Обстоятельства подлежащие доказыванию

Суд апелляционной инстанции считает, что заключение ФИО1 под стражу было произведено в связи с тем, что она предстала перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения. В настоящее время оснований для отмены обжалуемого постановления суда первой инстанции и освобождения ФИО1 из-под стражи не имеется. Вопреки доводам апелляционной жалобы, суд первой инстанции правомерно отказал в удовлетворении ходатайства стороне защиты об изменении меры пресечения в отношении ФИО1 на иную более мягкую меру пресечения в том числе и домашний арест. Суд апелляционной инстанции считает, что ссылка в апелляционной жалобе на наличие у ФИО1 постоянного места жительства в <адрес>, наличие работы, возраста <данные изъяты>, наличии заболеваний не может являться безусловным основанием для изменения ей меры пресечения на более мягкую в том числе и на домашний арест, поскольку эти данные являются недостаточными для отказа в удовлетворении ходатайства следователя о продлении срока содержания под стражей ФИО1, так как установлены обстоятельства, свидетельствующие о невозможности избрания иной не связанной с заключением под стражей меры пресечения в отношении ФИО1Суд апелляционной инстанции считает, что судебное разбирательство судом первой инстанции было проведено с соблюдением принципа состязательности сторон, предусмотренного ст. 15 УПК РФ. Судом первой инстанции были созданы все необходимые условия для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав. Каких-либо данных, свидетельствующих об одностороннем или неполном судебном следствии, не имеется. Из протокола судебного заседания не видно, чтобы со стороны председательствующего судьи проявлялась предвзятость либо заинтересованность по делу. Нарушений принципов состязательности и равноправия сторон в судебном заседании не допущено. Необоснованного отказа обвиняемой ФИО1 и ее защитнику в удовлетворении ходатайств, а так же в исследовании документов которые могли иметь существенное значение для вынесения законного, обоснованного решения, нарушений процессуальных прав участников судебного разбирательства, повлиявших или могущих повлиять на принятие законного, обоснованного решения при рассмотрении судом первой инстанции ходатайства следователя о продлении обвиняемой ФИО1 срока содержания под стражей — не допущено. Суд апелляционной инстанции считает, что принимая решение об удовлетворении ходатайства следователя о продлении ФИО1 срока содержания под стражей на 1 месяц, а всего до 2 месяцев 6 суток, то есть до 23 августа 2016 года, суд первой инстанции, учел не только тяжесть выдвинутого в отношении ФИО1 обвинения, но и принял во внимание все данные о ее личности, известные суду на момент рассмотрения ходатайства следователя. Не соглашаться с выводами суда первой инстанции о том, что ФИО1 может скрыться от следствия, иным путем воспрепятствовать производству по уголовному делу, поскольку ей известны данные о потерпевшем и свидетелях у суда апелляционной инстанции оснований не имеется. Кроме того суд первой инстанции обоснованно согласился с доводами следствия о необходимости продления ФИО1 срока содержания под стражей на 1 месяц, а всего до 2 месяцев 6 суток, то есть до 23 августа 2016 года, поскольку причины, обуславливающие невозможность окончания предварительного следствия являются объективными и не вызывают сомнений. Суд апелляционной инстанции считает, что все без исключения доводы, указанные в апелляционной жалобе адвоката Никишина О. Н. в том числе и довод о необъективности и несправедливости избрания ФИО1 меры пресечения в виде заключения под стражу, несостоятельны. В данном случае ограничения, связанные с применением в отношении обвиняемой ФИО1 заключения под стражу в качестве меры пресечения, соответствуют тяжести инкриминируемого ей преступления, данным о ее личности. Данных о том, что отпала необходимость в избранной в отношении обвиняемой ФИО1 меры пресечения в виде заключения под стражу, а также о том, что изменились основания, предусмотренные ст.

