Тема данной диссертации обусловлена актуальностью историко-литературного исследования современной романистики в ее сложной взаимосвязи с классической традицией. Эпоха постмодернизма, к которой чаще всего относят 1980;2000 гг., отмечена особого рода трансформацией романной поэтики предшествующего этапа, зачастую трактуемой противоположным образом — либо как отрицание предшествующей традиции, либо как экспериментирование с ней и ее преображение. Большое количество новых романных произведений, их разнообразие и неустойчивость эстетической оценки достижений или художественных просчетов романистов, затрудняет включение новейших произведений в сферу научного филологического анализа, но не снижает потребности в нем.
Жанрово-стилевые тенденции в новейшем французском романе недостаточно полно освещёны в отечественном литературоведении, и, очевидно, нуждаются в подробном изучении и классификации. В данном исследовании не ставится задача описать все разновидности современного романа во Франции, но мы постараемся выделить группу произведений, связанных между собой общей модальной составляющей. Мы назовём её агиографической модальностью. Данная черта, связывающая современный роман со средневековым жанром агиографии, представляется чрезвычайно важной для типологии романа конца XX века.
Причин этому несколько и мы постараемся выделить здесь самые основные.
1. Применительно к роману XX в., а, тем более, его постмодернистской стадии, сложно говорить о жанровой принадлежности. Свободное экспериментирование с классическими жанровыми параметрами, размывание «чистоты» жанра, игра с традиционной жанровой поэтикой — общепризнанное свойство новейшей романистики. Четкое деление на жанры (детектив, триллер, любовный роман и т. п.) свойственно скорее массовой литературе, поэтому, говоря о «высоком» романе, более целесообразно выделять произведения по принципу наличия в них неких общих модальных черт или тональностей. Проблема классификации современного романа по признаку наличия в нём той или иной жанровой модальности ляжет в основу будущего исследования.
2. Помимо жанровой проблематики следует выделить новый историко-литературный аспект, появившийся в литературе прошлого столетия: в мировой литературе в контексте постмодернизма возникло понятие «интертекстуальности», которое было введено в 1967 году Юлией Кристевой на основе анализа концепции «полифонического романа» М. М. Бахтина (хотя сам феномен диалога между текстами существует в литературе с древнейших времен, но именно во второй половине XX века он стал неотъемлемым элементом конструкции литературного произведения, способом вовлечения читателя в игру разгадывания кодов и поиска цитат). Центром повествования романа может стать не только реальность, но и другое литературное произведение: множество романов имеют в своей основе мифические, легендарные, библейские сюжеты или сюжеты других книг (например, «Улисс» (1922) Джойса, «Имя розы» (1980) Умберто Эко, «Хроники Нарнии» (19 501 956) К. С. Льюиса, или, к примеру, современные романы, которые можно отнести к популярной литературе — «Пятая гора» (2001) П. Коэльо и «Код Да Винчи» (2004) Д. Брауна). То же можно сказать и о персонажах и о жанровых структурах — они возвращаются в литературу в новом качестве и новом виде. Произведения на библейские сюжеты (например, «Иосиф и его братья» (19 331 943) Томаса Манна, «Иисус» (1925). Анри Барбюса, «Жизнь Иисуса» (1936) Франсуа Мориака), новые биографии святых («Святой Жене, комедиант и мученик» (1952)) также вписываются в данную тенденцию переосмысления/переписывания текстов.
3. Живой интерес к агиографической традиции, наиболее сильно проявившийся именно во Франции, трудно объяснить исчерпывающим образом, однако одной из причин, вероятно, является то, что Франция является страной католической культуры, а именно католицизму мы обязаны существованием многочисленных средневековых житий святых. Поэтому неудивительно, что именно здесь возник особый интерес к агиографической традиции, и во многих романах, особенно во второй половине XX века, можно выделить агиографический компонент Предпринятое нами исследование впервые поднимает тему взаимодействия средневекового жанра агиографии и современных французских романов. При этом речь идет не столько об интертекстуальности или заимствовании, сколько о феномене, который мы назвали «агиографической модальностью», поскольку в каждом отдельном случае мы имеем дело с различной формой взаимодействия текстов.
Мы ставим целью нашей работы определить значение термина «агиографическая модальность» и подтвердить его значимость в типологии современного французского романа.
