Проблема взаимовлияния и взаимодействия художественных систем и индивидуальных стилей является одной из самых актуальных в современном литературоведении. Реализуемые в процессе сравнительного анализа представления о художественном произведении как элементе таких систем, как «искусство», «литература» и «реальность», требуют определенной методологии, в основе которой — принципы синтетического подхода, близкие к когнитивистике, объединяющей в единую систему методы анализа мира и человека, разработанные в различных областях человеческого знания1. Реализовать новые методологические принципы представляется возможным в русле решения проблемы интертекстуальности2 и мимесиса индивидуальных стилей по отношению друг к другу3.
Особую значимость приобретает исследование миметического начала в тех явлениях культуры, которые выражают самые сущностные проявления национального художественного сознания и являются вершинными в национальной культуре. Именно к такому типу явлений относится проблема мимесиса русской литературы начала XX века по отношению к наследию Ф. М. Достоевского.
Проясняя некоторые положения данной работы, оговорим хронологические рамки понятия «начало XX века». В отечественном и зарубежном литературоведении не сложилось определенного мнения о том, в какой временной промежуток укладывается понятие «литература и культура начала XX века». В.
1 См. труды: Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991; Пешо Джо. Социологическое воображение в современном англоязычном литературоведении // Новое литературное обозрение. 2002.№ 6. С.334−343- Зинченко В. Г. Посох Осипа Мандельштама и Трубка Мамардашвили, К началам органической психологии. М., 1997;
2 См. труды: Руднев П. А. Проблема реминисценций как культурологическая проблема // Кормановские чтения, — Ижевск, 1998. Вып. 3. С. 34−43- Ронен О. Подражательность, ани-пародия, интертекстуальность и комментарии // Новое литературное обозрение. 2000. № 2. С.255−261- Устин А. К. Текст. Интертекст. Культура. — Кемерово, 1995; Косиков Г. К. Герменевтика и интерпретация // Вопросы литературы. 1993. Вып.II. С. 38−42- Современные зарубежные литературоведческие концепции (герменевтика). М., 1983.
3 См. трудыАуэрбах Э. МимесисМинералов Ю. И. Теория художественной словесности: Поэтика и индивидуальность. М., 1999.С. 193−202. советском литературоведении эти рамки определялись временным отрезком от начала 1990;х годов до 1917 года. Позднее, отказавшись от открытой социоло-гизации литературного процесса, рамки Серебряного века раздвинули до 1925 года. Мы полагаем, что само понятие культуры и литературы начала XX столетия не сопрягается напрямую с временными и хронологическими рамками. Думается, что главным критерием определения принадлежности того или иного явления к Серебряному веку (или культуре и литературе начала XX века) является авторство. В современной науке вполне определился круг художников, творческие достижения которых напрямую связаны с эстетическими, философскими и научными открытиями, произошедшими на рубеже веков. Поэтому вполне корректными в границах данного исследования представляется обращение не только к ранним произведениям таких писателей и поэтов, как Б. К. Зайцев, И. С. Шмелев, И. А. Бунин, М. А. Алданов, О. Э. Мандельштам, А. А. Ахматова, но и к более поздним, написанным в 1930;1940;е годы, так как спектр художественных, философских и мировоззренческих критериев, воплощенных в образах этих произведений, сформировался в эпоху, называемую Серебряным веком.
В основе великих достижений каждой культурной эпохи — определенные символы и имена, становящиеся знаковыми. На них опираются художники и от них отталкиваются в своих творческих исканиях. З. Г. Минц справедливо отмечает, что «для русской литературы конца XIX — начала XX века одним из таких имен было имя Ф.М.Достоевского"4. В конце XX века В. Максимов констатировал: «В истории мировой литературы крайне редки примеры, когда влияние умершего писателя с годами не только не идет на убыль, а, наоборот — с течением времени все более возрастает. К числу таких феноменов, на мой взгляд, прежде всего принадлежит Федор Достоевский. поистине радиоактивная мощь его гения год от года становится все более всепроникающей и беспредельной.
4 Минц З. Г. Блок и Достоевский // Достоевский и его время. М., 1971. С. 217.
Влияние Достоевского на духовную жизнь современного мира неоспоримо: литература, театр, кинематограф, музыка развиваются в наши дни, во всяком случае, в самых значительных своих проявлениях, под знаком его психических открытий. Даже новейшая наука не избежала этого воздействия. И не только в таких специальных областях, как психология и психиатрия. Недаром великий Эйнштейн позволил себе в свое время крылатый парадокс, сказав, что две страницы Достоевского дают ему больше, чем весь Гаусс"5.
Угадывая, какое влияние окажут на литературу и культуру XX века идеи и образы Достоевского, Н. А. Бердяев в свое время писал: «Когда в начале XX века в России возникли новые идеалистические и религиозные течения, порвавшие с позитивизмом и материализмом традиционной мысли радикальной русской интеллигенции, то они стали под знак Достоевского. В. Розанов, Мережковский, «Новый путь», неохристиане, Булгаков, неоидеалисты, Л. Шестов, А. Белый, В. Иванов — все связаны с Достоевским, все зачаты в его духе, все решают поставленные им темы"6. Сущность столь мощного воздействия Достоевского на художественное сознание переходной эпохи весьма точно определил С. Н. Булгаков: «Великий дух Достоевского уловил все основные особенности нового мировоззренияне разделяя его, он постоянно думал над ним, и следы этой напряженной и страстной думы сохранились во многих его художественных произведениях (например, в «Бесах», в публицистической форме, в «Дневнике писателя»)"7. Все художники начала XX столетия не только в том или ином ракурсе обращались к осмыслению творческого наследия Достоевского, но и признавали силу воздействия на их сознание идей и образов великого писателя.
Феномен столь мощного и, пожалуй, беспрецедентного в мировой культуре воздействия художника и мыслителя на мировую литературу и культуру.
5 Максимов В. Е. Духовной жаждою томим. // Русские эмигранты о Достоевском. СПб., 1994. С. 370.
6 Бердяев Н. А. Миросозерцание Достоевского // Бердяев Н. А. О русских классиках. М., 1994.
С. 217. 1.
Булгаков С. Н. Иван Карамазов как философский тип // Булгаков С. Н. Сочинения в двух томах. Т. 2. Избранные статьи. -М, 1995. С. 41. вообще, и русскую, в частности, изучен недостаточно, хотя, казалось бы, исследований, посвященных рассмотрению взаимодействия творческих систем художников начала XX века и Достоевского, не так мало8. Довольно интенсивно изучается и философское наследие Серебряного века в сопоставлении с идеями Достоевского9. Однако сама неисчерпаемость явления не только дает возможо.
