Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Распределение согласных фонем

РефератПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Особенно четко отсутствие третьей палатализации отражено в лексике, мало подвергшейся аналогическим воздействиям со стороны литературного церковнославянского или инодиалектного произношения (служебные и бытовые слова, местные заимствования, имена собственные). Например, местоимение вьсь в древненовгородских рукописях передается с исконным (х); ср.: вхего, вьхемо в Бер.гр.ХП; вхыхъ в Eep.rp.XIV… Читать ещё >

Распределение согласных фонем (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

§ 38. При переходе от праславянской системы к древнерусской появилось множество типов варьирования согласных, в результате чего возникали и древнейшие расхождения по говорам. Нам предстоит обсудить фонематический статус подвергшихся изменению согласных и по возможности уточнить признаки их различения.

Та фонема (л"), которая образовалась после губных из (j) в сочетаниях типа ловлю, ломлю, люблю, терплю, долгое время фонетически могла представлять собой именно (j), потому что (л", j) одинаково являлись среднеязычными палатальными с общими прочими призна;

ками; то же случилось и в сочетании (л) с последующим (j) (ср. вол]а > вол"а). Уже в старославянском языке могла происходить утрата (л"), фонематически равного (j) (ср. написания типа земАу корабь); его нет и в тех славянских языках, которые, как болгарский, со временем фонологизировали (j) при отсутствии корреляции согласных по твердости—мягкости. В древнерусских рукописях утрата (л") обнаруживается только в сочетании с (в) (т. с. фонетически [и]). Ср.:

  • 1) Жидьслаличь, присталивати в Новг.гр.ХШ; Горислаличъ, Мстислали, на Яколиулицы, Ярослали в CHIJT; Нороляни (‘жители Нарвы'), черленъ в П1Л; Нороляне, посталяше в ПИЛ, в псковских рукописях лексикализованные формы такого рода сохранялись вплоть до XV в.;
  • 2) извгъчеся (рядом — извлгъчесга), оумрыцвь, суазвенжю в ПМХ1; оумърьщвАемъ, оумърыцвение в М95; оскърбАщими, оумьрщвение в ЯПХН и др. Некоторые колебания могли появляться в результате словообразовательного варьирования (ср. чередование землънь — земънъ в М95 и в других древних рукописях) и потому нс отражают исконного фонетического изменения.

Фонетические условия изменения в сочетании [вл"] выявляются из приведенных примеров: между гласными [вл" > л'], после «длительного» согласного, наоборот, [вл" > в]. В сочетании [вл"] оказались соединенными два максимально противоположных друг другу по ряду признаков сонанта — лабиовслярный (твердый) и палатальный. Фонетически приспособиться друг к другу, как того требовала тенденция к слоговому сингармонизму, они не могли, поэтому начались изменения, обусловленные окружающими фонемами. Характер изменения показывает, что (в) обладало большей слоговостью, чем (л") (ибо сохранялось в сочетании [звл"], тогда как (л") всегда начинает слог), и, в отличие от (л"), никогда не могло быть палатальным. В отличие от (л"), фонема (л) характеризовалась максимальной степенью лабиовелярности; на это указывают диалектные изменения позднего праславянского периода, например лабиовеляризующес воздействие (л) на соседний гласный в словах типа вълкъ (лит. vilkas), молоко < *melko или изменение согласного в соседстве с (л), как пск. егла < *edla (‘ель') или прочили < *procbtli.

§ 39+. В праславянском языке в соответствии с тенденцией к открытому слогу произошло несколько значительных изменений, уменьшивших употребительность (j) в речи. Каждый [i] в конце слога после согласного утратился, приведя к возникновению новых монофтонгов, например в известных изменениях [ei > i, ai > с] и т. д. Каждый (j) после согласного в конце слога также изменился, что привело к образованию нескольких среднеязычных, вступивших в конкуренцию с (j) (ср. (л + j > л")). Пока (л", н") и др. входят в систему как среднеязычные, единственная фонема, для которой ее среднеязычное образование представляет, по существу, только один признак при отсутствии каких-либо других признаков, а именно (j), в данной системе не может быть самостоятельной фонемой.

После всех указанных преобразований (j) оказался возможным только перед гласными, но и тут произошло несколько упрощений системы (см. § 26), после чего (j) стал употребляться только перед некоторыми гласными, т. е. стал выступать в функции протетического согласного, фонетической наставки, в соответствии с законом открытого слога создавая прикрытый слог (ср. *edb > *je/db).

Дефонологизация (j), т. е. низведение прежде самостоятельной фонемы на уровень фонетической наставки, сопровождалась аналогичными изменениями (и). Дело в том, что в праславянском языке все полугласные имели морфологическое значение, некоторые даже по нескольку значений; ср.: (м) как суффикс причастия, (р) как именной суффикс, (л, н) — суффиксы имени и причастия. В отличие от них, (j) и (и) сами по себе, без сопровождения гласных, ни в формо-, ни в словообразовательных процессах не участвовали, их фонематическая функция была ослабленной, они находились, следовательно, в изолированной позиции. У (и) это положение было впоследствии ликвидировано (ср. форму причастия давъ, в которой в результате переразложения (в) осознается самостоятельным суффиксальным элементом), особенно после падения редуцированных. У (j) этого не случилось даже после утраты (ъ, ь), на что указывают русские рукописи XII—XIV вв.; ср.: ваше державгь, вегь Палестингь, старгъшиноу в ЖСХ1П (такие же пропуски конечного и в Пант. XII, ЖН1219, Пр. 1383, в псковских, новгородских и московских рукописях XIV и даже XV вв.). Особенно показательны написания типа възвгыца вместо вьзвгъщаи, оуботеся, разоумгьте в форме повелительного наклонения. Именно здесь после падения редуцированных можно было бы ожидать «освобождения» (j) из фонетического контекста и использования его в качестве самостоятельной фонемы и одновременно морфемы ([в'ещ'а-jb]).