97 УПК РФ, которые учитывались судом первой инстанции при избрании ей меры пресечения в виде заключения под стражу, в представленном материале не имеется и суду апелляционной инстанции они так же не представлены. Из представленного материала не усматривается обстоятельств, которые бы препятствовали содержанию ФИО1 под стражей в условиях следственного изолятора, в том числе и связанные с состоянием ее здоровья, с условиями жизни ее семьи. Сведений о том, что в следственном изоляторе ФИО1 не будет оказана необходимая ей медицинская помощь — не имеется. Содержание ФИО1 под стражей не находится в противоречии с нормами международно-правовой практики, в том числе с указанными в апелляционной жалобе, а так же с п. &# 171;с" ст. 5 Конвенции «О защите прав человека и основных свобод» от 4 ноября 1950 года и соответствует ч 3 ст. 55 Конституции РФ, предусматривающей ограничение федеральным законом прав и свобод человека и гражданина в той мере, в какой необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья прав и законных интересов других граждан. Суд апелляционной инстанции считает, что необходимость в дальнейшем содержании ФИО1 под стражей не отпала, так как расследование уголовного дела не окончено по объективным причинам. Органу предварительного следствия необходимо закончить предварительное расследование.

Судом апелляционной инстанции не выявлено каких-либо фактов неэффективной организации предварительного расследования или необоснованного затягивания расследования по уголовному делу. Поэтому у суда первой инстанции имелись основания для удовлетворения ходатайства следователя о продлении срока содержания под стражей обвиняемой ФИО1 на 1 месяц, а всего до 2 месяцев 6 суток, то есть до 23 августа 2016 года. Поскольку ФИО1 обвиняется в совершении особо тяжкого преступления, — эти обстоятельства дают основания полагать, что в случае изменения ей меры пресечения, ФИО1 может скрыться от следствия или иным путем воспрепятствовать производству по уголовному делу, поскольку ей известны данные о потерпевшем и свидетелях. Вывод суда первой инстанции о том, что обстоятельства, послужившие основанием для заключения обвиняемой ФИО1 под стражу не утратили своего значения, в связи с чем применение к обвиняемой более мягкой меры пресечения, в том числе домашнего ареста, невозможно, основан на материалах дела и является, по мнению апелляционной инстанции, правильным. Поэтому суд апелляционной инстанции не находит оснований для изменения обвиняемой ФИО1 меры пресечения на не связанную с заключением под стражу в том числе и на домашний арест. Суд апелляционной инстанции считает, что ходатайство адвоката Никишина О. Н. об изменении меры пресечения обвиняемой ФИО1 на домашний арест удовлетворению не подлежит. В суд апелляционной инстанции не было представлено доказательств того, что ФИО1 по своему состоянию здоровья не может содержаться под стражей в условиях следственного изолятора. Никаких сведений о том, что в следственном изоляторе ФИО1 не будет оказана необходимая медицинская помощь, не имеется. Данные о том, что ФИО1 имеет постоянное место жительства в <адрес>, имеет место работы, имеет возраст <данные изъяты> не могут свидетельствовать о том, что находясь на свободе ФИО1 не будет скрываться от следствия. или иным путем воспрепятствовать производству по уголовному делу поскольку ей известны данные о потерпевшем и свидетелях. Суд апелляционной инстанции считает, что апелляционная жалоба адвоката Никишина О. Н. удовлетворению не подлежит.

3.2. Направления совершенствования правового регулирования и правоприменительной практики доказывания в уголовном процессе Российской Федерации.

Трудности с пониманием того, зачем устанавливать достоверность доказательств, существуют. С учетом этого проблема типа: а что же мы ищем, собираем и исследуем? — в процессе доказывания не может быть отнесена к числу псевдопроблем и сама собой, вопреки мнению нашего оппонента, не отпадает. Подтверждением этому служит, в частности, и высказанное на страницах юридических изданий предложение о необходимости выделения в доказательстве такого свойства, как конвергентность (от лат. converge — сближаюсь, схожусь).Под конвергентностью доказательства предлагается понимать способность единичного доказательства входить в совокупность однородных доказательств, приобретать в связи с этим доказательственное значение (силу), а также способствовать установлению силы других находящихся в этой совокупности доказательств*. При этом утверждается, что данное юридическое свойство доказательства превращает его «из единичного источника информации, не имеющего определенной юридической силы, в полноценное средство доказывания» .Практическое значение предлагаемого нововведения, по мнению его автора, сводится к тому, «что ни одно доказательство не может обладать юридической силой и использоваться в доказывании, если его достоверность не подтверждена еще хотя бы одним однородным доказательством» .Предложение признать в качестве свойства доказательства его конвергентность, т. е. способность единичного доказательства входить в совокупность однородных доказательств, приобретать в связи с этим доказательственное значение (силу), не имеет под собой объективной основы. Оно противоречит гносеологической природе доказательства, процесса доказывания, действующему законодательству и практике доказывания, ведет к дублированию в худшем варианте понятия относимости. Сведения, отвечающие требованию относимости и допустимости, приобретают доказательственное значение значительно раньше, чем полагает автор рассматриваемой идеи.