Архипова А. В. Блок и Достоевский. Статья 1 // Достоевский: Материалы и исследования. Т.15. СПб., 2000. С.90−123- Статья 2 // Достоевский: Материалы и исследования. Т.16. СПб., 2001. С.245−272- Вегнер М. Литературный модернизм и творчество Достоевского // Достоевский: Материалы и исследования. Т.2. Л., 1976.С.230−234- Гург М. Набоков как наследник поэтики Достоевского в повести «Отчаяние» // Достоевский и мировая культура: Альманах № 11. М., 1999.С.202−210- Ермакова М. Я. Романы Ф.М.Достоевского и творческие искания в русской литературе XX века: Автореферат. доктора филол.наук. М., 1973; Ермакова М. Я. Традиции Достоевского в русской прозе. М., 1990; Ло Ливей. Е. Замятин и Ф. Достоевский: Культурно-исторические истоки романа «Мы»: Автореферат. доктора филол.наук. М., 1994; Матевосян Е. Р. Горький и Достоевский: современный вхгляд на проблему // Горьков-ские чтения 1995 г. Н. Новгород, 1996; Пантелей И. В. Традиции Ф.М.Достоевского в романах Ф. Сологуба: Автореферат. канд.филол.наук. М., 1998; Панфилова Н. А. Экзистенциальные уроки Ф. М. Достоевского в русской литературе первой трети XX века: Автореферат. канд.филол.наук. Магнитогорск, 2000; Пастернак Е. Б. Достоевский и Пастернак // Достоевский: Материалы и исследования. Т.9. Л., 1991. С.231−243- Подопригора М. Г. Ф. М. Достоевский в творческом сознании Андрея Белого: Автореферат. канд.филол.наук. Ставрополь, 2000; Саськова Т. В. Символистский «миф» о Достоевском // Традиции и новаторство русской прозы XIX века. Горький, 1998; Сыроватко JI.B. Мотивы Достоевского в книге стихов М. Волошина и И. Северянина // / Достоевский: Материалы и исследования. Т.15. СПб., 2000. С.203−214- Улановская Б. «Бесы» Ф. М. Достоевского и «Мелкий бес» Ф. Сологуба // Достоевский и мировая культура: Альманах № 3. СПб., 1994.С.141−155- Фокин П. Е. «Дневник писателя» 1876−1877 г. г. Ф. М. Достоевского и «Несвоевременнеы мысли» М. Горького // Достоевский и современность: Материалы IX Международных Старорусских Чтений. Новгород, 1995. С.209−214- Фридлендер Г. М. Достоевский и мировая литература. Л., 1985; Хализев В. Е. Иван Карамазов как русский миф начала века // Русская словесность. 1997. № 1. С.28−34- Щепников Г. К Горький и Достоевский: сближение антагонистов // Достоевский и мировая культура: Альманах № 1. Часть II. Спб., 1993. С.74−92- Щенникова Л. П. Исповедь двух героев: Иван Карамазов и Осужденный Н. Минского // Достоевский: Материалы и исследования. Т. 16. Спб., 2001. С.222−232.
Буданова Н. Ф. Достоевский и Константин Леонтьев // Достоевский: Материалы и исследования. Т.9. Л., 1991. С. 199−223- Келдыш В. А. Наследие Достоевского и русская мысль порубежной эпохи // Связь времен. М., 1994; Купреянова Ю. П. Н. А. Бердяев и Д. С. Мережковский о Достоевском: К проблеме метода // Достоевский и современность: Материалы XIV Международных Старорусских чтений. Старая Русса, 1999. С.52−56- Курляндская Г. Б. Вл. Соловьев о Достоевском: Проблема духовно-религиозного идеала // Ф. М. Достоевский и национальная культура / Под ред. Г. К. Щенникова, А. В. Подчипенова. Челябинск, 1994, Вып. 1. С. 91−128- Курляндская Г. Б. Достоевский и Бердяев о русском национальном характере // Достоевский и современность: Материалы XII Международных Старорусских Чтений. Старая Русса, 1998. С.84−86- Николаевская Т. В. Экзистенциализм в России: Достоевский и Шестов // Филологический альманах. Иваново, 1998. №.1−2- Николюкин А. «А Достоевский живет в нас. (Взгляд В. Розанова) // Достоевский и мировая культура: Альманах № 1. Часть II. СПб., 1993. С.41−58- Семак О. «Человек из подполья» Достоевского как философ постмодернизма, или Искушение свободой // Достоевский и мировая культура: Альманах № 10. М., ность исследователям подойти к осмыслению данного феномена с самых разных сторон, но и в каждом конкретном случае открыть нечто новое и значимое как для понимания сущности творческого наследия Достоевского, так и для осмысления особенностей русской литературы начала XX века. Сопоставляя художественные явления XX столетия с открытиями Достоевского, исследователи, как правило, обращаются к разработанным в достоевистике концепциям. Одной из задач нашего исследования стало обращение к неизученным или малоизученным аспектам творческого наследия Достоевского, что обусловило несомненное преобладание анализа творчества Достоевского над всеми другими творческими системами в русле определенной нами эйдологической направленности.
Каждый исследователь, занимавшийся и занимающийся теми или иными проблемами русской культуры начала XX столетия, неизбежно сталкивается с необходимостью осмысления истоков основных культурологических, философских, религиозных и научных идей, определяющих становление и развитие феномена Серебряного века. Такими истоками являются западно-европейское искусство и философская мысль, русское классическое искусство и фольклор, мифология и античность, многообразные культовые и религиозные системы, социально-экономические учения и историософские построения. Но нет ни одной исследовательской работы, в которой в том или ином контексте не упоминалось бы имя Ф. М. Достоевского как писателя и мыслителя, чье творчество оказало огромное воздействие на культуру начала XX века. Это воздействие действительно трудно не заметить, ибо сами художники либо осознанно указывали на миметический источник, либо делегировали эту миссию своим художественным, философским, научным и религиозным созданиям, включая в их ткань многочисленные образы и идеи из мира Достоевского как в виде прямых или скрытых цитат и реминисценций, так и опосредованных, подчас бессозна.
1998. С.7−13- Терлецкий А. Д. Ф. М. Достоевский и философская критика рубежа 19−20 веков. Симферополь, 1994; Туровский М. Б. Достоевский и Бердяев//Философские науки.1998. № 1. Викторович Вл. Достоевский и Вл. Соловьев // Достоевский в конце XX века / Сост. К.Степанян. М., 1996; тельных заимствований. В связи с этой проблемой в русской литературе начала XX века обнаруживается еще один неизученный литературоведением феномен — феномен миметически ориентированной автоинтерпретации, когда не склонные признавать влияние традиции художники (как заметил Х. Блум, «любому великому эстетическому сознанию свойственна исключительная способность отрицать свои долговые обязательства"10), пишут о том огромном воздействии, которое оказал на них гений великого предшественника. Воздействие, которое оказывал Достоевский на сознание начала XX столетия, было настолько велико, что, в отличие от многих, подчас неосознанных и не зафиксированных разумом художника или мыслителя влияний, миметическое начало по отношению к наследию Достоевского осознавалось явственно и определенно и было зафиксировано в многочисленных самохарактеристиках и автоинтерпретациях писателей, поэтов, философов и религиозных мыслителей Серебряного века. Именно потому процесс проявления и воплощения идей и образов Достоевского в художественной ткани произведений начала XX века мы назвали «эманацией», так как по-другому трудно определить ту поистине «радиоактивную мощь» их воздействия, неисчерпаемость и многообразие проявйЬгршшое воздействие идей и образов Достоевского признают и современные писатели, чем, в частности, обусловливается актуальность поставленных в нашей работе проблем. В современном литературоведении нет исследований, в которых была бы представлена проблема воздействия идей и образов Достоевского не только на творчество отдельного писателя, поэта, но на художественное сознание эпохи в целом. Типологически родственными предлагаемому исследованию являются работы Г. М. Фридлендера, З. Г. Минц, М. Я. Ермиловой, Л. А. Сугай, Э. П. Зиннера, В. В. Мусатова, Ю. И. Сохрякова, Л.Ф.Киселева11, в которых исследуется эстетическое самоопределение худож.