Морфологическая неопределенность (j) привела к его фонетической неустойчивости. Даже как протетический согласный он мог употребляться не перед всеми гласными и не во всех позициях, например никогда не употреблялся как протеза к лабиализованному гласному.

§ 40. Нескольких замечаний требует фонема (р). Как и (л), она является полугласной; (р) выделяется также неспособностью к употреблению в сочетаниях с фрикативными; например, сочетания [зр, ср] в древнерусских рукописях почти последовательно передаются как здр, стр; ср.: въз-д-радовася, из-д-ризы, из-д-роукы в М96. Двух рядом стоящих «длительных» гласных не могло быть в фонетическом потоке, они разграничивались вставочными [д, т], вносившими в сочетание взрывной элемент. Наоборот, (м, н) в разрядке взрывными нс нуждались, более того, они даже устраняли соседние им взрывные согласные, как это и требовалось по закону открытого слога; ср.: горазшьк < *gorazdneje, семь < *sedmb уже в ОЕЮ56. Сочетаемостью со взрывными все прежние глайды оказываются разбитыми на три группы: (u, i (j)) — всегда полугласные, (л, р) — позиционно полугласные, (м, н) никогда полугласными не выступают.

Второе отличие (р) от прочих глайдов заключается в том, что древнерусские источники очень редко отражают палатальность «мягкого» (р) (ср. написания типа вола, вона при мор а в АЕ1092 и других рукописях XI—XII вв.). Можно думать, что вторичное смягчение (р) происходило не одновременно с фонологизацией мягкости у (л, н) (см. § 68), оно и выражается столь же непоследовательно, как и мягкость палатальных (з, с), не представленных на севере (см. § 45). Судя по западнославянской шепелявости [р"], у этого звука рано устранилась среднеязычная артикуляция путем изменения самого качества согласного.

Общий смысл всех праславянских изменений фонем (л, н, р) в сочетании с (j) заключался в том, что возникло новое противопоставление среднеязычных (л", н") переднеязычным (л, н) (с их вариантами в положении перед гласными переднего ряда — палатализованными [л, н]), в чем (р), видимо, не участвовал, поскольку фонетическое качество (р") приводило его к немедленному совпадению с [р] или с [р']; в разных славянских языках это и отразилось либо в появлении фрикативного (р") (как в западнославянских языках), либо в отвердении [р'] (как в белорусском); ср.: рус. река [р'ека], польск. rzeka, бел. рака.

§ 41. До конца XII в. нет надежных примеров смешения (в) с (у), которое указывало бы на изменение качества губно-губного [и] в губно-зубной [в]. Таким образом, до падения редуцированных (и) сохранял все качества сонанта. В древнерусской консонантной системе не было также фонемы (ф), хотя в книжном церковнославянском произношении некоторые заимствованные слова могли уже произноситься с (ф), на письме они передавались буквами ф («ферт») и 0 («фита»); ср.: фараонь, фарисеи, философь в ГБХ1 на месте греч. срараь), <paptotxcoc, срсХоаосро?; фимиямь в И73 при греч. &ир (осра; афира (‘кисель') в ЯПХН при греч. aSyjpoc и др. Первоначально эти разные типы [ф] могли различаться и в славянском произношении, они даже обозначались на письме разными буквами, но затем обобщалось основное качество [f] — губной фрикативный глухой согласный, а не зубной его эквивалент [th]. По сравнению с ранним праславянским периодом, когда греческое [f] передавалось в заимствованных словах согласным [п] (ср.: рус. пароусъ, греч. срарск; — ‘полотно'), в овладении новой артикуляцией произошел несомненный сдвиг. Сам факт, что греческим разным фонемам в праславянском языке соответствует одна звуковая единица, показывает, что эта единица существенно важна для славянской системы и включает в себя признаки, которые в греческом входили в разные фонемы. Постепенно, от слова к слову, при заимствовании увеличивается число форм с новым фрикативным согласным, однако в систему фонемных противопоставлений [ф] еще не включается. Следовательно, этот звук не выработал еще собственного фонемного признака, он употребляется только в заимствованной лексике и стилистически ограничен, всегда встречается в положении перед гласными, не имеет морфологической функции и не вступает в морфонологические чередования с другими согласными той же системы.

