Актуальность темы
исследования. Постсоветское время характеризуется заметным ростом интереса к конфессиональным проблемам. В современной России их изучение диктуется текущими нуждами выстраивания адекватной конфессиональной и национальной политики в условиях поли-конфессиональной иэтнической государственности. Для этого необходимо знание традиционного этно-конфессионального облика нашего Отечества и опыта совместного сосуществования представителей коренных российских религий и народностей. Старообрядчество — традиционная русская конфессия. Более того, она является частью вселенского Православия с наиболее выраженной этнической (великорусской) спецификой. Поэтому исторический опыт старообрядчества и выдающееся культурное наследие, хранителем которого оно являлось на протяжении веков, все более привлекает ученых различных гуманитарных дисциплин (история, филология, фольклористика, этнография, археография, искусствоведение и др.)1.
Несмотря на усиление интереса к региональной старообрядческой истории и появление ряда монографий и диссертационных работ2, тема старообрядчества на Кубани остается во многом «белым пятном» для исторической науки. По этой теме до сих пор отсутствуют исследования комплексного и обобщающего характера. Поэтому ее освещение внесло бы.
1 Мир старообрядчества. Вып. 1. Личность. Книга. Традиция. М.- СПб., 1992; Мир старообрядчества. Вып. 4. Живые традиции: результаты и перспективы комплексных исследований русского старообрядчества. М., 1998; Традиционная духовная и книжная культура русских старообрядческих поселений в странах Европы, Азии и Америки. Новосибирск, 1992; Старообрядчество в России (XVII — XX вв.). М., 1994. Вып. 1- М., 1999. Вып. 2- М., 2004. Вып. 3- Покровский Н. Н., Зольникова Н. Д. Староверы-часовенные на востоке России в XVIII — XX вв.: Проблемы творчества и общественного сознания. М., 2002; Юхименко Е. М. Выговская старообрядческая пустынь: духовная жизнь и литература. М., 2002. Т. 1- Смилянская Е. Б., Денисов Н. Г. Старообрядчество Бессарабии: книжность и певческая культура. М., 2007 и др.
2 Болонев Ф. Ф. Старообрядцы Забайкалья в XVIII — XX вв. Новосибирск, 1994; Иванов К. Ю. Старообрядчество Юга Западной Сибири: вторая половина XIX — начало XX века: автореф. дис. канд. ист. наук. Кемерово, 2001; Данилко Е. С. Старообрядчество на Южном Урале: очерки истории и традиционной культуры. Уфа, 2002; Дронова Т. И. Русские староверы-беспоповцы Усть-Цильмы: конфессиональные традиции в обрядах жизненного цикла (конец XIX — XX вв.). Сыктывкар, 2002; Кочергина М. В. Старообрядчество юго-западной России (1760- 1860 гг.): хозяйство, расселение, культура: автореф. дис. канд. ист. наук. Брянск, 2003; Фишман О. М. Жизнь по вере: тихвинские карелы-старообрядцы. М., 2003; Апанасенок А. В. Старообрядчество Курской губернии в конце XIX — начале XX в.: дис. канд. ист. наук. Курск, 2004 и др. определенный вклад в изучение истории российского старообрядчества в целом. Без обращения к старообрядческой тематике нам представляется не полной и история кубанского казачества. Последователи старой веры преобладали в составе одной из старейших и основных групп будущего.
Кубанского казачьего войска — линейцев. Выявление специфики религиозности линейного казачества Кубани, обусловленной влиянием 11 старообрядчества, позволило бы существенно дополнить его систему ценностей и морально-этических установок, а также в целом картину духовной жизни кубанского казачества в досоветский период.
Интерес к данной проблеме обусловлен и тем обстоятельством, что конфессиональная политика на Кавказе в Российской империи имела свои специфические особенности, обусловленные особым военно-стратегическим статусом региона. Специфика положения кавказских старообрядцев и отношения к ним со стороны военно-гражданских властей не имела аналогов в других российских регионах.
И наконец данное исследование позволило бы наметить выход на более широкую проблематику о роли старообрядчества в истории и культуре российских казачеств, где его позиции были традиционно сильны и во многом определяли специфику казачьей ментальности.
Объектом исследования является история старообрядческих общин и их церковной организации на Кубани.
Предметная область исследования включает в себя развитие общинной и церковной организации кубанского старообрядчества в контексте исторических реалий конца XVIII — начала XX вековспецифику старообрядчества на Кубани, обусловленную сословной принадлежностью его последователейособенности политики военно-гражданской и церковной власти в отношении к старообрядцам и ее эволюцию.
Географические рамки исследования охватывают территорию исторической Кубанской области, включая некоторые районы современного Ставропольского края (Новоалександровский и Изобильненский р-ны) и республики Адыгея (Майкопский и Гиагинский р-ны). Однако основной территорией в рамках исследуемой темы является Кубанская Линия и Закубанье.
Хронологические рамки работы. Исследование освещает период с 1794 г. по 1917 г. Нижняя граница исследования связана с фактом переселения на Кубань старообрядцев в лице донских казаков, после чего начинается история постоянного пребывания старообрядчества в регионе и его дальнейшее развитие. Верхняя граница обусловлена революционными событиями в России, после которых жизнь кубанских старообрядцев, равно «, как и кубанского казачества, начинает стремительно изменяться.
Степень изученности темы. На фоне общего осмысления исторического и культурного наследия русского старообрядчества, его изучение на Кубани представляется более чем скромным. Слабая разработанность данной темы в какой-то степени объяснима. В первую очередь — это кажущаяся фрагментарная представленность старообрядческой традиции в масштабах общекубанской культуры. До сих пор не существует практически ни одного специального комплексного исследования о старообрядчестве на Кубани. По преимуществу эта тема затрагивалась либо в частных аспектах, либо в контексте исследования иной проблематики и носила поверхностно-фрагментарный характер. В этом отношении намного дальше продвинулось развитие историографии старообрядчества в других казачьих войсках.
Наиболее значительное число исследований выполнено по старообрядцам Терского казачьего войска. Наиболее ранние из них являются в то же время и наиболее основательными. Отдельная глава была посвящена старообрядчеству у гребенских казаков в монографии И. Д. Попко «Терские казаки со стародавних времен». Он одним из первых отметил важную черту терского старообрядчества, которая заключалась в миролюбивом отношении казаков к православному духовенству и военно-гражданской власти. По мнению И. Д. Попко, «старообрядчество без раскола» держалось в Гребенском войске на протяжении всего XVIII века. Влияние расколоучителей" из России стало утверждаться много позднее самого церковного раскола и только из-за непримиримого отношения духовных властей к приверженности казаков старому обряду1. К подобным выводам пришел и анонимный автор статьи «Сведения о расколе и раскольниках в.
2 д пределах Кавказской Епархии". Данная точка зрения перекочевала без достаточного критического анализа и в некоторые работы новейшего времени (напр., Н. Н. Великая).
Специфику старообрядчества у казаков И. Д. Попко отмечал и в рамках сравнительной характеристики «раскола» в Терском и Уральском войсках. По его мнению, характер «раскола» на Урале существенно отличался от старообрядчества на Тереке, где оно не мешало казакам сохранять лояльность к войсковым и духовным властям. В Уральском войске «раскол с особенной силой овладел умами казачьего населения. Там он, сделавшись господствующим вероучением, не ограничился одним обожанием старопечатной книги и двуперстного сложения, а захватил в свою власть весь строй и быт казачьего общества, и так опутал его оковами косности, неподвижности, что поставил служилое сословие в несообразное положение перед государством. Всякая правительственная попытка ввести новый порядок, новое необходимое улучшение в социально-служебное устройство войска, встречала грубый, непреклонный отпор, требовавший в крайних случаях даже вооруженных мероприятий со стороны правительства"3. Из других дореволюционных работ о старообрядчестве в Терском войске следует отметить статью «Старообрядческий скит в станице Калиновской"4 и работу Т. Рогожина, в которой были изложены некоторые религиозные воззрения гребенских казаков5.
1 Попко И. Д. Терские казаки со стародавних времен. Нальчик, 2001. Вып. 5. Гребенское войско. С. 136 -174.
2 Сведения о расколе и раскольниках в пределах Кавказской Епархии // Кавказские епархиальные ведомости. 1875. № 5. С. 164 — 168- № 7. С. 236 — 240- № 8. С. 273 — 276- № 10. С. 324 — 337.
3 Попко И. Д. Указ. соч. С. 176.
4 Старообрядческий скит в станице Калиновской // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа (СМОМПК). Тифлис, 1893. Вып. 16. С. 134- 140.
5 Рогожин Т. Нечто из верований, поверий и обычаев жителей ст. Червленой, Кизлярского отдела, Терской области // СМОМПК. Тифлис, 1893. Вып. 16. С. 57 — 67.
Несколько к иным выводам о характере терского старообрядчества пришел советский историк Н. П. Гриценко. В своей работе он показал, что отношение гребенских казаков к властям в XVIII в. было далеко не идиллическим, а наступление на их религиозные убеждения вызывали активный протест, который выражался в массовых бегствах и причастности к пугачевскому восстанию. Сглаживание антиправительственных настроений.
Н. П. Гриценко относит лишь ко второй половине XIX в. В целом работу отличает жестко-классовый подход, рассматривающий старообрядчество как форму антикрепостнического протеста1.
В новейшее время данная тема получила разработку в основном в трудах армавирского ученого Н. Н. Великой, дополнившей фактологическую базу о 2 терском старообрядчестве. Хотя некоторые выводы исследователя и нуждаются в определенной корректировке.