10 Блум X. Страх влияния. Карта перечитывания. — Екатеринбург, 1998. С. 32.
11 Ермакова М. Я. Традиции Достоевского в русской прозе. — М., 1990; Киселев Л. Ф. Пушкин в мире русской прозы XX века. — М., 1999. Фридлеидер Г. М. Достоевский и мировая литература. — Л., 1985; Минц З. Г. Александр Блок и русские писатели. — СПб., 2000; Зиниер Э. П. Творчество Л.Н.Толстого и английская реалистическая литература конца XIXначала XX столетия. — Иркутск, 1961; Сугай JI.A. Гоголь и символисты. — М., 1999; Мусатов В. В. Пушкинников XX столетия относительно творческих традиций А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова.
Проблема рецепции Достоевского в культуре XX века освещалась с самых разных сторон, но чаще всего исследователи обращают внимание на типологическую общность характерологии в художественных системах Достоевского и литературы начала XX века и на глубокий цитатный слой в текстах писателей начала века. Это вполне объяснимо, ибо центральной проблемой искусства начала XX века становится формирование нового сознания, носителями которого ощущают себя художники, вкладывая свои умопостроения и прозрения в создаваемые ими образы. Цитата, как верно заметила Т. А. Касаткина — «отсылка к иному универсуму, своеобразный «вход» в определенное художественное пространство — в пространство цитируемого текста"12. Цитата из мира Достоевского, скрытая или явная, предоставляет художнику дополнительные возможности, активизируя в сознании читателя определенные сигналы, связанные с художественными, мировоззренческими, философскими и другими представлениями, присутствующими в творческом сознании эпохи, что позволяет ввести читателя в определенное идеями Достоевского художественное измерение, что само по себе оказывает мощнейшее воздействие на его сознание и подсознание. Не отрицая значимости проявлений в искусстве XX столетия традиций таких гениев, как А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой, А. П. Чехов, заметим, что в частотном употреблении их имен в контексте философских, публицистических, критических, эстетических и исследований и автобиографических признаний имя Ф. М. Достоевского встречается заметно чаще, не говоря уже о типологической близости художественных исканий начала XX века с творческими открытиями Достоевского, что во многом связано с идентичностью эпохи начала века с теми процессами в социальной жизни, душе и сознании, что были зафиксированы в произведениях йщшда-р^ийзЖ ство Ф. М. Достоевского и русская проза XX века (70−80-е годы). — М., 2002;
12 Касаткина Т. А. Художественная реальность слова: Онтологичность слова в творчестве Ф. М. Достоевского как основа «реализма в высшем смысле»: Диссертация. доктора филологических наук. М., 1999. С. 184. мимесиса «Достоевский и русская литература начала XX века» состоит еще и в том, что многие художественные и этические открытия гениев Золотого века проникли в художественное сознание века Серебряного через идеи и образы Достоевского, явившегося своеобразным «завершителем» эпохи классического Золотого века русской культуры и «зачинателем» искусства новой эпохи.
Опорная гипотеза данного исследования состоит в том, что сила и мощь воздействия Достоевского на последующее развитие русской и мировой культуры определяется тем, что великий писатель и мыслитель не только увидел, изобразил в своих художественных и публицистических произведениях самые сущностные, «вечные» вопросы и проблемы человеческого бытия, но дал имена всем тем идеям, что тогда только зарождались или были провидчески намечены в произведениях классиков литературы, а также в философской и религиозной мысли XIX столетия, а в своем типологическом тезаурусе закрепил те «роли» и «маски», что проявятся в художественном и социально-историческом контексте.
XX столетия. Не только герои произведений начала XX столетия, но и их авто ры миметически наследовали типам, открытым или «названным» Достоевским: «случайный человек» и «выкидыш общества», «комический тип маленького человечка» (22−25)13, «культурные типики» (22- 105) и «высший культурный тип», «беспокойные мечтатели"(26−140), «парадоксалисты» (22- 122), «тип нравственно развитого и образованного человека» (22- 177), «грядущий новый человек» (26−32) и «многочисленные типы русского безобразника» (21−36), «русский скиталец» и «русский страдалец» (26- 137−138), «гордый человек"(26−139) и «отвлеченный человек» (26- 140) — все они заполнили не только произведения, но и салоны, философские и художественные общества, гостиные, университетские коридоры.
Рассматривая творчество русских художников начала XX столетия, можно утверждать, что многочисленные идеи и связанные с ними комплексы мотивов, проблем и образов, ставшие знаковыми в художественном сознании начала.
13 Здесь и далее в работе ссылки даются на издание: Достоевский Ф. М. Полное собр.соч.: В 30 т.т. J1., 1972;1990. В скобках указываются том и страница.
XX века, так или иначе миметичееки связаны с художественными, психологическими, историко-социальными и философскими открытиями Достоевского, Эйдологическими формулами которых являются именования: «высшая идея» (16−76), «святая идея» (23−70), «славянская идея» (23- 103), «русская идея» (23- 151), идея-«парадокс» (7- 150), идея «раздора» (22−34), «беспутная идейка» (22- 100), «идея мистическая» (22- 101), «фальшивая идея» (21- 136), «скрепляющая идея» (13- 178), «честная идея» (22- 101), «идея о бессмертии души человеческой» (24−49), «идея почвы» (20- 179), «несоответственная идея» (23−24), «идея православия» (25−68), идея «русского социализма» (27- 19), «идея единства народа и царя» (27−21), «две великие идеи бунта и смирения» (23−41), «идея всемирного человеческого обновления» (23−41), «духовные идеи» (27- 45), «общечеловеческая идея» (23−31), идея «цель оправдывает средства» (25−46), «идеи экономические» (25−68), «нравственная идея» (26- 164), «идея личного самобичевания и самовосхваления» (25, 30), «идея личного абсолютного самосовершенствования» (26- 164), «общая идея сострадания и человеколюбия» (20- 202), «закон отражения идей» (21 -93), «закон крови на земле» (27- 45) и другие. Таким образом, влияние Достоевского на культуру XX столетия не исчерпывается наследованием его художественных достижений и открытий. Мимесис по отношению к наследию Достоевского происходил в основном на уровне его философских, историософских, мировоззренческих, культурологических, религиозных и этических идей, представленных в данном «реестре».