§ 42. В сложном сочетании согласных на стыке морфем фонема (г) могла устраняться; ср. примеры в рукописях, написанных не на севере: разнгъвавъшеся в И73; бгъство в ОЕЮ56; иразгтьвавъея изна (изгъна) в ЖСХШ; отдельные примеры встречаются в АЕ1092, ЗХП, ЖН1219 и др. до XIV в. {разшъваетъея в ПА1307). Такие написания не доказывают еще изменения (г > у), потому что и взрывной (г) мог устраняться в сложных консонантных группах. Сочетание [гн] вообще оказывалось странным, оно развивало даже неорганическую палатальность (н), ибо фонетические условия смягчения не всегда были; ср. последовательное обозначение мягкости в словах типа гнгьвь, гнити, огнь в рукописях XI в. (ГБХ1, ГЕ1144 и др.), хотя по происхождению (н) в этих словах является твердым (ср.: серб. гн>йти, латыш, gnide — ‘потертая кожа'; серб. 6гн>а, лит. ugnis). Появление (г) между двумя зубными, между велярным [з] и палатальным [н], способствовало утрате (г). Только утратой (г) можно объяснить и раннюю ассимиляцию по мягкости в формах ражшъвавъ же ся, ражнгъвася в АЕ1092; ражшъвахъея в И73, ЖСХШ, как и в бежкго в И73, АЕ1092 и др.

До XIII в. нет надежных примеров произношения [у] на месте взрывного (г). Ана ръина в надписи 1068 г. передает французское произношение слова regina (‘королева'); своего осподаря в надписи на чаре (ок. 1151), как и написание ВоиЛ'/ургах (название днепровского порога Вольный прагъ) в записи Константина Багрянородного (сер. X в.) могут передавать церковное или «славянское» произношение этих форм. Фрикативное [у], а затем и фарингальное [h] на месте (г) отражаются лишь с XIII в. в написаниях типа г Кыеву или х Киеву, в смешениях типа бехлыхъ (‘беглых') и гощеиш (‘хощеши') в южнорусских рукописях. Связано это было с характером морфонологического чередования, сохранявшего свой древнеславянский тип; ср.: блъха — блъшька — блъси с чередованием фрикативных (х/ш/с) в корневой морфеме, но нога — ножька — нози с пересечением взрывного (г) с фрикативными (ж—з) в одной и той же морфеме; отсюда и замещение взрывного на фрикативный с образованием устойчивого по способу образования ряда (у—ж—з). В основной массе собственно русских говоров такое чередование не сохранилось, почему и не развились изменения фонемы (г). Но северо-восточные русские рукописи, например Лавр. 1377, начало такого изменения отражают. Дело в том, что после утраты редуцированных такое изменение поначалу развивалось в говорах, которые раньше всего освоили корреляцию согласных по твердости—мягкости и по звонкости—глухости (см. § 96, 103), ибо преобразование (г > у) приводило не только к изменению способа артикуляции. Перераспределялись и другие фонемные признаки, в частности голоса: фрикативные противопоставлены по звонкости—глухости (следовательно, имеется оппозиция —х)), а для взрывных это был второстепенный признак (см. § 48); следовательно, в оппозиции (г—к) имелось только противопоставление по напряженности. Само изменение впоследствии стало диалектным.

§ 43. С тем же изменением связаны расхождения по говорам в результате третьей палатализации заднеязычных согласных. И древнерусские рукописи, и современные северные говоры указывают на то, что в северных говорах процесс третьей палатализации не был завершен, и потому фонемы (з", с", ц") не вошли в консонантную систему древнего северного наречия.

Особенно четко отсутствие третьей палатализации отражено в лексике, мало подвергшейся аналогическим воздействиям со стороны литературного церковнославянского или инодиалектного произношения (служебные и бытовые слова, местные заимствования, имена собственные). Например, местоимение вьсь в древненовгородских рукописях передается с исконным (х); ср.: вхего, вьхемо в Бер.гр.ХП; вхыхъ в Eep.rp.XIV; вхоу в XI192; вхе ноль (вьсь пълъ) в СН1Л и др. Нс отражают палатализации конкретно-бытовые (или, наоборот, сакрально-языческие) слова, такие, как польга (ст.-сл. польза), стьга и зга; ср.: ст.-сл. стьза, цел. стезя), яга (ст.-сл. мва, ььзя), севернорусские заимствования из других языков типа варягъ, кълбягъ, щьлягъ (др.-ск. varingr, kylfingr; гот. skillings), которые в южных диалектах дали результат третьей палатализации: ср. скълязъ в СЕХИ, в РК1284 (переписанной с болгарского оригинала) и др., но др.-рус. щ'>" чгъ в ПВЛ под 885, 964 гг. Контаминация этих форм в АЕ1092 в стылязь (стьлязь — стьлягъ) указывает на начавшееся распространение церковнославянского варианта и на севере; впоследствии это привело к смешению палатального (з") с велярным (з) (ср. частые в русских рукописях ХН-ХШ в. колебания в написаниях княза — князя, князоу — князю). Результат выравнивания форм мог расходиться с тем, что стало обычным для литературного языка; например, в новгородском E3XVI находим пользя, пользю, но с тез а, стезамъ (литер, польза, но стезя); но вместе с тем и отсутствие результатов второй палатализации заднеязычных: Вакхе, Дъмъкгъ в М96; на Волхевци в XI192;

Борьке в ДК1270; въ Онгьггь в Уставе Владимира (XIV в.), в НК1282; двгь долггъи в Новг.гр.1305; ко Оуике, кь Коулотъюъ и Лоучьке, кь Лоуюъ, от Дрочке, по велиюъ д (ни), у влдкгъ в Бер.гр.Х1-ХН. Современные диалектные материалы показывают, что следов второй палатализации нет и в ряде корневых морфем, которые сохранились в своих конкретных, иногда этнографических значениях и потому остались в стороне от нивелирующего воздействия литературных форм; ср.: диал. кгьвка (‘шпулька'), кедилка (‘цедилка'), кежь (‘процеженный раствор овса'), кеп (‘било'), также квет, квел < квгьл (так же и в диалектном произношении: квитки, кивцы) и русские литературные их соответствия — цвгълъ, цвгьтъ, цгьвка, цгьдра, цгъжь, цп>пь.