Они начинают использоваться субъектами доказывания (как доказательства) для установления обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела (т.е. в качестве доказательств), до того, а не после того, как их достоверность будет подтверждена хотя бы одним доказательством. Фактически доказывание с помощью доказательств начинается в момент их формирования при производстве соответствующего следственного (судебного) действия. Связь доказательства с другими доказательствами (по терминологии В. Будникова — конвергентность доказательств) устанавливается позднее, уже в ходе его проверки (сопоставлении с содержанием других доказательств, собирании новых доказательств). Установление данной связи входит в проверку доказательства, оно не придает и не может придать доказательству доказательственного значения. Нельзя еще раз придать доказательству свойства (доказательственного значения), которым оно уже обладает с момента его формирования. В ходе проверки меняются не свойства доказательств (их доказательственная сила), а наше (познающих субъектов) отношение к ним. Не может служить аргументом в пользу рассматриваемого предложения и утверждение его автора, согласно которому «чтобы правильно сформированное органом предварительного расследования или судом доказательство могло выступать в качестве средства доказывания по уголовному делу, оно должно наряду с относимостью, достоверностью и допустимостью иметь дополнительное свойство, способное придавать ему определенную силу, т. е. возможность воздействовать на формирование внутреннего убеждения субъекта доказывания». «Воздействие» содержания доказательства на формирование внутреннего убеждения следователя, судьи происходит по мере формирования ими доказательства, а не после того как доказательству будет «придана определенная сила» (доказательственное значение) в результате подтверждения его достоверности еще хотя бы одним доказательством. Указанной «силой» (доказательственным значением) каждое относимое и допустимое доказательство обладает изначально. Анализируемое предложение не соответствует действующему нормативному определению понятия доказательства (ч. 1 ст. 74 УПК РФ) и практике доказывания.

Закон не связывает понятие доказательства с его подтверждением другим доказательством. Следуя рассматриваемому предложению, доказательства будут появляться лишь после того, как их достоверность будет подтверждена еще хотя бы одним доказательством, что не соответствует и реальному процессу доказывания. Не усиливает аргументацию и пример, приведенный В. Будниковым в обоснование своей идеи. Так, он полагает, что показания обвиняемого о наличии алиби могут приобрести юридическую силу лишь при подтверждении их истинности другими доказательствами. В противном случае показания обвиняемого о наличии алиби, по мнению В. Будникова, являясь единичным доказательством, не могут использоваться в качестве средств доказывания. В действительности показания обвиняемого о наличии алиби начинают использоваться как доказательства не после подтверждения их истинности, а раньше.

В частности, содержащиеся в них сведения используются в доказывании в качестве оснований для производства тех следственных и судебных действий, результаты которых могут подтвердить или опровергнуть алиби обвиняемого. Более того, и в тех случаях, когда алиби обвиняемого опровергается совокупностью собранных доказательств, оно, вопреки мнению В. Будникова, и после этого используется в доказывании. Об этом свидетельствует практика составления обвинительных заключений и приговоров. В подобных ситуациях в них обязательно содержится указание на то, что алиби обвиняемого опровергается совокупностью собранных, проверенных и оцененных по уголовному делу доказательств, и далее приводятся эти доказательства. Показания обвиняемого о наличии алиби, «являясь единичным доказательством», должно использоваться и используется в качестве доказательства и в тех случаях, когда оно не подтверждается другими доказательствами. Так, на практике суды постановляют оправдательный приговор в случаях, когда в деле имеется неопровергнутое алиби обвиняемого.