В задачи данного исследования входит анализ трех французским романов конца XX века, на примере которых будут проиллюстрированы различные аспекты проявления феномена агиографической модальности. Таким образом, мы сможем подтвердить правомерность классификации современного французского романа, положив в основу жанрово-модальные характеристики, в частности, выделив группу романов по принципу наличия в них агиографической модальности.
В существовании агиографической модальности во французской, и, шире, в мировой литературе, можно убедиться, взглянув на панораму современного романа. Множество авторов обращаются к агиографической литературе и используют ее в той или иной форме в своем творчестве: (Ж. Бернанос «Дневник сельского священника» (1935;1936), Ж.-П. Сартр «Святой Жене, комедиант и мученик» (1952), Эмиль Ажар «Страхи царя Соломона» (1979)). Кроме того, если говорить о европейской культуре, религиозные сюжеты ложатся в основу не только литературных произведений, но и становятся сюжетами фильмов, спектаклей и мюзиклов. Достаточно вспомнить знаменитую картину Франко Дзеффирелли о Франциске Ассизском «Брат Солнце, сестра Луна» (1972), фильм Роберто Росселлини «Мессия» (1975) и всемирно известный, пользующийся огромной популярностью мюзикл Веббера «Иисус Христос-Суперзвезда» (1970). Любопытно, что и в русской литературе жанровые приёмы агиографии становятся приметой идейной нагруженности произведений, например, Катерина Кларк в своём исследовании «Советский роман: история как ритуал» обнаруживает сильное воздействие агиографической традиции на литературу социалистического реализма. Она, в частности, пишет, что роман Горького «Мать» (1907) представлял собой «новый тип светской агиографии"1. Отдельные жанровые признаки житий нередко использовались и ранее, в русской литературе XIX — XX веков, например, в таких романах, как «Соборяне» (1872) Н. С. Лескова, «Братья Карамазовы» (1880) Ф. М. Достоевского, «Отец Сергий» (1911) А. Н. Толстого, «Жизнь Василия Фивейского» (1903) Л. Н. Андреева, «Плаха» (1986) Чингиза Айтматова, «Сотников» (1970) В. Быкова. В тоже время в этих произведениях, скорее, наблюдался процесс романизации агиографических элементов и их растворения в романном нарративе, чем процесс введения в жанровую поэтику романа структурных приемов агиографии, игры сходством и различием агиографической модальности и романа.
Чтобы дать рабочее определение термину «агиографическая модальность» необходимо вспомнить, что является агиографией, и установить, как трактовать термин «модальность» применительно к литературоведению. Словом «агиография» определяется литературный жанр, объектом которого является л жизнеописание святых. Ги Филиппар, член общества болландистов, занимающегося исследованием и изданием житий святых, выделяет агиографическое произведение по одному единственному критерию: по его.
1 Катерина Кларк Советский роман: история как ритуал. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2002, стр. 55.
2 Болландистами называются члены бельгийского иезуитского общества, занимающиеся изучением и публикацией агиографий, которые, начиная с XVII века и по сей день публикуются в «Acta Sanctorum» (на данный момент вышло 63 тома этого собрания). Основателями общества были Герберт Росвей и Жан Болланд. тематике3. В его определении все произведения, разнообразные по форме и жанровому исполнению, посвященные жизнеописанию святого, называются агиографиями. Однако другой болландист, Ипполит Делейе в своём труде «Легенды о святых.
Введение
в агиографию"4 отмечает, что не всякое произведение, в котором идёт речь о святом, можно назвать агиографией. Настоящая агиография, по его мнению, обязательно должна быть произведением религиозного характера и содержать в себе воспитательный, нравоучительный элемент. Для определения термина «агиографическая модальность» более подходящей дефиницией жанра агиографии нам кажется определение Ги Филиппара, который понимал под агиографией всякое повествование о жизни святого, поскольку в современных произведениях, использующих элементы житий, встречаются совершенно различные аспекты агиографий, и не обязательно речь идет о морализаторском послании автора, как и религиозном характере произведения. В то же время у агиографии как жанра есть определенные не только содержательные, но и структурные особенности: прежде всего, она является биографией, повествующей о жизни святого, а значит, агиография возможна только в тесной связи с религиозным культом. Жития святых характеризуются повторяющимися мотивами, которые переходят из одного произведения в другое: рождение святого от благочестивых родителей, равнодушие к детским играм или молитва мученика перед кончиной. Кроме того, европейским агиографическим произведениям (а именно они нам интересны в силу их влияния на современную французскую литературу) характерна четкая композиция, последовательно отражающая путь святого к спасению: предсказание рождения святого или знамения, сопровождающие его появление на свет, благочестивое детство, событие, заставившее святого посвятить себя служению Богу, жизнь в посте и молитве,.