Имеется, по крайней мере, одна фонетическая позиция, в которой уже древнейшие русские рукописи отражают отсутствие второй палатализации: в положении после (з, с) перед (и, ё); ср.: пасхп> в ОЕЮ56, ЮЕ1120; въ влчекти дши, золобп> женьскп> в И73; крстьянскии цри в М95, воскгь в ГБХ1; дъекгь в ЖКХ1; мирьскии в ЯПХН; розггь в С1156; нбсьскии, члчъекии в ГЕ1144; вь мирьскгъи в ЕКХН; въ арменьскп>и (там же и другие написания), въ Пиньскгъ, въ чьрньчъекпмь в УСХИ; пррчьскти в ЗХП; плътьскгьи ХАХН; скитьскии в ЖСХШ и др., также и в корне слова, хотя примеры сохранились от более позднего времени (ранние списки этих текстов утрачены): расюъпалася в Гр.ок.1350; просюъпомъ в Лавр. 1377; оскгъпомъ, оскгьпищю (‘древко копья') в Ип.1425; росквелю в Пал. 1494 (ср. в Сл. ПИ: еста начала половецкую землю мечи цвтлити). Сочетание с предшествующим зубным препятствовало последовательному изменению (г, к, х) перед передними (ё, и), не давая развиться свистящим (з", с", ц"). Действительно, и в древнерусских рукописях можно найти вынесенные из старославянских и церковнославянских оригиналов написания типа (в И73) въ ДамасцП), иоудп>исцп>и, римьсцп>и, хероувимьсцт, но только в заимствованной лексике, потому что славянские слова пишутся иначе: звтрьстии, людьстп>, львовьстгъи, творьчьстии, члчъстгьи (а также женъекгь, члчекгьи). В XII в. игумен Даниил в своем Хождении cm употреблял лишь в заимствованной лексике (въ градгъ Кесариистгьмъ, о горгъ Ливапьстгьи и др.), но для знакомых славянских слов он использует ск (латышьскгъмь, роусюъи). Этот пример подчеркивает постоянное взаимное отталкивание «русского» и «нерусского» лексического материала и связанное с этим различное фонетическое оформление славянских и заимствованных слов.

Из примеров ясно, что у восточных славян (может быть, не на всей территории) возникли условия, препятствовавшие последовательному завершению второй палатализации заднеязычных.

Отсутствие последовательной «свистящей» палатализации привело к тому, что в новгородских рукописях уже с XI в. устраняются и результаты первой палатализации, особенно если они имели место в морфологически проверяемой позиции. Выразительны примеры церковных текстов, в которых подобное «обратное» выравнивание распространялось даже на заимствованные слова, причем в архаической (звательной) форме; ср.: архистратиге, архистратиже, Куриаке при архистратиггь, Куриакъ, Куриакп, в М95; Вакхе, но Тараше (им. п. ед. ч. Тарахъ) в М96. Такое выравнивание вполне закономерно: если рефлексы второй и третьей палатализации не объединены в общем противопоставлении к прочим вариантам морфологического чередования, то нет, собственно, и самого чередования, во всяком случае, оно оказывается не нагруженным морфологически.

С другой стороны, возможность сочетания заднеязычных с передними (и, ё) приводит к тому, что внешняя аналогия со стороны других форм парадигмы может образовать мягкие заднеязычные также перед прочими гласными фонемами; ср. форму действительного причастия мужского рода в им. п. река в И73, УСХН; вьргаи в ЕКХИ и др., но с XIII в. находим рекя в СН1Л, Ип.1425; повьргя в Новг.гр. 1304, Ип. 1425 и др. Фонемы (г, к) в приведенных сочетаниях абсолютно безразличны по отношению к следующему гласному, потому что и в древнерусском языке передние гласные не привели к их изменениям в свистящие.

§ 44+. Изменения согласных под влиянием (j) и передних гласных в древнерусском языке привели к следующим общим результатам (цифры обозначают тип палатализации заднеязычных согласных):

Распределение согласных фонем.

Во всех славянских языках к X в. завершилась первая палатализация заднеязычных, в результате чего возникло противопоставление шипящих заднеязычным; ср.: кара — чара, гарь—жарь (на месте kata — кёга, garTgeru). К этому же времени аффрикаты [д'ж', д’з'] изменились уже во фрикативные [ж", з"], и в системе сохранились только глухие аффрикаты.

Вторую и третью палатализации объединяет то, что в результате изменения в праславянском языке образовался ряд свистящих согласных различного качества. Фонетически после второй палатализации появились смягченные [з', с', ц'], а после третьей — мягкие (палатальные) согласные [з", с", ц"]. Впервые на эту разницу указал И. В. Ягич, а затем она была обоснована типологически и исторически. В частности, в 3EXI результат изменения (г) по второй палатализации обозначен буквой «зело» (Snao, Sereda), а по третьей — буквой «земля» (къназь, польза).