Введение

понятия конвергентности доказательств в теорию, законодательство и практику доказывания представляется излишним и в силу того, что оно охватывается более емким понятием — относимостью доказательств. Последовательная реализация рассмотренного предложения приведет к фактическому исключению из процесса доказывания его неотъемлемой части — собирания доказательств, что самым негативным образом скажется на эффективности доказывания в целом. Таким образом, как показывает проведенный анализ, идея конвергентности доказательств фактически представляет собой не что иное, как еще одну попытку признания в качестве обязательного признака доказательств их достоверности.П. 1 ч. 2 ст.

75 УПК РФ представляет образец придания требованию допустимости чрезмерного значения, И. Б. Михайловская оценивает как иллюстрацию к тезису «о достоверности как критерии решения вопроса о допустимости доказательства». Данная оценка представляется весьма и весьма вольной и неверной по существу. В тексте публикации, на которую при этом ссылается И. Б. Михайловская, вообще не идет речи о достоверности доказательств. В ней утверждается, что в данном случае «допустимость (форма) „поглотила“ содержание доказательств и процесса доказывания в целом, следствием чего явилось блокирование самой возможности доказывания по уголовным делам». Автор никогда не разделял и не разделяет позицию, согласно которой критерием решения вопроса о допустимости доказательств является их достоверность. Вызвала серьезные возражения и трактовка понятия доказательства, содержащаяся в проекте Федерального закона «О борьбе с организованной преступностью». Во-первых, по соображениям принципиального характера представляется неприемлемой предлагаемая в проекте сама идея регламентации в отдельной статье (ст. 474) требований, предъявляемых специально к доказательствам по уголовным делам об организованной преступности. С точки зрения теории познания, лежащей в основе процесса доказывания, по делам об организованной преступности оно осуществляется по тем же законам, что и познание по общеуголовным делам. И в том и в другом случае единственным средством установления истины выступают доказательства, которые в гносеологическом аспекте представляют собой сведения о фактах и обстоятельствах, имеющих значение для уголовного дела. Поэтому нет никаких оснований для конструирования каких-то особых доказательств, с помощью которых будет осуществляться доказывание по делам об организованной преступности. Правовые требования, предъявляемые к содержанию и форме доказательств (их относимости и допустимости) в уголовном процессе, должны быть едиными и не зависеть от категории уголовных дел, по которым осуществляется доказывание. Противоречил фундаментальным положениям теории доказательств, доказательственного права, практике доказывания и реализованный в ч. 1 анализируемой статьи множественный взгляд на доказательство.

По уголовным делам об организованной преступности под доказательствами предлагалось понимать «любые фактические данные об обстоятельствах, имеющих значение для дела, полученные в порядке установленным настоящим Кодексом и содержащихся в письменных объяснениях и показаниях потерпевшего, свидетеля, письменных объяснениях и показаниях подозреваемого, обвиняемого, а также видеои аудиозаписях, кинои фотоматериалах их допросов…» .Согласно такому определению доказательства, например, в результате допроса свидетеля, в ходе которого была осуществлена звукозапись его показаний, будет получено не одно, а целых три доказательства. Первое — это показание свидетеля — его устное сообщение о фактах и обстоятельства, имеющих значение для дела, сделанное им на допросе. Вторым доказательством будет являться его письменное объяснение — собственноручное изложение свидетелем сведений, сообщенных им на допросе (если он воспользовался предоставленным ему правом на собственноручное изложение своих показаний). Третьим доказательством станет звукозапись показаний свидетеля.

