Соотношение целей и средств в морали

Соотношение целей и средств — практическая проблема, которую человек вынужден решать применительно к самым разным сферам жизни и деятельности. С точки зрения простой целесообразности наиболее желательным оказывается выбор таких путей и способов, которые при минимальных затратах сил, энергии, времени способствовали бы достижению максимального результата. Такой вывод вполне справедлив, будем ли мы говорить о сфере политики или хозяйственной жизни общества. Достижение оптимального соотношения затрат и результата есть важнейший показатель успеха, эффективности социальной и индивидуальной деятельности.

Мораль рассматривает практические цели под специфическим углом зрения: ее интересует то, насколько та или иная конкретная цель соответствует моральному благу, а также степень этичности средств ее достижения. Представляющаяся нам желанной цель может быть подвергнута сомнению с позиций морального идеала. Однако перед субъектом всегда стоит необходимость выбора такого рода средств, которые по нравственным показателям были бы адекватны поставленной цели.

Как ни парадоксально, но осмысление рассматриваемой проблемы первоначально было осуществлено через негативную, ставшую впоследствии широко известной, формулу «цель оправдывает средства». В соответствии с ней утверждается, что для достижения морально благой цели могут быть использованы любые пути, способы, средства, формы, которые оказываются оправданны в той мере, в какой ведут к обретению искомого результата. Указанная позиция чаще характеризуется как макиавеллизм либо иезуитизм. В первом случае традиция ведет свое начало от имени итальянского государственного деятеля и мыслителя Никколо Макиавелли (1469−1527), который в своей работе «Государь» обосновал допустимость для политического деятеля использовать любые, включая морально сомнительные, средства, если они направлены на благо государства. Второй термин издавна ассоциируется с деятельность членов ордена иезуитов, не брезговавших ничем для решения стоявших перед ними задач.

Приведенная формула снимает вопрос о нравственной ценности путей и способов достижения цели, лишая их статуса относительного блага. Их значение тем самым сводится к голой целесообразности, приобретает чисто утилитарную направленность. В истории этической мысли эта тенденция небезосновательно отождествлялась с проявлением аморализма. Его не следует отождествлять с имморализмом. Имморализм, поскольку он связан с ничем не прикрытым провозглашением и следованием по пути зла (порока), достаточно редок, представляет собою крайнюю форму. Примером его может служить творчество скандально известного французского сочинителя маркиза де Сада (1740−1814), в многочисленных произведениях которого содержится прямая апология зла. Отрицание морали и общепринятых правил поведения носит здесь абсолютный характер; своим шокирующим творчеством автор, казалось бы, решил бросить открытый вызов обществу. Результатом этого стало формирование особого этико-эстетического направления в искусстве и литературе, названного по имени указанного лица.

Проблема соотносительности целей и средств в морали стара, так же как и 25-вековая история этики. Еще Л. А. Сенека утверждал: «Как из постыдного не родиться честному, так и благу из зла: ведь честное и благое — одно и то же»^[1]. Однако вопрос вовсе не сводится к тому, насколько достойные пути мы избираем для достижения цели. Другой философ-стоик — Эпиктет усматривал парадокс в том, что «не только скверные, но как будто и прекрасные дела часто делаются ради скверных целей, например из-за денег или ради славы»^[2]. Цель, по сути, не менее важна, чем средства ее достижения, так как именно она задает направленность усилиям человека; с нею же соотносится достигнутый результат; исходя из нее определяются необходимые и нравственно допустимые пути и формы.

Выделим ряд значимых моментов, определяющих наше отношение к целям с позиций морали.

Во-первых, поставленная человеком цель на практике может быть этически нейтральна, т. е. не иметь ни положительной, ни отрицательной ценности. Так, например, стремление к власти ни в коей мере не может рассматриваться в качестве морально значимой цели. Названное качество оно обретает лишь при условии, что мы обратимся к нравственным мотивам и намерениям человека, стремящегося обрести властные полномочия. В одном случае направленность действий на конкретный результат оказывается средством достижения цели, ассоциирующейся в сознании действующего субъекта с идеей морального блага, в другом она противоречит данной идее, поскольку в основе этих действий лежит явно злонамеренный мотив.

Во-вторых, преследуемые цели могут иметь отрицательную направленность. Очевидность этого факта проявляется в том, что та или иная цель реализуется с помощью откровенно аморальных приемов и способов. В этом случае можно говорить о негативном единстве целей и средств. Ситуация существенно запутывается, если средства, взятые сами по себе, в отрыве от цели, вполне позитивны, тогда как действительные мотивы достойны осуждения. В период избирательных кампаний многие политические силы, стремясь на время поднять свой рейтинг, занимаются благотворительностью, пытаются обнародовать разного рода популистские проекты и т. п. Используемые при этом методы и средства могут быть позитивны, однако мотивы и цели — негативны.