Важно также отмстить несовпадение условий второй и третьей палатализации: вторая связана с воздействием гласных (и, с); третья никогда не происходила после (ё), а после (и) происходила очень непоследовательно и притом только в определенных суффиксах. Ср., например, колебания типа голубика — голубица, которые распространились со временем только в тех славянских языках, в которых нс образовалось противопоставления согласных по твердости—мягкости (в сербском языке и в северных русских говорах). Ср. также суффикс -иг (а)у в котором подобного изменения вообще не было (выжига, вязига), дифференциацию суффиксов -ник (ъ)/-ниц (а), которые восходят к одному и тому же сочетанию с */А>, и т. д. Столь же непоследовательным оказалось изменение в сочетаниях типа *tbrk- (зърцало — зьркало, мьрцати — мьркати); для древнерусского языка характерны именно вторые формы. Следовательно, на севере, где очень рано сформировалось второе полногласие (зъръкало, мъръкати), третья палатализация действительно не имела места, ибо в положении после (ь (i)) мы ожидали бы ее рефлексов.

Все изложенные факты заставляют сделать вывод, что северные древнерусские говоры отличались от южных тем, что они не изменяли заднеязычных согласных по третьей палатализации.

С фонологической точки зрения отношение третьей палатализации ко второй такое же, как и отношение изменения (ё > а) после палатальных к первой палатализации. Первая и вторая палатализации представляют собой чисто фонетические изменения, приспособление артикуляции согласного к следующему гласному в условиях действия слогового сингармонизма. Такое приспособление артикуляции не приводит к возникновению новых фонем, оно вызывает только аллофоннос варьирование уже имеющихся в системе фонем. После второй палатализации соотношение между рука — руцгъ остается неизменным, [к] и [ц'] — по-прежнему оттенки одной фонемы, отличающейся от фонемы (ч"). Но последняя и не вступает во внутриморфемные чередования; она обслуживает, может быть, и ту же морфему, но в других парадигмах или изолированных словоформах (ср.: въручити, ручька, ручьнои), а также звательную форму в словах типа отче, старче, которые утратили чередование (к/ц/ч) (старьць — старьчё).

Третья палатализация — это процесс фонологизации нового ряда свистящих фонем, увеличения их функциональной ценности и образования фонологически сильных позиций для противопоставления исходным фонемам (г, к, х). После третьей палатализации (з", с", ц") становятся возможными перед непередними гласными, тем самым противопоставляясь фонемам (г, к, х); ср.: кънязя — кънязю, кънига —кънигоу (т. е. [з"а—га], [з"у—гу]). С фонологической точки зрения неважно, предшествует ли третья палатализация второй или нет, важно только, насколько широко процесс морфологического выравнивания, связанный с действием третьей палатализации, охватил все словоформы, категории слов и морфемы. Действие третьей палатализации подтверждает диахроническую закономерность, согласно которой выравниванию по аналогии подлежит только новая фонема с новым признаком, но не аллофон фонемы.

§ 45+. Отношением к третьей палатализации в конечном счете объясняются все расхождения в характере консонантизма древнерусских говоров.

В северных говорах, которые не знали третьей палатализации, свистящие согласные второй палатализации сохранились на уровне оттенков фонем (г, к, х). Потому-то новгородский писец и предпочитает писать имя Дъмъкгь, что (ц') для него — оттенок (к). В привычных словах он различает диалектный набор фонем, но, сталкиваясь с церковнославянской формой того же слова, вынужден либо изменять фонемный состав церковного слова на свой лад (вьс/ж пишется как вхоу), либо механически переносить в свою рукопись написание оригинала.

Продолжительность позиционной неопределенности полумягких (з, с, ц) можно определить еще одним сопоставлением. В большинстве славянских языков праславянскис сочетания [dj, tj] совпали со свистящими; особенно это характерно для западнославянских языков, в которых развивалась корреляция согласных по твердости— мягкости. Южнославянские языки либо сохранили исходную аффрикатность сочетаний (ср.: ст.-сл. [жд, шт], болг. [жд, шт]), либо вовсе не изменяли их исходного (среднеязычного) образования (словен. [с, j], серб, [с, 3], макед. [к, g], потому что в этих языках не образовалось корреляции согласных по твердости—мягкости и согласные среднего ряда остались без изменения. Все же восточнославянские языки соответствующие сочетания одинаково представляют как (ж", ч"); ср.: ст.-сл. межда, др.-рус. межа; ст.-сл. евгыита, др.-рус. свуьча. Фонематическая прикрепленность исходных сочетаний [dj, tj] в древнерусском языке оказалась связанной с результатами первой палатализации. Таким образом, у восточных славян изменение [dj, tj] в [z", с"] усилило функциональную ценность фонем (ж", ч"), потому что к моменту фонемного сближения ряд свистящих был еще либо очень слабым, либо полностью не сформировался как фонематически самостоятельная часть консонантной системы.

§ 46. Между [ц'] и [з с'] имелось существенное различие. Полумягкие [з с'], возникавшие по второй палатализации, соотносились не только с (х, г) (по происхождению), но и с (з, с) (фонетически). Двойная соотнесенность фрикативных (з, с) обеспечивала большую свободу их проявления, их некоторую отстраненность от (х, г), особенно на стыках морфем; ср.: нога — нози, сльза — сльзы (т. е. [га—з'и], [за— зы]). Наоборот, аффриката [ц'] не имела велярного соответствия, поэтому в говорах, не испытавших третьей палатализации, единственно соотносимым с [ц'] элементом системы оказалась другая аффриката — [ч"]. Таким образом, в северных говорах возникло совмещение двух аффрикат в одну — образовалось ч о к, а н ь е, т. е. произношение (и широко распространенное в новгородских рукописях XI в. написание) типа лине, лича — личоу при ликъ — лика (но не лице — лича) наряду с чего, чара и др. Ни в одной позиции и ни в одной морфеме [ч"] и [ц'] не противопоставлялись друг другу, и это способствовало их объединению в общем противопоставлении (к), т. с. той фонеме, оттенками которой они были в прошлом. Однако (к) — взрывной согласный, тогда как признак аффрикатности требовал более четкого противопоставления [ч"] и [ц'] фонеме (к).