Каждое из трех приведенных доказательств вписывается в логику анализируемого проекта закона и отвечает сформулированным в нем требованиям, предъявляемым к доказательству, что в принципе неверно. Из одного и того же источника доказательства (например, свидетеля) нельзя получить в одно и то же время три доказательства об одном и том же факте, обстоятельстве. В рассмотренном примере источником доказательства выступает свидетель — лицо, занимающее в уголовном процессе определенное правовое положение. Доказательством будут являться только его показания — устное сообщение об относимых к делу фактах, сделанное им на допросе. Что касается собственноручно изложенных свидетелем показаний (равно как и протокола его допроса), звукозаписи его показаний, произведенной при допросе, то их нельзя считать доказательствами. Нетрудно заметить, что они являются лишь различными формами закрепления свидетельских показаний — устного сообщения свидетеля. Причем следует иметь в виду, что в качестве основной формы закрепления показаний закон установил письменность (протоколирование, собственноручное изложение показаний). Звукозапись является факультативным средством фиксации показаний и без протокола не имеет самостоятельного доказательственного значения (ч. 8 ст. 166 УПК РФ).Несколько странными выглядели и положения данной части статьи, относящие к доказательствам фактические данные об обстоятельствах, имеющих значение для дела, содержащиеся в видеозаписях, кинои фотоматериалах допросов потерпевшего, свидетеля, подозреваемого и обвиняемого. Видеозапись (без звукового сопровождения), кинои фотосъемку имеет смысл использовать разве что только при допросе глухонемых и условии обязательного привлечения специалиста, понимающего их знаки.

В остальных случаях видеозапись, кинои фотосъемка допросов свидетелей просто лишены смысла. Вряд ли подобные примеры может дать практика. И это понятно, поскольку с помощью перечисленных технических средств можно зафиксировать последовательность действий допрашиваемых, следователя, внешний вид участников допроса, обстановку, в которой производился допрос, но нельзя запечатлеть содержание устной речи, в форме которой излагаются показания. В результате в видеозаписи, кинои фотоматериалах допросов просто не будет содержаться сведений о фактах и обстоятельствах, имеющих значение для уголовного дела, т. е. того, что и образует содержание доказательств в уголовном процессе. Поэтому данные материалы не будут отвечать правовому требованию относимости, предъявляемому к содержанию доказательств. По указанным соображениям отрицательной оценки заслуживает положение ч. 4 ст.

189 УПК РФ, допускающее возможность фотографирования при допросе. Его следует изъять из текста закона. Соблюдение требований относимости и допустимости, предъявляемых к содержанию и форме доказательств, имеет важное практическое значение для формирования доброкачественных доказательств, оптимизации процесса установления истины по уголовным делам, обеспечения прав участников уголовного процесса, надлежащей защиты законных интересов личности, общества и государства, пострадавших в результате преступных посягательств. Рассмотренные выше попытки изменить, дополнить правовые требования, предъявляемые к содержанию и форме доказательств, законодатель совершенно обоснованно не воспринял. В УПК РФ сохранен взгляд на доказательства как сведения (данные) об обстоятельствах, имеющих значение для уголовного дела (ч. 1 ст. 74).Вместе с тем нормативное определение доказательства, сформулированное в ст.

74 УПК РФ, может быть усовершенствовано. Анализ содержания данной статьи показывает, что в ней акцент без достаточных к тому оснований несколько смещен с правовых требований, которым должно отвечать доказательство, на регулирование хотя и в самой общей форме целей использования доказательств. Об этом прямо свидетельствует содержание ч. 1 ст.

74 УПК РФ. В соответствии с ней под доказательствами понимаются «любые сведения, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель в порядке, определенном настоящим Кодексом, устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела. Акцентирование в статье о доказательствах связи доказательств с целями их использования в доказывании представляется обоснованным, но оно не должно вести к отказу от закрепления в данной статье общих правовых требований, предъявляемых к форме доказательств. Содержание статьи 74 УПК РФ прежде всего должно быть посвящено регулированию общих правовых требований, которым должны отвечать содержание и форма любого доказательства. Положение закона о том, что доказательствами являются сведения, на основе которых властные субъекты уголовного процесса устанавливают наличие или отсутствие обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела (ч. 1 ст. 74 УПК РФ), не в полной мере соответствует содержанию и логике реального процесса познания реализуемого при собирании (формировании) доказательств. Чувственное познание обстоятельств и фактов, имеющих значение для уголовного дела, осуществляемое властными субъектами в форме собирания доказательств, в действительности начинается не после того как в уголовном деле появятся относимые к делу сведения (доказательства), а несколько раньше — в процессе формирования этих сведений. Исходя из этого установление властными субъектами судопроизводства обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела, начинается еще в процессе формирования доказательств (как сведений), т. е. до завершения их формирования.