3 Philippart Guy Hagiographies: histoire internationale de la litterature hagiographique latine et vernaculaire en Occident des origines a 1550, Turnhout, Brepols, 2006.
4 Delehaye, Hippolyte The Legends of the Saints: An Introduction to Hagiography. Reprinted University of Notre Dame Press, 1961 чудеса, праведная кончина и посмертные чудеса. Нередко жития святых завершаются описанием канонизации святого или рассказом о перенесении его мощей.
В качестве материала исследования в данной диссертации были выбраны романы трех современных авторов: Кристиана Бобена «Всесмиреннейший» (1992), Фредерика Тристана «Загадка Ватикана» (1997) и Франсуа Купри «Глаз Цыгана» (2000). Выбор романов обусловлен тем, что все они относятся к периоду постмодернизма, все используют элементы поэтики агиографического жанра, но при этом не принадлежат к религиозной литературе. В этих романах, столь разных по тематике и стилю, есть нечто общее, присутствует общая для всех трех произведений жанрово-повествовательная тенденция, специфическая нарративная тональность, которую можно обозначить термином агиографическая модальность и которая возникает в ходе экспериментов с агиографией как жанром. И одновременно каждый из этих трех романов дает нам отличный от другого, своеобразный тип взаимодействия с агиографическим жанром, определенный вариант модальности.
Что касается термина «модальность», впервые возникшего в трудах Аристотеля, то его в литературоведении использовали многие западные и отечественные исследователи: Ш. Балли, А. Фаулер, Ж. Женетт, Ц. Тодоров, М. Н. Эпштейн, С. Н. Бройтман, В. И. Тюпа. Понятие модальности неоднозначное и многогранное, у каждого исследователя свой взгляд на теоретический аспект этого термина. Из всех определений наиболее подходящим для определения «агиографической модальности» можно назвать теорию С. Н. Бройтмана. Бройтман в «Исторической поэтике"5 пишет, развивая концепцию Бахтина о романе как о модальном и вероятностно-множественном жанре, что с началом эпохи романтизма основополагающим принципом в литературе стал принцип художественной модальности, заменивший собой канон. Если в эйдетической поэтике «художественным целым был жанр, а.
5 Бройтман С. Н. «Историческая поэтика». М.: РГГУ, 2001 поэтическое произведение — вариациейтеперь целым становится произведение, а жанр — его вариацией"6. Жанровая модальность становится важнейшей конструктивной чертой неканонического жанра. Таким образом, жанр агиографии вплетается в ткань современного романа, оттеняя повествование отсылками к другому культурному и этическому пласту. Исходя из вышесказанного, можно дать следующее рабочее определение агиографической модальности: это поэто логическая, формально-содержательная составляющая романа, которая отсылает читателя к жанру агиографии, заимствуя тип героя, фабульные компоненты, изобразительные средства или стилистику. Опираясь на тот факт, что в романистике 1980;2000 гг. взаимодействие нарративных модальностей играет более существенную роль, чем классические жанровые структуры, можно подтвердить значимость вышеназванного явления в современной французской литературе.
В основу методологии исследования будет положен анализ вышеупомянутых художественных текстов, опирающийся на теорию жанровых п модальностей С. Н. Бройтмана .
Научная новизна данного исследования заключается в том, что жанрово-модальная характеристика романа, названная автором агиографической модальностью, до сих пор специально не выделялась исследователями. Данное явление впервые рассматривается в настоящей диссертационной работе, и его существование подтверждается результатами нашего исследования.
Основные положения, выносимые на защиту:
В настоящем исследовании мы ставим своей целью продемонстрировать доминирующую в новейшей литературе размытость жанровой системы в целом, и, в частности, жанра романа — изначально стремящегося к неканоничности и всегда наиболее свободного от каких-либо структурно-композиционных и стилистических «правил», но одновременно, особенно на современном этапе литературы, активно «играющего» разными жанровыми.