§ 47. Сложно определить фонемный статус тех сочетаний, которые возникли на месте праславянских *skj, *zgj, *stj, *zdj и *sk, *zg перед гласными переднего ряда. В традиционных текстах они передавались буквами щ (шт) и ж<): ищ/ж, ишпим, щюка, дрождия, дъждь. Однако за этими буквами скрывалось уже собственно восточнославянское произношение, особенно на севере: с XI в. новгородские рукописи те же сочетания передают буквами ш, жг. В качестве примера приведем данные MXI: бешислъныхъ, добролюшье дша, ишю медоу, кланАюша, питаюшю, полАшисА, ношению (‘пощение'), проевгьша, свАшене, соушьству и др.; также в М95, М97 и др. В тех же рукописях встречаются написания типа въжгелаете, дьжгь, ижгенгъте, пргыажгАеши, пригвожгенъ, рожгье. Такие примеры есть только в древних северных рукописях до XIII в. (лексикализованные написания отдельных слов типа дьжгь отмечены и позже), при этрм выходят за пределы исходных сочетаний типа *sk, *st, *zg, *zd. Ср.:ражгизаемь и ражагаеми с [зж"] на стыке двух морфем раз-жизаем- в М96. В южных рукописях на месте таких сочетаний употребляется обычно жд; ср.: иждегоу, ижденоуть, раждешти в И73. Позже эти последние и стали приметой церковнославянского языка русской редакции; ср. обычное для поздних рукописей смешение: ижденутъ — иженоуть — ижьноуть, рождье — рожье и т. д. в ГЕ1357.

На стыке морфем могли соединяться и глухие согласные; см. многочисленные примеры такого типа: ищрьтога, ищезе, ищр/ьва, ищисти в М95; бещлдь (‘бездетный') в ЮЕ1120; бештадъ в И73; въщьто, въщюдимъся в УСХН и др. Сочетание [з + ч] передается буквой щ, отражая результат полной ассимиляции аффрикате, с вероятным произношением [ш"ч']. Известно несколько случаев с написанием щ на месте [з+ш], но все они сомнительны: ищьдъше в ОЕЮ56; ищьдыи, ищьлъ в ТСХИ; также ращибе в М96 (последнее может быть случайной опиской), а ищьли в Лавр. 1377; ищьло

в Гр. 1284; ищьло, рощло в Ип.1425 и др. показывают устойчивость передачи именно данного слова.

К середине XII в. эта закономерность утрачена, в результате чего возникают колебания типа бечиноу — бещина, бечислъныи — бещисла, бечьстие — бещьстие, ичргьва — ищргъва в ЕКХИ. Двоякие написания (утрата префиксального © и ассимиляция его в (щ>) показывают, что у писца нет представления о наличии © во всех таких словах. До XII в. возможность проведения морфологической границы «внутри» консонантного сочетания мешает признать сочетание согласных отдельной фонематической единицей. Если [ш"ч"] разделено морфологической границей и оба согласных входят в разные морфемы, следовательно, разные части сочетания не могут составлять одну фонему (в данном случае аффрикату). Остается признать, что в древнерусском языке [ш"ч"] и [ж"д'ж"] представляли собой сочетания двух фонем.

§ 48. Сложнее всего определить дифференциальные признаки в противопоставлении согласных (д—т, з—с) и т. д. Традиционное мнение о противопоставлении их как глухих звонким сомнительно.

Признак голоса не мог различать пары типа (д—т), потому что он уже участвовал в системе противопоставлений для выделения полугласных (глайдов). Кроме того, славянские звонкие согласные восходили к праиндоевропсйским звонким двух типов — придыхательных и чистых, тогда как глухие соотносятся только с глухими. Если в раннем праславянском языке происходило совпадение (bh, b > Ь), (dh, d > d), (gh, g > g) и т. д., но соответствующие им глухие сохранялись без изменений, ясно, что в момент изменения маркированы были глухие (р, t, к) (потому что совмещение фонем возможно только по немаркированному признаку) и что в результате совмещения новые звонкие получили какую-то дополнительную фонетическую характеристику, связанную с придыханием.

Славянские языки сохранили следы древнейшего озвончения (р, t, к) перед следующим глайдом или гласным, иногда давая расходящееся произношение; ср.: рус. дроздъ < *trosdos; рус. глоухъ, лит. klusnus (‘послушный'); рус. блющъ и плющь; рус. дробити, лит. trapus (‘ломкий'); рус. трепет, чеш. диал. drobit, лит. trepumas (‘ловкость'). Очень часто — это в сочетаниях (sk, st), изменяющихся в (zg, zd), на стыке некоторых морфем, сначала, может быть, только перед гласным или глайдом, ср. предлог от (из *ant) и од (из наречия *ап (е)а) при греч. avxi, aveu, что привело либо к распространению только от- (в древнерусском языке), либо к существованию обоих вариантов (в древнечешском языке). То же можно сказать о других предлогах, например: др.-сл. из-, лит. is, лат. ех с глухим согласным. Ассимиляция по звонкости—глухости в древнеславянском языке показывает, что признак голоса был различительным для гласных и глайдов, тогда как у шумных согласных этот признак не имел значения, и они могли варьировать по признаку голоса.