Этот момент не нашел отражения в анализируемой норме, в силу чего ее содержание не точно отражает, а следовательно, и регулирует ту часть процесса доказывания, в ходе реализации которой формируются доказательства и осуществляется чувственное непосредственное и опосредствованное познание обстоятельств, подлежащих доказыванию. Из нормативного определения доказательства без достаточных к тому оснований оказалась исключенной и его важная характеристика, связанная с тем, что сведения, образующие содержание доказательства, должны не только иметь значение для уголовного дела, но и позволять его правильно разрешить. Данная характеристика содержалась в ст. 69 УПК РСФСР 1960 г. Согласно действующей редакции ч. 1 ст. 74 УПК РФ пределы использования доказательств ограничены целью установления на их основе обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела.

Такое положение не соответствует действительности. Установление с помощью доказательств обстоятельств дела не является конечной целью доказывания. Доказательства используются в процессе доказывания не только для установления обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела, но и для его правильного разрешения по существу. С учетом изложенного ч. 1 ст. 74 УПК РФ имеет смысл сформулировать в следующей редакции: «Доказательствами по уголовному делу являются любые сведения, при формировании и на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель в порядке, определенном настоящим Кодексом, устанавливает в процессе доказывания наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения уголовного дела». Предложенная редакция позволяет более точно отразить в законе пределы фактического использования доказательств в процессе доказывания, что будет способствовать повышению его эффективности на практике. Кроме этого, в начале ч. 2 данной статьи словосочетание «В качестве доказательств допускаются» предлагается заменить словами «Эти сведения устанавливаются» .

Заключение

.

Развитие правового механизма, регулирующего доказывание в уголовном процессе, происходит по общим закономерностям, одной из них как раз и является переход от постиндустриального общества к информационному обществу и возврат на новом технологическом уровне к прямому, устному сообщению участников коммуникации-доказывания посредством информационнотелекоммуникационных сетей. Ключевым остается человеческий фактор и фактор юридикализациирече-мысле-деятельности, направленной на разрешение уголовно-правового спора. В центре правосудия был, есть и должен оставаться судья (присяжный заседатель). В современных технологиях доказывания в уголовном судопроизводстве повышенное внимание законодателя придается обеспечению прав личности. Это проявилось через разработку тематик «законности», «допустимости доказательств», установление нового типа формализма в доказательственном праве: «бумажных гарантий» прав личности. Но стремление к обеспечению прав человека и гражданина в условиях следственного процесса имеет и обратную сторону: оно приводит к формализации доказательственного права, обрастанию процедур доказывания бесполезными (с познавательной точки зрения) формальностями в виде запретов, ограничений и пр. Самый яркий из них — запрет, сформулированный в статье 89 УПК РФ. Этот запрет стал анахронизмом ввиду унификации средств получения, фиксации, копирования, передачи электронной информации, имеющей доказательственное значение. Рационализация доказывания, процессуальная экономия, целесообразность ведут к такому феномену, как разграничение досудебного и судебного доказывания.

Внедрение новых информационных технологий объективно ведет к упрощению, рационализации, автоматизации досудебного доказывания как деятельности по формированию «фактического материала», из которого в суде будут экстрагированы судебные доказательства. В этом состоит предпосылка к «обесформливанию» досудебного уголовно-процессуального доказывания. Необходимо развивать концепцию судебной истины. Факты сознания, элементы мыслительной деятельности и факты физического мира (то есть реальные обстоятельства) — это не одно и то же. Факт физического мира может произойти, но сторона может не убедить судью в его наличии по правилам уголовно-процессуального доказывания. Тогда факта в процессуальном смысле не возникает. Когда факта сознания у судьи не возникает, он не может быть зафиксирован и оценён в судебном решении. Судебные факты являются продуктом рече-мысле-деятельности судьи. Только из того, что понимает правоприменитель — судья, формируются судебные факты, включая главный факт о виновности или невиновности обвиняемого по предъявленному обвинению (элементы состава преступления), а также второстепенные доказываемые факты, составляющие в совокупности предмет доказывания в данном уголовном деле. Судебная истина — это предположение судьи о существовании или несуществовании в реальности события, ставшего предметом доказывания.

