Г. А.Острогорский также отмечал влияние монофизитства на появление иконоборчества. Ученый, правда, увязывает здесь два процесса: богословский и политический. Историк пишет: «…в восточных провинциях Империи — старом оплоте религиозной смуты, где продолжали существовать заметные остатки монофиситства и где все больше распространялась враждебная всякому церковному культу секта павликан».Последователи Оригена к VIII веку подчеркивали, что истинный образ Христа нужно творить не в виде статуи, а в своей душе. На эту их позицию указывает В. М. Лурье.При этом, исследователь вслед за Себастином Броком опровергает влияние монофизитов на появление иконоборчества, попутно критикуя соответствующую позицию протопресвитера Иоанна Мейендорфа. В этом смысле В. М. Лурье солидарен с В. М. Живовым, разрабатывающим тему критики появления иконоборчества в результате «внешних влияний».В. М. Живов последовательно критикует и Г. А. Острогорского, и Н. Г. Гарсоян (за идею связи между иконоборчеством и сектой павликан) и всех сторонников «внешнего» влияния на формирование ереси. Исследователь называет попытки доказать подобное — бесперспективными. На связи иконоборцев с Оригеном настаивает и протоиерей Георгий Флоровский.
&# 160;Отец Георгий говорит, что даже в среде иконоборцев не было икононенавистников как таковых, была оппозиция к священным изображениям конкретных исторических лиц, т.н. исторический реализм. Таким образом, можно отметить, что среди исследователей нет единого мнения о влиянии сект и ересей на формирование иконоборчества. Часть исследователей выводит ересь именно как следствие теоретических построений ариан, монофизитов, павликан. Другие ученые сомневаются в этом, либо прямо отрицают какие-бы то ни было «внешние» влияния. Еще одна группа исследователей прослеживает философские, гносеологические, ментальные причины появления иконоборчества в Византии. Часть исследователей, прежде всего XIX века, были склонные видеть в иконоборцах неких реформаторов, бившихся «за идею». Так П. Н. Кудрявцев рассматривает их как неких просветителей, боровшихся с «темными» массами, погрязшими в почти языческом иконопочитании. В начале XX века Б. Мелиоранский выдвинул теорию «гносеологического иконоборчества», в чем, безусловно, проявил себя как историк-модернист.Исследователь распространил на Евангелие принципы философии И.Канта. В силу этого Христа евангельского, со всеми Его человеческими чертами, он рассматривает как феномен, а Христа догматов Халкиднского Собора — как ноумен. Соответственно, пишет Б. Мелиоранский, между этими прочтениями Христа возникает противоречие, на которое и указали в свое время иконоборцы, которые расценивали Христа как ноумен, кантовскую «вещь в себе». Потому-то Христос и являлся, по их мнению, принципиально неописуемым. Ряд исследователей рассматривали появление иконоборчества в контексте восточной философии, ее магико-мистической составляющей. В частности, Г. А. Острогорский замечал, что «иконоборцы (…) в своем мышлении исходят из определенных представлений восточно-магического характера, не видящих различия между божеством и его изображением».Цитирующий Г. А. Острогорского В.М.Живов тут же вступает с ним в полемику. Историк признает наличие мистического, но с двумя существенными оговорками. Во-первых, он не видит принципиальной разницы (в данном контексте) между восточным и западным мистицизмом. А, во-вторых, В. М. Живов считает, что «…магические представления (…) сказались в крайних формах иконопочитания».Впрочем, здесь все-таки можно согласиться с теми исследователями, которые отрицают прямое влияние «внешних факторов». Вряд ли восточный мистицизм, тем более, магизм были способны серьезно спродуцировать такое сложное явление как иконоборчество.
Естественный для средневекового (а порой и для современного) человека уровень бытового суеверия, в том числе связанного и с иконами, демонстрирует лишь неразвитость религиозного сознания, стоящего на уровне магическом. Неприятие подобного уровня, стремление его изменить вполне могло принять радикальные формы. Причем настолько, что они сами выходили за рамки богословской нормы и превращались в ересь, что и произошло с иконоборчеством.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Феномен иконоборчества до сих пор остается одним из важнейших в истории Церкви, Византии, Европы и Азии эпохи Средневековья. И если событийная канва изучена достаточно хорошо, то вопросы причинности данного явления остаются предметом серьезного спора среди историков и богословов. Отечественная историография не является исключением. Причинами иконоборчества называются происхождение императоров Исаврийской династии, их политические и социально-экономические интересы, влияние ересей и стремление ромеев сохранить подлинное благочестие. Если классифицировать причины феномена по направлениям, то получается следующая картина. С одной стороны причиной иконоборчества видится культурное влияние иудео-исламской среды. С другой стороны, попытка сблизиться с этим религиозно-этническим социумом для выстраивания более-менее приемлемой траектории отношений. В последнем усматривается как стремление к определенной миссии, таки и попытка налаживания мультикультурного диалога. Впрочем, подобный пафос разделяют далеко не все исследователи. Часть ученых акцентирует внимание на том, что императору Льву III, пришедшему к власти в самый разгар смуты, и стремившемуся во что бы то ни стало остановить гражданскую войну, как воздух были необходимы внешнеполитические успехи. Некоторые из исследователей подчеркивают, что восточные корни новой династии также оказали влияние на политику императоров, их отношение к Церкви, в целом. Ряд ученых рассматривает иконоборчество как суплементарное явление, некую технологию не богословского, но политического противостояния церковной (прежде всего, монашеской) партии и антиклерикальных настроений императорской власти новой династии. Причем противостояние императоров монашеству объясняется двояко. Кто-то говорит о реальных попытках монастырей вмешаться в политический процесс Византии. Кто-то акцентирует внимание на огромной земельной собственности монастырей, которая стала лакомым куском для императоров в условиях экономического коллапса империи. Подобный пафос характерен, прежде всего, для советской историографии, которая видит основной причиной иконоборчества социально-экономический фактор.