Справедливо употребляя термин «казачье старообрядчество"3, объясняемый спецификой религиозности гребенских казаков, автор тем не менее обосновывает его, на наш взгляд, с помощью не совсем верной аргументации. Отталкиваясь от достаточно произвольных оценок дореволюционной историографии (И. Д. Попко), Н. Н. Великая объясняет формирование терского старообрядчества неким «естественным путем», искусственно разделяя понятия «старообрядчество» как духовное явление, к которому принадлежали собственно гребенцы, и «раскол» как явление социальное, «враждебное восстание против церкви и государственной власти"4, к которому гребенцы никакого отношения не имели. На наш взгляд, «, данная точка зрения является не достаточно корректной. Во-первых, по причине того, что антигосударственные и антицерковные мотивы.
1 Гриценко Н. П. Из истории старообрядчества на Тереке в XVIII — XIX веках // Вопросы истории Чечено-Ингушетии. Грозный, 1977. Т. 11. С. 69 — 81.
2 Великая Н. Н. Казаки восточного Предкавказья в XVIII — XIX вв. Ростов н/Д, 2001; Она же. Особенности старообрядчества у гребенских казаков // Православие, традиционная культура, просвещение. Краснодар, 2000. С. 26 — 33- Она же. Религиозное движение в терских станицах в 60-х гг. XIX в. // Итоги фольклорно-этнографических исследований этнических культур Кубани за 1997 г. (Дикаревские чтения (5)). Белореченск, 1998. С. 32 — 35- Она же. Официальное православие и гребенские казаки в XVIII — начале XX в. // Южнороссийское обозрение. Ростов н/Д, 2003. Вып. 16. С. 30−43.
3 Великая Н. Н. Особенности старообрядчества. С. 32.
4 Там же. С. 31. старообрядчества (особенно раннего) являлись естественной реакцией на жестокость притеснений со стороны государственных и церковных властей за приверженность старой церковной обрядности. В той или иной степени эти мотивы были присущи всем старообрядцам, которых репрессивная политика затрагивала. Гребенские казаки в силу отдаленного географического положения объективно не могли быть участниками церковной распри, в отличие от тех же донских казаков. Хотя контакты гребенцов с беглыми старообрядцами с Дона отмечаются с конца XVII века, что не могло не отразиться на религиозном консерватизме первых. Во-вторых, под «расколом» официально понималась не только антиправительственная и антицерковная деятельность, но и любая приверженность старому обряду, на который была наложена анафема постановлениями Московского церковного собора 1666 — 1667 гг. Поэтому определенная лояльность гребенцов церковной власти может быть объяснима только их оторванностью от основных духовных центров старообрядчества и недостаточной осведомленностью в сути церковного противостояния.
Нельзя согласиться с предложенной Н. Н. Великой эволюцией гребенского старообрядчества. По мнению автора, первоначально оно представляло собой некий вариант беспоповства в связи с тем, что при отсутствии на Тереке духовенства, религиозные функции у казаков выполняли выборные наставники1. Однако общеизвестно, что беспоповство являет собой религиозную доктрину, принципиально отрицающую возможность священства в наступившие после церковного раскола апостасийные времена. Выборность же церковных уставщиков из мирян диктовалась религиозными нуждами казаков ввиду ограниченных возможностей прибегать к услугам духовенства, после раскола — беглых попов. Подобная ситуация была характерна также для казаков-старообрядцев Дона, Урала и Кубани. Собственно беспоповство никогда не было.
1 Великая Н. Н. Особенности старообрядчества. С. 31−32. преобладающим среди старообрядцев казачьих войск и зачастую являлось поздним привнесением неказачьего элемента.
Далее автор прослеживает эволюцию гребенского «беспоповства» в сторону «беглопоповства», в связи с усилившимся влиянием иргизских монастырей. При этом странным образом беглопоповство противопоставляется «поповству», под которым Н. Н. Великая имеет ввиду приверженцев Белокриницкой иерархии. Однако также очевидно, что беглопоповцы и старообрядцы Белокриницкого согласия — представители одного поповского направления. До 1846 г. — года возникновения Белокриницкой иерархии — по сути, подавляющее число поповцев являлись беглопоповцами" ,' имея лишь возможность прибегать к услугам духовенства, переходящего к ним из господствующей церкви. В этом гребенцы ни чем не отличались от других русских старообрядцев-поповцев. В одной из своих статей Н. Н. Великая подтверждает факт активной деятельности на Тереке беглых попов и монахов из иргизских скитов в начале XIX века1. С обретением Белокриницкой иерархии большинство терских старообрядцев примкнуло к ней по примеру большей части старообрядцев Донского, Кубанского и Уральского войск. Таким образом, старообрядчество гребенских казаков всегда являлось поповством, специфика которого определялась географическим фактором, сословным статусом казаков и характером отношения к ним со стороны правительства.
Выходом ряда фундаментальных работ ознаменовалось изучение старообрядчества в Уральском казачьем войске. В дореволюционный период наиболее значимая из них принадлежала перу В. Н. Витевского. Основываясь на богатом материале и непосредственном знании дел в Уральском войске, В.
Н. Витевский дал уральскому старообрядчеству отличную от мнения И. Д.
Попко оценку его особенностей. Так, автор считал, что «раскол между уральцами (исключая женщин) не есть дело фанатизма, но скорее всего 11 лозунг для соединения поборников казачества, то есть казачьих привилегий и.
1 Великая Н. Н. Официальное православие. С. 32. вольностейуральский раскол — оплот, ограждающий казаков от Москвы, от нововведений, прямо или косвенно нарушающих основы казачьей общины, ея народоправства"1. Этим объяснялась приверженность подавляющего большинства уральцев старообрядчеству: по неофициальному >1 расследованию Наказного атамана Уральского казачьего войска А. Д. Столыпина в 1858 г. православных в войске числилось 6, 5 тыс. душ против 53, 5 тыс. «раскольников». Одну из причин укоренения старообрядческих традиций в казачьей среде В. Н. Витевский, как и И. Д. Попко на примере гребенцов, усматривал в территориальной отдаленности Уральского войска от центра и главных событий церковного раскола и позднем проникновении сюда царской и церковной администрации.
Большое методологическое значение имеют работы Н. Ю. Селищева. Изучая историю старообрядчества в Уральском казачьем войске, историк в одной из своих работ впервые сформулировал крупную историческую л проблему — взаимосвязь казачества и старообрядчества. Он утверждал, что взаимосвязь этих сословных и конфессиональных компонент порождали своеобразный феномен, имевший собственную неповторимую специфику в каждом из войск: «уральское казачье старообрядчество заметно отличается от донского и терского, хотя определенное сходство между Уралом и Доном, Уралом и Тереком все-таки можно обнаружить"4. Настаивая на необходимости изучения старообрядчества в казачьих войсках, Н. Ю. Селищев сформулировал на примере изучения уральского старообрядчества ряд других «перспективных проблем»: 1. роль казаков-старообрядцев в пугачевском бунте, «причем с упором на казачью «конфессиональную», если можно так сказать, психологию"5- 2. роль религиозного консерватизма в исторической судьбе Уральского войска- 3. сравнительное изучение истории.
1 Витевский В. Н. Раскол в Уральском войске и отношение к нему духовной и военно-гражданской власти в конце XVIII в. и в XIX в. Казань, 1878. С. 4.
2 Там же. С. 2. л.
Селищев Н. Ю. Старообрядцы в Уральском казачьем войске в XVIII — первой половине XIX в. (проблемы и перспективы исследований) // Вестник МГУ. Сер. 8. 1994. № 5. С. 42.
4 Там же. С. 43.
5 Там же. С. 53. старообрядчества в казачьих войсках, «на фоне правительственной политики по отношению к расколу" — 4. взаимоотношение казаков-старообрядцев с господствующей церковью1. Характеристика старообрядчества в казачьих войсках была дана в общих чертах Н. Ю. Селищевым в другой работе научно-популярного характера «Казаки и Россия. Дорогами прошлого"2.
Из других работ о старообрядчестве в Уральском войске следует отметить историко-этнографический очерк А. В. Фроловой3 и диссертационное исследование О. В. Ягудиной, посвященный ранее не достаточно изученному периоду истории уральского старообрядчества 1851 — 1917 гг.4.
Пожалуй, наименее изученным является старообрядчество у донских казаков. Эта тема отчасти затрагивалась в многочисленных трудах российских и советских историков лишь в контексте изучения крестьянских и казачьих бунтов второй половины XVII — XVIII вв. Однако наиболее глубокое исследование религиозной подоплеки этих протестных движений было проведено лишь на примере казачьих волнений на Дону в 1686 — 1689 гг. в работах В. Г. Дружинина5 и Н. А. Мининкова6. Фрагментарные сведения о духовной жизни казаков-старообрядцев, так называемого, «первого кубанского войска», образовавшегося в результате подавления этого.
7 8 движения, содержатся в работах Б. Боука и О. Г. Усенко. Специальные исследования по старообрядческой истории Дона XVIII и XIX столетия, к сожалению, до сих пор отсутствуют9. Лишь в последние годы эта тема.
1 Селищев Н. Ю. Указ. соч. С. 54.
2 Он же. Казаки и Россия. Дорогами прошлого. М., 1992. С. 85 — 133.
3 Фролова А. В. Уральское казачество (краткий историко-этнографический очерк) // Этнографическое обозрение. 1995. № 5. С. 37 — 49.
4 Ягудина О. В. Старообрядчество Уральского и Оренбургского казачьих войск в период с 1851 — 1917 гг.: автореф. дис. канд. ист. наук. Оренбург, 2005.
5 Дружинин В. Г. Раскол на Дону в конце XVII в. СПб., 1889.
