наших коней ногами и под нашим житием учинилося (Грозный Я. Ходкевичу. Послания Ивана Грозного, 1951, с. 211) [2]; … и коней наших ногами переехали все наши дороги из Литвы и в Литву, и пеши ходили… — ино уж Литве нелзе говорити, что не везде коня нашего ноги не были (Грозный А. Курбскому. Послания Ивана Грозного, 1951, с. 211) [2].

Выражения нашего коня ноги не стояли; коней наших ногами переехали; под наших коней ногами; коня нашего ноги не были обозначают «наши ноги не были, не ступали, под нашими ногами, мы переехали» (ср.: пеши ходили). В этом отражается средневековое представление о человекоконе, когда ноги коня — это ноги всадника. Ср.: Чръна земля подъ копыты костьми была посЪяна (Слово о полку Игореве, 1987, с. 34) [19]; В трупи человЪчье борзи кони не могут скочити, а в крови по колЪно бродят (Задонщина, 1985, с. 165) [20]; Сынове же русские…, гоняще, сЪчаху их,… аки трава от косы постилается у русских сыновъ под конскые копыта (Сказание о Мамаевом побоище, 1985,.

с. 230) [20].

Познавая нечто новое, мы обозначаем его словом, находя тем самым место названному предмету в нашем мире. Мир, обретший очертания родного слова, мы считаем своим, родным. Как через слово мы постигаем мир, так и тюркский воин посредством коня познавал, завоевывал мир, делал его своим. Не случайно омонимичными являются тюркские слова at (' имя') и at (' лошадь'). И слово, и конь для древнего тюрка символизировали освоенность, упорядоченность мира.

Заимствование опоэтизированного образа коня, образа кентавра, приспособление его к своему образу жизни, породило ощущение гармонии, единения с ним, а значит, восприятие его как родного.

тюркский культура мировосприятие языковой.

• 1 АджиМ. Тюрки и мир: сокровенная история. — М., ООО «Издательство АСТ», 2004. — 649 с.
• 2 Послания Ивана Грозного. — М.; Л., 1951.
• 3 Древнетюркский словарь / Под ред. Наделяева и др. — Л.: Наука, 1969. — 676 с.
• 4 АхметьяновР.Г. Общая лексика материальной культуры тюркских народов Среднего Поволжья. — М.: Наука, 1990. — 200 с.
• 5 Кондыбай С. Казахская мифология. Краткий словарь. — Алматы: Изд-во «Нурлы», 2005. — 272 с.
• 6 Уфимцева Н. В. Языковое сознание и образ мира славян // Языковое сознание и образ мира: Сб. ст. / Отв.ред. Н. В. Уфимцева. — М., 2000. — С. 207−219.
• 7 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. — М., 1999.
• 8 Башкирско-русский словарь. — М., 1958. — 804 с.
• 9 ?аза? ма? ал-м?телдер — Казахские пословицы и поговорки / ??раст. ж? не ауд. М. А??озин. — Алматы, 2000. — 202 б.
• 10 Виноградов В. В. История слов / РАН. Отдел. литер. и языка. Институт русского языка им. В. В. Виноградова / Отв. ред. Н. Ю. Шведова. — М.: ИРЯ РАН, 1999. — 1138 с.
• 11 Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А. И. Молоткова. — М.: Рус. язык, 1986. — 543 с.
• 12 Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Словарь русского языка / РАН. Институт русского языка им. В. В. Виноградова. — 4 изд., доп. — М.: ООО «ИТИ Технологии», 2003. — 944 с.
• 13 Гачев Г. Национальные образы мира. Общие вопросы. — М.: Советский писатель, 1988. — 445 с.
• 14 Мусаев К. М. Лексика тюркских языков в сравнительном освещении (Западно-кыпчакская группа). — М.: Наука, 1975. — 359 с.
• 15 Жирмунский В. М.

  Введение

  в изучение эпоса «Манас». — М., 1947.

• 16 ОдинцовГ.Ф. Из истории гиппологической лексики в русском языке. — М.: Наука, 1980. — 223 с.
• 17 Сказание Авраамия Палицына // Воинские повести Древней Руси. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 392−410.
• 18 Задонщина // Воинские повести Древней Руси. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 159−168.
• 19 Слово о полку Игореве / Вступ. ст. и подготовка древнерусского текста Д. С. Лихачева; Сост. и коммент. Л. А. Дмитриев. — М.: Худож. лит-ра, 1987. — 222 с.
• 20 Сказание о Мамаевом побоище // Воинские повести Древней Руси. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 203−235.