Никто не сомневается в том, что присутствие Достоевского, его идей и образов в художественном сознании не ослабело на протяжении всего XX столетия, проявляется оно и в настоящее время, чем обусловливается актуальность поставленных в нашей работе проблем. В условиях глобального кризиса, коснувшегося не только социальных и экономических, но и идеологических аспектов современного бытия, а в особенности — сознания, неисчерпаемая глубина и мощь заявленных в творчестве Достоевского идей может оказать неоценимую помощь в разработке столь необходимого сейчас спектра национальных, государственных и культурологических идей. Предложенная в работе методология сравнительно-сопоставительного исследования способствует актуализации современных представлений о творчестве Достоевского и русских писателей и поэтов начала XX века, помогает осмыслить их открытия и достижения на новом витке исторического развития.
Научная новизна представляемого диссертационного исследования определяется не только впервые поставленными в литературоведении вопросами о миметическом взаимодействии с идейно-образной парадигмой творчества Достоевского художественных систем таких авторов, как М. И. Цветаева, И. С. Шмелев, Б. К. Зайцев, М. А. Алданов, О. Мандельштам, Н. С. Гумилев и художников, но и в новых методологических подходах к сравнению и сопоставлению различных индивидуальных стилей и художественных систем. Как справедливо заметил Г. Флоровский, «вопрос о генезисе системы или мировоззрения нельзя подменять вопросом о «влияниях». Не всякое влияние тем самым зависимость, и зависимость не означает прямого заимствования, — «влиянием» будет толчок, побуждение, «влияние» может быть и от обратного. Во всяком случае, не следует ссылкою на «влияние» заслонять самодеятельность мыслителя"14 и, добавим, — художника. Теория мимесиса, разработанная в трудах Аристотеля, Э. Ауэрбаха и Ю. И. Минералова, открывает большие неиспользованные возможности в исследовании феномена взаимодействия нескольких художественных систем и индивидуальных стилей. Реализуя методологический потенциал теории мимесиса, мы попытались по-новому взглянуть на проблему взаимоотношения индивидуальных стилей, выведя ее на уровень мифопоэтики и эйдологии. Понятие мимесиса, как показано нами в первой главе данного исследования, не только включает в себя все семантические нюансы таких понятий, как взаимодействие, подражание, воздействие, влияние, но и позволяет включить в поле сравнительно-литературоведческого исследования явления мифопоэтического, связанные со сферой бессознательного в искусстве и привлекаемые в исследовании в связи с попытками обосновать «непрямое», бессознательное, «эманированное» проявление идей и образов Достоевского в ху.
14 Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. — Париж, 1983. С. 274. дожественной ткани произведений начала XX века и в биографической модели художников этой эпохи.
Концептуальная новизна исследования определяется и тем, что во второй главе нами впервые рассматриваются основы учения Достоевского об ИДЕЕ и эйдологический аспект его творчества как определяющий силу воздействия созданных писателем образов на последующую литературу и культуру. Обратиться к понятию эйдоса нас побудила необходимость исследования природы и сущности идеи как основного объекта историософского, культурологического и художественного исследования в творчестве Достоевского. Эйдос рассматривается нами в контексте исследования как синтез идеи, слова и образа, как определенная материально выраженная эманация субстанциональной идеи15, оказывающая непосредственное влияние не только на сознание, но и на подсознание, а, следовательно — на миротворческие процессы эпохи. Такое понимание идеи-эйдоса позволяет рассматривать миметические связи искусства начала XX века с миром Достоевского вне разрешения вопроса о прямом воздействии или влиянии. Понятие «эйдоса» позволило решить и еще одну очень важную с точки зрения адекватности литературоведческих концепций сущности художественного мира писателя проблему — проблему исследования соотношений идеального и реального, феноменального и ноуменального аспектов в изображении мира и человека как в творчестве Достоевского, так и произведениях литературы начала XX столетия.
Гипотеза о том, что символ является наиболее адекватным образом для воплощения художественной идеи-эйдоса, позволило нам ввести термин «эйдологический символ» и рассмотреть его функционирование в произведениях Достоевского и художников начала XX века. Впервые в столь полном освещении представлено функционирование идеи на всех художественных уровнях в произведениях Достоевского: начиная с названия и различных образных эмана.
15 См. труды: Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1930. С.135−281- Лосев А. Ф. История античной эстетики. Т. З. Высокая классика. М., 1974. С.318−361. ций идеи и заканчивая сюжетообразующей функцией идеи и эйдологическим статусом пространства и времени.
Во многом вопреки утвердившемуся в литературоведении мнению, что идея синтеза эстетически и философски оформилась в сознании мыслителей и художников начала XX века, в третьей главе мы выдвинули гипотезу, что основы учения о синтезе в русской культурологической мысли были разработаны Достоевским, творческие устремления которого можно определить именно как синтетические, так как в основе их — поиск универсальных, синтетических моделей бытия и способов постижения и художественного изображения мира и человека.
Несмотря на то, что о «русской идее», выдвинутой Достоевским, написано немало, как эйдологический комплекс она по-прежнему представляет научный интерес, тем более, что в прежних исследованиях рассмотрены в основном её социально-политический и религиозный аспекты16. Выделив внутри эйдологии «русской идеи» три аспекта: всечеловеческий, национальный и религиозный, мы попытались рассмотреть, насколько значимыми оказались они для формирования нового художественного сознания на рубеже XIX и XX веков. В контексте национального аспекта «русской идеи» нами рассмотрена полная эт.