6 Ibid. Р. 366.
7 Бройтман С. Н. Историческая поэтика. М.: РГГУ, 2001 формами — от «анекдота»,"новеллы", «письма» до «исторической хроники», «мемуаров», «эпической поэмы» и т. п., деконструирующего эти формы;
— доказать правомерность существования в современном французском романе такой жанрово-модальной характеристики, как «агиографическая модальность» применительно к современному жанру романапроизведя анализ художественных текстов, проиллюстрировать различные типы взаимодействия современного французского романа с жанром агиографии (на уровне сюжета, образа героя, жанровых черт).
В первой главе диссертации — Понятие «агиографическая модальность» в гуманитарной науке и современный роман-агиография — будет проведен обзор работ отечественных и зарубежных исследователей, посвященных проблеме модальности в гуманитарных науках. Вторая часть первой главы будет посвящена определению жанра агиографии и его истории, а также понятию агиографической модальности.
Во второй главе Варианты агиографической модальности в новейших французских романах будут проанализированы следующие тексты: «Загадка Ватикана» (1997) Фредерика Тристана и «Глаз цыгана» (2000) Франсуа Купри, а так же более подробно рассмотрены причины возникновения интереса к жанру житий святых в современной литературе и дан краткий обзор французской литературы XX, в которой присутствует агиографическая модальность, что нам позволит проследить историю вопроса.
В каждом из этих текстов агиографический элемент присутствует в разной степени и выполняет различные функции. В роман «Загадка Ватикана», представляющий собой особого рода интеллектуально-детективное повествование, Тристан вставляет агиографическое произведение — «Житие Басофона» — рукопись о жизни и деяниях вымышленного святого. Обсуждение подлинности или поддельности рукописи актуализирует проблему жанровых признаков агиографии, позволяет создать стилизацию средневековой агиографии и одновременно — ее деконструкцию. Купри пишет о странствиях слепого цыгана, используя некоторые жанровые приёмы и интонации агиографии: история цыгана с белыми глазами преподносится как народное предание о необыкновенном ребёнке (роман начинается словами: «Говорят, что когда Уби, Но появился на свет, облако закрыло луну"8) и в конце превращается в ироническую современную агиографию-утопию.
В третьей главе — Роман «Всесмиреннейший»: поэма о святом Франциске или современная агиография? — нами будет дан обзор творчества Кристиана Бобена (род. 1951), одного из известных писателей современной Франции, а также проведен подробный анализ романа Кристиана Бобена «Всесмиреннейший» (1992). Данный роман, по нашему мнению, заслуживает более тщательного изучения, поскольку он представляет собой биографию святого Франциска Ассизского, в нем сочетаются высокое романное начало и агиографическое. На этом примере можно наглядно проследить, как средневековый жанр житий святых проникает в современную литературу и влияет на неё.
На основании анализа текстов мы постараемся ответить на вопрос, чем обусловлено появление агиографической модальности в современном французском (и даже мировом) романе, как она обнаруживает своё присутствие в данных текстах, какие изобразительные средства используются для её выражения и как она влияет на поэтику произведения.
Практическая значимость исследования связана с возможностью использования его положений и результатов в разработке курсов по истории зарубежной литературы, спецкурсов по современной французской литературе, а также по теории жанра романа. Кроме того, положения и результаты исследования могут быть интересны специалистам, изучающим современный французский роман. g.
Francois Coupry L’Oeil du gitan. Editions du Rocher, 2000.
Заключение
.
Подведём итог нашему исследованию. В XX веке жанр агиографии переживает своеобразное возрождение, связанное с неожиданным, на первый взгляд, ростом интереса к религии: «потребность человечества в религии сохранилась, и главные ее функции не слишком изменились со времен ледникового периодапроизошедшие же изменения делают религию в современном мире еще более необходимой"247. Сергей Сергеевич Аверинцев в статье «Христианство в XX веке», пишет: «То обстоятельство, что и в своих традиционных ареалах христианская вера всё чаще из автоматически наследуемого атрибута нации превращается в предмет личного выбора, оказалось довольно благоприятным для культурного творчества под знаком христианства. (.) .первая половина XX века дала неожиданное изобилие православных и католических мыслителей и писателей, занявших очень заметные места на панораме европейской культуры"248.