6 Мининков Н. А. К истории раскола Русской Православной Церкви // За строкой учебника истории. Ростов н/Д, 1995. С. 26−45.
7 Боук Б. К истории первого Кубанского казачьего войска: Поиски убежища на Северном Кавказе // Восток. 2001. № 4.
8 Усенко О. Г. Начальная история кубанского казачества (1692 — 1708 гг.) // Из архива тверских историков. Тверь, 2000. Вып. 2.
9 Фрагментарные сведения о характере донского старообрядчества в указанное время см.: Харузин М. Сведения о казацких общинах на Дону. Материалы для обычного права, собранные Михаилом Харузиным. М., 1885. Вып. 1. привлекает волгоградского историка О. В. Редькину, чьи серьезные работы носят пока лишь постановочный характер1.
Однако, несомненно, дальнейшее изучение истории донского старообрядчества приведет к выявлению неповторимых черт, которые уже косвенно просматривались в исторических описаниях событий, связанных с переселением донцов на Кубань в конце XVIII века2. Наиболее существенную из них подметил А. Д. Ламонов. Она заключалась в условности конфессиональных границ внутри казачьего социума и приматом сословной принадлежности над вероисповедной3. Как мы увидим далее, эта черта будет характерна какое-то время и для старообрядцев Старой Линии, как генетически связанных с Доном.
Несмотря на значительный интерес к военно-политической истории и фольклору некрасовских казаков, степень изученности их религиозности и церковных традиций по-прежнему остается неудовлетворительной. Это тем более удивительно, что некрасовцы являлись самыми убежденными и «радикальными» последователями старой веры. Некоторое представление о характере старообрядчества некрасовских казаков можно составить по наиболее значительным исследованиям о них Ф. В. Тумилевича4 и Д. В. Сеня5.
Все перечисленные работы, несомненно, имеют большое значение для полноценного изучения старообрядчества на Кубани, тем более что его последователями были по-преимуществу казаки.
1 Редькина О. В. Старообрядчество на Дону во второй половине XIX — начале XX века (по материалам духовной периодической печати) // Казачество: прошлое и настоящее. Волгоград, 2000. С. 257 — 273- Она же. Старообрядцы в Усть-Медведицком и Хоперском округах Области Войска Донского во второй половине XIX-начале XX вв. //Вопросы краеведения: материалы краеведческих чтений. Волгоград, 2007. Вып. 10. С. 273−277.
2 Фелицын Е. Д. Побег с Кубани трёх донских полков в 1792 году, бунт на Дону и поселение станиц, вошедших в состав Кубанского конного полка // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1898. Т. 4. С. 3- 62- Щербина Ф. А. История кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1910. Т. IПронштейн, А. П. Земля Донская в XVIII веке. Ростов н/Д, 1961; Ламонов А. Д. Исторический очерк о заселении станицы Кавказской Кубанского казачьего войска // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1914. Т. 19. С. 451 — 622.
3 Ламонов А. Д. Указ. соч. С. 463.
4 Тумилевич Ф. В. Сказки и предания казаков-некрасовцев. Ростов н/Д, 1961.
5 Сень Д. В. «Войско Кубанское Игнатово Кавказское»: исторические пути казаков-некрасовцев (1708 г. -конец 1920;х гг.). Краснодар, 2002.
Дореволюционная историография по кубанскому старообрядчеству представлена единичными работами, которые к тому же с трудом можно отнести к числу научных исследований в современном понимании. Все они были посвящены описанию конкретных старообрядческих общин и отличались по уровню и глубине исследования, имея форму историко-публицистических очерков. Здесь следует выделить два направления, в целом характерных для дореволюционного периода: 1. собственно старообрядческое, имеющее апологетические черты, и 2. обличительное, или официально-церковное.
К первому направлению относятся работы историка-любителя и общественного деятеля А. Д. Ламонова (Ламанова). Среди них особое место занимают очерки о казачьем обществе ст. Кавказской, около половины которого составляли казаки-старообрядцы. Будучи потомственным старообрядцем и принадлежа к привилегированному слою войскового сословия, авторитетной личностью в своей родной станице, войсковой старшина Ламонов дал достаточно объективное и содержательное изложение истории старообрядческой общины ст. Кавказской, с момента ее основания в 1794 г. до начала XX в.
В очерке «Старообрядческая община станицы Кавказской, Кубанской.
I, области, приемлющая священство Белокриницкой иерархии, 1794 — 1909 гг." было сделано наиболее подробное описание жизни кубанских старообрядцев на примере общины ст. Кавказской1.
В первую очередь, эта работа содержит ценный материал об учреждении старообрядцами белокриницкой епархии на Кавказе. В этой связи значительное внимание было уделено жизнеописанию первого кавказского епископа Иова, уроженца ст. Кавказской. После его рукоположения станица превратилась в епархиальный центр. Также работа содержит ценные сведения о связях епархии с другими центрами старообрядчества в России,.
1 Ламонов А. Д. Старообрядческая община станицы Кавказской, Кубанской области, приемлющая священство Белокриницкой иерархии, 1794 — 1909 гг. // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1910. Т. 15. С. 385−478. истории учреждения Никольского «обвального» монастыря, строительстве храмов и приходском старообрядческом духовенстве. Весьма подробно А. Д. Ламоновым были описаны непростые взаимоотношения внутри общины в конце XIX — начале XX вв., свидетелем которых был сам автор.
Особое внимание А. Д. Ламоновым было уделено истории учреждения на Кубани единоверия, с которым были связаны самые печальные события в истории старообрядческой общины. На примере деятельности епархиального миссионера архимандрита Исидора (Колоколова) можно составить представление о характере взаимоотношений старообрядцев с православными миссионерами.
В «Историческом очерке о заселении станицы Кавказской Кубанского казачьего войска» было изложено детальное описание тяжбы станичного общества ст. Кавказской с администрацией бывшего старообрядческого *, монастыря, ликвидированного миссионером Исидором, по которому можно судить об изменившемся правовом положении старообрядцев после 1905 г. 1.
Уникальность работ А. Д. Ламонова заключается и в том, что автор сам являлся представителем старообрядчества. А таких работ крайне мало можно обнаружить во всей старообрядческой историографии, за исключением разве что полемических и богословских трактатов. Поэтому его оценки существенно отличаются от взглядов представителей господствующей церкви, чьи многочисленные сочинения о старообрядцах характеризовались крайней тенденциозностью. В то же время работы Ламонова лишены крайностей апологетики, что вселяет доверие к объективности автора. Тем более что им освещаются и «темные стороны» из жизни старообрядцев, о которых другой автор на его месте мог умолчать.
Остальные работы имели характер скорее публицистических экскурсов и принадлежали перу православного духовенства. Наиболее обстоятельное сочинение — «Историческая заметка о расколе и единоверии в ст.
1 Ламонов А. Д. Исторический очерк о заселении станицы Кавказской Кубанского казачьего войска // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1914. Т. 19. С. 451 — 622.
Прочноокопской" анонимного семинариста В. Ж. (скорее всего под этими инициалами скрывается имя единоверческого священника ст. Прочноокопской Василия Жогина)1. В ней были отмечены факты, не зафиксированные в других источниках и, по-видимому, полученные автором в ходе бесед и наблюдений. К таковым относятся данные о ранней истории прочноокопской общины, ее исключительном участии (прежде всего, в лице местного офицерства) в учреждении на Северном Кавказе старообрядческой епархии, местном старообрядческом духовенстве, общине беглопоповцев и др. Особенной содержательностью отличаются сведения о внутренней жизни старообрядцев: деятельности выборного начальства, состоявшего в основном из староверов, и духовного советаработе местных старообрядческих школ. Работа В. Ж. также являлась единственной в своем роде по обилию в ней материала этнографического характера, содержащего сведения о погребальном, крестильном, свадебном обряде прочноокопских староверов, а также проводах казаков-старообрядцев на службу.
Также на страницах «Ставропольских епархиальных ведомостей» были размещены взаимодополняющие друг друга зарисовки по истории старообрядческого прихода ст. Ханской, принадлежащие священникам Е.
2 3.
Соколову и В. Жогину. Наиболее ценными в этих статьях представляются сведения об истории заселения старообрядцами ст. Ханской, первых старообрядческих священниках и обстоятельствах учреждения в станице единоверческого прихода, который был первым на Кубани (1885 г.). Из слабых сторон перечисленных статей, вышедших в официальном церковном издании, было акцентирование внимания на слухах, очерняющих старообрядцев, -и их выраженный обличительный характер. В остальном материал о старообрядцах в «Ставропольских епархиальных ведомостях».
1 В. Ж. Историческая заметка о расколе и единоверии в станице Прочноокопской Кубанской области // Ставропольские епархиальные ведомости (СЕВ). 1901. № 22. С. 1300 — 1317.
2 Соколов Е. Сведения о раскольниках и сектантах ст. Ханской, Кубанской области // СЕВ. 1890. № 15. С. 289−301.
3 Жогин В. Раскол и единовсрне в станице Ханской // СЕВ. 1903. № 9. С. 479 — 481. был представлен краткими корреспонденциями и заметками по частным случаям.
В дальнейшем тема кубанского старообрядчества в научных исследованиях начинает фигурировать лишь в новейшее время, что было связано с развитием краеведения и интереса к конфессиональным проблемам. Первые из них датируются только серединой 90-х гг. XX в. Однако следует отметить, что освещение данной темы в основном происходило либо в контексте изучения иной, в том числе более широкой исторической проблематики, либо в форме постановочных или компиляционнык статей.