16 Борисова В. В. Национальное и религиозное в творчестве Достоевского (Проблема этно-конфессионального единства и многообразия) // Достоевский: Материалы и исследования. Т.14. СПб., 1997. С.56−71- Гусев В. И. Речь Достоевского о Пушкине и современность // Филологические науки. 1997. № 6- Гулыга А. Русская идея и ее творцы. М., 1995; Захаров В. О христианском значении основной идеи творчества Достоевского // Достоевский в конце XX века: Сб. статей / Сост. К. А. Степанян. М., 1996. С.137−147- Иост О. А., Блескун JI.B. Ф. М. Достоевский: русская идея и нигилизм //Достоевский и современность: Материалы XII Международных Старорусских Чтений. Старая Русса, 1998. С.58−68- Курляндская Г. Б. «Русская идея» в творчестве Достоевского // Бахтинские чтения. Орел, 1994; Матюшкип А. В. Христос и русская идея в «Дневнике писателя» Ф.МДостоевского. Два откровения Божественной истины // Достоевский и современность: Материалы XII Международных Старорусских Чтений. Старая Русса, 1998. С.97−102- Пономарева Г. Б. Возврат к народному корню (московский контекст русской идеи Достоевского) // Достоевский и современность: Материалы XII Международных Старорусских Чтений. Старая Русса, 1998. С. 120 127- Потапова Г. Е. От «протеизма» к «всемирной отзывчивости» (Очерк истории одной идеи) //Достоевский: Материалы и исследования. СПб., 2001. Т. 16. С.46−62- Сизов B.C. Русская идея в миросозерцании Ф. М. Достоевского. Киров, 1998; Сохряков Ю. И. Национальная идея в отечественной публицистике XIX—XX вв. М., 2000; Тиме Г. А. Два лика «русской идеи» (Достоевский и Л. Толстой в «Закате Европы» О. Шпенглера) // Достоевский: Материалы и исследования. СПб., 2001. Т. 16. С.288−303. нотипология, предложенная Достоевским русской литературе XX столетия. Установлено, насколько продуктивными в творческой перспективе оказались разработанные Достоевским национальные характеры как народного, так и интеллигентского типов. Впервые в современном литературоведении рассматривается феноменология «русского самоотрицания» Достоевского, а также ее функционирование в художественных системах начала XX века. Впервые представлено художественное функционирование в литературе начале XX века таких идей Достоевского, как идея о «братском соединении народа и интеллигенции», а также идеи «русской национальной личности», путей ее формирования и воспитания, идеи «русского семейства», не входивших ранее в круг изучаемых.
Цель данного исследования — выявить миметические связи русской литературы начала XX столетия с творческим наследием Ф. М. Достоевского, чем обусловлены следующие задачи, позиционирующие основные положения, выносимые на защиту:
• определить основные формы миметических связей русской литературы начала века с эйдологией и типологией Достоевского;
• исследовать феномен миметического поведения русских художников начала XX века по отношению к героям Ф. М. Достоевского;
• выявить основы и положения учения Достоевского об идее как ми-рообразующем принципе;
• проанализировать различные эманации идей Достоевского в системе художественных образов его романов и в творчестве художников начала XX века;
• представить систематическую характеристику эйдологических символов в творчестве Достоевского и в произведениях А. Белого, Ф. Сологуба, А. Платонова, М. Булгакова, А. Ремизова, И. Бунина, М. Алданова и других русских художников начала XX века;
• показать, что образы героев-идеологов в произведениях Достоевского, А. Белого, Ф. Сологуба, И. Бунина, Л. Андреева, А. Платонова и других писателей начала XX века являются своего рода эйдологическими персонификациями;
• исследовать идею как структурообразующий фактор произведений Достоевского, Белого, Сологуба, Ремизова, Шмелева и других писателей начала XX века;
• выявить эйдологический статус пространства и времени в романах ФМ. Достоевского, А. Белого, Ф. Сологуба и других писателей начала XX века;
• представить идею синтеза как мирообразующий принцип, впервые эстетически и философски оформившийся в творческом сознании Достоевского и унаследованный художниками начала XX века;
• проанализировать жанровое своеобразие романов Белого, Сологуба, Ремизова, Шмелева, прозы Мандельштама, Гумилева, Цветаевой, Ахматовой и других художников начала XX века как воплощение идеи Достоевского «реализма в высшем смысле»;
• выявить особенности функционирования в произведениях начала XX столетия идеала соборности Достоевского;
• выявить особенности художественного воплощения в произведениях начала XX века идеала соборности Достоевского;
• представить приемы типологизации в творчестве И. С. Шмелева как воплощение идеи «соборной личности» Достоевского;
• исследовать художественное функционирование эйдологического комплекса «русской идеи» Достоевского в творческом сознании начала XX столетия;
Выбор методов изучения и анализа явлений литературы, вошедших в круг представляемого диссертационного исследования, определяется их спецификой и теми целями, которые мы перед собою ставили. В процессе исследования феномена мимесиса русской литературы начала XX века по отношению к творческому наследию Достоевского возникла необходимость выработки особых методов и принципов анализа, в основе которых — синтетический подход, объединяющий в единый методологический код различные методы и принци-I£ пы, свойственные не только литературоведению, но и другим наукам о мире и человеке. Только такие методологические подходы могут быть адекватными художественному миру Достоевского и связанным с его традицией явлениям русской литературы начала XX века, внутренняя логика которых строится по принципу гностической парадигмы, включающей в художественное поле произведений явления материального и идеального бытия. В основе разрабатываемой методологии — системный подход, интегрирующий различные методы изучения литературы на основании принципов целостности, структурности, взаимозависимости, иерархичности и множественности. Именно такой подход позволяет рассматривать проблему мимесиса «Достоевский и русская литература начала XX века» в синтезе культурно-исторических, структурно-функциональных и историко-генетических и феноменологических представлений о произведении литературы17.
Говоря о практической значимости исследования, можно указать на то, что многие затронутые в нем проблемы могут стать предметом отдельных научных работ, так как проблема мимесиса русской литературы начала XX столетия по отношению к наследию Достоевского поистине неисчерпаема. Многие проблемы в работе лишь названы, определены, что оставляет за работой большой научный потенциал. Разработанные в диссертации методологические • принципы рассмотрения явлений взаимодействия и взаимовлияния творческих систем могут быть применены в изучении других миметических явлений в русской и зарубежной литературе и культуре. Материалы диссертационного исследования могут быть использованы в лекционных и практических курсах истории русской литературы XIX и XX веков, а также в спецкурсах и спецсеминарах.
Ф 17 См. трудыЛихачев Д. С. Древнеславянские литературы как система // VI Междунароный съезд славистов. Прага, 1968; Пригожим К, Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986; Успен-4 ский Б. А. Поэтика композиции: структура художественного текста и типология композиционной формы. М., 1970; УемовА.И. Системный подход и общая теория систем. М., 1978; Вег-talanffyE. General system theory. Foundation, development, application. N.Y., 1968.
Основные положения работы апробированы на научных конференциях в Иркутском государственном педагогическом университете (1991;2003г.г.), Межвузовской научно-практической конференции «Сто лет русской литературы: Итоги века» (Иркутск, 2000 г.), на Второй и Третьей Всероссийских конференциях «Синтез в мировой и художественной литературе. Памяти А.Ф.Лосева» (Москва, декабрь 2001 г. и ноябрь 2002 г.), Международной конференции «Россия — Азия: Проблемы интерпретации текстов русской и восточных культур» (Улан-Удэ, июль 2001 г.), на Первой и Второй Международных научных конференциях «Русское литературоведение в новом тысячелетии» (Москва, апрель 2002 и 2003 г. г.), Международной конференции «Достоевский и мировая культура» (Санкт-Петербург, ноябрь 2002 г.), на XVII и XVIII Международных Старорусских Чтениях (Старая Русса, май 2002 и 2003 г. г.), Результаты исследований опубликованы в 45 работах общим объемом 135,95 п.л. и с исчерпывающей полнотой отражают основное содержание диссертационного исследования.