Иконоборчество, опять-таки, является не самоцелью, а технологией регулирования процессов, протекающих в социальной и экономической сферах жизни империи в нужном для императоров русле. Еще одна группа исследователей указывает на то, что Церковь изначально имела некоторые сомнения в отношении икон. Впрочем, сомнения эти, на самом деле, были богословски решены. Однако в массовом сознании многих граждан империи это решение либо не закрепилось, либо не было принято, либо столкнулось с реальностью (идолопоклонническое отношение к иконам), в результате чего решение было отвергнуто. Особенно остро полемизируют исследователи пол вопросу внешнего, прежде всего, еретического генезиса иконоборчества. Часть из них выводит иконоборчество именно как следствие теоретических построений ариан, монофизитов, павликан. Другие ученые сомневаются в этом, либо прямо отрицают какие-бы то ни было «внешние» влияния. Важное место в изучении причин иконоборчества занимает позиция влияния на его появление взглядов Оригена. Часть ученых ставит под сомнение саму возможность такого колоссального влияния ученого еретика, скончавшегося несколько веков назад. Наконец, некоторые из историков видят истоки иконоборчества во влиянии восточного мистицизма или в протокантовском восприятии Христа. Таким образом, можно отметить безусловную актуальность изучения проблемы генезиса иконоборчества в отечественной, да, пожалуй, и зарубежной, историографии, что открывает возможности для дальнейшей разработки данной тематики. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫАндреев И. Герман и Тарасий, патриархи Константинопольские.
Сергиев Посад, 1907.
Бенешевич В. К. Очерки по истории Византии. Вып. 1. СПб., 1912.
Болотов В. В. История Церкви в период Вселенских Соборов. М., 2007.
Васильев А. А. История Византийской империи. Т. I // Азбука веры: сайт. — URL:
http://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserkvi/istorija-vizantijskoj-imperii-tom1/5 (дата обращения: 18.
05.2016).Величко А. М. Политико-правовые очерки по истории Византийской империи. М., 2008.
Горянов Б.Т. М. В. Левченко. История Византии (Краткий очерк). М-Л., 1940//Вестник Древней истории. — № 3−4. — С. 233−237.Дворкин А. Л. Очерки по истории Вселенской Православной Церкви. Н. Новгород, 2005.
Живов В. М. Богословие иконы в первый период иконоборческих споров/Живов В. М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры (Язык. Семиотика. Культура). М., 2002. С. 40−72.История Древней Церкви.
Ч. I. 33−843 гг. М., 2012.
Карташев А. В. Вселенские Соборы. Клин, 2002.
Кудрявцев П. Н. Судьбы Италии от падения Западной империи до восстановления ее Карлом Великим. СПб, 1850.
Левченко М. В. История Византии. М., 1940.
Липшиц Е. Э. Очерки истории византийского общества и культура (VIII — первая половина IX века). М-Л., 1961.
Лурье В. М. История Византийской философии. Формативный период. СПб., 2006.
Мейендорф Иоанн, протопресвитер. Византийское богословие. Исторические тенденции и доктринальные темы//Азбука веры: сайт. — URL:
http://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Mejendorf/vizantijskoe-bogoslovie-istoricheskie-tendentsii-i-doktrinalnye-temy/#02 (дата обращения: 19.
05.2016).Мелиоранский Б. Философская сторона иконоборчества//Вопросы истории и психологии. — 1907.
Острогорский Г. А. История Византийского государства. М., 2011.
Робертсон Дж. С. История Христианской Церкви. В 2 тт. Т. 1. Пг., 1916.
Сюзомов М. Я. Основные направления историографии истории Византии иконоборческого периода//Византийский временник. — 1963. -.
Т. XXII. — С. 199−226.Успенский К. Н. Очерки по истории Византии. Ч. 1.
М., 1917.
Успенский Ф. И. История Византийской империи. В 5 тт. Т. 2. М., 2002.
Флоровский Георгий, протоиерей. Догмат и история / Г. Флоровский; сост. Е. Холмогоров.
— М., 1998. — С. 351−376.