Среди работ первой группы наибольшее значение представляют исследования ставропольского историка В. А. Колесникова, посвященные истории линейного казачества. Благодаря добросовестности и скрупулезности исследователя, привлечению богатейшего архивного материала, в них получили освещение практически все стороны дореволюционной истории ряда станиц Старой линии. В том числе это относится к религиозной жизни казаков, среди которых (в особенности в.
1 2 станицах Григориполисской и Новотроицкой) определенное влияние имело старообрядчество. На основании привлеченного материала из фондов целого ряда архивов впервые удалось проследить динамику численности старообрядцев в названных станицах, процессы переселения отдельных старообрядческих групп в новые станицы на передовых рубежах, выявить причины, вызвавшие эти переселения, и т. п. Наиболее полно представлен материал о старообрядческой общине ст. Новотроицкой, отражающий, помимо вышеназванных аспектов, интересные факты о связях этой общины с прочноокопскими старообрядцами, о главах старообрядческих семей, а также характеристики некоторых авторитетных представителей старообрядчества.
1 Колесников В. А. Донцы на Кубани. К 200-летию со дня основания Григориполисской, Темнолесской и Воровсколесской станиц. Ставрополь, 1995. С. 38−39.
2 Он же. Однодворцы-казаки. К 200-летию со дня основания Рождественской, Каменнобродской, Сенгилеевской и Новотроицкой станиц. СПб., 2000. С. 211 -248. например, сотника И. Д. Нефедьева, являвшегося офицером личного конвоя императора Николая I)1.
В статье «Из прочноокопской старины» В. А. Колесниковым был впервые введен в оборот архивный материал, посвященный ранней истории старообрядческой общины ст. Прочноокопской, ее попыткам наладить церковно-приходскую жизнь после переселения с Дона2. Данная статья послужила важнейшим ориентиром в дальнейшем исследовании старообрядчества на Кубани в конце XVIII — первой четверти XIX вв. В позднейшей публикации «Религиозная жизнь линейных казаков Кубани» был дан подробный анализ конфессиональной ситуации в Кубанском казачьем полку с момента его основания3.
Некоторое внимание старообрядчеству в ст. Прочноокопской было уделено в брошюрах С. В. Телепня и В. Б. Виноградова4. Однако наряду с ценными сведениями, эти работы содержат также фактические ошибки и беспочвенные выводы (например, о миссионерской деятельности старообрядческих священников, об этимологии некоторых прочноокопских казачьих фамилий).
В работе А. Г. Филькина об истории ст. Гиагинской содержатся сведения об обстоятельствах возникновения в ней старообрядческой общины, прилагается посемейный список старообрядцев — первопоселенцев станицы5.
Некоторую разработку тема получила в исследованиях Е. Н. Кумпан. В своей диссертационной работе, посвященной конфессиональной политике на Северо-Западном Кавказе, автор ввела в научный оборот некоторые ценные архивные материалы о взаимоотношениях военно-гражданских властей и.
1 Колесников В. А. Однодворцы-казаки. К 200-летию со дня основания Рождественской, Каменнобродской, Сенгилеевской и Новотроицкой станиц. СПб., 2000. С. 224.
2 Он же. Из Прочноокопской старины // Вопросы Северокавказской истории: Сб. научи, тр. Армавир, 1997. С. 60−66.
3 Колесников В. А. Религиозная жизнь линейных казаков Кубани // Дело мира и любви: очерки истории и культуры православия на Кубани. Краснодар, 2009. С. 89 — 101.
4 Телепень С. В., Виноградов В. Б. Заметки о казаках-линейцах. Армавир, 1994; Виноградов В. Б. Из истории старой станицы — Прочноокопской. Армавир, 1994.
5 Филькин А. Г. Страницы истории кубанского казачества: станица Гиагинская (к 140-летию основания. 1862−2002). М., 2002. старообрядцев во второй половине XIX века1. На ее основе была написана статья «Кубанские казаки-старообрядцы в конфессиональной политике л.
России во второй половине XIX в." .
Значительный интерес представляет статья видного современного историка старообрядчества Е. А. Агеевой «Старые и новые сказания и.
•у писания староверов Кавказа". В целом, статья была написана по итогам археографических экспедиций и своим объектом рассмотрения имела устное творчество староверов и их литературное наследие. Однако в ходе интервью с представителями старообрядцев-беспоповцев Закубанья (1980;е гг.) исследователем были зафиксированы интересные факты, не упоминающиеся в других источниках: о связях закубанских беспоповцев с поморскими общинами Прибалтики, беспоповском соборе в ст. Гиагинской в 1912 г. и др.
В диссертационном исследовании С. А. Раздольского о миссионерской деятельности православной церкви на Северо-Западном Кавказе содержится ценная межведомственная переписка по делу о деятельности архимандрита Исидора (Колоколова), имевшей для кубанских старообрядцев роковые последствия4.
Выдающимся представителям кубанского старообрядчества были посвящены работы О. В. Матвеева (об А. К. и С. Г. Захаровых, А. Д. Ламонове)5 и В. И. Шкуро (о генерале Е. Ф. Семенкине)6. Ценные биографические сведения о старообрядческих епископах Кавказа содержатся.
1 Кумпан Е. Н. Конфессиональная политика Российской империи и ее реализация на Северо-Западном Кавказе в 1861 — 1917 гг.: дис. канд. ист. наук. Краснодар, 2005.
2 Она же. Кубанские казаки-старообрядцы в конфессиональной политике России во второй половине XIX в. // Российское казачество: проблемы истории и современность. Краснодар, 2006. С. 150 — 154.
3 Агеева Е. А. Старые и новые сказания и писания староверов Кавказа (по полевым исследованиям 80 — 90-х гг. XX в.) // Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2002. Вып. 1. С. 77 — 89.
4 Раздольский С. А. Миссионерская деятельность Православной церкви на Северном Кавказе в XIX — нач. XX веков: дис. канд. ист. наук. Краснодар, 1996.
5 Матвеев О. В. «Все случаи военных событий урупцев в свежей памяти.» (К историографии 1-го Линейного генерала Вельяминова полка) // Культурная жизнь Юга России. 2005. № 1. С. 40 — 45- Он же. К историографии 1-го Кавказского наместника Екатеринославского генерал-фельдмаршала князя Потемкина-Таврического полка Кубанского казачьего войска // Кубанский сборник: сборник научных статей по истории края. Краснодар, 2006. Т. I (22). 58−73.
6 Шкуро В. И. Генерал-майор Е. Ф. Ссменкин — воин и администратор (штрихи к биографии) // Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа. Армавир, 2002. С. 68 -71. в работе С. Г. Вургафта и И. А. Ушакова1 и сборнике биографий старообрядческих епископов и митрополитов «Старообрядческие иерархи"2.
Работы, посвященные собственно старообрядческой тематике, представлены рядом статей общего или постановочного характера. Среди них статьи Н. Н. Великой3, С. Г. Бойчук4, Т. А. Колосовской5, Е. Н. Кумпан6, Т. Г. Письменной .
Наконец, огромное значение для написания данной работы имели труды наиболее видных исследователей общественно-правового положения российского старообрядчества. Среди них фундаментальный труд Ф. Е. Мельникова «Краткая история старообрядческой (древлеправославной) церкви"8, содержащий богатый материал о правовом положении старообрядцев в различных регионах Российской империитруды В. И. Ясевич-Борадаевской9 и О. П. Ершовой10, содержащие глубочайший анализ законодательства о старообрядестверабота И. А. Кириллова «Статистика старообрядчества"11, посвященная проблеме статистического учета старообрядцев в России и дающая критический анализ существовавшей методике исчисления старообрядчества официальными структурамиработа.
1 Вургафт С. Г., Ушаков И. А. Старообрядчество: лица, предметы, события и символы. Опыт энциклопедического словаря // Режим доступа: http: // wvvw.31brinkster.com/zpscvo1ga/enciklopcd-s htm.
2 Старообрядческие иерархи. M., 2002.
3 Великая Н. Н. Старообрядчество у казаков-линейцев // Кубанское казачество: три века исторического пути. Краснодар, 1996. С. 35 — 38.
4 Бойчук С. Г. Староверы на Кубани // Проблемы истории Северного Кавказа. Краснодар, 2000. С. 132 — 138.
5 Колосовская Т. А. Положение старообрядцев в Ставропольской епархии в конце 19 — нач. 20 в. // IV Минаевские чтения по археологии, этнографии и музееведению Северного Кавказа. Ставрополь, 2000. С. 48 -53.
6 Кумпан Е. Н. Единоверие в станицах Кубанской области // Российское село в XXI веке: проблемы и перспективы. М.- Краснодар, 2004. Вып. 3. С. 526 — 540.
7 Письменная Т. Г., Клычникова, М. В. О некоторых причинах изменения правительственной политики в отношении старообрядцев в 20- - 70-е гг. XIX в. // Археология, этнография и краеведение Кубани. Армавир, 2007. С. 47 — 49- Письменная Т. Г. Ведомости «о движении раскола в Кубанской области» как исторический источник // Археология, этнография и краеведение Кубани. Армавир, 2007. С. 46 — 47- Она же. О расторжении браков между староверами на Кубани в контексте политики светских и духовных властен (первая половина XIX в.) // Историческое регионоведение Северного Кавказа — вузу и школе. М.- Армавир, 2007. С. 97 — 99- Она же. О некоторых причинах распространения старообрядчества среди линейного казачества в 30-е гг. XIX в. // Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа. КраснодарАрмавир, 2008. С. 60 — 64.
8 Мельников Ф. Е. Краткая история старообрядческой (древлеправославной) церкви. Барнаул, 1999.