Таким образом, частое обращение писателей XX века к религиозной тематике является неслучайным. В течение этого столетия во многих странах церковь не только фактически, но и законодательно отделяется от государства, происходит окончательная секуляризация общества, усиливается плюрализм мнений, разнообразие этических концепций, и человек оказывается в ситуации напряженных поисков нравственных ориентиров — поисков самостоятельных, а потому особенно трудных. Каждому для себя приходится определять границу между добром и злом. Кроме того, жажда художественной правды и довольно долгая борьба с идеальностью, «книжностью» представлений и ценностей, привела к тому, что из литературы, как и из жизни, исчезает тот тип персонажа, который в литературоведении именовался некогда «положительным героем». Поиски нового героя приводят к агиографии: святой возвышается над.
247 Greely A.M. Unsecular man. The Persistence of Religion. New York: Schoken book, 1977. P.l.
Аверинцев С. С. София-Логос. Словарь. Киев: Дух и литера, 2000. С. 279 миром, он принадлежит одновременно и небу, и земле, а также является образцом морали. Если учесть постоянно свойственный человеку интерес к области трансцендентного, который резко усилился в XX столетии249, то становится понятно, что фигура святого оказывается особенно необходимой для заполнения образовавшейся ниши.
Можно назвать несколько причин, повлиявших на современный социальный и религиозный дискурсы и повлекших за собой поиски нового этического идеала. Прежде всего, это отделение Церкви от государства, которое произошло во Франции в 1905 г., ускорившее секуляризацию общества. Это, конечно, Вторая Мировая война и Холокост, а также личный опыт каждого, кто столкнулся с близостью смерти во время чрезвычайно жестокой не только по отношению к армиям, но к огромным массам мирного населения войны, к тому же развращающей легкостью насилия, заставили людей задуматься о святости и образце мученика, привели к интенсивным размышлениям о духовности и морали. Позднее, в 60-е годы на втором Ватиканском Соборе, созванном папой Иоанном XXIII, была пересмотрена роль церкви в обществе, и было признано, что отныне моральный выбор — дело каждого отдельного человека, он больше не диктуется церковными догмами. Кроме того, развитие медицины создало возможность управлять рождаемостью, что способствовало развитию сексуальной свободы. Таким образом, выросла независимость индивидуального сознания по сравнению с авторитетом церкви, при этом, старая система ценностей оказалась разрушена, а новая ещё не успела сформироваться. Релятивизация нравственных ориентиров, затрудняющая моральный выбор, и поиски новых этических норм привели писателей к сфере сакрального, в которой был найден новый герой — святой.
Но художественное воссоздание образов святых и мучеников в современной литературе ознаменовано в то же время проблематизацией понятия сакрального, сомнением относительно природы святости в XX веке.
249 Гайденко П. П. Прорыв к трансцендентному. Новая онтология XX века. М.: Республика, 1997.
250 Loi du 9 decembre 1905 concernant la separation des Eglises et de l’Etat.
Отсюда распространение не только пронизанных пафосом религиозной веры, но и комических, сатирических произведений, включающих элементы пародийного и пародического обыгрывания святости в фабуле или персонажах. Образ святого, который существует в современной литературе, легко узнаваем, но часто переосмыслен, перекроен на новый лад.
Одной из самых важных черт современных агиографических романов представляется обращение писателей к истории детства святого — периоду, когда его характер, судьба, представления и т. п. находятся в становлении. Интерес к этому жизненному этапу связан с романтической традицией восприятия детства как периода чистоты, а также времени огромных потенциальных возможностей, открытых перед человеком.
Многие исследователи истории романа в XX веке (М.М. Бахтин, С. Н. Бройтман, Д. Виар и др.) указывают на то, что в современной литературе исчезает четкое деление на жанры, произведения выделяются в группы по другим принципам, которые не связаны с выполнением жестких требований к художественной форме текста. На первый план выходит критерий наличия общих мотивов, общих истоков, схожей повествовательной тональности. В эту тенденцию вписывается параметр, названный нами агиографической модальностью. Заимствуя термин С. Н. Бройтмана «жанровая модальность», можно утверждать, что агиографическая модальность подразумевает проникновение черт агиографических произведений в современные прозаические (а иногда и в поэтические) произведения. Поскольку роман является одним из ведущих жанров в современной литературе, то на его анализе можно наиболее ярко и наглядно продемонстрировать взаимодействие и взаимовлияние различных литературных структур. На примере довольно большого числа произведений XX века мы видим, как агиография влияет на поэтику романа, как видоизменяются под ее влиянием персонажи, как появляются неожиданно анахроничные, как будто нехарактерные для современной литературы повествовательные приемы, как подчиняется новому ритму сюжет произведения.