Это предположение высокой степени вероятности основывается не на познанной ими «объективной истине», а на отсутствии у судьи «разумных сомнений» в том, что утверждается в обвинительном приговоре. Так что суд устанавливает не абсолютно достоверное знание о реальности, а вероятное, но вместе с тем единственно возможное в данной юридико-познавательной ситуации. Проблема перехода к новым информационным технологиям в досудебном доказывании носит не столько технический, сколько институциональный, идеолого-методологический характер. Тема об электронных доказательствах побуждает к пересмотру сложившихся следственных представлений о доказательствах и доказывании. Предлагается не просто дополнить УПК РФ нормами, регулирующими и использование этого вида доказательств (следователем и судом), а системно подойти к реформе доказательственного права. Автор приходит к выводу о необходимости пересмотра следственных стереотипов на формирование доказательств, ибо они ориентированы на получение и формирование доказательств почти исключительно следственно-судебными органами.

В то же время природа электронной информации такова, что она открыта, доступна для всех, что во многом уравнивает возможности субъектов в получении этой информации, независимо от того, имеются ли у них властные полномочия или нет. Отечественное доказательственное право должно быть адаптировано к использованию электронной информации и отказаться от традиционного протоколирования как основного средства фиксации доказательств должностными лицами. В целом суду, независимо от того, в какой стадии производства находится уголовное дело, должно быть запрещено законом самостоятельно заниматься собиранием доказательств, подтверждающих обвинение или способствующих защите. Поэтому суд, следственный судья, реализуя свои полномочия в прядке, предусмотренном УПК, исследует тот предмет и решает только вопросы, которые были вынесены на его рассмотрение сторонами. При подобной конструкции обе стороны являются хозяевами своих доказательств и используют их сообразно своим процессуальным интересам и установлению истины. Реформа досудебного производства по уголовным делам по состязательной модели является закономерной в условиях информационного, открытого, демократического общества.

Правовому развитию в данном направлении нет альтернативы. Предлагается реформирование предварительного расследования по типу «полицейского дознания», руководимого прокурором. В связи со снятием различия между оперативно-розыскной и следственной деятельностью, а также фактического превращения следователя в «уполномоченного по ведению уголовного расследования», который выявляет, раскрывает и расследует преступления путем производства гласных и негласных (тайных) следственных действий, прокурор становится официальным представителем стороны обвинения и единственным субъектом судебного доказывания. Ему и должны быть предоставлены все необходимые полномочия на общение с судебной властью, в том числе со следственным судьей.

Производство следственных действий часто связано с получением доказательств, содержащие видеоили аудиозаписи. Поэтому только через прокурора эта электронная информация легализуется и представляется суду в том виде и таким способом, которые обеспечивают возможность ее верификации установления ее аутентичности. Каким образом это сделает прокурор — предоставляется на его усмотрению, но именно он отвечает за доброкачественность и надежность доказательств обвинения и несет основное бремя доказывания.

Список использованных источников

.

Нормативно-правовые источники:

1. Устав Организации Объединенных Наций / Устав от 26.

06.1945 б/н. Электронный ресурс. URL: Официальный интернет-портал правовой информации. Государственная система правовой информации.

http://pravo.gov.ru:8080/appearance/OfficialPublications/MainWebForm.aspx2. Всеобщая декларация прав человека 1948 г. / «Российская газета» от 10 декабря 1998 г.

3. Конвенция о защите прав человека и основных свобод (Рим, 4 ноября 1950 г.) / Бюллетень международных договоров, 2001, № 4.

4. Конституция Российской Федерации (принята на всенародном голосовании 12 декабря 1993 г.) // СПС Гарант Плюс5. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 г. N 63-ФЗ // СПС Гарант Плюс6. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18 декабря 2001 г. N 174-ФЗ // СПС Гарант Плюс7. Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть первая от 30.

11.1994 № 51-ФЗ // СПС Гарант Плюс 8. Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть вторая от 26.