В-третьих, между практическими и нравственными целями чаще всего имеет место неполное несовпадение. Индивиды и социальные общности, группы руководствуются разнообразными интересами, значительная часть которых имеет чисто утилитарный характер. Противоречие нравственных целей и используемых средств оказывается в этом случае производным, вторичным. Полностью устранить его невозможно, однако оно поддается известной коррекции. Положение, согласно которому цель проверяется средствами и цель присутствует в средствах, на практике предполагает допустимость уточнения и даже пересмотра ранее поставленных целей. Истинность целей, т. е. их совместимость с моральным благом, может быть серьезно поколеблена с того момента, как для их достижения будут прибегать к сомнительным в нравственном отношении средствам. Ошибка, таким образом, может быть допущена в исходном целеполагании.

В-четвертых, идеальным оказывается случай, когда обусловленная запросами жизни и практики цель вполне соответствует ценностям морали; этим же определяется выбор адекватных путей и способов ее достижения. Именно к этому идеальному случаю подходит формулировка «единство целей и средств» . Здесь налицо две взаимосвязанные стороны отношения, которые на практике могут быть разъединены лишь мысленно. Отклонения в одной из них с неизбежностью влекут изменения и в другой. Благородная цель может быть достигнута лишь с помощью таких же средств.

Нравственная соизмеримость целей и средств находит отражение в проблеме нахождения людьми средств, адекватных цели, к которой они стремятся в своей деятельности. «Если человек стремится к свободе путем насилия, к любви путем ненависти, к братству путем раздора, к истине путем лжи, — замечает Н. А. Бердяев, — то возвышенная цель этого человека не может смягчить нравственно неблагоприятной его оценки»^[3]. На практике имеет место своего рода дуализм целей и средств, когда, с одной стороны, абсолютизация цели ведет к недооценке способов ее достижения, а с другой — всецело сосредоточившись на целях, можно утратить то, ради чего мы работаем. По-своему опасны обе крайности, так как они дезориентируют людей и ведут их к утрате ценностных ориентиров.

Диалектика нравственных целей и средств определяется тем, что они не только взаимоопределяют друг друга, но также и взаимопереходят друг в друга. Дело в том, что используемые средства — шаги движения к нравственной цели, которые по мере реализации, во-первых, служат промежуточному воплощению цели; во-вторых, становятся отправным пунктом последующих действий; в-третьих, свидетельствуют о правильности избранных средств либо необходимости их корректировки.

В социальной практике и повседневной жизни мы нередко сталкиваемся с подменой идеи нравственного блага такого рода целесообразностью, в основе которой лежат утопические соображения. Гипотетическое предположение о преодолении в будущем классовых различий стало, например, исходной предпосылкой и важным аргументом в отрицании начал общечеловеческой морали (гуманности, милосердия, сострадания и т. п.). Выступая перед рабочей молодежью, основатель советского государства В. И. Ленин (1870−1924) прямо говорил: «Классовая борьба продолжается, и наша задача подчинить все интересы этой борьбе. И мы свою нравственность коммунистическую этой задаче подчиняем»^[4]. В результате такого рода подмены происходит разрушение морали. Господство целесообразности, в какой бы форме (например, классовой или национальной) она ни выступала, объясняет, как становятся возможными преступления против человечности, откуда берутся десятки миллионов невинных жертв революций, войн и социальных экспериментов.

Формируется определенный слой носителей повой морали. Достаточно вспомнить, что говорил русский писатель и общественный деятель Николай Григорьевич Чернышевский (1828−1889) об одержимости " нового человека"  — Рахметова, который, посвятив себя великой, как он считал, цели служения революции, относился к себе и своей жизни без малейшей жалости. Немецкий социолог Макс Вебер (1864−1920) в своей книге «Политика как призвание и профессия» предупреждал о том, что негодные (неверные) цели порождают и негодные средства, грозящие выйти из-под контроля идеологов, их изобретших^[5]. Аналогичные примеры можно найти в сфере юриспруденции, хозяйственной жизни общества и др.

Проблема гармонизации целей и средств, как мы пытались показать, имеет длительную историю. Каждое течение этической мысли пыталось эту проблему решить по-своему. Говоря о необходимости достижения единства целей и средств, в исследованиях по этике выделяют два возможных аспекта в решении этой проблемы — содержательный и субъектный.

Содержательное единство предполагает, что сознательно прокламируемое нравственное качество целей обязательно присутствует в средствах, применяемых для их реализации. Именно средства выявляют действительный смысл целей, служат своего рода критерием правильности их формулирования и постановки. Цель находит продолжение в средствах, а те в свою очередь воплощаются в целях. Их соотношение подвижно и противоречиво: это единство в противоречии.

Суть субъектного единства целей и средств состоит в создании такого рода ситуации, при которой и носителями целей, и носителями средств выступали бы одни и те же индивиды и даже целые поколения. Иными словами, люди не должны использоваться в качестве средств достижения неких достаточно отдаленных призрачных целей, провозглашаемых очередными мессиями. В этом случае исключается вероятность того, чтобы одни приносили жертвы во имя будущего счастья других, которое возможно наступит, а возможно — нет. Человек должен ясно представлять то, ради чего он что-либо делает, видеть плоды своей деятельности и в силу этого испытывать моральное удовлетворение.

• [1] Сенека Л. А. Письма Луциллию / Наедине с собой. Симферополь, 1998. С. 162.
• [2] Римские стоики: Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. С. 300.
• [3] Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1998. С. 82, 147.
• [4] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 311.
• [5] Вебер М. Избранные произведения М., 1990. С. 692−695.