Структура диссертационного исследования определяется целями и задачами, которые мы пытались решить. Диссертация состоит из введения, четырех глав и заключения. В работе содержится библиографический список литературы, на которую мы опирались в своих научных разыскания, а также список трудов автора по теме исследования.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Подводя итоги исследования, можно констатировать: идеи и образы, явленные в творческом наследии Ф. М. Достоевского, оказали решающее воздействие на формирование и развитие художественного сознания переходной эпохи конца XIXначала XX веков.
Теоретический и методологический потенциал понятия «мимесиса», реализованный в ходе сравнительно-исторического и генетического методов анализа художественных систем Достоевского и русской литературы начала XX века, позволил рассматривать их взаимодействие, не ограничиваясь такими понятиями, как влияние, подражание и взаимодействие, не определяя степень приоритетности как «критерия художественности». Акцентация эйдологического аспекта в анализе явлений мимесиса русской литературы по отношению к Достоевскому оказалась наиболее продуктивной, так как исследование эйдоса, синтезирующего идею, слово и образ, позволило адекватно содержанию рассмотреть не только сложную гносеологическую парадигму творчества Достоевского и художников начала XX века, но и тот сложный комплекс идей и проблем, что связан с социально-исторической и культурной ситуаций в России.
Учение Достоевского об идее стало основой художественной эйдологии Серебряного века, а идеи, получившие свои «имена» в творчестве Достоевского, не только во многом определили художественные искания начала XX столетия, но и стали основой жизнетворчества многих художников начала века. Нами установлено, что многие «национальные архетипы» русского искусства и русской культуры пришли в искусство начала XX столетия через художественную и этико-философскую систему Достоевского, а его Великое Пятикнижие и «Дневник писателя» стали неким «мифологическим каноном», «внеиндивидуальным» метатекстом, эманирующим в художественную реальность нового столетия темы, проблемы, идеи, мотивы и образы.
Русская литература начала XX столетия освоила и весь типологический тезаурус Достоевского, актуализировав в образах-характерах главное открытие Достоевского — открытие полярности, двойственности, противоречивости национального духа и сознания. Первый, отрицательный полюс национальной ментальности, маркированный Достоевским такими понятиями, как «изломанное, фальшивое, наносное и рабски заимствованное», нашел свое воплощение в героях прозы А. Белого, Ф. Сологуба, Л. Андреева, М. Алданова, М. Булгакова, А. Платонова, А. Ремизова, И.Бунина. Второй полюс, отмеченный Достоевским как «простодушие, чистота, кротость, широкость ума и незлобие», получил свое образное воплощение в героях лирической прозы Б. К. Зайцева, И. А. Бунина, И. С. Шмелева. И тот, и другой тип реализовались в образе лирического героя, представленного в поэзии М. И. Цветаевой, О. Э. Мандельштама, Н. С. Гумилева и многих других поэтов начала XX века.
Исследовав аспекты творческого поведения художников Серебряного века, мы пришли к выводу о наличии в начале XX столетия феномена миметического поведения А. Блока, А. Белого, В. Розанова, М. Волошина, М, Цветаевой, Н. А. Бердяева и многих других писателей, поэтов и мыслителей по отношению к героям Достоевского. Как показало исследование, сущность данного феномена заключается в том, что универсализм представленной в творчестве Достоевского национальной типологии имеет двуединую природу: писателю удалось уловить и воплотить в художественно убедительных образах все типы национального сознания и характера, причем не только те, что уже исторически и социально оформились, но и те, которым еще только предстояло проявить себя в исторической жизни страны и которые в эпоху Достоевского существовали лишь как «идеи», как «предпосылки». Гениальный писатель дал этим «идеям» имена, создал те ролевые маски, которые «пришлись впору» людям, как только сложились те социально-исторические и культурные условия, в которых они могли бы существовать. Нами установлено, что феномен миметического поведения по отношению к персонажам Достоевского состоит еще и в том, что подражали им в основном люди творческого склада, представители российской интеллигенции, для которых герои Достоевского стали объектами мимесиса не по модусу поведения, а по тем идеям, носителями которых они являлись. Начало XX века — время интенсивной эманации тех идей, которые были профетически предугаданы и названы Достоевским. Получившие свои имена, воплощенные в конкретных образах и характерах, эти идеи стали определять не только творческое, но и личностное, человеческое поведение многих представителей российской интеллигенции в то время, когда, по словам Н. А. Бердяева, в России сложилась «атмосфера, родственная Достоевскому» (Бердяев Н.А.).
Одним из основополагающих для нашего исследования стал вывод о том, что в творчестве Достоевского глубоко и всесторонне разработано учение об идее как мирообразующей силе. Испытав на себе сильнейшее воздействие идеи, Достоевский пришел к заключению, что «идеи летают в воздухе, но непременно по законамидеи живут и распространяются по законам, слишком трудно для нас уловимымидеи заразительны» (24−51). «Метафизика истории» Достоевского основана на мысли о том, что миром правит идея, воплощенная в Слове и обретающая неограниченную власть над людьми. Эти представления нашли свое отражение в «логоцентрической концепции» Вл. Соловьева, в учении П. Флоренского, в работах Н. А. Бердяева и других мыслителей. Отношение к Слову как силе, способной преобразовать мир, воплотилось в творчестве всех представителей Серебряного века русской культуры. Сущность и смысл эйдологии Достоевского — в доказательстве синтетической природы субстанциональной идеи, проявляющейся не только в характерах и поступках людей, но и существующей в мире в различных материальных эманациях. Эйдологичность художественного метода Достоевского проявляется на всех уровнях художественной структуры его романов «об идее» — от замысла и названия до статуса пространства и времени. Эйдологические символы Достоевского (лестница, топор, камень, крест, паук, лошадь и др.) как наиболее адекватные эманации идеи, вошли и в художественную ткань романов, созданных писателями начала XX века. И хотя многие из них существовали в русской и мировой культуре как архетипы, в художественное сознание XX столетия они вошли «под знаком Достоевского».
Анализ типологии характеров, созданных в произведениях начала XX века, убедил нас в том, что в основной массе своей они генетически восходят к героям-идеологам Достоевского, представляя, как и они, эйдологические персонификации авторской идеи или идеи героя (чаще всего являющейся той же авторской «анти-идеей»). Как и в творчестве Достоевского, замысел, название, сюжетостроение, композиция, система образов, статус пространства и времени романов Белого, Сологуба, Ремизова, Брюсова, Гиппиус, Мережковского, Булгакова, Платонова и других писателей во многом определяются движением идеи. Наиболее часто в романах XX столетия встречается алгоритм воплощения «логики идеи» — от идеи-мысли к слову-идеологии, а от нее — к практике-преступлению.