Важно также, что в последовательном увеличении числа согласных фонем, начиная с балто-славянекого периода, праславянский язык не получил ни одного взрывного согласного; обогащение системы консонантизма шло за счет щелевых, сначала глухих ((с, х)), затем звонких ((з)) и только после этого обязательно звонких и глухих совместно (например, (ж", ш")). Таким образом, щелевые первоначально не входили в корреляцию по звонкости—глухости, и позже это привело ко многим изменениям вследствие непарности фонемы (х) по данному признаку. Более того, они были безразличны к противопоставлению по признаку голоса, что вело к частым смешениям, например, (з) и ©.

Еще древнерусские рукописи широко представляют изменения типа бесплотъпа (И73), но такое оглушение (з > с) не ограничивается позиционными ассимиляциями. Предлоги-приставки могли свободно закреплять один из возможных вариантов—с (з) или ©. Например, древнеславянское из (из балто-славянского ис-) от частого употребления перед глухими согласными в начале слова стало осознаваться как морфема иСу а это повлияло на сочетания приставки съ- с корнем таким образом, что и в приставке началось раннее устранение редуцированного (<емьрть вместо съмъртъ). Предлог чръеъ — чересъ, наоборот, стал осознаваться с конечным (з) и в таком виде вошел в современный русский язык (чрез — через). В том случае, если корень начинался с гласного или сонанта, в самых ранних рукописях находим новый тип префикса, с «новым» (ъ); ср.: възълюбилъу изъ облака и др. в ОЕЮ56. Позиция (з) не допускает здесь чередования (з/с), и хотя можно было бы ограничиться написанием типа изоблака (оно передаст звонкость (з)), писцы предпочитают внести «неэтимологический» (ъ), но нс допустить столкновения гласного или глайда со звонким согласным.

В одном случае безразличное использование (з, с) нс знает исключений в древнерусских рукописях, — если сталкиваются два одинаковых согласных, то пишется только один; ср.: бесъмьртьна, расжждАти, расмотримъ и др. в И73, также бесвоего (сдвоенные согласные-геминаты всегда связаны с признаком напряженности).

Таким образом, щелевые в древнерусском языке избегают всяких сочетаний с гласными звуками, но весьма охотно вступают в комбинаторные отношения со звонкими согласными; ср.: вьзълюбилъ — бесплотъпа у расмотрилъ. Ассимиляция возможна только по признаку, который для данной фонемы несуществен, но для вступающей с ней в комбинаторные отношения другой фонемы исключительно важен. Если учесть эту диахроническую закономерность, окажется, что для (з, с) признак голоса важен, а признак звонкости (напряженности) — нет. Как щелевые согласные (з—с) противопоставлены друг другу признаком голоса (звонкий—глухой), так и взрывные (д—т) и др. вступают в противопоставление по другому признаку, которые выше (см. § 37) мы уже называли признаком напряженности. Возможно, это различие объясняется тем, что по своему происхождению (з—с) связаны с противопоставлением по голосу, независимо от того, восходят они к праиндоевропейским (к—g) (1еръдьце, зрьно) или образовались в результате фонологизации позиционного озвончения (з < с) (типа мьрзъкъ < *тгьБъкъ). Образование ряда щелевых несло с собой новый для шумных согласных признак голоса, тем более что среди глайдов щелевых не было.

Сопоставление звуков современных славянских языков показывает, что корреляция согласных по звонкости—глухости развилась не во всех из них, не всегда последовательно, а если и развилась, то относительно недавно и для разных групп согласных в разное время. Сравним эти данные с тем, что впоследствии оказалось существенным в древнерусском языке (см. § 103, 104).

Приняв все это во внимание, мы не выделяем оппозиций по напряженности и голосу (т. е. отдельно (д—т) и (з—с)), поскольку для древнерусского языка с точки зрения общей системы эти признаки равнозначны и входят в дополнительное распределение по отношению друг к другу в противопоставлении ко всем прочим признакам согласных фонем.

§ 49. Распределение согласных фонем подчинялось тенденции к открытому слогу и к слоговому сингармонизму. Согласно первой — ни один согласный не мог закрывать слог, а сложные сочетания согласных не допускались. Согласно второй — качество согласного определялось характером последующего гласного: велярный перед непередним гласным ([ту, ты, тъ, то, та]), палатализованный перед передним ([т'и, т’ь, т’е, т'$, т’ф, V6]). Палатальные согласные в своем употреблении были свободны от влияния последующего гласного, могли употребляться перед любым гласным: воль — воль, любъ — лоубъ (т. е. [лъ—л"ь], [л"у—лу]). Поэтому палатальные (среднеязычные) являлись в этой системе самостоятельными фонемами, а палатализованные оставались оттенками соответствующих велярных; ср.: [т] и [т'] в мыть и о мытгь (т. е. [тъ—т'ё]), — сохраняя единство корневой морфемы во всех формах этого слова. Тем самым в системе противопоставлений намечается известное противоречие, поскольку несколько согласных могут быть и палатальными, и палатализованными, например (л, н, з, с); ср.: вола — воля, волгь — волгь, воли — воли и др., формы слов воля и воль, в которых противопоставлены соответственно [ла—л"а], [л'ё—л"ё], [л'и—л"и].