Анализ трех романов современных французских авторов позволил подтвердить положение о том, что современный роман не укладывается в рамки какой-либо определенной жанровой модификации. Даже романы, написанные писателями, входящими в одну литературную группировку и руководствующимися одними и теми же принципами (речь идет о романах Фредерика Тристана и Франсуа Купри), невозможно объединить, прибегая к жанровым характеристикам. Те общие черты, которые прослеживаются в обоих романах, относятся к сфере модальности. Мы обозначили их термином агиографическая модальность. И, хотя писатели прибегают к разным типам агиографической модальности, их романы все равно можно объединить по причине схожего подхода к использованию агиографического материала, подхода, часто основанного на иронической трансформации жанра агиографии, приспособления его к форме современного романа.
Многие жанровые возможности агиографии используются постмодернистскими писателями в поэтике их произведений, всегда наполненных многочисленными цитатами и реминисценциями из предшествующих произведений. Нередко мы встречаем примеры пастиша, жанровой пародии: рассказываемая история преподносится читателю как агиографическая легенда, а затем раскрывается как иллюзия, ироническая стилизация. Так происходит в романе Франсуа Купри «Глаз цыгана»: повествование о слепом цыгане превращается в житие святого Уби, который прославился благодаря одному-единственному чуду, — лже-прозрению, и который погиб при загадочных обстоятельствах в зените своей славы. Писатель словно переносит в современные исторические условия историю формирования легенды о святом и культа святого, демонстрируя парадоксальную близость сегодняшнего сознания средневековому — и одновременно удаленность от него.
При этом основной этап жизни святого, описанный в романе Ф. Купри, — это детство героя, который и умер, будучи ещё совсем молодым человеком.
В другом случае мы сталкиваемся с противоположным явлением: житие вымышленного святого включается в текст романа, и его фрагменты чередуются с «современной» линией сюжета. Агиография в романе Тристана очень похожа на настоящую, однако чем ближе к концу, тем больше обнажается ее пародийность, пока, наконец, и персонажам романа, и его читателям не становится очевидно, что она придумана от начала до конца. При этом, как и у Ф. Купри, в романе Тристана читатель знакомится с той частью агиографии, которая описывает детство Басофона. Ключевой проблемой романа Тристана является механизм создания жития, а также вопрос подлинного и поддельного произведения, процесс разоблачения подделки. Мотив несостоявшегося научного открытия сближает роман Тристана с «Глазом цыгана» Купри, только у последнего таинственное научное открытие становится причиной формирования вокруг цыгана с белыми глазами культа святого, а значит тоже косвенно имеет отношение к агиографической модальности романа.
В романе Кристиана Бобена «Всесмиреннейший», который тоже представляет собой переработанную агиографию, мы встречаемся уже с другим способом взаимодействия с текстом. В данном случае средневековое житие служит фактической базой для художественной рефлексии писателя на тему биографии святого Франциска Ассизского. Кристиан Бобен нашёл свой идеал: им стал Франциск Ассизский — человек, ни во что не ставивший материальные ценности, избравший бедность своей невестой, заразивший своим пылом множество современников и потомков, известный своей добротой и любовью ко всему, и прославивший Христа всей своей жизнью. Образ святого в романе нельзя назвать типическим образом в традиционном смысле этого слова уже потому, что на первый план писатель также ставит изображение детства героя. Он как бы оживляет, восстанавливает те стороны образа будущего святого, которые не становятся предметом описания официальных агиографий, это помогает К. Бобену не превратить персонаж в абстракцию. Несмотря на отсутствие детализации, образ Франциска наделён яркой индивидуальностью. Неповторимость облика создаётся с помощью многочисленных сравнений, сопровождающих описание святого, особой поэтической и музыкальной атмосферы романа, в котором герою дана своя мелодия. Роман-эссе отчасти можно сравнить с произведением, приписываемым самому Франциску: «Цветочки Франциска Ассизского». Оба автора воспевают то, что близко их душе, что им дорого. Кристиан Бобен, «певец материнства и детства», обращается к житию святого, чтобы говорить на излюбленные темы. Перенеся их на средневековую почву, сплетя их с рассказом о жизни святого, он придает им почти космический масштаб, возвышает их до небес.