9 Ясевич-Бородаевская В. И. Борьба за веру. Историко-бытовые очерки и обзор законодательства по старообрядчеству и сектантству в его последовательном развитии и приложением статей закона и Высочайших указов. Спб., 1912.
10 Ершова О. П. Старообрядчество и власть. М., 1999.
11 Кириллов И. А. Статистика старообрядчества. М., 1913.
Н. Попова «Сборник для истории старообрядчества"1, показавшая выдающееся значение Иргизскиских монастырей в жизни российского старообрядчества, а также специфику и неоднозначность политики в отношении старообрядцев в различных регионах Россиитруд проф. И. Нильского «Семейная жизнь в русском расколе», в котором был прослежен правовой статус старообрядческого брака и его эволюция до сер. XIX века2. Благодаря этим работам история старообрядчества на Кубани в настоящем исследовании получила освещение в контексте общероссийской истории старообрядчества.
Таким образом, анализ имеющейся литературы показывает необходимость и перспективность всестороннего изучения истории кубанского старообрядчеств’а.
Целью исследования является изучение старообрядчества Кубани в контексте эволюции конфессиональной политики в регионе в конце XVIII — начале XX веков.
На основе поставленной цели нами были сформулированы следующие задачи исследования:
1) проследить ход становления и развития церковной организации кубанских старообрядцев;
2) показать особенности кубанского старообрядчества, обусловленные сословной принадлежностью его последователей и региональной спецификой;
3) определить численность и географию расселения старообрядческих групп в пределах Кубанской области;
4) выявить специфические черты и проследить эволюцию в отношении к старообрядцам светских и духовных властей в контексте конфессиональной политики Российской империи.
В задачи данного исследования не вошло изучение собственно духовной.
1 Попов Н. Сборник для истории старообрядчества. М., 1866. Т. 2. Исторические очерки беглопоповщины на Иргизе с 1762—1866 гг. Вып. 4.
2 Нильский И. Семейная жизнь в русском расколе. Исторический очерк раскольнического учения о браке. СПб., 1869. Вып. 1 -2. жизни старообрядцев в ее церковном и этнографическом аспекте. Во-первых, это было обусловлено отсутствием необходимой источниковой базы, относящейся к досоветскому периоду. Во-вторых, на сегодняшний день старообрядчество на Кубани представлено в основном поздними группами переселенцев. «Коренное» старообрядчество представлено в основном вымирающими группами, причиной чему во многом стала предельно жесткая политика советской власти в отношении местного (казачьего) населения. Вследствие этого представляется невозможной даже в общих чертах реконструкция духовной культуры старожильческих старообрядческих общин, что не отменяет необходимости изучения исторического аспекта старообрядческой проблематики.
Методологическая основа исследования была предопределена поставленными целью и задачами.
Основополагающим принципом исследования стал принцип историзма. Он позволил автору проследить развитие кубанского старообрядчества в контексте эволюции правительственной политики конца XVIII — начала XX вв., придерживаясь беспристрастного исследовательского подхода.
Из общенаучных методов автор руководствовался, прежде всего, историко-генетическим, историко-сравнительным и историко-системным методами. Благодаря первому методу автору удалось дать системное описание истории кубанского старообрядчества с точки зрения его динамики и развития в досоветский период. Особое внимание при этом уделялось особенностям развития старообрядчества на определенных исторических этапах, отдельным факторам, игравшим ключевую роль в жизни кубанских старообрядцев, наиболее замечательным представителям старообрядчества и т. д.
Использование историко-сравнительного метода помогло выявить общие и специфические черты в истории кубанского старообрядчества на основе сопоставления аналогичных процессов и явлений, характерных для истории старообрядчества в других регионах Российской империи, и прежде всего в казачьих войсках.
Использование историко-системного метода позволило создать целостную картину истории старообрядчества на Кубани во взаимоотношении с государственными органами и органами господствующей церкви, а также показать эволюцию собственной церковной и общинной организации старообрядцев и ее место в иноверном окружении.
Весьма плодотворным оказалось применение историко-психологического метода, суть которого в общих чертах заключается в раскрытии психологического состояния участников исторических событий, как на уровне отдельных индивидуальностей, так и на коллективном уровне1. С его помощью удалось выявить характерные черты ментальности кубанского старообрядчества в ракурсе взаимодействия конфессиональной и сословной компонент. На основании многочисленных архивных материалов о так называемых «совращениях в раскол» и бракоразводных процессах удалось выявить специфику межконфессиональных отношений на Кубани на уровне старообрядцы / православные и особенности семейно-брачных отношений в старообрядческой общине. Применение историко-психологического метода помогло составить психологический портрет «беглых попов» — священников, переходящих из господствующей церкви в старообрядчество. Зачастую такой выбор являлся для православного духовенства весьма непростым и сопровождался повышенной внутренней рефлексией.
В настоящем исследовании нами также был скорректирован устоявшийся в историографии старообрядчества понятийный аппарат. Было исключено употребление наименования «раскольники» в отношении старообрядцев, как имеющее негативную смысловую нагрузку, унаследованную из дореволюционной историографии и официально-церковного лексикона. Наиболее корректным нам представляется использование оппозиции «старообрядчество (староверие) / господствующая церковь».
Источниковая база исследования. Наиболее многочисленную группу.
1 Минннков Н. А. Методология истории. Ростов н/Д, 2004. С. 237−241. источников представляют архивные материалы, которые можно разделить на две группы: материалы государственных учреждений и войсковых органов и материалы духовных ведомств. В ходе выявления данного рода источников нами было проработано 20 архивных фондов 5 государственных архивов.
Материалы первой группы сосредоточены преимущественно в фондах Государственного архива Краснодарского края (ГАКК). Материалы законодательного характера, министерские циркуляры начальникам губерний и распоряжения войсковых властей по частным вопросам, относящиеся к старообрядчеству, сосредоточенны в основном в фондах № 249 «Канцелярия наказного атамана Черноморского казачьего войска», № 252 «Войсковое правление Кубанского казачьего войска» и № 318 «1-е и 2-е казачьи отделения Кубанского казачьего войска». Значительный блок представляют статистические материалы о старообрядчестве, составленные войсковыми ведомствами. В том же фонде № 318 находятся ежегодные статистические ведомости о расколе в Кубанском казачьем войске (до 1862 г. Кавказском линейном казачьем войске) за период с 1845 по 1900;е гг. Также статистические таблицы по старообрядчеству в Кубанской области за 1870 — 1880 -е гг. имеьртся в фонде № 460 «Кубанский областной статистический комитет». Значительную ценность представляют статистические материалы полковых правлений, поскольку на их основе составлялись сводные общевойсковые ведомости. Они представляют собой более информативный источник. В частности, ознакомление с ними позволило более подробно проследить ход старообрядческой колонизации Закубанских районов (фонды №№ 353 «Полковое правление 1-й бригады Кубанского казачьего войска», 354 «Полковое правление 2-й бригады Кубанского казачьего войска», 358. «Полковое правление 3-й бригады Кубанского казачьего войска»).
Богатый материал о повседневной жизни кубанских старообрядцев содержится в многочисленных делах с перепиской войсковых ведомств о «совращениях в раскол» или, так называемом, «публичном оказательстве раскола». Эти документы в основном представлены в фондах № 256.
Войсковое дежурство Кавказского линейного казачьего войска" и № 449 «Кубанское областное правление». Главная особенность и достоинство этих источников состоит в том, что они отражают взгляд на старообрядчество войсковой администрации разных уровней. Их анализ позволяет говорить об особенностях этого отношения, существенно отличающегося от официального, в том числе и отношения к старообрядцам со стороны господствующей церкви. В этой связи между войсковым и епархиальным начальством нередко возникали спорные ситуации по вопросам принятия того или иного решения относительно конкретных старообрядческих дел.
В фонде № 257 «Войсковое правление Кавказского линейного казачьего войска» нами также были обнаружены ценные документы о деятельности на.
I,.
Кубанской линии в 40-е — 50-е годы XIX века беглых попов и особом к ним отношении войсковой администрации. В фонде № 396 «Войсковой штаб Кубанского казачьего войска» были выявлены послужные списки казаков и офицеров Кубанского казачьего войска старообрядческого вероисповедания, которые позволили существенно дополнить биографические портреты ряда видных представителей кубанского старообрядчества (А. Д. Ламонова, Е. Ф. Семенкина, А. К. Захарова и др.). Фонд № 452 «Гражданская канцелярия Начальника Кубанской области. Управление Кавказского наместника» содержаться ценные сведения о старообрядцах г. Ейска, не принадлежащих к *, казачьему сословию.
Некоторые материалы светского происхождения содержатся также в Государственном архиве Ставропольского края (ГАСК) (например, фонд № 63 «Кавказское областное правление»). Наиболее ценные материалы содержатся в фонде № 79 «Общее управление Кавказской областью"', а именно самые ранние статистические ведомости о старообрядцах на Кавказе, охватывающие период с 1828 по 1845 годы.
Остальной блок архивных материалов духовных ведомств представлен фондами ряда государственных и региональных архивов. Наибольшую ¦, ценность, на наш взгляд, представляют материалы Государственного архива.
Астраханской области, находящиеся в фонде № 599 «Астраханская духовная консистория». Благодаря превосходной сохранности фонда, в нем сосредоточилось несколько тысяч архивных единиц, посвященных истории православной церкви и старообрядчества на Кавказе в XVIII — первой четверти XIX вв. В частности, материалы о раннем церковном обустройстве кубанских казаков, о первоначальном характере взаимоотношений старообрядцев с господствующей церковью, посемейные списки первопоселенцев на Кубанской линии, в том числе старообрядческих родов и проч.
С 1829 по 1842 гг. церковное управление Кавказской областью перешло в ведение Донской духовной консистории (г. Новочеркасск). Поэтому епархиальные документы о кавказском старообрядчестве за этот период находятся в Государственном архиве Ростовской области (ГАРО) (фонд № 226 «Донская духовная консистория»). В основном, это дела о «совращениях в раскол», наиболее актуальной проблеме для приходского и епархиального духовенства.
Аналогичные материалы середины XIX — начала XX веков находятся в нескольких фондах Государственного архива Ставропольского края (ГАСК): № 135 «Ставропольская духовная консистория», № 435 «Георгиевское духовное правление», № 439 «Ставропольский епархиальный миссионерский совет». Несколько дел о старообрядцах кубанской линии, в том числе и старообрядческом духовенстве, нами было выявлено в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА) (г. Москва) (фонд № 14 877. «Главный священник Кавказской армии»). Главной характерной чертой архивных источников церковного происхождения является их предельная тенденциозность в отношении старообрядчества, рассматривающая его как безусловное вероотступничество и потенциальную опасность для существующего государственного порядка. Неслучайно в большинстве случаев мы имеем дело с жалобами на старообрядцев, адресованные вышестоящим епархиальным органам или высшему военному или гражданскому начальствам.
Второй блок источников представлен опубликованными материалами, которые можно выделить в несколько групп. Основными из них являются следующие:
1. Законодательные акты, которые содержатся в «Полном собрании законов Российской империи» (Собр. 2, З)1 и других сборниках законов2. Ряд законодательных актов по старообрядчеству был опубликован также в некоторых исследованиях в качестве приложений3. Их анализ позволяет проследить эволюцию отношения государства к старообрядчеству и необходим для понимания исторического контекста, в котором происходило становление и развитие старообрядческих общин на Кубани;
2. Статистические данные, которые представлены в материалах гражданских и духовных ведомств. Наиболее многочисленные отчеты Начальника Кубанской области и Наказного атамана Кубанского казачьего войска содержат статистические данные о распределении старообрядческих согласий по отделам Кубанской области за 1895 — 1916 годы4. Кроме того, содержат сведения об успехах православной миссии и иногда данные миссионерской статистики, которая существенно отличалась в сторону уменьшения численности старообрядцев. Данная тенденция отчетливо прослеживается в статистических епархиальных справочниках5. Обобщающие сведения о численности старообрядцев в Кубанской области содержаться в некоторых столичных статистических сборниках6 и материалах «Первой Всеобщей переписи населения Российской империи"7. Ни один из этих источников не дает объективной статистической.
1 Полное собрание законов Российской империи. Собр. 2-е. Т. 1. 1825−1827 гг. Ст. 584- Т. 16. 1841 г. Ст. 14 409- Т. 17. 1842 г. Ст&bdquo- 16 079- Т. 38. 1863 г. ст. 40 215- Собр. 3-е. Т. 3. 1883 г. Ст. 1545 и др.
2 Свод законов Российской Империи. Кн. 1. Т. 2. СПб., 1912.
3 Напр.: Ясевич-Бородаевская В. И. Указ. раб.- Кельсиев, В. И. Сборник правительственных сведений о раскольниках. Лондон, 1861. Вып. 2.
4 Отчет Начальника Кубанской области и Наказного атамана Кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1896- 1917.
5 Справочная книжка по Ставропольской епархии / сост. П. В. Архангельский. Ставрополь, 1889- Справочная книжка для духовенства Ставропольско-Екатеринодарской епархии. Ставрополь, 1901; Справочник по Ставропольской епархии. Екатеринодар, 1910.
6 Статистические сведения о старообрядцах (к 1 января 1912 г.). СПб., 1912.
7 Первая Всеобщая перепись населения Российской Империи, 1897 г. СПб., 1905. Т. 65. Кубанская область. информации о старообрядцах Кубанской области, поскольку разница в обобщенных данных порой определяется несколькими тысячами. Это связано как с избеганием старообрядцами учёта, так и отсутствием достаточно разработанной методики сбора статистических сведений о них.
3. Некоторые сведения о жизни кубанских старообрядцев мы встречаем в источниках личного происхождения. В воспоминаниях Ф. И. Елисеева1 и походном дневнике И. Тутолмина содержатся описания поведенческих особенностей старообрядцев-казаков на службе. Фундаментальный «Сборник правительственных сведений о раскольниках» В. И. Кельсиева содержит редкие материалы о деятельности на Кубани федосеевских проповедников в начале XIX века. Некоторые материалы данного рода находили отражение на страницах «Ставропольских епархиальных» ведомостей. Наибольшую ценность из них представляет путевой дневник епархиального миссионера К. А. Попова, который изложил в нем свои наблюдения за старообрядцами Кубанской области и Ставропольской губернии4, а также некоторые документы из эпистолярного наследия старообрядцев5.
4. Наиболее многочисленный блок опубликованных источников представляют корреспонденции, заметки и другие материалы периодической печати. Дореволюционную периодику, содержащую сведения о кубанских старообрядцах, также можно разделить на три группы: церковную, светскую и собственно старообрядческую. Из первой группы в первую очередь следует отметить «Ставропольские епархиальные ведомости» (СЕВ)6. На страницах этого издания публиковались многочисленные заметки православного духовенства и их помощников в деле «антираскольнической» миссии о.
1 Елисеев Ф. И. Первые шаги молодого хорунжего. М., 2005.
2 Тутолмин И. Кавказская казачья бригада в Болгарии. 1877 — 1878 (походный дневник). СПб., 1879.
3 Кельсиев В. И. Сборник правительственных сведений о раскольниках. Лондон, 1860. Вып. 1- См. то же: Беспоповцы // Православная энциклопедия. М., 2002. Т. 4. С. 702 — 724.
4 Дневник Ставропольского противораскольнического епархиального миссионера К. А. Попова // Ставропольские епархиальные ведомости. 1891. № 4. С. 103 — 111- № ю. 351 — 360- № 13. С. 431 — 435- № 15. С. 465 — 476- № 22. С. 590 — 596.
5 Письмо бывшаго лже-священника австрийской секты станицы Вознесенской Иллариона Прудникова // Ставропольские епархиальные ведомости. 1894. № 12. С. 548 — 549- Письмо лжеепископа Анастасия Измаильского к лжеепископу Силуану Донскому и Кавказскому о мощах, найденных близ ст. Карабулакской, Терской области // Ставропольские епархиальные ведомости. 1894. № 5. С. 265 — 267.
6 До 1886 г. — «Кавказские епархиальные ведомости» (КЕВ). жизни и быте кубанских старообрядцев1, а также полемические беседы с ними и старообрядческими начетчиками и священниками2. Данного рода публицистика требует весьма критического анализа, поскольку в первую очередь имеет обличительный характер. В этой связи, авторы этих сочинений не гнушались использовать дискредитирующую старообрядцев информацию, зачастую основанную на слухах и откровенной клевете. Ярким образчиком такой публицистики, в частности, является сочинение А. Богданова о старообрядческих антиминсах на Кавказе3. Большей репрезентативностью отличаются сведения о православной миссии на Кавказе и распространении среди старообрядцев единоверия4. Хотя зачастую успехи миссии.
1 Василихин Т. Попытка учредить старообрядческую епископскую кафедру в Терской области в 1872 году и происходившие по сему случаю состязания между старообрядцами // Кавказские епархиальные ведомости. 1881. № 5. С. 169 — 181- Дроздов В. О действиях раскольников ст. Кавказской, Кубанской области // Ставропольские епархиальные ведомости. 1890. № 16. С. 309−312- Жогин В. Новый старообрядческий лжеепископ Кавказский и Черский — Феодосий // Ставропольские епархиальные ведомости. 1902. № 20. С. 1186 — 1189- Из жизни прочноокопских старообрядцев // Ставропольские епархиальные ведомости. 1902. № 11. С. 665 — 668- Кальнев Н. Несколько слов о построении раскольниками молитвенных домов на Северном Кавказе // Ставропольские епархиальные ведомости. 1894. № U.C. 490 — 494- Касилов Т. И. Несколько случаев из жизни беспоповцев ст. Гиагинской // СЕВ. 1886. № 1. С. 38 — 41- Он же. Что такое современное нам старообрядчество? // Ставропольские епархиальные ведомости. 1887. № 14. С. 528- Михайловский Г. По поводу закона о даровании раскольникам некоторых прав гражданских и по отправлению духовных треб // Кавказские епархиальные ведомости. 1883. № 12. С. 432 — 439- Он же. О даровании раскольникам некоторых прав гражданских и по отправлению духовных треб // Кавказские епархиальные ведомости. 1883. № 12. С. 412 -415- Никольский С. Солга неправда себе // Ставропольские епархиальные ведомости. 1904. № 21. С. 1196 — 1209- Прудников Г. Станица Кавказская // Ставропольские епархиальные ведомости. 1912. № 33. С. 1112−1114- Путешествие Преосвященнейшаго Агафодора для обозрения церквей // Ставропольские епархиальные ведомости. 1893. № 23. С. 738 — 755.
2 Касилов Т. И. Беседа со старообрядцами австрийского лжесвященства по поводу смешанных браков, то есть соединившихся браком в расколе (в ст. Белореченской, Кубанской области, в 1898 г.) // Ставропольские епархиальные ведомости. 1898. № 12. С. 626 — 634- Кожанов К. Моя беседа с средником Филипьевым // СЕВ. 1900. № 13. С. 788 — 794- Никольский С. Собеседование уездного противораскольнического миссионера священника М. Виноградова с раскольником и начетчиком Львом Пичугиным // Ставропольские епархиальные ведомости. 1909. № 2. С. 49 — 57.
3 Богданов А. Вопрос о найденных на Кавказе мнимых раскольничьих мощах // Ставропольские епархиальные ведомости. 1909. № 32. С. 1014 — 1040.
4 Беседа, сказанная по освящении единоверческого храма Св. Живоначальной Троицы в ст. Темижбекской, Кубанской области // Ставропольские епархиальные ведомости. 1899. № 23. С. 1241 — 1255- № 24. С. 1293 -1304- В. Ж. Несколько слов о единоверии и единоверческих приходах // Ставропольские епархиальные ведомости. 1906. № 7. С. 406 — 410- Инструкция для миссионеров Ставропольско-Екатеринодарской епархии, действующих против раскольников и сектантов // Ставропольские епархиальные ведомости. 1894. № 19. С. 847 — 853- К характеристике деятельности противораскольнической миссии в Ставропольской епархии в 1912 г. // Миссионерские известия по Ставропольской епархии. 1912. № 34. С. 522 — 524- Кавказские епархиальные ведомости. 1880. № 6. С. 128- Касилов Т. И. Освящение единоверческой церкви в ст. Ханской Кубанской области // Ставропольские епархиальные ведомости. 1892. № 13. С. 378 — 383- Он же. Присоединение к православию из раскола беспоповской поморской секты в ст. Белореченской, 1 января 1891 г. // Ставропольские епархиальные ведомости. 1891. № 3. С. 73 — 76- Никольский С. Преобразование внутренней миссии в Ставропольской епархии // Ставропольские епархиальные ведомости. 1905. № 15. С. 875 — 886- Обращение 28 раскольников ст. Ханской в православие на правилах единоверия // Кавказские епархиальные ведомости. 1884. № 14. С. 511 — 515- Отчет о состоянии и деятельности Андреевского Братства в г. Ставрополе на Кавказе за 1880 — 1881 братский (осьмой) год // Кавказские епархиальные ведомости. 1882. № 3. С. 94- Отчет о состоянии и деятельности Братства во имя Святого апостола Андрея изображались здесь несколько преувеличенно, что связывалось, прежде всего, с духовным кризисом старообрядчества. Сведения о старообрядцах на Кубани встречаются также в приложении к журналу «Ставропольские епархиальные ведомости» «Миссионерские известия по Ставропольской епархии"1 и центральном церковном издании «Церковный вестник"2.
Заметки и корреспонденции о кубанских старообрядцах помещались также на страницах светской периодики. Ставропольская газета «Северный Кавказ» публиковала весьма ценные заметки о старообрядцах ст. Прочноокопской3, следила за ходом судебного процесса по делу старообрядческого епископа Силуяна4, помещала корреспонденции об освящении единоверческих храмов5 и др. При анализе данной газеты необходимо учитывать, что она также следовала в русле официальной пропаганды, что сказывалось в стилистике изложения и публикации некоторых клеветнических слухов. Например, о епископе Силуяне и его мнимом присоединении к единоверию во время судебного процесса6. Более сдержанный характер имеют аналогичные заметки о старообрядцах в у екатеринодарской газете «Кубанские областные ведомости». Нашли отражение события из истории старообрядчества на Кубани и в ряде центральных периодических изданий. Так, в «Гражданине» была опубликована заметка о деятельности архимандрита Исидора (Колоколова), в том числе содержащая сведения компрометирующего характера (об.
Первозванного в Ставрополе на Кавказе за 1889 — 90 гг. // Ставропольские епархиальные ведомости. 1891. № 2. С. 53 — 65- Отчет Братства во имя Святого апостола Андрея Первозванного в г. Ставрополе на Кавказе за 1890 — 91 гг. // Ставропольские епархиальные ведомости. 1892. № 3. С. 31 — 38- Присоединение к Православию раскольнического лже-попа М. М. Колышкина в Ставропольском кафедральном соборе // Ставропольские епархиальные ведомости. 1894. № 8. С. 378 — 382- Ставропольские епархиальные ведомости. 1892. № 11. С. 160- Ставропольские епархиальные ведомости. 1896. № 20. С. 1239 — 1250.
1 Беседа Ставропольского епархиального миссионера-проповедника со старообрядческим начетчиком Львом Пичугиным в с. Медвежьем, Ставропольской губернии // Миссионерские известия по Ставропольской епархии. 1912. №№ 11−15- Миссионерские известия по Ставропольской епархии. 1913. № 19. С. 141 — 144- № 29. С. 249 — 252- № 30. С. 253 — 258- Миссионерские известия по Ставропольской епархии. 1916. № 13 -14. С. 92- 101- № 15. С. 107−112.
2 Из быта раскольников на Кавказе // Церковный вестник. 1892. № 22. С. 384.
3 Северный Кавказ. 1892. №№ 37, 57.
4 Северный Кавказ. 1893. №№ 35, 39, 77.
5 Северный Кавказ. 1887. № 12- 1892. № 88- 1893. № 58.
6 Северный Кавказ. 1893. № 58.
7 Кубанские областные ведомости. 1892. № 46- 1893. №№ 81, 93- 1901. № 179- 1912. № 10. осквернении КЬлоколовым мощей старообрядческого епископа Иова (Зрянина))1. Об удовлетворении некоторых старообрядческих ходатайств в начале XX века отмечалось в «Вестнике казачьих войск"2. О значительных по численности обращениях в единоверие — журнале «Разведчик"3.
С дарованием старообрядцам в 1905 г. гражданских и вероисповедных свобод они получают возможность и свободной издательской деятельности. С этого времени на страницах старообрядческой периодики (газета «Слово Правды», журналы «Церковь» и «Слово Церкви») регулярно выходят заметки о жизни старообрядческих приходов в различных уголках Российской империи, в том числе и на Кавказе. Старообрядческая периодика становится одним из главных источников по истории старообрядчества на Кубани, ввиду падения интереса к проблеме «раскола» у официальных церковных и светских изданий. В ней нашли отражение наиболее значимые события, связанные с регистрацией старообрядческих общин, церковным строительством, участием старообрядцев в общественной жизни4.
Среди других опубликованных источников следует выделить библиографический справочник А. С. Пругавина «Раскол-сектантство.», содержащий перечень работ и газетных публикаций со сведениями о старообрядцах на Кавказе, вышедших до 1887 г.5- «Акты Кавказской археографической комиссии», содержащие публикации некоторых важных документов: в частности, предписания высшего командования на Кавказе первой четверти XIX века относительно старообрядцев6- статистические.
1 Гражданин. 1896. № 48.
2 Вестник казачьих войск. 1901. № 42- 1903. № 16.
3 Разведчик. 1895. № 233. С. 314.
4 Слово Правды. 1907. № 1, 8, 10, 73, 95- Ламонов А. Д. Середяне // Церковь. 1908. № 44. С. 1492- Еп. Иннокентий. Ответ А., Д. Ламонову на его статью «Середяне» // Церковь. 1908. № 46. С. 1551 — 1552- Церковь. 1909. № 23. ?'. 745- № 24. С. 774- № 30. С. 910- № 32. С. 958- № 41. С. 1180 — 1182- Церковь. 1912. № 20. С. 490 -491- № 23. С. 565- № 27. С. 658−659- Церковь. 1914. № 36. С. 845- № 41. С. 954−957- № 42. С. 988 — 989- Слово Церкви. 1915. № 8. С. 196- № 26. С. 611 — 612- Слово Церкви. 1917. №№ 10−11. С. 195- № 28. С. 518.
5 Пругавин А. С. Раскол-сектантство. Материалы для изучения религиозно-бытовых движений русского народа. М., 1887. Вып. 1. Библиография старообрядчества и его разветвлений.
6 Акты Кавказской археографической комиссии. Тифлис, 1845. Т. 6. Ч. 2. таблицы по казачьим войскам России в сборнике документов «Казачьи войска азиатской России в XVIII — начале XX века1.
Научная новизна исследования заключается в следующем:
I,.
1. Впервые в данном исследовании была предпринята попытка комплексного изучения истории старообрядчества на Кубани с конца XVIII до начала XX века.
2. Была существенно дополнена картина духовной жизни кубанского казачества в досоветский период. Впервые показано влияние старообрядческих традиций на характер религиозности линейного казачества (донско-великорусский элемент), отличный от характера другой составляющей Кубанского казачьего войска — черноморцев (запорожскомалороссийский элемент), преимущественно православных. «,.
3. Прослежена эволюция правового статуса старообрядцев Кубани в контексте развития конфессиональной политики государства и церкви. Выявлена специфика этого статуса, суть которой состояла в относительно привилегированном положении казаков-старообрядцев, выполнявших военную функцию в важнейшем военно-стратегическом регионе Российской империи.
4. Выявлены специфические черты кубанского старообрядчества, которые заключались в примате сословной составляющей над конфессиональной, общины над духовенством, широком распространении межконфессиональных браков и условности вероисповедных границ, особенно применительно к первой четверти XIX века.
5. Впервые введен в научный оборот обширный архивный материал не только по истории собственно старообрядчества, но и относящийся к миссионерской деятельности господствующей церкви на Кубани, а также раннему церковному обустройству на Кубанской линии.
Положения, выносимые на защиту.
— п.
1 Казачьи войска Азиатской России в конце XVIII — начале XX веков: Сб. док. М., 2000.
1. Кубанское старообрядчество обладало рядом специфических черт, обусловленных принадлежностью большинства его последователей к казачьему сословию и периферийным положением Кавказского региона по отношению к основным старообрядческим духовным центрам. Главным образом эта специфика была характерна для первой половины XIX века и выражалась в доминанте сословной составляющей над конфессиональной,.
• I широком распространении межконфессиональных браков и размытости конфессиональных границ. Генетически она восходит к религиозным традициям донского казачества. С учреждением на Кавказе старообрядческой Белокриницкой епархии эти особенности постепенно сглаживаются, что не отразилось на осознании казаками-старообрядцами сословного единства и характере добрососедских отношений с православным окружением.
2. Конфессиональная политика государства на Кавказе строилась на основе прагматического подхода к текущим нуждам. Принадлежность кавказского старообрядчества к казачеству, выполняющего функцию военного кордона на южных рубежах империи, — вынуждало государство десятилетиями сохранять к нему особый подход. Тем самым, на Кавказе создавались более благоприятные условия для жизнедеятельности старообрядческих общин по отношению к старообрядцам в других регионах России. По окончании Кавказской войны попытки подчинить старообрядцев Кубани общероссийскому законодательству находили различное преломление в политике местных властей: от умеренно покровительственных до открыто репрессивных.
3. Отношение с господствующей церковью также развивалось особым образом и претерпело эволюцию от сближения в сторону единоверческих принципов (первая четверть XIX века) до жесткой конфронтации, особенно в последней четверти XIX века, которая завершилась ликвидацией Никольского старообрядческого монастыря, закрытием старообрядческих храмов и насаждением единоверия.
4. С провозглашением в 1905 г. вероисповедных свобод старообрядцы в Кубанской области пользовались ими в полной мере, что ярче всего проявилось в развитии храмостроительства и росте гражданской активности старообрядцев. Действия областной власти в отношении старообрядчества более не сопровождались рецидивами прежней репрессивной политики.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Фактический материал диссертации и ее выводы можно использовать при проведении подобных исследований старообрядчества в других казачьих войсках, при изучении религиозных течений на Кубани и духовной культуры кубанского казачества, а также при составлении исторических описаний отдельных районов и населенных пунктов Краснодарского и Ставропольского краев и республики Адыгея. Кроме того, исследование могло бы послужить подспорьем при составлении обобщающих трудов по истории Кубани и Кавказа, а также учебных пособий по курсу «Краеведение».
Работа прошла апробацию в сборниках научных трудов: коллективных монографиях «Очерки традиционной культуры казачеств России. Т. 2» и «Дело мира и любви: очерки истории и культуры Православия на Кубани» (в качестве разделов монографий), материалах международной конференции Дворянских чтений «Мечом и пером: вехи истории и культуры служилой элиты России», сборниках «Мир славян Северного Кавказа», «Известия вузов. Северо-Кавказский регион». По теме исследования автором опубликовано 7 работ, в том числе в издании, рекомендованном ВАК.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, списка использованных источников и литературы, приложений.
Заключение
.
История старообрядчества на Кубани претерпела с конца XVIII века своеобразную эволюцию. Каждый из исторических периодов был отмечен специфическими чертами, обусловленными периферийным положением Кавказского региона и сословной принадлежностью последователей старой веры. Переселение донских казаков на Кубань в конце XVIII века совпало по времени с максимальным смягчением политики в отношении старообрядчества, которое продолжалась на протяжении первой четверти XIX века. Это время характеризовалось минимальным вмешательством во внутреннюю жцзнь старообрядцев. Господствующая церковь, полностью следовавшая в русле правительственной политики, вырабатывала и своеобразные формы взаимоотношения с последователями старой веры. В частности, назначение для их общин священников по началу не сопровождалось какими-то обязательствами со стороны старообрядцев. Такого рода отношения выходили за рамки единоверческих правил, согласно которым за свободное отправление богослужений по дораскольному церковному чину старообрядцы должны были признавать верховную юрисдикцию господствующей церкви и обращаться к услугам только тех священников, которые получили надлежащую санкцию епархиального руководства. Однако влияние иргизских старообрядческих монастырей, консерватизм религиозных обычаев казаков-старообрядцев, ужесточение законодательства в последние годы правления Александра I и, в общем, не гибкая позиция церкви свели эти попытки сближения на нет.
Во второй четверти XIX века выходит в свет ряд репрессивных постановлений правительства и наступает новый виток интенсивных преследований старообрядцев. Однако на Кубани в условиях непрерывной военной напряженности и принадлежности большинства староверов казачьему сословию конфессиональные вопросы отступали на задний план. В 40-е гг. XIX в. Наместником на Кавказе князем М. С. Воронцовым было подтверждено прежнее особое положение старообрядцев, по которому они получали фактически полную свободу в деле свободного отправления богослужений. Репрессивные меры касались только предупреждения распространения «раскола». После окончательного разрыва с господствующей, церковью кавказские старообрядцы, как правило, беспрепятственно обращались к услугам «беглых попов». Невозможность бороться с этим явлением вынуждало руководство церкви прибегать к новым способам борьбы со старообрядчеством. Пользуясь широким распространением смешанных браков в казачьей среде, духовенство активно инициировало следственные дела по факту «совращений в раскол», которые причиняли старообрядцам существенные неудобства. В частности, это зачастую служило прецедентом для выселения старообрядческих семей на передовые рубежи Кавказской линии. Другим способом «борьбы с расколом» было вмешательство духовенства в семейную жизнь старообрядцев и стимулирование в их среде разводов под предлогом перехода одной половины в православие. Неопределенность правового статуса старообрядческой семьи приводило к широкому распространению данного явления. Однако в этом вопросе духовенство зачастую сталкивалось с противодействием войскового начальства, заинтересованного в укреплении семейных начал казачества, пусть даже и его малой части в лице казаков-старообрядцев. С обретением старообрядцами собственной церковной (Белокриницкой) иерархии в 1846 г. и учреждением на Кавказе в 1855 г. старообрядческой епископии эти пагубные явления старообрядческой жизни постепенно преодолеваются. Главным последствием учреждения старообрядческой епархии стало обособление старообрядцев от общей массы православных, при решающем влиянии на внутреннюю жизнь общин старообрядческого офицерства.
Вторая половина XIX века характеризуется ростом численности старообрядческих приходов. На Кубани активное церковное строительство сопровождалось старообрядческой колонизацией Северного Кавказа и образованием новых общин на Новой Линии и в Закубанье. Несмотря на достаточно высокую административную управляемость данного процесса и бдительный контроль над ним, достаточно четкую фиксацию народонаселения Кубанской области в целом, собственно учет численности старообрядчества велся с заметными погрешностями. Причиной тому могло служить, с одной стороны, отсутствие четкой методики для сбора подобных сведений у военной администрации в условиях, когда афишировать свою религиозную принадлежность старообрядцам было не всегда выгодно. С другой стороны, духовные ведомства, обязанные вести подобную статистику, зачастую ограничивались во многом формальным учетом «раскола», считая этот вопрос не столь существенным для ведения антираскольничьей миссии.
Первые десятилетия пореформенного периода не были ознаменованы сколь-либо существенными изменениями правового положения старообрядцев на Кавказе, несмотря на то, что в целом по России наблюдался всплеск преследований старообрядческого духовенства, в связи с распространением влияния Белокриницкой иерархии. Коренные изменения наступают лишь" со второй половины 80-х годов XIX в. Отправной точкой свертывания вероисповедных свобод послужили вышедший 3 мая 1883 г. закон «О даровании раскольникам некоторых прав гражданских и по отправлению духовных треб», а затем предписание Главноуправляющего гражданской частью на Кавказе от 21 мая 1887 г., которое требовало от гражданских властей неуклонного соблюдения буквы закона. Несмотря на обнадеживающее название закона, он ничего не привносил нового в жизнь российского старообрядчества, являясь повторением ряда постановлений прежних лет, но в итоге еще более ущемлял положение старообрядцев тем, что усиливал административное участие в их жизни. На Кавказе в условиях мирного времени прежние военные заслуги старообрядцев-казаков теряли свою актуальность, что уравнивало их с крестьянским населением России в области веры. В результате конец 80-х — первая половина 90-х гг. XIX века на Кубани характеризовались всплеском беспрецедентных преследований, которые выразились в насильственном придании старообрядческим храмам вида обычныхжилых построек (снятие куполов, колоколов) или их повторном освящении православными священниками, ликвидации Никольского старообрядческого скита, преследовании старообрядческого епископа Силуяна и в итоге ликвидации на Кубани епархиального центра. В это же время активизируется миссионерская деятельность господствующей церкви, которая выступала и главным инициатором новых гонений на старообрядцев. Результатом православной миссии стало образование в Кубанской области ряда единоверческих приходов. Однако успех единоверия оказался крайне непродолжительным, и с провозглашением в 1905 г. религиознойсвободы данное явление обнаружило свою нежизнеспособность, завершившись, по сути, полным разложением. Любопытно, что всплеск максимальных притеснений старообрядцев на Кубани непосредственно предшествовал провозглашению вероисповедной свободы.
С выходом 17 октября 1905 г. Высочайшего Манифеста Николая II о даровании населению Российской империи гражданских свобод, старообрядцы обрели долгожданное равноправие наравне с другими подданными. Так называемый в старообрядческой литературе «Золотой век» продолжался до'1917 г. и характеризовался небывалой активностью русского старообрядчества. Получают развитие храмостроительство, просвещение, миссионерство, книжное издательство. На Кубани старообрядцы пользовались Высочайше дарованными свободами в полной мере. Происходит массовая регистрация общин, строятся полноценные храмы. На страницах периодики фиксируются случаи братской взаимопомощи между старообрядческой и православной частью казачьего общества.
В целом история кубанского старообрядчества наглядно демонстрирует региональную обусловленность своеобразия русского старообрядчества и открывает широкие перспективы для его дальнейшего изучения в общероссийских масштабах.