Философское и эстетическое оформление идей синтеза в русском художественном сознании обычно связывают с эстетическим учением Вл. Соловьева, творческими исканиями А. Белого, Вяч. Иванова и других художников начала XX века. А между тем, как показало наше исследование, феномен синтеза как один из «краеугольных компонентов поэтики символизма» (И.Г.Минералова), во многих своих идеологических и эстетических аспектах миметически связан с художественными исканиями Достоевского, которые можно определить именно как синтетические, так как в основе их — поиск универсальных, синтетических моделей бытия, поиск таких способов постижения и средств изображения человека, которые помогут преодолеть центробежные, разделяющие тенденции в культурной и общественной жизни, помогут найти те точки, в которых «все мы, такие разные, могли бы сойтись», помогут преодолеть онтологическую раздвоенность человеческой личности, а также отделенность ее от всеобщего бытия, преодолеть ту замкнутость и изоляцию индивидуума, что ведет к духовной гибели, помогут обрести духовный синтез, связь с мирозданием, с Богом, со всем сущим.
Идея синтеза как основополагающего принципа культуры, как универсального метода восприятия, познания и изображения мира оформилась в лоне диалогического мышления, художественно убедительные формы которого были явлены в творчестве, философии и эстетике Достоевского.
Одним из первых осознав истоки и последствия очередного исторического кризиса позитивизма, Достоевский поставил вопрос о создании новой мировоззренческой системы, в которой обрели бы неразрывное единство все формы и способы познания мира и человека: научные, философские, религиозные и эстетические. В новой эстетической системе, как предполагал Достоевский, должны были обрести единое разрешение вопросы нравственности и духовности, социальности и политики, экономики и военной науки. Но решение это должно быть отмечено единым пафосом — пафосом служения Богу и человеку.
Анализ жанровой природы произведений начала XX столетия показал, что художники в своих творческих исканиях опирались на разработанный Достоевским метод «реализма в высшем смысле», синтезирующем все способы познания мира и человека (философский, научный, религиозный и эстетический), а также изображение мира феноменального и мира ноуменального, — «неевклидовского» пространства «миров иных», что «символико-мифологический метод» (Вяч.Иванов), активно используемый символистами, миметически ориентирован на «фантастический реализм» Достоевского.
Называя Достоевского «духовным вождем и пророком», провозвестником идеи всеединства и чувства соборности, Вл. Соловьев и Вяч. Иванов определили тем самым примат влияния Достоевского на художественное мышление современников, идущих по пути создания нового, соборного искусства. Идеи Достоевского о целях и смысле жизнепреобразующей миссии искусства, понимаемого как новая религия, всезначимая, внеклассовая и внесословная, сопрягаются с концепцией соборности искусства, а само понятие соборности, соборного согласия, введенное в обиход славянофилами и подхваченное.
Достоевским, становится одним из доминантных в художественном сознании эпохи.
В русской литературе начала XX века представлен полный типологический тезаурус Достоевского. Наибольшее внимание исследователей привлекают произведения писателей начала XX века, в которых явлены открытые Достоевским типы национального сознания, тяготеющие к «отрицательному» полюсу. А между тем миметическое начало по отношению к «положительному», «идеальному» аспекту учения Достоевского явственно проявилось в творчестве И. А. Бунина, А. М. Ремизова, И. С. Шмелева, Б. К. Зайцева. Идеал «русской личности» (23- 105), разработанный в художественно-публицистическом наследии Достоевского, который мы, следуя терминологии К. Мочульского, назвали «соборной личностью», наиболее явственно выражен в творчестве И. С. Шмелева периода эмиграции и в лирической прозе Б. К. Зайцева.
Как показал анализ произведений писателей начала XX века, влияние Достоевского на формирование образа Святой Руси, «русского типа», «народного типа», «национальной личности» и «соборной личности» в произведениях Шмелева и образа «положительно прекрасного человека» в произведениях Зайцева, проявляется на всех уровнях образной структуры их произведений, а типология этих писателей ориентирована на тот «положительный тип», который, по словам Достоевского, уже в его времена «искала наша литература» (29/1- 118).
Как показало исследование произведений Достоевского и И. С. Шмелева, явленная в их творчестве «соборная личность», или «сильно развитая личность» — это синтетическая личность, человеческий универсум, включающий в свое индивидуальное бытие — бытие вселенское, не мыслящий своего существования вне гармонии и духовной общности с другими людьми и воспринимающий мир как одухотворенное всеединство, требующее его живого участия, сочувствования и сорадования. «Соборная личность» — это вершинное воплощение развития «национальной личности», в которой воплотились все самые сущностные черты этнопсихологии и национального сознания.
Исследование показало, что наиболее значительным эйдосом, оказавшим влияние на формирование нового художественного сознания, стала «русская идея» Достоевского. Разрабатывая учение о русской идее, Достоевский четко обозначил ее универсальную природу, заявив, что «русская идея, может быть, будет СИНТЕЗОМ всех тех идей, которые с таким упорством, с таким мужеством развивает Европа в отдельных своих национальностях».
Утверждая, что сама природа русского национального сознания, в котором органически соединились Восток и Запад, Азия и Европа, Север и Юг, предназначена к свершению величайшей миссии мирового соборного единения, Достоевский определил вселенский, всечеловеческий масштаб «русской идеи».
Анализ художественных систем и индивидуальных стилей начала XX века показал, что в художественном сознании начала XX века «русская идея» как принцип мировидения явственно преобразуется, а принцип миромоделирования, а философские и социально-политические учения самых разных, подчас прямо противоположных по мировоззренческим основаниям учения, актуализируют заложенные в ней потенции формирования мирового и национального пространства. «Русская идея» Достоевского была воспринята Серебряным веком как формула национального самоопределения: нации в самой себе, нации в мире и нации в Боге.
Всечеловеческий аспект, номинируемый Достоевским как «общечеловеческая идея», определяется для художников начала XX века задачей осмысления влияния на национальную ментальность культурных и мировоззренческих систем Востока и Запада, Европы и Азии, а также задачей претворения в жизнь исторической миссии «всесветного единения».
Национальный аспект «русской идеи» в XX столетии реализуется как историософское и культурологическое позицирование идеи существования двух типов национального сознания: народного и интеллигентского, как исследование конфликта народа с «образованным классом».
Активный мимесис художников начала XX века по отношению к «русской идее» Достоевского во многом обусловлен ее диалогической природой, универсализмом, и потому именно «русская идея» определила основные векторы художественных и философских исканий в начале XX века: религиозный, всечеловеческий и национальный. Причем Достоевский не только назвал основные аспекты и проблемы «русской идеи», но и определил пути к их разрешению и претворению, что и стало основой столь мощного воздействия «русской идеи», как, впрочем, и многих других идей Достоевского на сознание XX столетия.