Фонетическая мягкость (л) в формах [уоГё], [уоГё], которая на письме даже передается одинаково, имеет различное морфологическое значение, потому что [л'] представляет собой видоизменение ряда (л), а (л") — всегда (л"). Фонетическое сходство при морфологическом различии чревато изменениями, тем более что в системе имелись фонемы, не вступавшие в такое внутреннее противоречие между звучанием и значением; ср.: соуда — соудгь — соуди, соуша — соуит> — соуили (т. е. [да—ш"а], [д'е—ш"е], [д'и—ш"и] и т. д.).

Общность функции (только велярное (д) или только палатальное (ш") по всей парадигме) приводит к тому, что на письме формы окончания начинают передавать одной и той же буквой, хотя основано это, конечно, на фонетических изменениях произношения.

Весьма показательны возможные в древнерусском языке сочетания согласных. Например, в начале слова допускались сочетания:

Распределение согласных фонем.

Сочетания, встречающиеся в середине слова, увеличивают список очень незначительно, главным образом это зд, зг— варианты сочетаний ск, cm. Сочетания из трех согласных возможны лишь как распространители сочетаний зд, cm (здв, ств с прежним глайдом (и)). Обычно в качестве второго согласного выступает глайд, и лишь в двух случаях (ск, cm и зд, зг) сочетание состоит только из шумных согласных.

Палатальные перед глайдами встречаются очень редко и представляют собой видоизменения соответствующих велярных; ср.: цвгьтъ , ст.-сл. члгънъ (единственный пример такого сочетания), шнека < *snekkja (редкое заимствование) — все примеры диалектные. Губные не вступают в сочетание с (в), потому что два одинаковых по основному признаку согласных невозможны рядом. По той же причине зубные (кроме (з, с)) невозможны в сочетании с зубным (н). С (м) сочетается только © и притом в очень редких морфемах. Наибольшее число сочетаний дают (л, р), но и тут имеются свои особенности. С ними не сочетается (з), следовательно, сочетания с плавными возникли довольно давно, еще когда (з) был оттенком другой фонемы. И впоследствии это положение не изменилось, если не считать вторичных церковнославянских сочетаний типа злакъ, зракъ. Зубные (д, т) не сочетаются с зубным (л). В середине слова подобные сочетания также устранились — либо путем сокращения дл, тл в л, либо заменой дл, тл на гл, кл (см. § 38). По степени «слоговости», таким образом, (р) выше, чем (л), потому что обслуживает большее количество сочетаний с «возрастающей звучностью слога»; ср.: дро-ва, тра-ва при отсутствии сочетаний дло- или шло-. Сочетания , пл со временем увеличились за счет прежних сочетаний (б, п) с (j), особенно в середине слова (также мл, которое в начале слова чрезвычайно редко).

Итак, закон открытого слога регулировал правила употребления согласных таким образом, что, во изменение общей закономерности следования «согласный + гласный + согласный + гласный», могли образовываться стечения согласных, которые до определенного времени были сочетаниями не двух согласных, а согласного и полугласного. Это положение должно было измениться с переходом плавных в консонантный ряд.

§ 50+. Все рассмотренные факты дают дополнительный материал для суждения о фонемных признаках согласных в древнерусском языке.

В качестве фонемных признаков могли выступать: место образования (губной — переднеязычный — среднеязычный — заднеязычный), способ образования (щелевой — аффриката — взрывной), наличие голоса (глайд — шумный), что осложнялось неоформленным еще противопоставлением глухих звонким (у щелевых) и старым противопоставлением напряженных ненапряженным (у взрывных). Некоторые признаки дублируют друг друга, другие двузначны, но самый большой недостаток системы заключается в чрезвычайной дробности различительных признаков, каждый из которых обслуживает лишь определенную группу согласных, так что последние представляют собой как бы автономные элементы системы. Многие признаки согласных оказываются совмещенными с аналогичными признаками у гласных: признаком голоса глайды совпадают с гласными, но последние выделяются и просодически, тогда как глайды не имеют противопоставлений по долготе — краткости или интонации. Признаки ряда и лабиовелярности также сопряжены и одинаково отражаются у гласных и согласных. В слогах [л"е—ло] среднеязычное (л") и переднеязычное лабиовелярное (л) соответствуют переднему (е) или заднему лабиализованному (о). Признак носовости также представлен ринезмом у носовых гласных, сохраняясь у (м, н).

Напряженность артикуляции, связанная с реализацией верхних гласных, особенно в определенных положениях (например, перед (j)), в известном смысле соотносится с некоторыми противопоставлениями у согласных, не вступавших в оппозицию по ряду, т. е. не имевших среднеязычных эквивалентов (как (д—т)).

Единственный признак, автономный только для гласных, признак подъема, на самом деле еще только возникает на основе разложения праславянских оппозиций по количеству, еще не устойчив в своих проявлениях, синтагматичен (определяется в сочетаниях с другими фонемами).

Таким образом, роль и значение слога в древнерусском языке очень важны, и нам необходимо рассмотреть основные просодические признаки этой системы.

Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой