Проблемы понятия права собственности

Анализ структурных основ юридической теории есть важное направление методологического развития правовой науки Одним из краеугольных камней такого анализа является вопрос о категориях и понятиях, изучение которых тесно связано с осмыслением внутренней логики теории права и оценкой качества состояния законодательства.

Все системные построения теории права и законов: смысловые структуры, связи, координация и субординация элементов различных правовых конструкций, основаны на категориях (понятиях). Связи, существующие между правовыми категориями, смысловые связи внутри их собственного содержания не произвольны. В этих связях отражается уровень развитости явлений правовой действительности как по отношению к другим общественным и правовым явлениям, так и самих по себе. Потому оценка правовой теории с позиции развития ключевых понятий права, одним из которых является понятие «права собственности», представляется столь важной. Это способствует совершенствованию категорийного аппарата цивилистической науки. Кроме того, позволяет более четко отразить реальные связи между правовыми явлениями, мысленным аналогом которых выступают правовые категории, в частности — общее понятие права собственности.

Общие понятия — это содержательные, предметные, в том числе научные представления, воспроизводящие идеально (в мышлении) объективную суть реальных процессов и отношений правовой действительности, выражающие качественную определенность данных процессов и явлений в качестве правовых. Именно в той степени, в какой в правовом понятии подытожено предметное, содержательное и достоверное знание о природе юридического явления, оно может выступать как опорный пункт, через который правовая наука движется к новым результатам познания.

В вопросе изучения права собственности это играет чрезвычайно существенную роль. Перед отечественной юридической наукой, в том числе теорией права собственности, ставятся задачи по прогнозированию направлений развития права, выработке и определению оптимальных путей правового регулирования общественных отношений. К сожалению, как отмечается некоторыми источниками, правовая наука оказалась не ведущей, а ведомой в данном вопросе. Именно здесь над цивилистикой стала доминировать политика, а значит, суть научной работы сводилась, по мнению некоторых авторов, не к исследованию законов развития собственно правовых явлений и их смысловых составляющих, а к объяснению законодательно закрепленных тезисов о формах социалистической собственности и об их преимуществах по сравнению с собственностью эксплуататорских, буржуазных типов.1.

Потому общее понятие права собственности, рассматриваемое с позиций развития его непосредственно правового содержания, зачастую не раскрывалось как самостоятельная юридическая категория. Идеологическими.

1 см. напр. Л. В. Щенникова. «Категория „собственность“ в российском гражданском законодательстве и русской цивилистике.» СГП. 1995, N3 установками, сформулированными доминировавшей философской доктриной, было обусловлено то, что поиск логики и смысла в специфике права собственности, переводился в области, не связанные с правом непосредственно, во внешние по отношению к нему реалии общественной действительности. Если же исключить выработанный на политико-идеологической основе понятийный материал как аксиомы, связывающие теорию собственности в единое целое, то неизбежно встает вопрос о самоидентификации этого права, входящих в него явлений и конструкций, объединенных единым общим понятием. Это особенно важно, поскольку российское право на современном этапе сталкивается с фактами появления качественно иных типов имущественных отношений. Означенные типы отношений требуют адекватного правового регулирования, но при этом, возникает проблема, насколько появляющиеся вследствие этого законодательные новеллы соответствуют общей логике российского права. Все это предопределяет постоянное обращение к вопросу о системности в нарабатываемом теоретическом и нормативном материале, надлежащей переоценке сложившихся в советский период теоретических построений. Таким образом, уровень развития общего понятия становится одним из критериев системности в научных представлениях по вопросу о природе и содержании права собственности.

Основными целями настоящего исследования являются: 1) выявление того, что в сущности подразумевается или должно подразумеваться под «общим понятием права собственности» и подхода, позволяющего снять противоречия между его реальным существованием и трудностью в выработке определений-дефиниций права собственности- 2) выявление основных видов связей между историческими концепциями права собственности, объединенными его общим понятием, а также уяснение оснований их общности и различий в рамках единого и общего понятия- 3 Дальнейшее развитие представлений о праве собственности, как сложном, но в то же время, едином юридическом явлении, выведение его смысловой и логической основы, исходя из специфики развития самого права, без подмены юридической составляющей понимания собственности неюридическими представлениями и категориями- 4) оценка на базе полученных данных новелл российского законодательства, определение их места, роли и действительного содержания в контексте основных направлений развития права России.

Для достижения целей исследования принципиально важно установить действительные различия между общим понятием и дефиницией права собственности, что представляют из себя возможные конструктивные формы общего понятия, какими должны быть подходы для определения его непосредственно правового содержания и как это все соотносится с представлениями о собственности в современной российской правовой доктрине.

Отвлечение правового понятия собственности от понятий собственности, связанных с другими сферами общественного бытия, открывает возможность для реконструкции исторических концепций собственности. При этом оказывается, что определенные элементы в их содержании могут быть значимыми и для общих представлений о праве собственности независимо от специфики общественно-экономической формации. Исторические концепции собственности можно рассматривать как определенные модели, потенциал которых способен быть востребован при проявлении в обществе известных типологических условий, свойств, предпосылок, характерных для развития той или иной концепции. Это является важным моментом как для логичной системы представлений о праве собственности, так и для сравнительно-правового анализа, оценки перспектив развития общего понятия и различных концепций права собственности на современном этапе.

Данное диссертационное исследование ориентируется на использование сравнительно-правового, логического, исторического и иных методов познания. Для советской цивилистики при разработках теории собственности важнейшими являлись методы диалектической логики. Явления рассматривались в безусловной и всеобщей взаимосвязи. Внутренние противоречия, которые так или иначе возникали при объяснении содержания права собственности, при этом, оказывались не столько разрешенными по существу, сколько снимались диалектическими тезисами о единстве и борьбе противоположностей, соотношении формы и содержания и т. п. Приоритет диалектической логики в теории собственности означал выход за пределы особенного в праве, объяснение правовой специфики через заранее выведенные закономерности общественной жизни. Поэтому для настоящей работы важным представляется использование формальнологического метода и инструментария формальной логики при исследовании собственности, как юридического явления.

Содержание права собственности проявляется в словесных (вербальных) формулах. Именно вербальные формулы закрепляются доктриной права и законодательством и выступают объективной формой выражения смысла права собственности. Для уяснения их смысла формальная логика выступает отнюдь не вспомогательным инструментом, который, как ранее представлялось, диалектически «снимается» в единстве возникших противоречий. Наоборот, формальная логика должна рассматриваться в качестве методологической основы, базиса для изучения представлений о праве собственности и его понятии. Говорить о применении диалектической логики вне развития категорий и понятий в рамках формальной логики невозможно. На уровне категорий именно формальная логика позволяет установить непосредственное содержание связанных с ними явлений. Диалектическая логика есть логика дальнейшего развития знаний, логика мыслительного процесса, который четко зависит от исторических условий, традиции, иных обстоятельств, выступающих предпосылками и исходными пунктами формирования сознания вообще и правового сознания в частности.

Однако рассмотрение правовых конструкций с точки зрения их внутреннего смысла предопределяет необходимость отношения к ним, как к самостоятельным объектам исследования. Поэтому для общего понятия права собственности важны выделение формально-логического аспекта и, в то же время, комплексный подход, объединяющий различные методы исследования. Это позволяет выстроить четкую последовательность в использовании различных методологических инструментов без подмены одних другими или замещения получаемых при их использовании выводов.

Проблема развития общего понятия права собственности носит очень широкий характер. В этой связи для решения проблем, возникающих при разработке общего понятия права собственности, наряду с юридической литературой в работе привлекается литература историческая, философская и экономическая. Такой подход соответствует сложившейся в советской и российской цивилистике традиции и наиболее адекватен при изучении правовой категории, носящей предельный по своей общности и абстрактному содержанию характер.

Работа начинается с определения места и роли общего понятия права собственности в системе цивилистической науки Сам факт существования общего понятия «право собственности» (на чем мы более подробно остановимся в дальнейшем) придает априорное единство всему комплексу явлений, названных правом собственности. Потому исследование выделяет принципы и подходы к формулированию общего понятия права собственности, отвечающие требованию действительной его целостности и единства. Единство в содержании правовой категории «собственности» связано с признанием единства права собственности как объективно существующего явления. Поэтому проводятся принципиальные различия между категориями «понятие» и «определение» права собственности. Разграничение категорий «понятие» и «определение» позволяет отделить проблему развития общего понятия права собственности от трудноразрешимого (а по мнению многих авторов — вообще неразрешимого) для правовой науки вопроса создания его полной и непротиворечивой дефиниции.

В рамках означенного подхода предпринимается попытка по новому рассмотреть понятие собственности как связи человека и вещи. За этим понятием в работе признается право на полноценное и самостоятельное существование. Рассматриваются его возможные типы. Отмечается, что такое понятие не может полностью вписаться в рамки теории правоотношений. На этой основе предлагается вариант реконструкции понятийных основ исторически сложившихся концепций права собственности.

Для выведения непосредственно-юридического содержания собственности приводятся дополнительные аргументы в защиту позиции, отрицающей базисный характер экономики, экономического понятия собственности по отношению к правовому понятию. Не отвергая возможность существования категории собственности в экономическом или каком-либо ином понимании, автор в работе останавливается на том, что в правовых исследованиях их роль для понятия права собственности не столь велика, как это мыслилось в ориентированной на марксизм советской науке. Экономический детерминизм, связывая категорию собственности с системой общественно-экономических связей, не раскрывал, а по сути менял тезис в умозаключении о содержании права собственности. Не столько описывал его внутреннюю природу, сколько отсылал к иной форме общественного бытия (более близкой к закономерностям общественного развития, таким какими они мыслились марксизмом).

Возможность известной независимости правового понятия собственности от означенных элементов: а) определения-дефиниции собственности, б) экономического детерминизма, в) представлений о праве собственности, только как формы правового отношения, — позволяет более четко рассматривать и исторические концепции данного права. Это снижает вероятность того, что их специфика будет подменена доктринальными конструкциями, удобными для современного восприятия права, но нехарактерными для той или иной исторической эпохи. Для нетрадиционных концепций права собственности выделяются самые общие, типологические условия и предпосылки их появления и развития.

Такой подход позволяет более корректно оценить перспективы развития нетрадиционных концепций права собственности, в частности права расщепленной собственности, в современном российском праве. Рассматривается позиция, по которой существование сильных вещных прав, близких по объему власти и полномочий праву собственности, может вновь поставить вопрос об актуальности для нашего законодательства собственности расщепленной. Потому серьезное внимание уделяется имевшей место попытке (хоть и не удавшейся) рецепции траста (расщепленной собственности), соотношению института доверительного управления и траста, правовой характеристике доверительного управления.

Качественно новым является рассмотрение прав и обязанностей сторон, возникающих в доверительном правоотношении с точки зрения вещно-правовой природы. Анализ специфики одной из форм доверительных отношенийуправления средствами производства (прежде всего предприятиями, объектами недвижимости), иными реальными вещами, приносящими коммерческий доход, дает возможность отнести право управляющего к числу вещных прав лиц-несобственников. Подтверждением правильности такого вывода служит логика соотношения гражданско-правовых конструкций доверительного управления с моделью налоговых отношений. Признание, что деятельность управляющего при коммерческом управлении осуществляется им в чужих интересах, казалось бы столь прогрессивное для конструкции доверительного управления, на деле ведет к образованию законодательных пробелов в налоговой области. По сути, создаются сложности для защиты интересов государства, а значит нарушается принцип системности государственно-правового регулирования общественных отношений. Из этого делается вывод, что защита общественных и государственных интересов в налоговой сфере может создать необходимые предпосылки дня внесения изменений в конструкцию доверительного управления, приблизив интерес управляющего, понимание его субъективного права, к системе вещных прав. Признание за управляющим вещного права на переданное в управление имущество может, на наш взгляд, являться одним из способов снятия ныне существующих противоречий между гражданским и финансовым (налоговым) правом.

1 .ПРОБЛЕМЫ ОБЩЕГО ПОНЯТИЯ И ОСНОВНЫЕ КОНЦЕПЦИИ ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ.

1.0бщее понятие права собственности и его дефиниция.

Постановка вопроса. Общее учение, обращаясь к тому или иному явлению или кругу явлений, так или иначе подразумевает единый предмет исследования. Единый предмет, в свою очередь, связан с необходимостью существования для него единого и общего понятия, будь то понятие видовое, родовое или охватывающее целый класс исследуемых явлений. Употребляя термин «право собственности» по отношению к определенному кругу юридических явлений, мы тем самым связываем их общим содержанием и указываем на основания общности их юридической природы. Поскольку на протяжении време ни развития права собственности были выработаны крайне разнообразные и весьма отличающиеся друг от друга, но вместе с тем объединенные его понятием правовые конструкции, формы, концепции, специфика права собственности заключается в чрезвычайно значительном объеме.

Правовая доктрина при этом не формулирует единого и универсального понятия права собственности. Научные исследования в области права оставляют проблематику общего понятия скорее на усмотрение философии и метафизики. Считается, что содержание понятия права собственности на принципиальном уровне может и не раскрываться, учитывая, что собственность для каждой общественно-экономической формации, исторического типа, для каждой правовой системы своя. Но и отрицания единства явлений, названных правом собственности, в современной российской правовой доктрине нет.

Основания различий между концепциями, проявлениями и формами права собственности видны подчас более четко, чем основания общности. Различия гораздо более определенны и конкретны. И когда мы обращаемся, например, к праву собственности романо-германской правовой системы и трасту английского права, то с точки зрения принципиальных дая содержания права собственности моментов — состояния присвоенности вещи, абсолютности полномочий собственника и многого другого, — различия выступают в качестве определяющих критериев для описания сути этих конструкций. В то же время, они существуют в рамках единого и общего для них понятия «право собственности», при этом не раскрываемого в научной литературе так, чтобы оно было приемлемо для определения каждого из охватываемых им явлений.

Таким образом, использование общего понятия «право собственности» ддя научного правосознания в ряде случаев приобретает характер своего рода презумпции. Если доподлинно не установлено иное, единство одноименных юридических явлений подразумевается. И это является отправной точкой, в т. ч. и для учения о праве собственности.

Изначальное предположение, что все названное правом собственности — есть право собственности, крайне важно. С одной стороны, оно выступает в качестве опоры, элемента, цементирующего правовую доктрину. Оно освобождает правовые исследования от необходимости постоянно обращаться к общим теоретическим проблемам, отвечать на вопрос о том, что же такое право собственности вообще, если это не входит в исследовательскую задачу. Но факт его существования имеет и другую сторону. Возникает вопрос о специальном обращении к объединяемым понятием «право собственности» правовым явлениям, чтобы ввести и основания их общности и, что особенно важно, основания различий в единую и поддающуюся логическому описанию систему. Без этого научная теория превратится в голое словоупотребление, а право собственности — одно из центральных прав гражданского права, в полную правовую теоретическую абстракцию.

Общее учение о праве собственности в этой связи не может не рассматривать вопрос о том, правомерно ли считать все проявления, конструкции, исторические и географические формы права собственности (особенно нетрадиционные, не вписывающиеся в привычные формы легального или же доктринального понимания) правом собственности в полном смысле слова.

Не выходят ли некоторые из них за рамки, где связь с термином «собственность» трансформируется из содержательной в разряд использования одного и того же термина без видимых на то оснований (в силу традиции, удобства или по каким-либо иным причинам)? И являются ли различия между ними допустимыми и оправданными с точки зрения исторического, географического и теоретического единства собственности?

Именно эта проблема является центральной для настоящего исследования. Вопрос об общем понятии «права собственности» по-сути является вопросом о юридической достоверности, о научном подтверждении в качестве «права собственности» каждого из явлений, названного правом собственности, введенного в разряд форм и концепций данного права (в той или иной правовой системе (как это имело место в случае траста в законодательстве России) или же с точки зрения того или иного автора).

Проблематика общего понятия соединяет воедино изучение и исторической, и теоретической, и легальной сторон содержания права собственности. Формулирует единую проблему взаимоотношений традиционных и нетрадиционных концепций. Все это прямо связано с научной оценкой факта разнообразия концепций собственности и разнообразия научных подходов к пониманию существа и содержания права собственности как такового.

Место общего понятия в учении о праве собственности. Как справедливо отмечал К. И. Скловский ««Теологическая любовь» к дефинициям, которой вовсе не чужды юристы, отводит центральное место определению, (дефиниции) понятия. Существует солидная традиция, согласно которой целью исследования считается выработка определения, и когда оно наконец сформулировано. работа. завершается. Естественно, что и дефиниций касательно собственности можно найти в литературе множество, поэтому вполне оправданным кажется побуждение отказаться от обсуждения этого вопроса"1.

Мнения о нецелесообразности формулирования общего.

1 К. И. Скловский Собственность в гражданском праве. Южно-Русское коммерческо-издательское товарищество. Ставрополь 1994 г. с. 60 понятия права собственности высказывались многими авторами. Д. М. Генкин ссылается на утверждение К. Маркса, что попытка формулирования понятия права собственностиесть ошибка, ибо собственность и право собственности для каждой эпохи, для каждой общественно-экономической формации своя. «В стремлении определить собственность, как независимое отношение, как особую категорию, как абстрактную и важную идею — значит впадать в метафизическую ошибку"1. «Право собственности имеет различное содержание в различных общественных формациях в зависимости от форм производства. .Поскольку право собственности. .обусловлено формами производства. .общее определение права собственности, которое в применении к различным общественным формациям. есть нечто многократно расчлененное и выраженное в различных определениях""2.

Эти взгляды можно считать обоснованными только для тех исследований, которые непосредственно не связаны с проблематикой понятия права собственности. Его глубокая разработка не нужна там, где научные цели иные. В большинстве случаев именно так определяется исследовательская задача — сформулировать разумно-достаточное, но отнюдь не общее понятие права собственности. Однако, по нашему мнению, проблема целостности и самоидентификации явлений права собственности в едином понятии тем не менее существует.

В западной правовой и экономической науке все более и более настойчиво проводится мысль о «распаде» и.

Генкин Д. М. Право собственности в СССР. М, 1961 г. с. 12 Тенкин Д. М. Указ. Соч. С.30−31 дезинтеграции права собственности как единого явления. Переосмысление традиционного понимания права собственности подчас ведет к выводам, в которых четкие рамки понимания и понятия права собственности сильно размыты.

Мнение о дезинтеграции, дифференциации, распаде данного права среди западных авторов стало устойчивым. В последнее время оно упоминается и в переводной литературе, цитируется в работах российских ученых-юристов.

Отмечается, что «Важнейшим направлением перестройки законодательства и доктрины становится. дезинтеграция права собственности — распад на отдельные функционирующие правомочия, распространяемые на неодинаковые объекты и субъекты права. В доктрине все шире и настойчивее проводится идея об исчезновении единого понятия права собственности, его трансформации. .В соответствии с такой концепцией изменяется сама традиционная конструкция права собственности в гражданско-правовой доктрине».1.

Учитывая сближение экономических систем России и западных государств, взаимодействие и взаимовлияние их правовых доктрин, проблема дробления собственности не может оставаться без внимания и в нашей правовой теории. То, что она неприемлема для российской научной традиции, очевидно. Но ссылка на очевидность или на нехарактерность.

1 Гражданское и торговое право капиталистических государств. Отв. Ред. Е. А. Васильев. М. Международные отношения. 1993 г. с. 216. подобных взглядов в условиях, когда не существует четко сформулированных представлений о том, что же на деле есть право собственности само по себе, во всех своих возможных проявлениях, не снимает необходимость хотя бы минимальной научной аргументации. Такая аргументация может иметь место, только если решить вопрос о моментах, интегрирующих собственность в единое целое. А интеграция проявляется прежде всего на уровне существования общего понятия.

Когда применение единого понятия может считаться обоснованным и правомерным, достигается и формальное единство исследуемых правовых явлений. В этом случае право собственности может считаться единым и органичным несмотря на разнообразие собственных форм. Поэтому необходимость определить, что есть общее понятие права собственности и какова его природа, тесно связана с научно-теоретическими проблемами.

Общее понятие и определение-дефиниция. Когда говорят о невозможности создать единое и общее понятие права собственности, обычно имеют в виду его определение-дефиницию. Принципы, по которым развивается определение-дефиниция собственности и которые во — многом определяют его форму, напрямую связаны с местом и ролью права собственности среди иных гражданских прав.

Это — место права главенствующего, одного из основных и наиболее важных. Роль права собственности не ограничивается формальными рамками регулирования отношений собственности. Его конституирующее влияние распространяется на иные институты и иные правовые отношения. Связь с правом собственности прослеживается на уровне отдельных элементов других гражданских правоотношений, в т. ч. не входящих в категорию вещно-правовых. Из этого «первоначального» права проистекают иные права на вещь, ограничивающие или обременяющие собственность, ведущие к смене собственника, которые, с этой точки зрения, являются вторичными и производными. «Главенство собственности, — указывает К. Скловский-. состоит. в том, что именно собственность, как это было показано выше, является наиболее полным воплощением личности в вещи».1 Этот аспект создает систему приоритетов, при которых собственность выполняет роль основы или базиса для существования или приобретения иных вещных прав.

Качества главного, основного права предопределяют и подходы к его пониманию. Совершенно справедливо, что определение собственности обнаруживает некоторую простоту или даже бедность. «Нужно отметить, что такая простота совершенно естественна, поскольку речь идет о главной, центральной категории права, от которой так или иначе производятся все другие отношения. Отделить все эти другие отношения — это значит определить их, ограничить. Всякое определение — это ограничение. (Определить — это значит положить предел, границу, т. е. ограничить, точно так же как латинский синоним — дефиниция (ёейпйю) буквально переводится, как ограничение, установление границ.» 2.

1 К. И. Скловский Собственность в гражданском праве. С. 62.

2 К. И. Скловский Собственность в гражданском праве. С. 62.

Установление границ для категории первичной чрезвычайно сложно. Характеристика собственности, как наиболее полного и неограниченного права, права на вещь вообще, делает нецелесообразной выработку универсальной, четкой и жесткой дефиниции. Для дефиниции — «.если ограничение права достигается определениями, то наиболее неограниченное право наименее определено. Его сила именно в этом отсутствии определений, в возможностях, в способности в качестве первоначала развернуться в любом направлении и наполниться любым содержанием».1.

Психологические школы, изучающие свойства языка (в числе основных называют такое, как репрезентативностьпредставительность в языковой форме объективно данной человеку реальности) четко определяют закономерность, по которой мышление, развитое до высокой степени абстракции, вынуждено все больше и больше ограничивать рамки словесных (вербальных) формул. Для их создания представление человека о реальности проходит через комплекс сложных, но в то же время общих механизмов, где возникают обобщения (генерализации), опущения (избирательное внимание к одним сторонам явления и исключение рассмотрения других), искажения (смещение акцентов при исследовании тех или иных данных). Все это создает объективное различие между исходными данными и итоговой понятийной моделью, во многом зависящей от направленности исследовательского интереса. Ни один из обобщающих выводов исследователя о той или иной стороне.

1 К. И. Скловский. Указ. Соч. С. 62 действительности этого избежать не может.1 Потому полностью универсальное знание о чем-либо, или же полностью универсальная дефиниция-определение не возможны вообще. Именно это подразумевается, когда отвергается целесообразность описания содержания общего понятия права собственности в форме дефиниции.

Скупость определений права собственности оказывается характерной чертой именно развитых правовых систем. Триада полномочий собственника, выражающая определение собственности в российской традиции (равно как определение иных кодексов) в большей мере обозначает, нежели раскрывает содержание собственности.

Однако простота легальных определений не означает неразвитости, слабости самого права собственности. Поэтому на вопрос, может ли скупость определений свидетельствовать о невозможности существования и построения общего понятия, следует ответить отрицательно.

Рассматривая категорию права собственности, крайне важно четко отличать общее понятие права собственности от его же дефиниции. Категорию «понятие права собственности» следует понимать гораздо шире нежели категорию «определение права собственности». Формально-логический подход, даже при отсутствии возможности выработать универсальную дефиницию права собственности, позволяет дать четкие представления об общем понятии этого права и принципах сохранения его внутреннего единства. Определение-дефиниция в этом ключе не единственный, а один из многих.

1 Гриндер Д. Бэндлер Р. «Структура магии» (нейро-лингвистическое программирование) Спб. 1996 г.С.30−32 уровней развития понятия права собственности. Понятие, как форма отражения в сознании объективно данной человеку реальности, подразумевает не только абстрактную модель-определение, но комплекс совершенно конкретных правовых явлений, обладающих общими свойствами, что самое важноехарактеризуется определенным объемом и содержанием, которые могут иметь четкую теоретикоправовую трактовку и описание. «Объем и содержаниедве взаимосвязанные стороны понятия. Объем — класс обобщенных в понятии предметовсодержаниесовокупность (обычно существенных) признаков, по которым произведено обобщение и выделение предметов в данном понятии».1.

Для понятия права собственности объем — это совокупность исторических и культурно-географических форм, концепций, разновидностей права собственности. Содержание раскрывается в определениях (т.е. моделях) данного права, а также в системе знаний о собственности, т. е. доктрине. «Помимо того, как из признаков, составляющих основное содержание понятия, выводятся другие общие признаки обобщенных в понятии предметов (и тем самым осуществляется объяснение качественной специфики этих предметов), понятие превращается в определенную систему знаний. Развитие знаний выражается главным образом в углублении понятия, переходах от одних понятий к другим, фиксирующим более глубокую сущность предметов и таким.

1 Философский словарь. Под ред. И. Т. Фролова, издание пятое. М. Изд-во Политической литературы 1986 г. с. 372 образом представляющим более адекватное их отражение".1 Утверждение о невозможности формулирования общего понятия собственности поэтому не вполне корректно. Исследования собственности, даже те, в которых возможность создания общего понятия отрицается, уже сами по себе, так или иначе, обращены или к объему, или к содержанию данного права, т. е. к раскрытию существа его общего понятия.

Характеристики общего понятия собственности поэтому могут быть связаны и должны раскрываться и с точки зрения содержания (оно представлено легальными и доктринальными определениями, а также — теоретическими моделями), и с точки зрения объема (совокупности исторических и географических форм и концепций собственности), т. е. как минимум на трех познавательных уровнях: а) уровень легального определения. (отражающий необходимые для практики наиболее абстрактные и универсальные характеристики собственности) — б) уровень доктринального определения и теоретического толкования природы данного права, (это уровень дальнейшего развития понятия) — в) уровень обобщения основных элементов понятия собственности. К ним прежде всего следует отнести концепции собственности в их общественно-исторической и культурно-географической специфике. (В настоящей работе проблемы общего понятия права собственности будут рассматриваться на примере исторических концепций).

1 Философский словарь. Под ред. И. Т. Фролова, издание пятое. М. Изд-во Политической литературы 1986 г. с. 372.

Итак, 1) легальные определения, 2) выводы науки, 3) исторически сложившиеся концепции права собственностиэто и есть непосредственные элементы общего понятия права собственности. В отличие от понятия-дефиниции здесь следует говорить о понятии в широком смысле слова. Без учета одного или другого природа общего понятия вряд ли может быть раскрыта, а представления о нем — иметь завершенный и полный вид. 2. Собственность и право собственности.

Современное учение о праве собственности, как совокупность полновесных и внутренне соорганизованных представлений, было выработано в основном в период развития советской юридической науки. Этим предопределяются и основные опорные точки, вокруг которых развиваются сложные и неоднозначные выводы о природе данного права и содержании его понятия. Нет надобности говорить, что если правовые исследования советского периода и не преследовали прямой цели подтвердить верность и правильность основополагающих догматов марксизма, методология исследований, постановка их целей и задач так или иначе, но были связаны с пониманием общественной реальности, предложенным диалектическим материализмом.

Основной посылкой для изучения закономерностей развития общественных явлений, в число которых входило и право, было представление о базисном характере производства и его способа, как главной черты, характеризующей качественное состояние социальной действительности. Производство рассматривалось как единство двух противоположностей: взаимодействия человека с природой (отношение человека к природе) и взаимодействие между самими людьми. Сущность связей человека с природой и одновременно людей между собой описывалось словами К. Маркса: «Всякое производство есть присвоение индивидуумом предметов природы в пределах определенной общественной формы и посредством ее».1 Потому доктринальное понятие права собственности, сохранив и историческую преемственность с дореволюционными воззрениями, и с отличными от марксизма философскими и теоретическими работами, в настоящее время, тем не менее, развито вокруг двух взаимозависимых отправных моментов: а) Соотношения понятий «собственность» и «право собственности», экономической и правовой категории «собственности». б) Соотношения понятий права собственности как связи человека и вещи и права собственности как связи между людьми.

Основыдоктринальногопониманияправа собственности. Для построения непротиворечивого общего понятия права собственности соотношение категорий «собственность» и «право собственности» имеет чрезвычайно большое значение. Разделение собственности на категорию экономическую и категорию правовую четко и совершенно определенно присутствует в современной российской доктрине права. На наш взгляд, оно является одним из самых непродуктивных итогов развития философской, политэкономической и правовой мысли советского периода по.

Маркс К., Энгельс Ф., Сочинения. 2-е изд. Т.4. с. 133 отношению к правовому понятию собственности. Не отвергая возможность рассматривать категорию «собственность» с экономической или иной позиции, полагаем, что в правовых исследованиях роль таковых подходов для раскрытия понятия права собственности значительно ниже, чем это мыслилось в ориентированной на марксизм советской науке. Экономический детерминизм, связывая категорию права собственности с системой общественно-экономических связей, не раскрывал, а по сути подменял тезис в умозаключении о содержании права собственности. Не столько описывал его внутреннюю природу, сколько отсылал к иной форме общественного бытия (более близкой к закономерностям общественного развития, таким, какими они представлялись марксизмом).

Сейчас понятно, что марксизм и марксистская диалектика не универсальны и дают лишь вариантное воспроизведение общественной и правовой действительности. Но именно на предложенном марксизмом методологическом базисе была полностью сформулирована логика теории права, ее содержание и, разумеется, понятийный (категорийный) аппарат. Поэтому корни проблемы выведения общего понятия права собственности лежат гораздо глубже, нежели казалось бы частный вопрос о праве собственности, как известном юридическом институте.

Рассматривая основные виды связей правовых категорий, A.M. Васильев справедливо отмечает, что предельные правовые категории Га собственность без сомнения относится именно к ним) нельзя подвести в правоведении под более широкие понятия. Поэтому имеет место выход за пределы юридических представлений, 1 Таким образом, понятие экономическое для общего понятия права собственности не есть необходимый смысловой элемент, напротив, оно играет сугубо вспомогательную роль чисто технической связки при построении теории права, для которой требуется внутренняя соорганизованность на уровне отдельных категорий.

Почему все-таки экономическое понятие собственности оказалось столь актуальным и необходимым доя теории гражданского права? Почему оно продолжает играть серьезную роль, когда требуется раскрыть содержание права собственности? Ответ достаточно очевиден. Для теории гражданского права одним из основных элементов является теория его предмета, где правовые явления напрямую соприкасаются с явлениями неправовой сферы и между ними устанавливаются логические и причинно-следственные взаимосвязи. Специфика подходов к построению предмета в значительной степени влияет и на систему прочих цивилистических представлений в силу важности предмета дня отрасли, т.к. предмет — основа для ее идентификации в качестве единого целого. Значимость предмета (для выделения отрасли в единую системную единицу) автоматически переносится и на значимость элементов, составляющих предмет, для элементов, входящих в отрасль. Хотя, насколько такая ситуация обоснована — вопрос спорный. Выделение и исследование предмета гражданского права имеет сугубо специфическую задачу совершенно иного плана, в отличие от исследования конкретного правового явления (в частности — права.

L Васильев A.M. Диалектическая связь категорий общей теории права. СГП 1^74г. N1 С. 13 собственности), выступающего для исследователя прежде всего как данность. Задачи по идентификации конкретного правового явления с помощью обращения к неправовым понятиям (как это имеет место с предметом ГП), как правило не стоят, а если и стоят, то в качественно иной плоскости и носят скорее прикладной, нежели теоретический характер.

Выделение предмета, как критерия для определения самостоятельности отрасли права — объективная необходимость, т.к. это придает совокупности правовых норм системный характер. Объективное право устанавливает юридические связи между членами общества, членом общества и государством и регулирует их фактические связи. Понятно, что фактические связи проявляются с разных сторон: физической, психологической, экономической и т. п. Понятно также, что из этого перечня только экономическая характеристика может иметь столь значительную степень определенности, чтобы с ее помощью анализировать элементы, составляющие содержание фактических связей между людьми, и на этой основе определять привязку фактического поведения субъекта к содержанию правовой нормы.

Фактическое поведение субъекта, прежде всего, предопределяется направленностью его воли, которая напрямую детерминирована его интересом, интересами иных субъектов, общества в целом. Осознанный интерес есть реализация потребностей субъекта, скорректированных в зависимости от заложенной в него природой и обществом системы ценностей. Экономическая составляющая и интереса, и потребностей, и ценностей без сомнения велика. А блага, которые принадлежат личности, по большей части могут иметь стоимостно-имущественную оценку. Потому приоритет экономической составляющей для выделения предмета гражданско-правового регулирования объективен. С другой стороны, по нашему мнению, этот акцент на экономической составляющей есть все-таки условность (как и все, что обладает известным уровнем абстракции), отвлеченная от всего многообразия человеческого поведения, а следовательно, и его регулирования правом. Но факт существования такого приоритета в советской правовой науке дал возможность: а) выделить разные категории «собственности» применительно к разным сторонам социальной реальности, б) установить между ними систему приоритетов.

Право собственности, один из основных гражданско-правовых институтов, с позиции марксистских представлений находится в зависимости от характера соотношения между надстроечными явлениями и базисом развития общества (отношениями производственными). Подход к собственности, разработанный в советской юридической науке, определял собственность, как явление, в так называемой связи содержания и формы. Под содержанием понимались элементы базисного, производственно-экономического, под формойнадстроечного (правового) характера.

Общественно-экономические отношения собственности (содержание), урегулированные нормами права приобретают правовую форму и становятся имущественными правоотношениями. Имущественные же отношения, предшествуя правовым, составляют фундамент предмета гражданского права.

Категории «собственности» и «права собственности» раскрываются с помощью иной категории — «присвоения». Содержание категории «присвоения» несет в себе возможность принципиально двоякого понимания. Это непосредственно сказывается на характеристиках, которые были выведены для собственности в рамках вопроса об основах предмета гражданского права.

Одно из пониманий «присвоения» выражает первичное волевое отношение человека к вещи, вовлеченность вещи в сферу действия индивидуальной воли, и не носит обязательного физического оттенка. Другое «присвоение» есть акт физический, акт захвата, физического завладения, использования, распоряжения. Такое присвоение есть установление над вещью полного хозяйственного господства. Господство с позиций развития элементов базиса есть итог развития динамических отношений по производству, распределению и потреблению материальных благ. Оно так или иначе концентрирует в себе специфику этого сложного общественного процесса. Ориентация на тот или другой подход позволяет выявить основные позиции по зависимости или, наоборот, самостоятельности правового понятия собственности от понятия экономического. Характер связи предмета правового регулирования с отношениями, составляющими базис развития общества, дает возможность положительно или отрицательно ответить на вопрос о самостоятельности права по отношению к явлениям базиса. Следовательно, можно говорить о самостоятельности или несамостоятельности правового понятия собственности по отношению к понятию экономическому.

Волевой" подход к сути «присвоения» приводит к выделению имущественных отношений из общего круга отношений производственных, экономических, материальных в качестве относительно самостоятельной группы. Следствием «хозяйственно-физического» понимания «присвоения» является вывод об отсутствии оправданности такого выделения, утверждение, что понятия производственных, материальных, экономических и имущественных отношений с разных сторон отражают различные свойства одних и тех же общественных связей, в которых участвуют субъекты в процессе производства, распределения и потребления материальных благ.

Учебная литература, формулируя начальные представления о собственности, прямо говорит о присвоении как совокупности актов производственно-экономического (а следовательно и физического) характера. «Присвоение состоит прежде всего в том, что общество отвоевывает у природы определенные материальные блага и обращает их в свою пользу. Однако акт присвоения этим не заканчивается. Его продолжением служит распределение отвоеванных у природы благ между членами общества. Причем данный двуединый процесс совершается одновременно."1.

Присвоение — сложный процесс. Он включает в себя последующее после производства распределение добытых материальных благ между отдельными лицами, группами лиц, классами или всем обществом. .Присвоение продукта завершается в процессе производственного или личного потребления. .Присвоение — процесс охватываемый.

1 Гражданское право том 1. Отв. ред. Е. А. Суханов. М.

БЕК. 1994 г. С. 197 производством, распределением обменом и потреблением материальных благ. Взаимодействие всех этих элементов названного процесса образует исторически определенную форму присвоения, совокупность отношений собственности.".1.

Акцент в категории «присвоения» на физической и хозяйственной стороне имущественных отношений делает нецелесообразным их жесткое отделение от других отношений общественно-экономического свойства. Не случайно, в развитие подобных взглядов, зачастую отмечается, что само понятие имущественных отношений является спорным. «Более обоснованной представляется позиция тех авторов, которые считают, что понятия производственных, материальных и имущественных отношений с разных сторон отражают различные свойства одних и тех же общественных отношений, возникающих в процессе производства, распределения, обмена и потребления материальных благ."2 Здесь право собственности не может иметь иного понимания кроме как формы для экономического содержания общественных процессов, а понятие собственности есть первоначально экономическое понятие.

Иное мы встречаем в подходе С. Н Братуся. Как отмечает К. Скловский, концепция С. Н. Братуся об имущественных отношениях как особом предмете гражданскоправового.

Тражданское право том 1. Отв. ред. Е. А. Суханов. М.

БЕК. 1994 г. С. 198.

2 Гражданское право. ч.1. Под ред. Ю. К. Толстого, А. П. Сергеева. Изд «Теис» Спб. 1996 г. С. 9. регулирования появилась в атмосфере изменения общественной ситуации в советском государстве и имела положительное значение. В период господства ортодоксального марксизма она позволила провести четкую грань между экономическим и юридическим значением собственности и тем самым попытаться неявно эмансипировать гражданское право от пресловутой экономической детерминированности в ее наиболее примитивных формах. «Значение этой концепции, впоследствии прямо или косвенно принятой большинством цивилистов, трудно переоценить. Всячески подчеркивая пиетет перед официальной догмой, концепция «имущественных отношений позволяла однако выстраивать гражданское право как внутренне сбалансированную систему, максимально, насколько это было возможно, воспринявшую классические ценности. Чрезвычайно популярным было повторение об «относительной самостоятельности» права. Однако в теории права собственности ссылка на его связь с экономическими отношениями была абсолютно обязательной."1.

Имущественные отношения — доправовая основа гражданского права, изначально определяются С. Н. Братусем через использование категории собственности. «Имущественные отношения — это прежде всего отношения, Л связанные с собственностью». Хотя понятие имущественных отношений тесно связано с отношениями производственными, которые составляют их непосредственную основу, они не сливаются в единое целое. Имущественные отношения имеют.

1 К. И. Скловский. Указ. Соч. С 8−9.

2 Братусь С. Н. Предмет и система советского гражданского права. М., 1963 г. С.10−11 определенную обособленность от последних. Предмет гражданско-правового регулирования и входящие в него элементы обладают известной самостоятельностью, а следовательно, имеют собственную логическую и смысловую ценность. Производственные отношения, как объективные, материальные отношения — говорит С. Н. Братусь — это определенный результат общественно производственной деятельности людей. Этот результат, однако, возникает вследствие волевых актов людей и потому не может быть оторван от этих актов, от человеческого поведения. «Нельзя не согласиться с утверждением немецкого юриста Рольфа Шюсселера, что материальные производственные отношения проявляются на поверхности, как взаимодействие отдельных участникову т. е. как волевые отношения, хотя они в своей основе, в своей сущности — объективные отношения.».1 Таким образом, делается первый шаг в обособлении правового понятия права собственности от понятия экономического через обособление от производственно-экономического базиса предмета правового регулирования гражданского права. Должен ли этот первый шаг быть и последним? Этот вопрос на наш взгляд крайне важен и ответ на него должен быть отрицательным.

Каковы эти объективные отношения, создающие первичность экономического понятия собственности перед правовым? Оказывается, что это (если отойти от незыблемости марксистской догмы) отнюдь не базис развития, а всего лишь.

1 Братусь С. Н. Предмет и система советского гражданского права. М., 1963 г. С. 12 даже по С.Н. Братусю) сопутствующие и подготовительные факторы: «Через внешние связи, т. е. через волевые отношения проявляется объективная закономерность, т. е. предпосылки и условия, с которыми встречаются люди.».1 В этой связи чрезвычайно сложно говорить о явлениях, охваченных понятиями «предпосылок и условий», как явлениях-детерминантах, явлениях, из которых непосредственным образом проистекает правовая форма во всех своих качествах и специфических чертах. Потому, даже не отходя от авторитета теории имущественных отношений, уже в ее рамках представляется возможным выделить понятие собственности не только в понятие свободное от прямого экономического детерминизма, но и в непосредственно, и первично правовое понятие.

Интересно в этой связи мнение В. П. Шкредова. Он утверждает, что определение собственности, как экономического отношения началось с того, что в определенный (при этом достаточно поздний!) период собственность стала изображаться, как основа производственных отношений. Такая формулировка принадлежит не основоположникам марксизма, а И. В. Сталину. В такой форме это определение вошло в л.

Конституцию СССР 1936 г. «Ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин не включали в определение политической экономии собственность. Предметом «Капитала», согласно Марксу,.

1 Братусь С. Н. Предмет и система советского гражданского права. М., 1963 г. С. 13.

2 Право собственности в СССР. Под ред. Ю. К. Толстого и В. Ф. Яковлева М.1989г. С. 10 является капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена. Лишь Сталин прямо относил к непосредственному предмету политической экономии собственность на средства производства, ставя ее на первое место, как основу всей системы производственных отношений. Предметом политической экономии, — писал он, — являются производственные экономические отношения людей. Сюда относятся: а) формы собственности на средства производстваб) вытекающие из этого положения различных социальных групп в производстве и их взаимоотношения.".1.

Уже в самом понятии индивидуального волевого имущественного отношения, которым пользуется С. Н. Братусь, совершенно невозможно выделить какие-либо приоритеты экономической категории над правовой. Для экономических отношений крайне важной и, по сути, определяющей является их динамическая составляющая. Для собственности и представлений о ней столь же важным является представление о ее статических началах. Даже в советский период были явные попытки приблизить понимание собственности к характеристике определенного состояния, а не внешней формы динамических процессов. Не форма распределен ия, а состояние распределенности, не Форма присвоения, а состояние поисвоенности и т. п. В 70-е годы в БСЭ, в статье,.

1 Шкредов В. П. Собственность и система категорий политической экономии. М. МГУ. 1973 г. С. 237. Также см.: Сталин И. В. Экономические проблемы социализма в СССР. М. Политиздат. 1952 г. С. 8. посвященной понятию собственности, уже появляется достаточно компромиссное, но весьма показательное определение В. П. Шкредова, в котором сделана попытка примирить необходимость экономико-детерминистического подхода и объективное понимание собственности, как состояния. как связи человека и вещи. «Собственность, исторически развивающиеся общественные отношения, которые характеризуют распределение (присвоение) вещей. как элементов материального богатства между различными лицами (отд. индивидуумами, общественными группами, классами, государством). отношения собственности называют также имущественными отношениями.».1 Впоследствии позиция этого автора оформляется более однозначно, проблема соотношения экономического и правового содержания в собственности решается в пользу последнего. Под терминами «право собственности» и «собственность» понимается одно и то же, «собственность является предметом правоведения, юридической науки и не является предметом экономической науки."2 Мы полностью поддерживаем данное мнение.

Соотношение в собственности понимания как состояния и понимания как формы общественных процессов немаловажно. Экономическое присвоение-собственность не.

1 Большая советская энциклопедия. Третье издание. М. Изд. «Советская энциклопедия» 1976 г. т.24, С. 11 «Собственность».

2 Право собственности в СССР. Под ред. Ю. К. Толстого и В. Ф. Яковлева М. 1989 г. С. 10 может быть не связано с динамикой экономических процессов. Экономика, в отличии от права — это процесс, акты поведения людей, иных субъектов, связанные с производством, распределением и потреблением материальных благ (тем более, если мы рассматриваем конструкцию волевого имущественного отношения). Понятие статики, состояния, неактуализированных и потенциальных возможностей для действия, т. е. то, что представляет из себя собственность прежде всего, связать с экономической категорией гораздо сложнее, нежели с категорией правовой. Оценивая с такой точки зрения субъективное понятие права собственности («собственность есть право лица владеть, пользоваться и распоряжаться принадлежащим ему имуществом»), можно с большой долей правоты утверждать, что его непосредственно правовое содержание и объем гораздо шире, нежели экономическое содержание и объем. Акты реализации собственностивладение, пользование, распоряжение, есть, прежде всего, осуществление уже наличного и существующего до них потенциала собственности. Т. е. собственность существует и вне данных актов, независимо от них. Но именно в них, а не в предшествующем по отношению к ним состоянии собственности (присвоения) проявляется ее экономическая сторона. Вне прямой и физической деятельности человека экономических процессов быть не может, в то время как состояние (правовое состояние), предполагающее статику отношений, не только возможно, но и объективно существует, что дает возможность трактовать статику имущественных отношений прежде всего с юридической, а не с экономической точки зрения. По крайней мере, именно юридический, а не экономический подход оказывается ближе к пониманию собственности с точки зрения статики имущественных отношений.

В этой связи, понятие права собственности в субъективном смысле имеет особое звучание, о нем можно говорить, как о первично правовом понятии, не подменяемом и не вытесняемом в полном объеме понятием собственности, как общественного, в т. ч. экономического отношения.

Экономическое понятие, при введении в систему правовых представлений не только не логично в качестве первичного или базисного, оно в принципе не соответствует возможности развития понятия правового. Ведь если отстраниться от весьма схоластических и аморфных определений собственности, таких как «содержания и формы общественно-экономических процессов», «присвоения и отчуждения индивидуумом материальных благ» и т. п., становится видно, что одновременное существование двух понятий собственности — в экономическом и правовом ключеподчас невозможно.

Как может быть описано понятие экономическое? Принципиально, в тех же самых терминах, что и правовое, т. е. используя современную конструкцию триады — тех действий, которые собственник может осуществлять при реализации своего права. Собственность, как возможность человека считать вещь своей — феномен в первую очередь психологический и правовой, к экономике первичного отношения не имеющий. Если право собственности является производным понятием от понятия экономического, мы сталкиваемся с четким противоречием. Проводя различия между сущностью собственности и формами ее проявления, экономическое понятие должно предполагать, что данные акты есть прежде всего акты экономического характера, относятся к собственности, как к экономической категории, далее получающей в т. ч. и правовое закрепление. Однако, если физические акты, в которых может быть воплощена собственность «владение, пользование, распоряжение», есть первично экономические, связаны с материей производства, правовое содержание при формулировании понятия права собственности в субъективном смысле теряется полностью. При подобном подходе, формула доктрины, по которой собственность есть право лица владеть, пользоваться и распоряжаться вещью, на деле не раскрывает, что же это за право.

Экономические акты названы, но они — именно экономические, есть право на их совершение, но каково его (этого права) понятие само по себе, установить нельзя. Здесь «право» оказывается некоей содержательной вещью в себе. Можно попытаться обратиться к пониманию субъективного права и найти здесь переход категорий экономических в правовые. Но его понятие, как юридически обеспеченной возможности (так как это определяется в теории права), к сожалению, не дает ответа на поставленный вопрос. Оно переводит его дальше, в направление поиска сути «юридического обеспечения» такой экономической возможности. Может быть здесь способна проявиться конкретика в содержании правового понятия собственности? Это означает, что ответ адресуется к понятию права собственности в объективном смысле, институту права собственности, т. е. совокупности правовых норм объединяемых и характеризуемых особым предметом регулирования. Но предмет регулирования это, опять-таки, вышеназванные общественные экономические отношения, в которых лицо-собственник участвует посредством совершения названных актов. Понятие собственности в итоге опять возвращается в рамки понятия экономического, образуя замкнутый круг, в котором не выявлено непосредственно-правового содержания ни одного юридического термина.

Потому, по нашему мнению, совершенно прав В. П. Шкредов, когда говорит, что если мы зададимся вопросом, в чем заключается различие между правовым и экономическим определением собственности, то окажемся перед проблемой, «которую нельзя признать научно разрешимой» и далее -«Вместо разграничения произошло смешение предмета исследования».1 Весьма характерно в этой связи появление комплексных понятий собственности, заведомо объединяющих и то и другое. Исходя из важного постулата материализма, говорящего что экономика и право в понятии собственности едины так же, как едины для явления его содержание и форма, предлагается относится к собственности, как экономико-правовому понятию 2.

Появление подобного вывода вполне закономерно, однако он никак не расширяет и не дополняет представления об общем понятии права собственности. В нем нет места для.

1 Право собственности в СССР. Под ред. Ю. К. Толстого и В. Ф. Яковлева М.1989г. С. 12.

2 Е. А. Суханов. Лекции о праве собственности. М. Юр.лит. 1991 г. С. 14 ответа на наш главный вопрос о соотношении общего понятия «собственности» и «права собственности». Понятие собственности при таком подходе должно быть уже не чисто правовым и не чисто экономическим, а применяться к некоему явлению более высокого уровня, по отношению к которому содержание и форма (экономика и право) раскрывают его понятие лишь частично. Т. е. «собственность» берется в известном отрыве от конкретики социальных явлений, а сама категория несет более филологическое, нежели практическое и научное значение. Здесь мы опять приходим к проблеме, что есть собственность, если она не является первоначально правом, а существует как явление иного (доправового, надправового) уровня, и каково соотношение правового и иных понятий собственности.

Признание приоритета экономических отношений собственности над юридическими, — указывает К. Скловскийкак и вообще непреклонное требование калькировать право с экономики (или наоборот) являлось постоянным препятствием к созданию непротиворечивой теории права, с чем столкнулся еще А.В.Венедиктов". 1 «Выискивание в базисе «владения, пользования и распоряжения» и ранее выдавало юридизацию экономической догмы, и не случайно, что эти поиски не дали результата. Сейчас вполне убедительно показаны «недоразумения внутри политической экономии, которые связаны с теоретической трактовкой собственности в качестве основополагающей экономической категории. Можно сказать, что многие годы юристы покорно искали происхождения понятия собственности из «базисных категорий», а эти.

1 К. И. Скловский Указ. Соч. С. 8 последние были ни чем иным, как юридическим, да к тому же иллюзорным отражением правового понятия собственности. Насколько велика в этой иллюзии вина Маркса, а насколькоего последователей, это не так уж важно".1.

Производный характер правового понятия собственности не логичен и для самого марксизма. С его точки зрения, предполагающей принципиальные различия между явлениями производственно-экономического базиса разных общественно-экономических формаций, серьезная общность и схожесть правовых конструкций права собственности не могла вписаться в представление, что собственность понятие первично экономическое. Иначе, разница в правовых формулах например капиталистического (буржуазного) права и права социалистических государств была бы столь же значительной, как и разница в их экономических системах. На деле этого не происходит. Конструкция легального понятия права собственности в большей степени зависит от принадлежности законодательства к той или иной правовой системе, нежели к той или иной общественно-экономической формации.

Из вышеизложенного можно сделать вполне определенные выводы:

1. Не существует препятствий для того, чтобы понятие «собственность» расценивать в качестве первично правового и не производного от понятия экономического, что крайне важно для учения о праве собственности и его общем понятии.

2. Связь права и экономики объективна. Вряд ли следует четко разграничивать разнородные регулятивные инструменты.

1 К. И. Скловский Указ. Соч. С. 9 или сферы человеческой жизни по основанию первичности или производности. Взаимосвязь между ними, вне сомнения, носит причинно-следственный характер. Однако однонаправленное влияние присутствует преимущественно на уровне конкретных элементов этих общественных подсистем. На принципиальном же уровне правильнее говорить о взаимном влиянии, где четкого разграничения на первичность или вторичность нет.

3. Причина появления и укоренения экономического понятия собственности лежит в специфике развития категорийного аппарата современной правовой науки. Тот или иной способ логического развертывания правовых категорий в систему или подсистему понятий отражает определенный вид связи между ними. Правовая структура и важнейшие структурные связи правовых категорий «раскрываются на основе выработанного марксизмом принципа сведения общественных явлений одного уровня к другому, более высокому, а в конечном счете — к экономическим отношениям».1 Отказавшись от приоритета марксизма, такой логический процесс можно рассматривать как известного рода фикцию, восполняющую кажущийся дефицит понятийного аппарата для предельной категории, содержание которой в реальности заключено в ней самой.

4. Важным для уяснения роли и влияния экономического детерминизма на развертывание понятия права собственности является соотношение между его понятием как связи лица и вещи и понятием в качестве отношения между людьми. Проблема приоритетности одного или другого, или наоборот,.

1 Васильев A.M. Диалектическая связь категорий общей теории права. СГП 1974 г. N1 С. 13 независимость двух понятий — это такое же порождение логики и методологии марксизма, как и вопрос о первичности или не первичности экономического понятия собственности. Поэтому соотношению разных конструкций понятия права собственности необходимо придать особое значение. Имея прямой выход на вопрос о самостоятельности и самоценности права собственности, эта проблема образует особый пласт в учении о собственности и, с одной стороны, тесно примыкает к развитию конструкции базис-надстройка, с другой — выражает особое направление в изучении собственности, как волевого отношения индивидуума к принадлежащим ему материальным благам.

З.Два подхода к пониманию права собственности.

Можно выделить два подхода к построению понятия права собственности. С одной стороны, право собственности может представляться в виде отношения лица к вещищ где оно в понятийном отношении выступает как связь между определенными категориями «лицо» и «вещь», которые находятся в сфере воздействия особого общественного регулятора — права. Такое понятие очень близко обыденному правосознанию и вполне очевидно для восприятия. Собственность и право собственности, как отношение человека к вещи дает наиболее простую и удобную для сознания схему. Можно предположить, что для каждого конкретного индивидуума право собственности есть прежде всего его право на его вещь. В данном контексте это право юридически связывает человека с той или иной вещью, а потому может представляться в виде определенной связи этих двух смысловых и содержательных элементов. В литературе в отношении такого понятия используется термин «элементарное». Учебная литература указывает на него, как на элементарное определение, отмечая, что без связи человека и вещи — собственности и права собственности не может быть вообще.1 «Элементарность» этого понятия достаточно четко раскрывает его место и роль в системе правовых представлений, отражает простоту и первичность его структуры. О первичности можно говорить и в историческом смысле. Элементарное понятие права собственности в разработках полновесных юридических доктрин было первым по отношению к иным понятиям собственности, разрабатываемым правовой теорией и философией.

Наиболее полно философско-теоретическая модель элементарного понятия права собственности была разработана Ф. Гегелем в его «Философии права». Система юридических понятий, в частности связанных с собственностью, приобрела в этом труде внутренне законченный и логически выверенный вид. Элементарное понятие в нем явилось теоретически необходимым и даже главным элементом в понимании сути права собственности, да и права как такового. «Философия права» попыталась выстроить полностью универсальную картину представлений о праве, потому не могла дать правовой и философской мысли возможность дальнейшего теоретического движения в рамках заданной ею системы координат. Последующая разработка правовых понятий не могла избежать прямых повторений и заимствований, не.

1 Гражданское право. ч.1 Под ред. Ю. К. Толстого,.

А.П.Сергеева, изд. «Теис» Спб. 1996 г. С. 292 перешагнув основные принципы «Философии п^ха^а», в числе прочего систему понятий, включающих элементарное понятие права собственности. Из-за множества причин, после «Философии права» наметился определенный отказ от серьезного использования элементарного понятия в теоретическом инструментарии. После Гегеля оно уже нигде не получало столь же глубокого осмысления и в ряде случаев (прежде всего это касается послереволюционной цивилистики в России) играло скорее служебную, нежели самостоятельную роль, хотя западная цивилистика продолжает его использовать, в числе прочего отмечая и важность для понятия права собственности.

Сильно изменилась общественная ситуация. Метафизические кабинетные воззрения отошли на второй план, уступив место общественно-экономической проблематике. Зависимость развития философии, особенно философии правовой, от динамики общественных процессов четко проявилась во второй половине 19-го века. Сместились акценты и в правовых представлениях. Элементарному понятию продолжало отводиться определенное место, ибо не имеет смысла отрицать, что собственность представляет из себя известную связь лица и вещи. Но стало очевидно, что с другой стороны, в основе понятия (понимания) собственности и права собственности могут лежать конструкции, вытекающие из представлений об общественном характере отношений между людьми по поводу принадлежащих им материальных благ, где собственность есть одно из таких отношений.

В этом заключается сущность второго подхода к конструированию понятия права собственности, отличного от понятия элементарного. Собственность и право собственности раскрываются как отношения людей между собой. Собственность — это связь между лицами — участниками общественных отношений и является одним из таких отношений, охватывая область принадлежности людям вещей или иного имущества.

Общественное, «междусубъектное» понимание собственности и права собственности намного дальше, нежели элементарное понятие, отстоят от обыденных правовых представлений. Именно они в настоящий момент занимают господствующее место в системе современных научных взглядов в российской правовой доктрине. Авторитет данной конструкции чрезвычайно высок. Предпосылки и основы для ее создания формировались на протяжении более ста лет, важнейшей среди них явилась экономическая теория К. Маркса.

Господство марксистской доктрины в советской правовой науке привело к выработке огромного теоретического массива, сформировавшего логику предмета гражданского права и, как следствие, понимание всех связанных с ним элементов правовой действительности, где понятие собственности играет одну из ведущих ролей. Различие между описанными конструкциями, элементарным и понятия собственности, как отношения собственности, — крайне велики.

Каждая теоретическая система так или иначе отдает предпочтение одному из пониманий. Междусубъектное понятие, как мы отмечали, глубоко разработано в российской (советской) правовой доктрине. Для полноты представлений о содержании категории права собственности, крайне важным представляется особая оценка роли, места и потенциала элементарного понятия в учении о праве собственности. Раскрытие соотношения элементарного понятия с межсубъектным позволит более полно уяснить содержание теорий, концепций, подходов к праву собственности, тем более, если при этом будет выяснено — может ли то или другое из этих двух понятий считаться основным для той или иной концепции, того или иного подхода. Но для этого необходимо решить вопрос о том, что представляет из себя элементарное понятие само по себе.

Два понятия права собственности в философии права Гегеля. В философии права Гегеля приоритет отдается элементарному понятию. Присвоение как помещение в вещь воли лица — субъекта, превращение вещи в «свою» — одна из основных характеристик права собственности. Право для вещи — это, прежде всего, — воля субъекта. А воля субъекта — это присвоение. Вне существования права собственности вещь не может быть объектом гражданского права. На всякую вещь, как объект гражданского права, существует право собственности (за исключением некоторых «промежуточных» состояний, например состояния наследственной массы). Действительно, собственность — это собственность кого-то на что-то. С этой точки зрения собственность есть связь субъекта и объекта, связь, обладающая определенными характеристиками и особенностями. Особенности эти представляют из себя субъективное различение моего и твоего. А право собственности — отношение определенных лиц к материальным благам как своим, как принадлежащим им.

По Гегелю — присвоение представляет из себя, с одной стороны, метафизический, а с другой — реальный жизненный акт, с помощью которого разумное и действенное начало — воля человека, соединяется с материальным миром. В этом осуществляется и воплощается полнота наличного бытия в его физически-материальной и разумно-интеллектуальной формах.

Вещь, с точки зрения «Философии права», не имея своей собственной субъектности, может существовать сама по себе только в случае наличия по отношению к ней (помещения в нее) воли лица. Только наличие субъективной воли лица дает вещи ее наличное бытие в качестве самостоятельного и отличного от других объекта. Философски, воля как бы «выдергивает» из общей неразделенной массы материи ее некую часть, выделяя, отделяя ее от иного и тем самым удостоверяет часть материального мира в качестве предмета, объекта, вещи. В правовой действительности это означает, что субъективная воля придает предметам материального мира качества объекта права. «.Исходной точкой права является воля, которая свободнатак что свобода составляет ее субстанцию и определение и система права есть царство осуществленной свободы».1 «Чтобы не оставаться абстрактной, свободная воля должна прежде всего дать себе наличное бытие, и первым чувственным материалом этого наличного бытия суть вещи, другими словами — внешние предметы. Этот первый вид свободы есть тот, который мы узнаем, как Л собственность.» Собственность в этом смысле, как уже отмечалось, есть помещение воли в вещь, связь лица и вещи.

1 Гегель Г. В. Ф. Философия права. М. Мысль. 1990 г. С. 67.

2 Гегель. Указ. Соч.С.94 посредством волевого акта, который можно назвать непосредственным присвоением. Получение вещью характеристики своей для данного лица, приобретение вещью некоего самостоятельного и объективного понятия — «вещь», (в силу того, что она выступила, как объект воздействия управомоченной воли) и есть присвоение или собственность в элементарном понятии.

Человек сначала должен быть собственником. Только после этого его отношения с другими субъектами будут иметь какое-либо внутреннее содержание, тем более — правовое. Общественные отношения, если следовать логике Гегеля, не являются базисом для существования права собственности, понятом статически, как связь вещи и лица. Наоборот, статикаэто базис и он не находится в безусловной зависимости от динамического состояния человеческого общества, может существовать до него и, в принципе, без него. Хотя и имеет с динамическими процессами прямую причинно-следственную связь. Отношения между людьми представляются, как опосредованная форма собственности, а следовательно, собственность в своем понятии есть изначально именно связь человека и вещи.

Триада правомочий собственника «владение», «пользование» и «распоряжение» в этой философской системе играет роль своеобразного связующего звена, проходя через которое логика собственности, как связи лица и вещи преобразуется в логику права, как отношения между людьми. Гегель, описывая собственность в виде волевого акта вовлечения вещи в сферу индивидуальной воли и сознания, разграничивает само вовлечение — появление собственности или присвоение) и реальный, физический «захват» вещи (владение, завладение, — акт в материальном и физическом понимании). Владение рассматривается Гегелем, как внешний акт, необходимый для реализации собственности (помещение воли в вещь).

Связь собственника с другими лицами во владении (завладении) состоит в том, что субъективность «достигает объективности», а воля становится выявленной для других лиц.1 Внешность и «физичность» данного акта сближают его с иной категорией содержания собственности с правомочием пользования.

Владение и пользование по Гегелю в своей основе достаточно близки. «Пользование вещью при непосредственном ее захвате есть для себя единичное Л вступление во владение». Таким образом, владение и пользование вступают в отношения взаимосвязи и перехода.

Для собственности и ее понятия близость и взаимосвязь, взаимный переход основных статических правомочий владения и пользования весьма важны. Они позволяют говорить, что ее строение не связано с принципом механической собирательности, а собственность не есть арифметическая сумма правомочий четко отграниченных друг от друга.

Поскольку содержание владения и пользования не имеет четких и формализованных границ, ими, а следовательно и содержанием права собственности, нельзя оперировать в форме сложения, вычитания или деления. Такое понятие права.

1 Гегель. Указ. Соч. С. 109.

2 Гегель. Указ. Соч. С. 116. собственности гарантировано от «распада» или потери внутреннего смысла в случае передачи собственником каких-либо полномочий, ее составляющих, другим лицам. Если собственность подвергается тем или иным ограничениям, передаются те или иные правомочия другим лицам, это означает ограничение объема, но никак не содержания права собственности. Понятие по своему содержанию для подобных ситуаций остается принципиально неизменным.

В пользовании обнаруживаются «нефизические» свойства вещи, прежде всего — ее ценность (для имущественного понимания — стоимость). Специфическая годность вещи, говорит Гегель, определенная количественно, одновременно становится сравнима с другими вещами той же годности. «Эта всеобщность вещи. .есть ценность вещи».1 Ценность или стоимость выступает как важнейшее качество, необходимое для упорядочения отношений к вещам нескольких лиц. И возникновения отношений по поводу собственности. Договор как раз и представляет из себя форму подобного отношения. Он — конечная и, в то же время, опосредованная форма права собственности, завершает развитие ее внутреннего смысла. «Договор предполагает, что вступающие в него признают друг друга лицами и собственниками. «2 Именно это дает возможность самой личности существовать в качестве признаваемой категории, а не некоей вещи в себе, такая личность — есть собственник.

Признание посредством договора права собственности и собственника создает конкретность общественных отношений.

1 Гегель. Указ. Соч. С. 119.

2 Гегель. Указ.Соч. С. 128.

Лицо, отличая себя от себя, относится к другому лицу и оба обладают наличным бытием только как собственники. Их. тождество получает существование посредством перехода собственности одного в собственность другого при наличии общей воли и сохранении их права — в договоре".1.

Договор актуализирует собственность как право и в субъективном и в объективном понимании. Присвоение или собственность при наличии договора приобретают черты принципа, черты общезначимости. Именно с данных позиций о праве собственности можно говорить как о выраженном в нормах регулятивном инструменте. Оно само может трактоваться не только как понятие элементарное (связь лица и вещи), но и как всеобщее правило (правила) человеческого существования в обществе, нормы для признания и деятельности лица, в качестве собственника принадлежащих ему (присвоенных им) вещей.

Таким образом, отталкиваясь от начального статического состояния, через акты реализации присвоения, элементарное понятие собственности развивается в понятие договора — собственности опосредованной, проявленной для других лиц. Этим достигается связь всех сторон собственности, а ее понятие приобретает всю возможную полноту.

Для нас в «Философии права» важны следующие констатации и выводы: а) Элементарное понятие права собственности не совпадает с понятием права собственности как общественного отношения и не является неотъемлемой частью последнего,.

1 Гегель. Указ. Соч. С. 99 хотя находится с ним в состоянии взаимного перехода и взаимной связи. б) Понимание общественного отношения связано только с взаимоотношением между людьми, что проявляется в употреблении для этих целей понятия «договор». (Вспомним предшествующую Гегелю философию Локка с трактовкой государства и общества, как продукта «общественного договора». Во время написания «Философии права» идея «общественного договора» оставалась в центре философских и теоретических изысканий, хотя и рассматривалась с разных позиций. Важно, что категория «договор» в широком смысле этого слова в теории государства и права была по сути аналогом того, что позднее получило наименование «общественное отношение».). в) Лицо выступает в общественных отношениях не просто носителем абстрактной правосубъектности, отделенной от наличия реального права, но уже до «договора», до пересечения с волей другого субъекта, действует исключительно как собственник. Суть общественных отношений не порождает существа отношения человека к вещи, как к своей. Поэтому право собственности в межсубъектных связях лишь проявляется вовне, но существует до них, обладая логической и содержательной самостоятельностью. В силу этого содержание понятия права собственности может дополняться, изменяться, расширять свои границы, развиваясь от понятия элементарного до его понятия как связи между людьми, но каждое из них занимает свою нишу, имеет свое собственное значение, не подменяемое и не замещаемое содержанием другого. Что, конечно же, важно.

Выводы Гегеля неоднозначны, во многом спорны и, во всяком случае, чужды основной линии развития современной цивилистической науки. Однако их роль и значение весьма велики. Гегель не может рассматриваться как фигура менее авторитетная, чем Маркс. Изменение общественных ценностей уравнивает предлагаемые ими методы и подходы для изучения и оценки принципов развития права. Очень важно значение постулатов Гегеля как известного рода антитезы современному представлению о детерминированности права экономикой, а понятия права собственности — содержанием общественных отношений. Конструктивная критика марксизма достаточно определенно набирает силу в российских науках об обществе и праве. Поэтому происходит вполне закономерное соприкосновение цивилистической теории с не-марксистскими подходами к уяснению сути права. И теория Гегеля, на наш взгляд, может сыграть в этом весьма немаловажную роль, как одно из оснований для предметной критики сформированных диаматом представлений о праве собственности.

Диалектика элементарного понятия права собственности. Логика цивилистической науки советского периода полярно противоположна выводам Гегеля о месте и роли элементарного понятия собственности в системе правовых представлений. Основными моментами для нее являются: 1 Необходимость представить элементарное понятие непременно связанным с понятием собственности (права собственности) как общественного отношения- 2) определить его как понятие менее значительного, зависимого уровня, по сравнению с межсубъектным пониманием- 3) в ряде случаев элементарное понятие права собственности, его роль и значение для правовых воззрений отрицается вообще.

Причина такого подхода в общем-то лежит на поверхности. Пониманию производственных отношений (как базиса жизни общества, в т. ч. и права) в наибольшей степени соответствует представление о собственности, как об общественном отношении, межсубъектной связи лиц — членов общества. Элементарное понятие по ряду своих характеристик и свойств недостаточно вписывается в подобное понимание. Поэтому выстраивается строгая система приоритетов. На первом месте стоят конструкции, наиболее близкие для подхода, рассматривающего право сквозь призму моделей общественных связей между людьми (прежде всего теория правового отношения, волевого имущественного отношения). Иные же конструкции, прямо не связанные с генеральной линией марксистского подхода к общественной реальности, занимают подчиненное место.

Представляется, что Маркс не придавал этой проблеме существенного значения и вполне свободно руководствовался пониманием права собственности, как отношения человека к вещи, не выстраивая безусловного приоритета между ним и понятием права собственности, как связи между людьми. Но для советского права все это представляло огромную значимость.

Диалектика двух форм понятия права собственности имела очень большое значение для представлений о праве собственности в советской правовой науке. Это был как самостоятельный предмет исследования, так и способ придать марксистскому подходу к праву большую логичность, если конструкция базис-надстройка переставала удовлетворять потребностям объяснения общественной действительности.

Весьма показательно, но при возникновении сложностей в главном вопросе марксистского учения о праве собственности (что для права собственности есть понятие экономическое и как его содержание раскрывается в правовой форме), зачастую совершался переход именно в эту плоскость (оценка собственности и права собственности, как характера связей между различными элементами общественной действительности — лица, вещи). Исследование соотношения базиса-надстройки переводилось в плоскость изучения собственности через характер волевого отношения субъекта к себе подобным и к объектам материального мира.

Понятно, что и исследование экономического детерминизма, и исследование волевого отношения собственности и права собственности (в двух формах — по отношению к вещи и по отношению к лицам) являлись составными частями в общей картине изучения общественного отношения как такового. Поэтому недостаточная конкретность выводов об одной из сторон общественного отношения (собственность в контексте базис-надстройка) должна была компенсироваться изучением другой стороны — право собственности с позиции отношения человека к иным субъектам или к вещам.

Такой переход, на наш взгляд, был весьма прогрессивным для перевода общетеоретических изысканий (особенно политико-экономического плана) в правовое русло. Он приближал их к сугубо правовым проблемам, описывал право собственности с точки зрения элементов правового отношения, хотя не со всеми выводами здесь можно согласиться. В качестве примера можно продемонстрировать подход Н. Д. Егорова.

Как определенная экономическая категория собственность, по мнению Н. Д. Егорова, представляет собой абстракцию, теоретическое выражение конкретных общественных отношений.1 Утверждая, что понятием собственности охватывается лишь общественная форма, но не сам процесс общественного отношения по присвоению материальных благ, им делается однозначный переход к изучению имущественного правоотношения собственностиправовой форме общественно-экономических отношений собственности. Здесь, на стыке их содержания и формы, и встает вопрос о соотношении присвоения-собственности, как взаимодействия человека с вещами и присвоения-собственности, как взаимодействия между людьми.2.

Н.Д.Егоров разделяет их, как разные элементы правового отношения собственности. Взаимодействие между людьми расценивается как содержание правового отношения. Взаимодействие человека с вещью — как объект правового отношения, при этом выходящий за пределы понятия (субъективного понятия) права собственности. Взаимодействие человека с вещами понимается не более как правомочия собственника, представленные в качестве правовых средств,.

1 Егоров Н. Д. Проблемы общего учения о праве собственности. Автореферат на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Свердловск 1979 г. С. 5.

2 Н. Д. Егоров. Указ. Соч. СП определяющих рамки правоотношения собственности. Элементарное понятие в данном подходе, следовательно, не является одной из конструкций понятия права собственности. Оно нечто иное — констатация содержания возможных действий собственника по отношению к вещам, максимум — понятие щш некоторых полномочий права собственности (входящих в триаду), но не понятие для самого права.

На наш взгляд, позиция Н. Д. Егорова безусловно логична, но, тем не менее, может быть применена только с рядом оговорок. Во-первых, она ориентирована на современное учение о праве собственности и совершенствование современного легального и доктринального понятия. Во-вторых, она весьма относительна для реконструкции понятия собственности в концепциях иных исторических эпох, где моделирование категорий права с позиции конструкции правового отношения отсутствовало вообще. Равным образом она относительна для современных нетрадиционных концепций собственности, где правовое отношение собственности (если мы признаем собственность правовым отношением) не может исчерпываться содержанием, носящим абсолютный характер (абсолютное правоотношение). Например, расщепленная собственность или общая собственность в современном российском и зарубежном праве. Это необходимо иметь ввиду, наделяя свойствами правового содержания только межсубъектное понятие собственности, а связь человека с вещами относя прежде всего к фактическим, но не юридическим отношениям и не юридическим понятиям.

Иной подход, отличный от позиции Н. Д. Егорова, объединяющий и элементарное, и межсубъектное понятие собственности, дается в учении С. Н. Братуся. Содержательное объединение одного и другого в единое целое стало для него объективной необходимостью. Необходимо это постольку, поскольку в развитом им учении был выведен совершенно особый критерий для выделения предмета гражданского права в относительно самостоятельную от производственного базиса область человеческого бытия.

В этом критерии для объяснения единства предмета гражданского права произошло объективное соединение элементов как фактического отношения человека к материальному миру (а это по конструкции близко прежде всего понятию элементарному), так и элементов отношения экономического (а это уже — взаимоотношение между людьми). Таким образом, возникает особая категория «волевое имущественное отношение» (и во взаимодействии человека с вещами и во взаимодействии людей между собой), которая используется С. Н. Братусем для раскрытия содержания обоих понятий собственности.

На наш взгляд, их априорное и однозначное объединение в рамках понятия «волевого имущественного отношения» не вполне оправдано и произошло по-преимуществу из-за использования слишком широкой трактовки категории «отношение» и, в частности, «отношение общественное». Объективное, но общее единство всех сторон человеческой жизни в учении о предмете гражданского права было использовано для объяснения неразрывного и конкретного единства этих двух видов связей — отношения человека к вещи и отношения людей между собой (объединенных общим пониманием «собственности»). Однако вся жизнь людей происходит в обществе: и физиологические, и психологические, и даже технические процессы. Протекание их в обществе, при этом, не дает нам основания объединять их по своему содержанию, тем более в едином понятии. Поэтому волевое отношение человека к вещи и волевое отношение людей между собой по поводу вещей — два совершенно разных типа волевых отношений, хотя в реальной жизни они и соединены в поведении одного субъекта, а поведение субъекта (во всех формах — фактической, психологической, экономической, юридической и т. д.) протекает в обществе.

С.Н.Братусь, пользуясь в структуре волевого имущественного отношения признаками «человеческая воля» и «отношение», объединил две формы понятия собственности в единое понятие «волевого имущественного отношения». Он особо указал, что: «.отношения лиц по поводу вещей и отношения к вещи, как к своей или как к чужой — две стороны одного и того же волевого отношения».1 При этом «„Мое“ может отличаться от „чужого“, от „твоего“ только в обществе». Он же отмечает: «Отношение отдельного лица или коллектива к вещи как к своей неразрывно связано, как уже отмечалось, с молчаливым признанием этого факта другими л лицами.». Все это значило: одного не может быть без другого, два понятия собственности связаны неразрывно и составляют единое целое. Это единое целое проявляется в волевом поведении индивидуума, направленность же этого волевого.

1 Братусь С. Н. Предмет и система советского гражданского права. М., 1963 г. С. 23.

2 Братусь С. Н. Указ. Соч. С. 23−24 поведения есть частный элемент общего явления «волевого имущественного отношения» человека.

Крайняя научная корректность и изначальные посылки теории не позволили установить между двумя понятиями права собственности однозначную причинно-следственную взаимосвязь, структуру зависимости или приоритета. Это существенно освобождает означенную правовую теорию от влияния вульгарного марксизма. Более того, между отношением человека к вещи и отношением между людьми, при их тесной взаимосвязи оказались обозначены некоторые функциональные различия, хотя они и не были развиты до признания самостоятельности этих понятий. «Вне общества, вне общественных связей не было и не может быть отношения субъекта к вещи, как к своей. Поэтому обычно говорят, что собственность это общественное отношение по поводу вещейсредств производства и продуктов труда. Но это отношение опосредуется через отношение к вещи, как к своей.».1 Такая постановка проблемы более точно обозначала критерии человеческой воли в собственности, а потому препятствовала слиянию сути «общественных отношений» с «производственными» и полному подчинению собственности вульгарному экономическому истолкованию.

По С. Н. Братусю понятия собственности, как отношения человека к вещи или же людей между собой, связаны неразрывно. Однако, как мы уже отмечали, все в обществе и природе связано, а все виды отношений так или иначе подразумевают двоякость, дихотомию, и представляют собой по преимуществу волевые отношения людей к материальному миру, или волевые отношения людей между собой. Человекединый источник конкретики воли. И вывести из этого источника можно любые связи, которые только могут быть в социуме. Те критерии, которые фактически применены С. Н. Братусем — «индивидуальность», «воля», «отношение», для двух понятий права собственности являются достаточно общими и, конечно, не выражают полноту их существа. Они объединяют их внешне, но не внутренне, по их содержанию. Конкретизирующим и объединяющим моментом здесь является прежде всего сам термин — собственность. Но не надо забывать, что применение этого термина здесь не может решить проблему единства их внутренней природы, ведь. исходя ш характера постановки вопроса (С.Н.Братусь изначально утверждает, что предмет гражданского права есть прежде всего.

— ГгбсТВСННОСТИ), ТерМИН «СОбСТВвННОСТЬ» САМ должен раскрываться категорией волевого имущественного отношения, которое как раз и представлено в двух возможных формах. Наверное, проблема единства термина «собственность», применяемого к двум типам волевого отношения, стояла и перед С. Н. Братусем. Ему потребовалось особо оговориться, что характеристика собственности, как отношения субъекта к вещи как к своей «ни в коей мере не противоречит тому положению, что собственность. это общественное отношение.».1 Но раз такая оговорка прозвучала, следовательно противоречие в известных случаях, но все-таки было реальным н могло под}при создании учения о предмете гражданского права и права собственности, как его неотъемлемой части.

Почему нельзя прямо согласится с С. Н. Братусем в вопросе единства элементарного и межсубъектного понятия права собственности в едином волевом имущественном отношении, тем более что его позиция обладает четкой и последовательной логикой? Ранее мы уже упоминали — это проблема приоритета экономического понятия собственности над правовым. Приоритет сложно вывести, если собственность рассматривается отдельно как отношение человека к вещи и гораздо проще, когда под ней понимаются только общественные междусубъектные отношения. Именно в этой связи имеет смысл разделять означенные понятия, чтобы дать возможность для трактовки права и экономики, как явлений социально параллельных, а не подчиненных одно другому.

Конструкция «волевого имущественного отношения» слишком общая, чтобы оправдать не только фактическое (что не может отрицаться), но понятийное единство двух понятий собственности. Серьезные различия между собственностью, как связью человека и вещи и собственностью, как отношения между людьми, видны тогда, когда анализу подвергается соотношение производственного базиса с иными общественными, в т. ч. экономическими отношениями. Здесь оказались выработаны такие характеристики собственности, которые фактически разделили элементарное понятие с категорией отношения общественного. На этом следует акцентировать внимание.

Как ни велика для правовой теории значимость отношений общественных, все-таки они интересуют ее прежде всего в качестве основы правового отношения — реалии непосредственно юридической. Правовые отношения — это специфический результат воздействия норм права на фактические общественные отношения. Специфика правовых отношений, как сознательно волевых отношений, в том, что они всегда возникают на основе норм права и представляют собой связь (корреспонденцию) юридических субъективных прав и обязанностей их участников.1 Правовые отношения — это связь между лицами. Следовательно, их базисом являются такие отношения, которые также связывают лица между собой и понятие которых сконструировано подобным образом. Отношение, связь человека и вещи в своем понятии в такую конструкцию правового отношения и предшествующего ему отношения общественного непосредственно не встроено. Это подтверждают и вышеозначенные выводы Н. Д. Егорова. Можно четко определить, что «отношение» существующее и развивающееся между субъектами («отношение между.») и отношение к объекту («отношение к.») — это две разных формы употребления термина «отношение». Вследствие этого находит объяснение и ниша, в которой существуют противоречия между элементарным и межсубъектным понятием права собственности в системе экономического детерминизма.

С одной стороны, элементарное понятие как таковое просто не может выражать существо собственности, понятой экономически, с позиций базисных явлений. С другой стороны, связанный с ним аспект понимания собственности не может.

1 С. А. Комаров Общая теория государства и права с. 202.

М. Манускрипт 1996. С. 202 соответствовать главной категории развития производственного базиса — хозяйственному «присвоению». С. Н. Братусь утверждает, что собственность, как экономическая категория, как определенная, исторически сложившаяся форма, есть условие присвоения предметов природы, т. е. производства1 Т. е «собственность» и «присвоение» в его динамическом, в производственном виде различаются между собой. Заметим, что производство по Марксу (способ производства, его формы и т. д.) безусловная основа экономики общества. Условием чего-то может являться только фактор внешний. Нельзя быть условием для самого себя. Поэтому описанная конструкция скорее подразумевает скрытую форму обособления понятия собственности от экономической детерминированности, что для правового понятия, без сомнения, важно.

Д.М.Генкин, оценивая близость определения собственности у A.B.Бенедиктова ее элементарному понятию, прямо говорит о нецелесообразности самостоятельного применения последнего. Собственность здесь также называется условием производства и присвоения, причем уже наличествующим до того, как в присвоении обозначается конкретная суть производства, «.следует иметь в виду, что собственность в статическом состоянии, как условие производства, как обладание материальными благами. может быть охарактеризовано лишь как состояние, но не присвоение». «Не представляется возможным согласиться с утверждением проф. A.B.Бенедиктова, определяющего.

1 С. Н. Братусь. Указ. Соч. С. 20.

2 Генкин Д. М. Право собственности в СССР. М. 1961 г. С. 15 собственность как присвоение, отношением к средствам и продуктам производства, как к своим.", «.собственнику незачем присваивать уже принадлежащую ему вещь». «Нельзя согласиться с определением собственности, как отношения к средствам производства как к своим также и потому, что в нем выпадает определение собственности как общественного отношения».1.

Таким образом, для элементарного понятия собственности в системе экономического детерминизма определяется особое место. Отмечается его противоположность определению собственности как общественного отношения, а также его несовпадение с внутренним содержанием производственных отношений. Элементарное понятие не может выводится из первоначально единого понимания общественного отношения и не является разновидностью экономического отношения, если само его употребление способно нарушить логику, вытекающую из марксистской теории.

Несовпадение элементарного понятия с категорией присвоения (ключевой для раскрытия сути экономического базиса) подтверждает известную отдаленность собственности от логической связи базис-надстройка. Поэтому с указанных позиций не существует безусловной необходимости ставить понятие собственности в зависимость от экономики, а элементарное понятие права собственности — в зависимость от понимания общественных связей между людьми, что и пытается доказать ряд авторов в работах, посвященных праву собственности (выше мы приводили мнение К. Скловского и.

В.Шкредова). С этим, по нашему мнению, в принципе следует согласиться.

Триада правомочий собственника и доктринальное понятие права собственности. В п. 1 ст.209 ГК РФ правомочия собственника раскрываются с помощью традиционной для российского гражданского права «триады» правомочий: владения, пользования и распоряжения, которые в совокупности должны охватывать все принадлежащие собственнику возможности. Триада правомочий «владение, пользование, распоряжение» воспроизводится во всех легальных определениях права собственности и является одной из наиболее устойчивых вербальных формул, применяемых в российском законодательстве.

Впервые она была законодательно закреплена в ст. 420 (т. X, ч.1) Свода законов Российской империи, откуда затем по традиции перешла и в гражданские кодексы 1922 и 1964 годов. В зарубежном законодательстве имеются иные характеристики этого права. В соответствии с параграфом 903 Германского гражданского уложения собственник распоряжается вещью по своему усмотрениюв соответствии со ст. 544 Французского гражданского кодекса, собственник пользуется и распоряжается вещами наиболее абсолютным образом. Англо-американское право не знает легального определения права собственности, а юристы насчитывают в нем от 10 до 12 различных правомочий собственника.1.

1 См. Комментарий части первой Гражданского кодекса Российской Федерации для предпринимателей. М. Фонд «Правовая культура, 1995. С. 229.

Взгляды на существо и значение триады для российского права различны. Рассматривается множество вопросов. Главными из них являются: а) универсальность триады для раскрытия содержания права собственностиб) полнота объема триады по отношению к объему права собственностив) исторические место, «привязанность» триады к определенной эпохе, а следовательно, к особой концепции права собственности. Ответы на эти вопросы сильно различаются между собой.

По мнению A.B. Бенедиктова, «Традиционный перечень правомочий собственника по владению, пользованию и распоряжению его имуществом представляет собой выражение того общего, что свойственно праву собственности. во всех формациях.».1 Философия права Гегеля, обращаясь к развитию права собственности, как понятия, также основывается на триаде, значение которой здесь чрезвычайно высоко. Триада правомочий по Гегелю — это некий универсальный и причем единственный этап, пройдя через который, понятие права собственности может актуализироваться вовне, а право собственности стать объективным и универсальным дая множества людей, т. е. общества, «.по мнению многих юристов — отмечает К. Скловский — триада имеет и доктринальную, и практическую незаменимость. Требуется самая изощренная и тем не менее всегда более или менее уязвимая аргументация, чтобы доказать возможность включения в право собственности правомочия, не отождествляемые ни с одним из элементов.

1 Венедиктов A.B. Государственная социалистическая собственность. M. JL 1948 г.С.17 триадытакие же проблемы характерны и для попыток доказать возможность наличия права собственности помимо триады".1.

Вместе с этим, триада оценивается как форма, «которая при известных практических удобствах не в состоянии, однако, стать средством выявления сути собственности"2 A.A. Рубанов отмечает, что «этот перечень не.

— л имеет универсального значения", что если бы «рассматриваемый компонент полностью отсутствовал, нарушений в сфере потребления и обращения не произошло бы». 4С позиции А. А. Рубанова, появление триады в российском законодательстве носило в известной степени случайный характер. В Гражданском кодексе Наполеона, с целью преодоления средневекового дробления собственности, было одновременно употреблено указание и на правомочия собственника, и на абсолютность этого права с упором на последнее. В дальнейшем М. Сперанский, желая позаимствовать либеральную модель ФГК для российского законодательства, воспроизвел ее, ддя маскировки подчеркнув правомочия собственника (триаду).5 Следует, однако, учитывать специфику подхода А. А. Рубанова к оценке места и роли триады. Его основной задачей было выделение.

1 К. И. Скловский Указ. Соч. С. 45.

2 К. И. Скловский Указ.Соч. С. 43.

3 Рубанов A.A. Проблемы совершенствования теоретической модели права собственности. В кн.: Развитие советского гражданского права на современном этапе. М. Наука 1986 г. С105.

4 Рубанов A.A. Указ. Соч. С. 100.

5 Рубанов A.A. Указ. Соч. С. 105 существенных элементов и конструирование теоретической модели права собственности, преимущественно основываясь на исследовании специфики легального определения. Позиция А. А. Рубанова, противопоставляющего триаду правомочий полноте характера данного права, внешне кажется оправданной, но тем не менее, говорит несколько о другом. С точки зрения формального подхода, триада, как перечисление правомочий, не является исчерпывающим элементом легального определения. Легальное определение (что убедительно доказывает А.А.Рубанов) не может ограничиваться нормами одной статьи или части статьи (а именно той, где перечисляются правомочия собственника), оно фактически рассредоточено по законодательному массиву и нормам различных статей. Можно выделить несколько ключевых элементов в легальном определении права собственности, среди которых триада только один из них, хотя и достаточно значимый. Отсутствие упоминания в законе конкретных правомочий собственника «владение, пользование, распоряжение», действительно вряд ли бы сильно нарушило стабильность правопорядка и снизило эффективность законодательного регулирования отношений собственности. Что убедительно доказывает законодательство иных государств, в т. ч. входящих, наряду с Россией, в одну правовую систему.

Тем не менее, для построения полновесной теории права собственности факт отодвигания триады на второй план, или умаление ее роли для понятия права собственности сами по себе не ведут к сильным теоретическим прорывам или прогрессу правовой науки. Триада имеет большую традицию существования в законодательстве и в теории права, как отмечают многие исследователи, в т. ч. и А. А. Рубанов, выступает неотъемлемым элементом минимум двух концепций — права разделенной (расщепленной) собственности и права абсолютной собственности, существовавших в две разные исторические эпохи — феодальную и капиталистическую. Вряд ли предлагаемое различие теоретического и практического значения триады может быть объяснено элементом случайности или косности научных представлений.

Как отмечает К. Скловский, — «На протяжении веков любое проявление собственности юристами-практиками и юристами-теоретиками обламывалось, подстраивалось под одно из известных правомочий, которому оно было ближе. Система права оказывала энергичное воздействие на реальные отношения, так что ни одно из них не сохранило своей природной формы под страхом отказа в правовой защите. Одновременно, конечно, расширялись сами понятия владения, пользования, распоряжения. После этого поиски реальных прав, не совпадающих с предписанными признаками, действительно весьма затруднительны.».1 Этим самым признается, что лаконизм и кажущаяся ограниченность триады правомочий собственника на деле подразумевают содержание гораздо более широкое, нежели голую словесную формулу «владение, пользование, распоряжение». Поэтому фактическая лаконичность триады не может восприниматься безусловным аргументом для оправдания ее формальной узости или простоты.

В этой связи понятно, но наверное не совсем оправдано утверждение, что «проблема триады — проблема прежде всего истории права».1 Происхождение триады действительно име ет глубокие исторические корни и правомерно выводится из эпохи средневековья, становления феодальных отношений. Но древность правовой конструкции или отсутствие ее чисто внешнего проявления в прикладном применении правовых норм в современности, отнюдь не умаляют ее значения для теории права и того понятия права собственности, содержание которого она была призвана демонстрировать на протяжении более чем пятисот лет.

Связь триады правомочий собственника (равно как иных определений, построенных по принципу перечисления правомочий) с понятием права собственности, как отношения лица к вещи или как отношения между лицами, не однозначна. Привязывать триаду к одному или к другому — значит впадать в существенную ошибку, которая способна привести к потере той или иной части правового содержания триады.

Наиболее часто триада отождествляется с элементарным понятием права собственности. Выше мы приводили позицию Н. Д. Егорова, в соответствии с которой перечень правомочий собственника составляет не содержание правового отношения собственности, а его предмет, выходящий за пределы понятия права собственности в субъективном смысле. К. Скловским определяется ее непосредственная связь с элементарным понятием права собственности. Триада — формальное и устанавливаемое законом содержание права собственности, по его мнению связана именно с элементарным понятием права собственности, но ни с чем иным. Критикуя историческую значимость триады, он отмечает, что «Традиция извлечения сути собственности из триады правомочий собственника. .утратила свою актуальность», далее делает замечание следующего характера: «Такой подход заставляет взять собственность вплотную, без всякого удаления, т. е. в самом буквальном смысле как связь лица с вещью. Быстро выясняется, что все известные нам качества собственности никак не могут быть объяснены телесными свойствами вещи, а другими вещь не обладает. Остается предположить, что собственность отражает иную сторону связи — юридические свойства лица. Это и на самом деле так. Исключительность, абсолютность, бессрочность, полнота — это все разные характеристики лица, обнаруживаемые им в праве, проявления его свободы и автономии. В праве собственности на вещь они лишь высвечиваются.».1 Сведение триады и сути элементарного понятия в единую смысловую систему предполагает и иные, в т. ч. более глубокие последствия. Из системы экономического детерминизма, ставившего на первое место понимание собственности, как связи, взаимодействия между лицами в противовес элементарному понятию, вытекал приоритет и базисный характер неправового, экономического понятия собственности. Триада, обнаруживая природную близость понятию элементарному, полностью отрицает подобные выводы. Получается, что на протяжении периода существования советского гражданского права с его однозначными идеологическими установками в легальном понятии права собственности присутствовал элемент — триада, который не мог полностью встроиться в экономический детерминизм и приоритет доправовых конструкций собственности. «Это универсальное и многостороннее единство лица и вещи и привело к переносу на вещь или, точнее, на вещное право, основных („константных“) свойств лица и приобретению правом собственности статуса главного „константного“ права. Проявление в вещи лица, как сути права собственности — это, конечно, полностью продукт права, продукт юридического развития, поскольку мы увязываем право со становлением и развитием товарного обменаведь только товарный обмен решительно рвет связи лица и вещи, вовлекая их в оборот. Это позволяет прийти к выводу, что собственность, отражая связь, но и одновременно разрыв связи лица и вещи, устанавливается и формируется вместе с возникновением права, как с самого начала право.».1 Нам очень важно такое замечание. Оно, с одной стороны, показывает ограниченность воздействия идеологических установок на принципы развития гражданского права, с другой — в нем формулируется самостоятельное значение триады правомочий для выражения понятия собственности. Совокупность полномочий собственника, взятая с позиции их внутренней правовой природы, обнаруживает двойственность, биполярность. Одной из классификаций правомочий, образующих право собственности, служит та, которую выдвинул в конце XIX в. М. Планиоль и которая сохраняет свою актуальность и по сегодняшний день для государств романо-германской правовой группы.1 В соответствии с ней правомочия собственника делятся на две части: а) на материальные акты пользования и потребления, б) на юридические акты. Разновидностью подобной классификации выступает так называемое «бипатридное» разделение правомочий собственника на: а) правомочия пользования и потребления, б) правомочия распоряжения. Акцент в такой классификации, как правило, делается на правомочии распоряжения, поскольку именно распоряжение связывается с правомочиями собственника на юридические акты, и именно оно отражает понимание права собственности, определяющего характер связей между участниками общественных и правовых отношений. Правомочие распоряжения поэтому нередко характеризуется как наиболее важное в составе права собственности. Подчас подчеркивается, что это правомочие, в своем чистом и первичном виде, является исключительным, не составляющим в своем полном объеме содержание никакого иного вещного права кроме права собственности, (например именно в таком виде оно фиксируется в законодательстве ряда государств Латинской Америки). Правомочия владения и пользования вещью целиком охватываются элементарным понятием права собственности, как связи лица и вещи. Взаимодействие с иными субъектами во владении и пользовании может иметь место, как правило, если возникает необходимость защиты означенных правомочий. Но их защита одновременно означает и защиту права.

1 См. В. В. Безбах «Частная собственность на землю в странах Латинской Америки» М. Зерцало 1997 г. с. 80 собственности, как такового (если указанные полномочия не были переданы другому лицу). Такая защита не есть исключительное содержание межсубъектного понятия права собственности и не может приравниваться к тому, что в теории называется содержанием правового отношения собственности. Наличие неопределенного круга обязанных лиц по отношению к одному управомоченному лицу не тождественно понятию права на защиту собственности — виндикации или негаторного иска. Поэтому характер защиты права собственности и то, что при любой защите нарушенного гражданского права потерпевшему противостоит какой-либо нарушитель, не может прямо повлиять на бипатридное разделение правомочий собственника. Это означает, что имеются все основания охватывать правомочия владения и пользования понятием права собственности в смысле связи лица и вещи.

Правомочие распоряжения участвует в иных типах юридических связей. Оно может трактоваться в довольно широком диапазоне, охватывающем различные юридические действия, в числе которых можно выделить следующие виды: а) распоряжение в узком смыслеб) установление обремененийв) уничтожение.

Распоряжение в узком смысле слова — право передачи вещи посредством сделок, отчуждение своего имущества на возмездной или безвозмездной основе. Право наделяет каждого собственника возможностью передать свое имущество иному лицу, поэтому данный аспект можно считать одним из фундаментальных элементов распоряжения в отношениях собственности, развитых в понятии права собственности, как связи между лицами.

Установление обременений — это еще одна грань распоряжения как элемента права собственности. Оно предусматривает возможность возложения на вещь, составляющую объект этого права, определенных правовых притязаний со стороны иных лиц, подчинения ее правилам, обеспечивающим права этих лиц в вещных или обязательственных отношениях с собственником вещи. Сделки, устанавливающие обременения вещи, реализуют правомочие распоряжения, но не в силу того, что собственник передает вещь или часть вещи иному лицу. В обременениях динамике подвергается, как правило, иная сторона вещи — ее стоимость. Через посредство таких сделок собственник распоряжается значительной частью стоимости вещи. Но стоимость никогда не признавалась и не признается самостоятельным объектом гражданского права. Потому в распоряжении в форме обременения, при возникновении известного рода межсубъектных связей по поводу находящейся в собственности вещи, отношение к ней собственника, связь между собственником и вещью остаются без изменений. В силу такого положения вещей, распоряжению в форме обременения близко не только междусубъектное, но и элементарное понятие права собственности, причем последнее — в гораздо большей степени. Уничтожение вещи охватывается только элементарным понятием права собственности. Исключением здесь могут служить только лишь обстоятельства публичного правопорядка: запреты, ограничения устанавливаемые по отношению к потенциальным действиям собственника в интересах общества, государства, или же иных лиц.

Таким образом, содержание триады гораздо более универсально, чем это представляют себе некоторые из упомянутых ученых цивилистов. Не только практическая незаменимость, которая проявляется в безусловно неограниченном наборе юридических и фактических возможностей, предполагаемых триадой, не только отсутствие каких-либо правомочий, которые не могли бы быть подведены под формулу триады, но и соответствие двум основным формам понятия права собственности, делают ее значение крайне существенным и дают основание утверждать, что она сохранит свои позиции и в теории, и в законодательстве России еще в течение длительного периода времени.

Элементарное понятие и концепции права собственности. Генезис определения права собственности, основанного на триаде правомочий показывает, что в первоначальном «классическом» наборе правомочий, выведенном комментаторами римского права из принципа «полного вещного права» («plena in re potestas»), после смены феодальной формации и прихода капитализма стало подчеркиваться им енно правомочие распоряжения. Т. е. постепенно, но с достаточной долей определенности, в правосознании нового времени все большее и большее значение получало понимание права собственности, раскрываемое как отношения между людьми. Связь теории экономического детерминизма (в своей критике отразившей основы эпохи капитализма) с понятием права собственности, как формы общественных отношений между людьми, придает большое значение элементарному понятию собственности, как одной из возможных моделей для воззрений на собственность в иные эпохи.

Если совокупность исторических данных свидетельствует о том, что изначально понимание вещного права, как правового отношения, связи между лицами не было характерно ни для римского общества, ни доя средневековой Европы, не будет преувеличением полагать, что понятие собственности, как отношение к вещи лица, т. е. связь «лицо-вещь» подспудно (хотя бы на уровне обыденного сознания или простой человеческой психологии) было актуальным уже тогда. Действительно, в самых общих чертах понимание права собственности может быть охарактеризовано как специфическое отношение двух сущностей — лица и вещи. Основным условием и основным принципом построения такого отношения является выработанный еще римским правом постулат о единственности (единичности) и исключительности права собственности «невозможность двух догшшшп (прав собственности) на одну вещь».

Рассматривая право, как некоторую реальность, связующую лицо и вещь, можно пользоваться традиционными принципами и подходами, применяемыми современной наукой. Традиционным является использование понятий права в объективном и субъективном смысле.

Право в объективном смысле — это совокупность правовых норм, направленных на регулирование общественных отношений. Право в субъективном смысле — это юридически обеспеченная возможность субъекта на определенное поведение. Но существование этих двух понятий логически вытекает из основных начал современных правовых воззрений и тесно связано с теорией правового отношения, т. е. осложнены моментом историчности, причем истории не столь далекой.

Элементарное понятие в своем развитом виде, не столь традиционно для современных воззрений, весьма специфически вписывается в логику и методологию существующей правовой науки. Тем более, что рамки элементарного понятия несколько шире, чем это представляется на первый взгляд и в известных случаях соответствуют подходам к осознанию права (и права собственности) с формально-логических, но не диалектико-материалистических позиций.

В элементарном понятии право собственности, понимаемое как объективная реальность связи лица и вещи, при его определении может опираться как на одну из означенных смысловых точек «лицо», так и на другую — «вещь». Т. е. рассматриваться в качестве права, существующего у данного лица, или же права, существующего по отношению к вещи. Построение определений собственности поэтому не может исключить означенной двоякости: упор на субъектную сторону (т.е. на термин «лицо»)и упор на объектную сторону (т.е. на термин «вещь»). Субъектное понимание — это право лица, направленное на ту или иную вещь (наличие у данного лица собственнического полномочия — собственническое право), объектное понимание — право, существующее по отношению к данной вещи. То, что данные категории в разных конструкциях права собственности могут не совпадать, подтверждают факты существования, например, общей собственности нескольких лиц на одну вещь или же логика и реальность концепции разделенной собственности. Не отрицая единства и единичности права собственности, существующего по отношению к вещи (что требует изначальная посылка о невозможности собственности двоих -«dominium in solidum»), в то же время, в качестве самостоятельной правовой реальности здесь присутствуют неравнозначные ему по объему права собственности отдельных лиц.

Двоякость в построении определений собственности хорошо видна и при сравнении различных моделей таких определений. Например ГК РФ (чисто субъектный принцип) «собственнику принадлежат права владения, пользования и распоряжения своим имуществом» (ст. 209 ГК РФ). Определение может быть построено и по другому: «Собственность есть право пользоваться и распоряжаться вещами наиболее абсолютным образом.» (без конкретизации состава и специфики субъектов). В современной доктрине разница в таких подходах, как правило, представляет из себя лишь изменение принципов словоупотребления, не более. Разделение элементарного понятия на две сторонысубъектную и объектную, непривычно и весьма условно, а отдельно объектного понимания права нет. Однако выскажем предположение, что в ту или иную историческую эпоху, или для той или иной концепции равнозначность субъектного и объектного понимания собственности не была заведомо четкой. Субъектная и объектная сторона в понятии собственности составляют неразрывное единство. Но что априори подтверждает, что в нетрадиционных концепциях собственности (собственность римского права или же разделенная собственность) они заведомо равны между собой? Другими словами это означает, что право собственности, существующее по отношению к вещи, равно праву собственности конкретного лица, существующего по отношению к ней же.

Наука давно столкнулась с определенным противоречием, вынуждающим ее искать новые подходы к осознанию новых и реконструкции старых подходов с точки зрения опорных элементов в понятии собственности. Поэтому сравнение существа нетрадиционных концепций с гипотетической возможностью, что собственность может пониматься двояко, весьма интересно. Для того, чтобы нетрадиционные концепции права собственности могли быть приняты в качестве неотъемлемых частей общего круга явлений, объединяемых понятием собственность, следует понять, какими должны были (или могли) быть представления о праве в ту или иную эпоху, чтобы означенные концепции выглядели если не привычно, то хотя бы логично для современного правосознания. Вкупе с иным историческим и теоретическим материалом подобный подход мог бы создать общую картину возможных моделей права собственности, в известной мере раскрыть внутренний потенциал права собственности, обозначить возможные направления его развития на современном этапе. Роль здесь элементарного понятия права собственности, анализа его структуры и потенциала, на наш взгляд, весьма велика.

2.ПОНЯТИЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ.

1.Право собственности древнего Рима. Единство, разделение или дуализм правовой конструкции.

Различия взглядов на природу права римской собственности. Абсолютность и единство понятия собственности или дифференциация внутри него. Дуалистическая концепция собственности: доминий, проприетас, узуфрукт.

Римское право для правовой науки не только материя древних правовых источников, реликт права или достояние юридической «археологии», но и актуальная по сегодняшний день система знаний и понятий, содержащих в том числе элемент универсализма. При этом, необходимо иметь в виду и его историческое своеобразие, отличие от правовых систем и правовых представлений иных исторических эпох.

Римское право, — как отмечал В. М. Хвостов, — не есть «ratio skripta», а является продуктом определенных исторических условий и не может быть во всей полноте пересажено на почву современной жизни", однако, вместе с этим, «исторические условия придали некоторым учениям римского права характер до известной степени космополитический, и в силу этих свойств римское право доставило материал для весьма важных отделов современных гражданских кодексов.».1.

1 Хвостов В. М. Система римского права. М. «Спарк» 1996 г. С. 11.

То, что для одной эпохи является традиционным и самоочевидным, для другой — может быть разъяснено только при известной трансформации исторических данных в современную исследователю языковую и понятийную среду. В современной романистике прямо или косвенно присутствует направленность, приближающая проблематику концепции римской собственности к проблемам современного учения об основных понятиях права вообще и в частности учения о праве собственности.

Дореволюционная российская наука в общетеоретической оценке римской собственности соблюдала известную осторожность. Это проявлялось в отсутствии стремления обобщить материалы римских источников до единых общетеоретических выводов. Труды большинства романистов носят по большей части констатационный характер. Теоретические выводы (непременные атрибуты науки советского периода) сравнительно редки. Понимание основы (фактуры) римской собственности, в силу этого, в них является вполне универсальным. При этом, крайняя корректность в обращении с историческим материалом не создает препятствий для пополнения представлений о римской собственности новыми научными данными.

Квиритская и бонитарная собственность. Классически выделяются две формы римской собственности. Древнейшая форма — квиритская собственность — отличалась спецификой способов ее приобретения. Охватываемые ее режимом вещи делились на те, для приобретении которых требовалось совершение особых обрядов — манципации и injure cessio — вещи res mancipi, и на те, доя приобретения которых таких обрядов не требовалось (rei пес mancipi). Простая передача (traditio) вещей, требовавших совершения обрядов, не вела к переходу права собственности, что с течением времени стало препятствовать нормальному гражданскому обороту Обряды приобретения rei mancipi были обременительны для римских граждан. Они требовали присутствия обеих сторон, не допускали включения условия или срока. Все это приводило к ущемлению прав и интересов приобретателей rei mancipi, особенно тогда, когда они по тем или иным причинам шли на отказ от совершения обряда и полагались на совесть контрагента.

Необходимость урегулирования передачи rei mancipi путем простой передачи — traditio привела к появлению особого способа узаконения такой передачи. Это было сделано преторским эдиктом. Преторский эдикт не мог сделать нового приобретателя квиритским собственником, но обеспечивал ему аналогичную с собственником защиту.

Таким образом, образовалось новое право преторского происхождения, называемое римлянами in bonis habere (бонитарная собственность). Право квиритского собственника на такую вещь было голым правом nudum jus. «Эти различные виды собственности существовали в классическую эпоху, и их нужно иметь в виду для правильного понимания текстов классических юристов, помещенных в компилляции Юстиниана».1.

Впоследствии, как указывает В. М. Хвостов, Юстиниан уничтожил давно уже утратившее практическое значение деление вещей на rei mancipi и rei пес mancipi. Вследствие этого уничтожилось всякое различие между квиритской и бонитарной собственностью. Это было одним из важных оснований универсализации данного института и главный шаг в направлении будущего развития собственности к современным и воспринимаемым нами формам.1.

Термины-понятия права римской собственности. В понятийном выражении право собственности в Риме, как общее правовое господство лица над вещью, выражалось с помощью двух основных терминов — доминиум (dominium) и проприетас (proprietas). В соотношении этих терминов: по их семантическому содержанию, сфере практического применения, правовому режиму, связи с иными вещно-правовыми институтами, проявляются основные разногласия в позициях разных авторов.

Трактовка, основанная на концепции права абсолютной собственности (право собственника абсолютно и исключает всех других лиц от собственности на вещь), являлась классической и по сути общепринятой для периода становления и развития советской правовой науки. Она описывает понятие права собственности Рима максимально близко к содержанию современных представлений и современной доктрине права (в т.ч. легальному понятию). Специфика права римской собственности играет для этой трактовки роль важную, но не определяющую, в отличии от современных понятий и подходов, и не затрагивает основы представлений о ее природе по существу. Абсолютной или классической трактовки придерживаются М. Бартошек, И. С. Перетерский, И. Б. Новицкий и ряд иных авторов.

Плюралистическая (или дуалистическая) концепция использует последние источниковедческие данные. В ней подчеркивается коренная несовместимость представлений римлян с современными воззрениями на право собственности (по сути несовместимость с абсолютной концепцией), включая конструкцию триады. Это последовательно отражено в трудах В. А. Савельева (термин «плюралистическая» введен в научный оборот именно им), близкие позиции можно выявить у К. Скловского, В.Смирина. До настоящего момента эта крайне интересная концепция не получила широкого распространения.

Понимание, близкое к концепции расщепленной собственности, во многом из нее вытекающее, сформулировано академиком А. В. Бенедиктовым.

Классическая трактовка праваримской собственности. В классической интерпретации, основанной на концепции собственности абсолютной, основой понятийного отношения к римской собственности было то, что термины, обозначающие собственность — доминиум (ёопшишп) и проприетас (ргорпе (аз), рассматривались в качестве синонимов, понятий, взаимозаменяющих друг друга. Ни функционально-правового, ни семантического различия между ними не предполагалось. Это вполне соответствовало задаче построения для римской собственности единого и внутренне непротиворечивого общего понятия права собственности.

Смысловые различия между доминиум и проприетас усматривали только по отношению к доклассическому периоду, когда понятие собственности находилось на стадии формирования. «Юлиан употребляет термин доминиум для наименования вообще права на вещь — im rem,., вещь, на которую существовало право, называлась проприетас, а сам собственник — доминиум проприетас. В конце классического периода разработка частноправового понятия собственности была завершена и обычным термином для собственности с этого времени является термин проприетас."1.

Оценка права собственности классического периода, как неограниченного и исключительного господства лица над вещью, рассматривается по сути как безусловная. Ей присущи все признаки абсолютности и исключительности, столь характерные для современных правовых представлений, в том числе объем вещных полномочий и абсолютность с точки зрения сути правоотношения. «Собственность открывала носителю этого права всестороннюю возможность пользования и распоряжения вещью (отчуждение и обременение) и исключала возможность вмешательства всех третьих лиц в сферу господства частного собственника"2 «Проприетассиноним доминиум. Доминиум — собственность в понятийном выражении» — указывает М.Бартошек. «Собственность есть господство прямое (непосредственно правовое отношение лица к вещи).полное (самое широкое мыслимое право лица на вещь, которой собственник может распоряжаться как угодно), исключительное (собственник может исключать все третьи лица из воздействия на вещь), абсолютное (в принципе и.

1 Римское частное право. Под ред. И. С. Перетерского М. 1948 г.С.191 2 Там же. С. 192 первоначально без каких-либо ограничений)"1. Другими словами, собственность (и доминиум и проприетас) — это полное, исключительное и абсолютное право собственника владеть, пользоваться и распоряжаться вещью, охраняемое от вмешательства третьих лиц. К римской собственности по сути применяется конструкция триады, в том контексте (единичность, исключительность, абсолютность), в каком триада рассматривается современной наукой. Представление о содержательной однородности римской собственности соответствует здесь представлению о ее однозначном понятийном выражении. Это и проявляется в приравнивании доминиум и проприетас.

Подобный подход слишком сильно приближает римские конструкции к современным представлениям. Потому страдает известной долей условности, как и все то, что несет на себе отпечаток адаптации. Употребление к отношениям собственности нескольких понятий — доминиум и проприетастолько одно из оснований сомневаться в столь явной простоте. По своим формам (форма квиритская и преторская) римская собственность уже не была явлением однородным. Это лишний раз напоминает о возможности такого же положения вещей и по отношению к единству ее содержания.

Триада «владение, пользование, распоряжение», или же ее отдельные элементы, кроме того сопряженные с характеристикой исключительности и абсолютности, в приложении к римской собственности вряд ли могут отвечать задачам раскрытия ее действительного содержания. Триада.

1 М.Бартошек. Римское право. Понятия, термины, определения. М. Юр.лит.1989г. С.113−114 выступает скорее следствием трансформации римских понятий в удобную для современной науки форму восприятия, нежели есть первичная основа права собственности древнего Рима. «Римское право — как указывает К. Скловский — не передало средневековью ни понятия собственности как набора правомочий, ни тем более (как частный случай) идеи триады.».1 Связь римского права с триадой или ее отдельными элементами можно установить только с позиций развития абстрактных аналитических конструкций для обработки реального исторического материала. «В этом смысле обработка римского права и вообще существование юридической мысли не могли обойтись без градаций, классификаций, дефиниций и разделений. При этом абсолютизировались высказывания по частным случаям классических юристов, им придавалось общее значение, а возникающие в результате этого противоречия. были устранены путем казуистики и прекрасно разработанной схоластики. Именно так и возникли пресловутые „владение, пользование, распоряжение“ (триада), как содержание права собственности.».2.

Долгое время бытовал взгляд, что римскому праву были известны определения собственности как uti frui habere possidere или ius utendi fruendi et abutendi, т. е. составленные no принципу исчерпывающего перечня. Сейчас этот взгляд поставлен под сомнение."3.

1 К. И. Скловский Указ. Соч.

2 К. И. Скловский. Указ. Соч.

3 К. И. Скловский. Указ. Соч.

СМ С. 47. С. 46.

Действительно, то, что является самоочевидным дая правовых представлений одной эпохи, отнюдь не является столь же очевидным дая другой. Применение конструкций и терминов, которые кажутся универсальными или общезначимыми, должно совершаться с соблюдением большой осторожности. Исследование права других эпох — это, прежде всего, исследование и изучение оснований различий, а потом уже применение оснований общности для объединения аналитически выверенных элементов в единое синтетическое целое. Чисто внешние аналогии с конструкциями «владение, пользование, распоряжение» (uti frui habere possidere или ius utendi fruendi et abutendi) должны являться предметом исследования, а не давать заранее готовый ответ на вопрос о содержании римской собственности, тем более перенесенном в современный контекст. Особенно важно это для права римского, соединяющего крайнюю специфику с элементом универсализма. В этой связи значительную роль приобретают для анализа римских правовых понятий и конструкций нетрадиционные концепции и подходы, выходящие за пределы обычного для современного правосознания понятия права собственности.

Право римской собственности и концепция права расщепленной собственности. Развитое хозяйство древнего Рима, длительность и устойчивость отношений собственности и вместе с тем усложнение отношений между людьми по поводу использования имущества определили появление и широкое распространение особой категории прав — вещных прав лиц несобственников. Потому право собственности, помимо разных форм проявления (квиритская, бонитарная), характеризовалось еще и наличием специфических форм ограничения, что создавало сложные правовые связи между субъектами по поводу присвоения и эксплуатации находящегося в собственности имущества.

Отношение некоторых из вещных прав лиц-несобственников к праву собственности дало основание A.B.Бенедиктову склониться к мысли о фактическом разделении права римской собственности на право верховного и подчиненного собственника.

Традиция рассмотрения права римской собственности с точки зрения абсолютного и исключительного права на вещь одного субъекта подверглась со стороны А. В .Бенедиктова вполне обоснованной, по нашему мнению, критике. Определенный круг вещных правомочий, которые с точки зрения «классической» абсолютной собственности не могут считаться правомочиями собственническими, был им введен наряду с основным «классическим» ее содержанием в качестве составной части понятия этого же права. Доказывая возможность применения к римским конструкциям концепции права расщепленной собственности, А. В. Венедиктов ссылается на то, что сама эта концепция возникла из факта признания средневековыми юристами отношений, подобных эмфитевзису и суперфицию, столь популярных у римлян, отношениями права собственности.

Потому он, задаваясь вопросом о том, что «.может быть действительно целесообразно признать суперфиций, эмфитевзис и другие права вечнонаследственного пользования землей формами разделенной собственности — только не феодального, а рабовладельческого общества?», отвечает на него утвердительно.1.

Понятия эмфитевзиса и суперфиция — ключевые в оценке А. В. Венедиктовым права римской собственности в качестве права собственности расщепленной. Рассматривая роль эмфитевзиса и суперфиция, он отмечает, что «. .вслед за римскими юристами большинство буржуазных юристов признают права суперфициария и эмфитевта лишь вещными правами на чужую вещь, отвергая старое учение о разделенной У собственности применительно к эмфитевзису и суперфицию». Однако «. .отвергая идею разделенной собственности, представители господствующего учения, одновременно признают, что принадлежащее суперфициарию или эмфитевту вещное право на чужую вещь «содержит почти все заключающиеся в собственности полномочия», что эмфитевт «имеет на чужую вещь право, подобное праву собственности». «право полного осуществления содержания собственности» и даже — «за суперфициарием признается право распоряжения субстанцией вещи — вплоть до сноса дома"3.

Отсюда только один шаг до утверждения, что «наличность эмфитевзиса или суперфиция превращает собственность землевладельца в какую-то тень» 4.

Мнение о близости эмфитевзиса и суперфиция к категории права собственника (хотя и не распространяемого до концепции собственности расщепленной) высказывает и.

1 Венедиктов A.B. Указ. Соч. С. 74.

2 Там же С. 76.

3 Там же. С. 76.

4 Там же. С. 76.

М. Бартошек. Superficies (право иметь строение на чужом (городском) участке и Emphyteysis (аналогичное право в отношении земельных участков в сельской местности) по его утверждению в кодификации Юстиниана «приобретает такое обширное содержание, что практически играет роль права собственности на. земельные участки».1 Хотя перед этим, все-таки оговаривается, что это есть вещное право на чужую вещь. Утверждая близость суперфиция и эмфитевзиса понятию права собственности лица, А. В. Венедиктов делает вполне однозначный вывод: «Мы думаем, что вместо признания суперфиция и эмфитевзиса правом, „подобным собственности“, а обремененной ими собственности лишь „тенью собственности“, было бы проще и адекватнее существу реальных отношений суперфициария и эмфитевта с собственником земли признать первых подчиненными гу собственниками, а второго — верховным собственником.».

Сущность такого подхода — это необходимость дополнить содержание «классического» понимания права собственности некоторыми другими правомочиями (эмфитевзис, суперфиций). А. В. Венедиктов расширяет границы объема понятия права собственности, который другими юристами признается максимально широким и полным за счет включения в него понятий эмфитевзиса и суперфиция.

Таким образом то, что в критикуемой концепции представлялось в качестве общепризнанного, классического понимания права собственности (а именно — собственность доминиум-проприетас), у A.B.Бенедиктова приобретает.

1 М.Бартошек. Указ. Соч. С. 306.

2 Венедиктов A.B. Указ. Соч. С. 76 характер права собственности верховной. А включенные в объем понятия права собственности эмфитевзис и суперфиций — характеристику права собственности подчиненной. Тем самым, понятия и представления вводятся в рамки концепции права расщепленной собственности, демонстрируя в т. ч. преемственность между римским и средневековым правом.

Переход от схемы — «право собственности плюс осуществляемое по отношению к нему право на чужую вещь» -к схеме — «право собственности плюс эмфитевзис и суперфиций, (как собственнические права, принадлежащие суверенному субъекту)», на наш взгляд совершается очень легко. Логика рассуждения в ней в принципе такова: вместо одной схемы (единого права собственности) было бы проще и адекватнее существу реальных отношений суперфициария и эмфитевта с собственником земли признать те же отношения, отношениями, соответствующими второй схеме (права собственности расщепленной).

Сразу же возникает несколько замечаний. Можно ли признать «обремененное право собственности» «правом верховной собственности» только на том основании, что это было бы «проще и адекватнее»? Тем более, не обращаясь к мнению самих римлян на этот счет, не исследуя содержание источников римского права. Является ли такое умозаключение правомерным и оправданным с точки зрения их содержания?

Если такое признание правомерно, то тем самым констатируется, что правовая сущность «обремененного права собственности» в принципе тождественна содержанию, которое вкладывается в понятие «права верховной собственности». Хотя «право верховной собственности» — крайне специфическое юридическое явление. А поскольку принципиальный характер права собственности не меняется, несмотря на его ограничения, то право собственности как таковое (даже и обремененное) логически приравнивается только к одному конкретному элементу права разделенной собственности (праву верховного собственника).

Сущность права собственности, как уже отмечалось, не может ни исчерпаться, ни измениться под влиянием различных обременений или вследствие передачи части полномочий иным лицам. Поэтому вряд ли «количественные» изменения в составе правомочий при обременении права собственности могут просто так, без каких-либо дополнительных условий (в т.ч. легального закрепления) перерасти в качественное изменение самого права собственности.

Вытекающее из утверждений АВ. Бенедиктова принципиальное отождествление сущности права «обремененной» с сущностью права «верховной собственности» не может не вызвать определенных сомнений. Метод аналогии, который применен в данном случае, не подтвержденный глубоким анализом специфики воззрений самих римлян на данный предмет, привел к своеобразному противоречию. Вместо того, чтобы раскрыть действительное содержание права римской собственности, просто изменен концептуальный подход в отношении к данному содержанию.

Схема концепции права абсолютной собственности оказалась заменена на схему концепции права расщепленной собственности. Это перевело проблему в плоскость общетеоретическую, приоритета одной концепции над другой и изначального выбора между ними. Однако самое важноераскрытие содержания права римской собственностиосталось в стороне.

Имеет ли смысл проблема приоритета одной концепции над другой, проблема большей или меньшей универсальности каждой из них (ведь сильные вещные права, близкие по объему полномочий к собственности существовали во все эпохи), когда не определено — к чему же конкретно применяется та или иная концепция, какова природа римского права собственности? По-видимому нет. Нет никаких гарантий сохранения состоятельности предложенной Бенедиктовым позиции в отношении раскрытия подлинного содержания и специфики римского права собственности. А это зависит, прежде всего, от состояния уровня исследования источников римского права.

Дуалистическая (плюралистическая) концепция. В рамках данной концепции, основанной на выводах источниковедческих исследований В. А. Савельева, абсолютность и единство понятия собственности древнего Рима также подвергаются обоснованному отрицанию. В отличие от конструкции A.B. Бенедиктова, критикующего упрощенность классического подхода и вводящего в понятие собственности новые элементы как бы «извне», дуалистическая концепция проводит внутреннюю дифференциацию содержания римской собственности. Она не дополняет содержание известных представлений новыми элементами и не расширяет за счет этого границы его понимания. Ее основой является выявление качественного своеобразия римской собственности применительно к глубинным началам правовых представлений римлян. И в силу этого — качественного своеобразия права собственности, как одного из институтов римского права.

По мнению В. А. Савельева: «Римская юриспруденция не выработала или не считала нужным выработать „единого“ и „абсолютного права“ собственности», сходного с тем, как понимают собственность сейчас. «Сложившиеся в нашей юридической, главным образом в учебной литературе теоретические представления о римском праве собственности не вполне соответствуют римским юридическим источникам».1 «Древнеримскому праву был свойственен иной, отличный от современного подход к пониманию собственности». «Не пытаясь сформулировать его, римская юриспруденция даже классического периода нередко удовлетворялась для обозначения собственности местоимениями «мое» и «наше"2.

Обозначение присвоенности, при этом, весьма близкое к обиходному пониманию, могло выступать заменителем понятий, четко связанных с наименованием конкретного правового режима.

В римских источниках В. А. Савельев выделяет несколько устойчивых слововыражений и терминов, обозначающих различные аспекты и функции собственности. Наиболее употребительны следующие: dominium (далеедоминиум), proprietas (далее — проприетас), ususfractus (далееузуфрукт) и in bonis esse (habere).

1 Савельев В. А. Юридическая концепция собственности в древнем Риме и современность. Советское государство и право N8 1990г. С. 136.

Содержание ни одного из этих терминов не адекватно общепринятому понятию права собственности. Его полному объему могли бы соответствовать в римском праве (классическом) лишь определенные соединения правовых свойств, например доминиум и ин бонис ессе, проприетас и узуфрукт. Нашим представлениям о праве собственности в наибольшей мере соответствуют характеристики доминия и проприетас."1 Доминиум и проприетас имеют особое значение в создании конструкции римской собственности. Они действительно в наибольшей степени соответствуют классическим представлениям о собственности Рима, но в реальности их правовое содержание не было схожим и однозначным. Доминиум и проприетас соответствовал разный правовой режим. Характерные черты доминия, выделяемые в ходе анализа источников права, существенным образом отличали его от проприетас. В источниках права, как указывает В. А. Савельев, доминиум применяется прежде всего для обозначения собственности в общих случаях. Право доминиум подчеркивало аспект легальности (законности) власти над вещью. «Словосочетание «правомерная» (законная) собственность — ШБШт ёоттшт не встречается в источниках с другими обозначениями собственности."2 Доминиум также употребляется для выделения аспекта власти лица над вещью. Основное средство защиты права собственности виндикационный иск — упоминается в источниках только в связи с доминием. Доминиум обозначал нераздельную власть.

1 Савельев В. А. Указ. Соч. С. 136 над вещью. Не может быть доминиум или владение двоих в полном объеме. Поэтому в рамках этого единого права на вещь не могло быть никакого разделения власти, полномочий и интересов между несколькими собственниками. Одно право собственности, существующее по отношению к вещи — один собственник. Невозможность «ёопишшп т БоИёшп» поэтому делает совершенно бессмысленным применение к доминию конструкций разделенной собственности.

Право собственности проприетас имеет другие признаки. «Традиционное понимание проприетас в литературе по римскому праву как синонима доминию, на наш взгляд глубоко ошибочно» — пишет В. А. Савельев. «Оно существенно деформирует понимание соответствующих текстов римских источников и не отражает выработанной римскими классическими юристами плюралистической концепции частной собственности.».1 Проприетас характеризуется качественно иными признаками, позволяющими говорить о принципиальном своеобразии этой конструкции права собственности.

Для применения проприетас выделяются следующие важнейшие черты:

1. Проприетас употребляется в источниках чаще всего в качестве термина — оппонента узуфрукта.

2. На одну и ту же вещь возможна проприетас двух (или более) лиц. Этот признак ярко и решительно отграничивает правовую характеристику проприетас от доминия.

3. Обладатель проприетас зачастую не имеет права пользоваться вещью и извлекать из нее плодов. Такое право находится у узуфруктуария.

4. Для обладателя приприетас недопустимы установление или утрата сервитутов.

5 Правовой режим проприетас может носить условный характер.

6. Проприетас не употребляется в источниках в связи с основным средством защиты собственности — виндикацией. Применение проприетас в дигестах в целом строго локализовано книгами «Об узуфрукте», «О предоставлении в качестве легата, фидеикомисса пользования, узуфрукта.». И вообще, связь проприетас и узуфрукта носила ярко выраженный и существенный характер.

Узуфрукт — особая конструкция вещного права, разработанная классической юриспруденцией. Мы имеем основания выделять этот институт не причисляя его к другим институтам вещного права, в частности к сервитутам, ибо в классическом праве узуфрукт таковым не является. Узуфрукт помимо сильной власти над вещью, выражающейся в праве пользования и употребления плодов, был наделен мощными средствами защиты не только против третьих лиц, но и собственника вещи.".1.

Взаимосвязь узуфрукт — проприетас носила в римском праве определенный характер и была тесной. «Они понимались римскими юристами, во-первых, как два права неодинакового объема: одно „вычитается“ из другого и может в него возвратиться. Во-вторых, оба понимались как однородные однопорядковые). .Таким образом, есть определенные основания считать, что в римском классическом праве статус узуфрукта был однороден с правом собственности в виде проприетас, являясь однако, правом меньшего объема. немаловажны следующие констатации: в римском классическом праве была выработана отдельная вещно-правовая конструкция — узуфрукт. .Узуфрукт тесно скоординирован в источниках с категорией проприетас. Разработка правового статуса узуфрукта — института весьма популярного в римском праве, вынудила римскую юриспруденцию определить и статус права на вещь, в отношении к которой имеется узуфрукт. Такое право получило наименование проприетас. По нашему мнению, основное значение проприетас — подчеркнуть не аспект власти лица над вещью (как в случае с доминием), а аспект принадлежности вещи данному, а не другому лицу.».1 Проприетас, прежде всего, обозначало право на «мою» вещь". То есть правовой статус проприетас как бы дополнительно и особо подчеркивал, что данная вещь принадлежит именно данному лицу, а не какому-либо иному, которое по внешним признакам (обладание существенным объемом реальных физических полномочий, средства защиты и т. п.) имело вещь в своей власти.

Исходя из содержания плюралистической концепции, в римском праве не существовало аналога современному единому и абсолютному праву собственности. Ему не присуще также понимание права собственности посредством перечисления его основных правомочий. В римском классическом праве оформилась концепция, выразившаяся в параллельном существовании неодинаковых правовых режимов. Один из них был связан и основывался на собственности, обозначаемой термином-понятием «доминиум», другой на собственности «проприетас».

Кроме доминиум и проприетас были и иные варианты (аспекты) существования собственности. В соединении с базисными формами они давали состояние наполненности права (плено юре).1 Проприетас в соединении с узуфруктом давало плено юре, доминиум в соединении с ин бонис ессе давало плено юре. Поэтому обозначенный Савельевым плюрализм был более похож на дуализм римского права.

По отношению к понятию права собственности и его основным характеристикам дуализм разделял аспект власти и аспект присвоения вещи и привязывал их к разным терминампонятиям. Власть — по преимуществу к доминиум, присвоениепо преимуществу к проприетас. Это создает крайне оригинальную и по-своему уникальную концепцию собственности.

Корни дуалистической концепции. Описанная концепция крайне непривычна современному восприятию права и права собственности в частности, но этим и интересна. Означает ли это, что понятие «право собственности» для дуалистической концепции выходит за рамки, где связь с термином «право собственности» трансформируется из содержательной в разряд простого словоупотребления? (То о чем мы говорили в самом начале работы). Являются ли различия между римскими и современными представлениями неразрешимыми с точки зрения требований исторического и теоретического единства понятия права собственности?

В этом и коренится основная проблема общности понятия права собственности по отношению к означенной концепции.

При ответе на столь серьезный вопрос представляется возможным утверждать, что указанные различия не должны отрицать содержательной связи внутри элементов общего понятия. Несмотря на глубокую специфику правовых воззрений римлян, эта специфика все-таки может быть логически понята, описана в приемлемых для современной науки юридических терминах и конструкциях и объяснит наличие именно такой концепции права собственности.

4 Право римской собственности, будучи раскрыто с позиций последних источниковедческих данных, предполагает коренное отличие от современного понимания права собственности, но тем не менее, находится в общих границах единой логики развития права вообще.

Объяснить возникновение столь странной на первый взгляд концепции права собственности можно опираясь на исключительную особенность воззрений римлян на сущность права как такового.

Особенность таких воззрений заключалась в том, что в понимании права (прежде всего того права, в отношении которого в настоящее время используется термин «субъективное») один из его элементов приобретал доминирующее положение. Это — элемент защиты или иск.

Римское право формально представляло из себя систему исков. И потому понятие иска, как реального воплощения права, могло отождествляться с общим представлением о доминирующей сущности права.

Объяснить такое положение вещей можно достаточно легко. Вряд ли будет неправильным утверждать, что основная линия развития внешнего (государственного) регулирования жизнедеятельности архаического общества была направлена от самозащиты к праву. Это отмечает, в частности, К. Скловский: «Классический пример — замена кровной мести государственным уголовным преследованием. более древний и не так ясно прослеживаемый процесс — это поглощение гражданским правом владельческой самозащиты и возникновение на этой почве вещных прав».1.

Иск или «АСТЮ» по М. Бартошеку — «центральное понятие римского права», «Actio включает в себя не какое-то одно притязание, а все право со всеми нынешними и будущими притязаниями.», «Римское Право. .собственно, представляет собой систему асйопшп», «Actio.материальное право, осуществляемое истцом в споре» 2.

На примере доминиум и проприетас главенство «искового» понимания основной природы субъективного права видно довольно хорошо.

Право собственности, обозначаемое термином-понятием «доминиум» (в паре доминиум ин бонис ессе), имело исковую защиту. Именно поэтому ему присущи все основные черты собственности как права. Самое основное — это невозможность права собственности двоих. Это попросту недопустимо.

1 К. И. Скловский Указ. Соч. С. 37.

В паре проприетас-узуфрукт, выражающей иную форму наполненности права собственности, сильную исковую защиту имел узуфрукт, проприетас же собственническим иском не защищался. Поэтому право собственности проприетас и не подпадало под тот правовой режим, который применялся в отношении права собственности в общих случаях.

При этом, доя римлян, имевших достаточно развитые и, что самое главное, формализированные, обладающие высоким уровнем абстракции правовые представления, содержание права лица, конечно, не могло ограничиваться правом на защиту. Уровень правосознания, по-видимому, уже достиг той степени, когда субъективное право могло пониматься и более абстрактно, как титул (возможность считать лицо управомоченным), потенциальная возможность, пусть даже и голая, в той или иной реальной форме. Но наиболее важным был все-таки иск. Он и являлся реальным воплощением права.

Не наличие титула, а наличие иска в первую очередь констатировало то, что лицо является обладателем права, в том числе и права собственности. Объемы общего понимания субъективного права, сходного с современным (все что связано с наличием титула) и того, что преимущественно понималось под правом у римлян (т.е. наличие иска), были неодинаковы. Второе реально составляет часть первого, однако с точки зрения римского правосознания было главным и по сути единственно полным воплощением права собственности.

То, что подлежало защите было уже того, что было правом формально, т. е. имело и титул и иск. Видимо, из-за этого и возник дуализм римского права, как дуализм двух форм права собственности и двух его понятий — собственность «де юре» — доминиум (и титул и иск) и собственность «де-факто» -проприетас (титул без искас точки зрения титула — право, с точки зрения иска — нет).

Можно предположить, что из-за высокой социальной и экономической значимости узуфрукта (права извлекать и пользоваться плодами) и произошло возникновение такого дуализма. Право собственности, в отношении которого не было узуфрукта, существовало отдельно как полноценное право собственности. Право собственности, в отношении которого устанавливался узуфрукт, может быть даже более важный для римского общества и экономики, чем «оголенная» им собственность, и выделилось в отдельную форму.

Власть над вещью (практически как власть собственника единственного обладателя иска в данной форме «полной собственности») при проприетас принадлежала в основном тому, кто извлекал из вещи плоды. А право на вещь «вообще» (формальное право, голый титул), — лицу с минимумом полномочий, ибо на практике это лицо не получало от вещи такого объема материальных благ, чтобы быть заинтересованным в ее полноценной защите. Предпочтение, которое было отдано узуфруктуарию в системе римского права, трансформировалось в перенесении на него полномочий собственности. А поскольку под наличием права могло пониматься не только наличие титула, но и наличие иска, та форма права собственности, которая обозначалась понятием «проприетас», как бы расщеплялась между двумя собственниками — «титульным» и «реальным».

С позиций элементарного понятия права собственности и двух форм его возможного существования — субъектной право есть только право лица) и объектной (право, как право существующее по отношению к вещи), можно говорить и о приоритете одной или другой из этих форм по отношению к понятиям права римской собственности. Совпадение субъектного и объектного понимания права, их равенство — это характеристика полноценной и максимально развитой формы доминия. В то время, как несовпадение (право собственности существующее по отношению к вещи шире, чем собственническое право конкретного лица) — характеристика права собственности, обозначаемой понятием «проприетас».

С позиций логической близости различных концепций права собственности, в т. ч. описанных нами классической (абсолютной) интерпретации или интерпретации в рамках концепции права расщепленной собственности, дуалистическая концепция не могла полностью вписываться в одну или в другую. Однако ее отдельные элементы обнаруживают природную близость обеим. Право собственности, обозначаемое понятием «доминий», близко к современному пониманию права собственности (собственности абсолютной). Проприетас обнаруживает сходство с правом расщепленной собственности и здесь можно говорить об известной правоте утверждения A.B.Бенедиктова по поводу применения к римской собственности означенной юридической конструкции.

С практической точки зрения дуализм, подобный римскому, выглядит разумно и целесообразно. Поиск баланса между частной собственностью, прежде всего на землю, и вещными правами лиц-несобственников — крайне важная проблема. Столкновения между принципиальной необходимостью ввести землю и иные природные ресурсы в режим частной собственности и экономическими интересами развитого общества (во многом связанными с защитой хозяйственных производителей, которые в большинстве своем не являются и не должны непременно являться собственниками земли) могут разрешаться, в том числе, и при разделении власти и интереса на вещь подобным образом.

При дуализме, подобном римскому, одна форма права собственности (без обременений и ограничений, или не претерпевающая принципиальных изменений при ограничениях), такая как доминиум, может существовать отдельно и применяться в строго определенных случаях по отношению к строго определенным объектам. Другая форма, такая как проприетас, может применяться к земельным или сходным с ними отношениям, позволяя сгладить противоречия между юридической и социальной значимостью деятельности обрабатывающего землю несобственника и защитой прав собственника, не производящего никакие материальные блага. Структурирование права собственности, в этой связи, можно назвать одной из основ стабильных и эволюционно развивающихся общественно-экономических формаций, где земля — главное средство производства материальных благ.