В процессе работы было выявлено, что с национальным аспектом «русской идеи» связано художественное решение многих проблем, определивших идейно-образную структуру произведений Бунина, Белого, Блока, Шмелева, Ремизова, Сологуба, Андреева и многих других художников. Это осмысление сущности и специфики национального характераизображение России в двух антиномичных ценностных и поэтических системах: как Государства и как Родины, Отчизны, как лика и личины Россиихудожественное осмысление идеи Достоевского о двух типах национального сознания и характера: народного и интеллигентскогоосмысление проблемы взаимоотношений народа и интеллигенцииобращение к поэтическому арсеналу народного творчества как истоку национального сознания и национальной культурыизображение событий революции и гражданской войны в эйдологическом поле Достоевского.
Национальный аспект «русской идеи» Достоевского наиболее явственно воплотился в русском искусстве начала XX столетия в созданных художниками Серебряного века образах русского человека, русского народа и России. Следует утверждать, что именно Достоевский создал подлинно значимую этнотипологию, определившую характерологию русской литературы начала XX века. В произведениях русских художников начала века нашли свое воплощение все типологические разновидности русской ментальности, как интеллигентской, так и народной — от «двух народных типов» (21- 35) до истинного изображения страдающего, оторванного от русской почвы интеллигентного русского человека, живущего на родине как не у себя, желающего стать чем-нибудь и не могущего быть самим собою" (26- 219).
В типологическом тезаурусе Достоевского четко обозначена типология как интеллигентского, так и народного типов сознания и характера. Интеллигентский тип отмечен такими дефинициями, как «тип идеалиста» (23- 64), «культурный типик» (22- 105), «русский культурный тип» (22- 113), «мечтатель» (22- 122), «парадоксалист» (22- 122), «тип нравственного развитого и образованного человека» (22- 109), «тип русского джентельмена» (25- 117), «русский скиталец» (26- 137), «гордый человек» (26- 139), «русский страдалец» (26- 138), «отвлеченный человек» (26- 140), «всечеловек» (26- 147), «русский тип дворянства» (13- 177). В этом типологическом ряду располагаются и «случайный человек», и «русский нигилист», и «русский атеист», и «русский мальчик», и «фантастический», «нетерпеливый» человек.
В состав народной типологии можно включить такие именования, как «хищный тип» (21- 36), «многочисленные типы русского безобразника» (21- 36), «два народные типа» (21- 137−138), «тип из коренника» (9- 128). Идеал, обозначенный Достоевским как «русская личность» (23- 105), формируется как синтез всех лучших черт, свойственных интеллигентской и народной ментальности, а основанием для этого синтеза являются черты, общие для народного и интеллигентского типов сознания — стремление к идеалу, мечта о свободе, склонность к страданию и самопожертвованию.
Этнотипология Достоевского охватывает все ипостаси противоречивого, двойственного, склонного к полярным проявлениям национального сознания и характера. Первый, отрицательный полюс национальной ментальности — это, по Достоевскому, все «изломанное, фальшивое, наносное и рабски заимствованное» (13- 49). Второй, «положительный» полюс, Достоевский маркирует такими понятиями, как «простодушие, чистота, кротость, широкость ума и незлобие» (13- 49−50). Первый в полной мере воплотился в героях прозы Ф. Сологуба, А. Белого, Л. Андреева, М. Алданова, М. Булгакова, А. Платонова,.
А.Ремизова, а также проявился в характере лирического героя поэзии начала XX столетия. Второй получил свое образное воплощение в героях лирической прозы И. А. Бунина и Б. К. Зайцева, в «народных типах» произведений И. С. Шмелева, В. Г. Короленко. Но и другие писатели и поэты, обращаясь к историческим и духовным истокам, содержащимся в народной культуре, искали спасения от надвигающейся катастрофы.
Особую роль в художественном осмыслении социально-исторической ситуации начала XX века сыграла разработанная в творчестве Достоевского феноменология русского «самоотрицания и саморазрушения», воплотившаяся не только в образах, но и в реально-исторический жизни страны, и в биографической жизни художников. Особенно ярко и полно идея русского «самоотрицания и саморазрушения» в самых разных ее эманациях воплотилась в произведениях И. А. Бунина, А. А. Блока, Л. Андреева, а осмысление причин и истоков русской революции практически всеми художниками и мыслителями начала XX века целиком происходило в поле этой идеи. Не говоря уже о том, что самоубийство как форма бунта и последняя форма самоутверждения стало действительно не только «культурным институтом» в России XX столетия, но и трагическим исходом для многих представителей творческой интеллигенции.
Обратив внимание на неисследованную в литературоведении проблему изображения в литературе начала XX века семьи, мы установили ее глубокие миметические связи с типологией «русского семейства», заявленной в творчестве Достоевского, обозначившего в его составе"случайное семейство", «благочестивое семейство» и «ленивое семейство».
В ходе исследования стало очевидно, что русская литература XX столетия не знает образа «благочестивого семейства» в том его виде, в котором оно мыслилось Достоевским. Единственным исключением стали произведения ретроспективного, феноменологического плана, когда писатель обращается к изображению «давно минувших дней». К таким произведениям можно отнести «Антоновские яблоки» и «Жизнь Арсеньева» И. А. Бунина, «Богомолье», «Лето Господне» и «Няня из Москвы» И. С. Шмелева, «Заря» и «Май» Б. К. Зайцева.
Последний же образ Дома в русской литературе XX века появился в романе М. А. Булгакова «Белая гвардия». В середине XX века, в «деревенской прозе», он появится вновь, но будет уже символизировать не современное, а былое благополучие и всей своей «уходящей натурой» будет в творчестве В. Распутина и В. Белова олицетворять мысль о разрушении былых устоев, былого величия и благочестия.
Нами выявлены доминирующие признаки «благочестивого семейства» в русской литературе начала XX столетия, что позволяет говорить о миметически ориентированном на открытия Достоевского образе семьи в литературе начала XX века: благочестие, основой которого является религиозность, выражающаяся в «сердечной вере» в Христа, добротолюбие, красотолюбие, теплые, любовные отношения родных и близких, соборность как принцип взаимоотношений с людьми, ощущение причастности своей жизни к мировому всеединству. Нами показано, что, ориентируясь на представления о всеединстве и соборности, И. С. Шмелев запечатлел тип «народного семейства», а И. А. Бунин, М. А. Булгаков и Б. К. Зайцев в своих автобиографических произведениях воплотили идею Достоевского о благочестивом «русском интеллигентном семействе». Мысль Достоевского о том, что распад семейно-родственных отношений — знак всеобщего распада и гибели, воплощается в произведениях Ф. Сологуба, Л. Андреева, О. Мандельштама, А. Белого и других писателей начала XX века, рисующих в своих произведениях найденный Достоевским образ русского «случайного семейства».
В своем исследовании мы остановились на самых ярких проявлениях эйдологии Достоевского в русской литературе начала XX столетия. Можно утверждать, что многие из них остались за гранью нашего внимания и требуют отдельного анализа, отдельной глубокой разработки. Пытаясь показать художественную жизнь идей и образов Достоевского в культуре начала XX столетия, мы сознательно отказались от монографических развернутых фрагментов, чтобы как можно более полно и многогранно наметить те пути, по которым могут пойти другие исследователи.