01.1996 № 14-ФЗ в редакции от 14.

06.2012 // СЗ РФ от 1996 г., N 5, ст. 4108.

Федеральный конституционный закон от 7 февраля 2011 г. N 1-ФКЗ" О судах общей юрисдикции в Российской Федерации" // СПС Гарант Плюс в редакции от 10.

07.2012г.

9. Федеральный конституционный закон от 31 декабря 1996 г. N 1-ФКЗ" О судебной системе Российской Федерации" // СПС Гарант Плюс 10. Постановление Правительства РФ от 27 декабря 2012 г. N 1406″ О федеральной целевой программе «Развитие судебной системы России на 2013 — 2020 годы» // СПС Гарант Плюс.

11. Безлепкин Б. Т. Уголовный процесс в вопросах и ответах: учебное пособие. 7-е изд., перераб. и доп. М.: Проспект. 2011 г.

12. Большой юридический словарь.// Под ред. А. В. Малько. М.: Проспект. 2009 г. 618 стр.

13. Борисова Е. А. О реформе российской системы судов общей юрисдикции // Законодательство. — N 11. — ноябрь 2009.

14. Бережной С. Терапия судебной системы // эж-ЮРИСТ. — N 39. — сентябрь 2011.

15. Бычков А. Держи ориентир на решения высших судов // эж-ЮРИСТ. — N 4. — февраль 2012.

16. Вопросы уголовного права и уголовного процесса в практике Верховного Суда Российской Федерации: Сборник материалов судебной практики.// Сост. В. Б. Боровиков, А. В. Галахова, В. В. Демидов. М.: Норма. 2008 г.

423 стр.

17. Воронов А. Ф. О дисциплинарном судебном присутствии, судебной системе, видах судопроизводства и разделении властей // Законодательство. — N 10. — октябрь 2010.

18. Глазкова М. Е. Органы судебной власти в механизме мониторинга правоприменения и мониторинга процессуальных норм // Журнал российского права. — N 9. — сентябрь 2012.

19. Добровольский В. И. Актуальные вопросы арбитражного законодательства: о чем молчит Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации. — М.: Волтерс.

Клувер, 2010.

20. Загорский Г. И. Актуальные проблемы судебного разбирательства по уголовным делам: учебно-практическое пособие. М.: Проспект. 2011 г.

21. Иванов Ю. Судебная реформа: возможна ли она? // Новая адвокатская газета. — N 11. — июнь 2010.

22. Кондратенко Н. Значение информационных писем Президиума Высшего Арбитражного Суда России для российской арбитражной практики // Право и жизнь. — N 12. — декабрь 2010.

23. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (постатейный).// Под ред. А. И. Чучаева. М.: Контракт. 2012 г.

24. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации.// Отв. ред. В. М. Лебедев. 12-е изд., перераб. и доп. М.: Юрайт. 2012 г.

25. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации для работников прокуратуры (постатейный).// Отв. ред. А. И. Чучаев. М.: Контракт. 2012 г.

26. Махоркина И. Л. Реализация полномочий суда как элемент правового регулирования досудебного уголовного производства // «Адвокат», N 5, май 2009 г.

27. Павлюченко М. В. Реализация Федеральной целевой программы «Развитие судебной системы России» на 2007;2011 гг. // Гражданин и право. — N 1. — январь 2010.

28. Практика применения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: практ. пособие. // Под ред. В. М. Лебедева. 5-е изд., перераб. и доп. М.: Юрайт. 2011 г.

29. Рарог А. И. Настольная книга судьи по квалификации преступлений: практическое пособие. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Проспект. 2009 г. 385 стр.

30. Семенцов В. А., Аваков О. О. О разрешительном и контрольном направлениях судебной деятельности в досудебном производстве // «Российский юридический журнал», N 1, январь-февраль 2012 г. Электронные источники:

31. Справочно-информационная система ГАРАНТ ПЛЮС.

http://www.garant.ru/32. Официальный интернет-портал правовой информации. Государственная система правовой информации.

http://pravo.gov.ru:8080/appearance/OfficialPublications/MainWebForm.aspx.