Таким образом, в ходе нашего исследования мы выделили различные вариации взаимодействия канонического средневекового жанра агиографии и современного жанра романа. Так, ироническая стилизация (у Ф. Тристана и Ф. Купри) противопоставляется попытке увидеть в святом (Франциске) идеал человека с акцентом на слове «человек». В этом случае мы даже можем наблюдать в романе дидактический элемент, но очень ненавязчивый, неявный. Если вернуться к проблеме подлинного и мнимого, то ее можно отнести не только к научным открытиям, но и к самому жанру жития. Кристиан Бобен представляет скорее подлинное житие, хоть и переписанное на современный манер. У Тристана важно скорее присутствие загадки (существовало ли это таинственное житие Басофона, и если да, то что в нем было написано), чем ее разгадка. Герой Купри сам представляет собой загадку, поэтому он и не спешит или не хочет открывать секрет эксперимента. Но при этом многочисленные его биографы, упоминаемые в тексте романа, и сам повествователь предлагают свои варианты разгадки, создавая ажиотаж вокруг фигуры современного святого.
Вариантов подобного жанрового диалога может быть огромное множество, но объединяет их присутствующая во всех текстах агиографическая модальность. Она выражается в использовании выразительных средств агиографии для описания современного персонажа (Ф. Купри), в адаптации формы жития для жизнеописания вымышленного святого (Ф. Тристан), в заимствовании фабулы жития реального святого, Франциска Ассизского, для создания романа-эссе на вечные темы детства, материнства и божественного присутствия на земле (К. Бобен).
Можно привести солидный список произведений, примыкающих по своим поэтологическим приемам к рассмотренным романам: в романах Мишеля Турнье «Лесной царь» (1970), «Гаспар, Мельхиор и Бальтазар» (1980), Сильви Жермен «Книга ночей» (1984), «Цефалофоры» (1997), Клода Луи-Комбе «Маринус и Марина» (1979), «Магдалина во грехе и во Христе» (2009) агиографическая модальность проявится по-своему, но благодаря ее присутствию все эти произведения можно объединить в одну группу. К сожалению, в рамках данного исследования не представлялось возможным, уделить достаточно внимания всем романам, в которых мы имеем дело с агиографической модальностью. Целью диссертации была, прежде всего, постановка проблемы существования феномена агиографической модальности в современном романе, а не каталогизация всех вариантов данной модальности. Тем не менее нам кажется весьма перспективным более широко исследовать эту проблему в дальнейшем, привлекая материал других произведений французской литературы конца XX начала XXI веков.
Продукция, условно говоря, «агиографического жанра» крайне разнообразна и неоднородна. В церковной литературе дидактический жанр биографий святых обретает вторую жизнь, хотя и претерпевает многочисленные изменения по сравнению с традиционными агиографиями. А также он проникает и в не церковную литературу, где становится объектом литературной обработки, иронии, элементом игры с читателем, или основой серьёзного пересоздания агиографического жизнеописания в философско-поэтическое размышление о проблемах человека и мира, человека и Бога.
Проблема, рассмотренная нами в данном исследовании, открывает широкие перспективы для исследований в области взаимодействии агиографии и романа XX века: она поможет внести важные уточнения в типологию современного романа, найти новые критерии классификации этого жанра. Во.
Франции в 2011 году вышел труд исследовательницы Од Бонор посвященный «переписыванию» житий христианских святых писателями XX века, в котором она анализирует, какие формы принимает средневековый жанр в современном романе и как он соотносится со средневековой и современной католической традицией. Ее исследование основано на текстах Блеза Сандрара, Клода Луи-Комбе, Сильви Жермен и Кристиана Бобена. В России подобного исследования ещё не проводилось, и, возможно, настоящие размышления о поэтике агиографического жанра в литературе XX века являются только началом серьёзного и глубокого исследования данной проблемы.
Вопогё Аи (1е, ЬеБ «На?1с^гарЬе5 бе 1а таш даисЬе». Уапайош ёе 1а у1е бе ваи^в аи ХХе з1ёс1е. Р.: Оагшег, 2011.