Налоговая политика Советского государства

Октябрьская революция привнесла в налогообложение социалистические идеи, имевшие ярко выраженный политический акцент, и налоговая политика последовательно отражала революционные преобразования в экономике и социальной сфере. Первым шагом новой власти была вполне благоразумная попытка сохранения дореволюционных налогов, однако продолжавшаяся Первая мировая война, последовавшая за ней «ожесточенная классовая борьба» (война Гражданская), национализация, хозяйственная разруха, натурализация обмена, слабость государственных органов и т. п., — все это не могло не сказаться на положении финансов. В такой обстановке не приходится говорить и об осмысленной налоговой политике.

На этом фоне трудно было рассчитывать на успех «единовременного чрезвычайного 10-миллиардного налога» (1918) с конфискационной функцией. Налог принес всего 1,5 млрд руб., а причиной неудачи стало (в современной терминологии) сокращение налоговой базы вследствие хозяйственной разрухи в предшествующий период. Судорожные финансовые усилия в условиях революционного насилия, продразверстки и развала денежного обращения закончились в начале 1921 г. предложением ВЦИК об отмене взимания денежных налогов.

Возрождение налогов (и налоговой политики) стало возможным в связи с введением новой экономической политики (нэпа), предложившей испытанные стимулы производства — частный интерес, товарообмен, деньги. Разрешается торговля: государственные промышленные предприятия могли выходить на частный рынок, а крестьяне получили право продавать, за вычетом продналога, излишки своей продукции. Вновь появляются денежные налоги, и вновь молодое государство идет по пути восстановления дореволюционных налогов.

Первым прямым денежным налогом после принятия нэпа стал промысловый налог, введенный летом 1921 г. вначале для частных, а затем и для государственных предприятий. В феврале 1922 г. вводится общегражданский единовременный налог, уплачиваемый всем трудоспособным населением в зависимости от уровня дохода. Его роль была довольно заметна в связи с процессом денационализации мелких предприятий, массовым переходом имущества из рук в руки. Налог имел благородное целевое назначение — помощь голодающим, что составляло его удачный политический компонент. По мнению Ф. Л. Менькова, этот налог был «пробным камнем в отношении широких народных масс, отвыкших от платежей налогов»^[1].

Среди косвенных налогов первыми были акцизы на виноградные вина, затем были обложены табачные изделия, спички, пиво и т. д. Если оценивать общую тяжесть обложения, то формально (по величине ставок налогов) она была значительно ниже уровня 1913 г. Однако, учитывая последствия Первой мировой и Гражданской войн для народного хозяйства и населения, специалисты тех лет считали ее «довольно сильной» .

Особенностями налоговой политики первых мирных лет Советской России можно считать постепенную замену натуральных налогов денежными и восстановление работы налоговой службы. Неожиданной проблемой оказалась налоготворческая деятельность местной власти, по-своему воспринявшей новые общественные отношения и вводившей невиданные налоги (налог на курильщиков и т. п.). Любопытно, что с похожей ситуацией Россия вновь столкнется при переходе к капитализму в 1990;е гг. (об этом ниже).

Налоги первой половины 1920;х гг. отличались высокой динамичностью. Ежедневно принималось по нескольку постановлений, инструкций, циркуляров, разъяснений. Кстати сказать, все они в недельный срок публиковались в «Бюллетене финансового и хозяйственного законодательства». Общей причиной подвижности налогообложения следует признать быстрое изменение хозяйственной обстановки, перестроечный характер того времени. Надо отметить и неизбежную в ситуации тех лет упрощенность вводимых налогов (что отчасти можно объяснить отсутствием квалифицированных налоговых органов, расформированных при упразднении налогов) и необходимость их последующей корректировки.

Со второй половины 1920;х гг. в налогообложении становится все ощутимее политический акцент. В сельскохозяйственном, подоходном и промысловом налогах усиливается обложение так называемых нетрудовых элементов (зажиточных крестьянских хозяйств, частных торгово-промышленных предприятий и их владельцев, совладельцев, пайщиков и т. д.). Высшая ставка обложения их доходов по принятому в 1926 г. Положению о государственном подоходном налоге составляла 45%.

С середины 1926 г. вводится налог на сверхприбыль (50% его направлялось на нужды борьбы с беспризорностью). В этом случае законодатель исходил в налоговой политике из соображения, что для государственных и кооперативных предприятий действовала система пониженных, принудительно регулируемых цен, тогда как частный капитал мог использовать выгодную конъюнктуру наблюдавшегося товарного голода. Тем самым этот налог должен был не только противодействовать росту цеп частного сектора, но и приносить доход государству за счет использования сложившейся ситуации.

Общая тяжесть обложения нетрудовых элементов в 1927 г. составляла для высших ступеней доходов более 90%. Но удивительно, что, несмотря на такие налоги, частный сектор продолжал развиваться. Согласно и духу, и букве законодательных документов (Положение о подоходном налоге 1927/1928 г. с последующими изменениями, реформа промыслового налога в 1928 г. и др.), а также статистике вытеснение частного капитала особенно активно происходило начиная с 1928 г.

В целом о значении отдельных видов налогов в тот период можно судить по их структуре в формировании доходов бюджета (табл. 2.1)^[2].

Таблица 2.1. Структура налоговых поступлений в бюджете СССР, %

Размышляем

Свертывание нэпа и ликвидация частного сектора не должны восприниматься как безграмотность или злой умысел руководства страны. Сосуществование двух принципиально разных секторов (социалистического и частного) не могло продолжаться долго. Частный сектор становился помехой на пути выполнения диктуемых идеологией грандиозных задач по переустройству общества и должен был уйти, полностью сыграв свою роль.

Устранение многоукладность в экономике к концу 1920;х гг. имело своим естественным результатом налоговую реформу 1930—1931 гг. в рамках общей кредитно-финансовой реформы. В части налогов она характеризовалась значительным сокращением числа платежей, их унификацией, упрощением обложения предприятий (отчисления от прибыли) и появлением налога с оборота, который поглотил 53 платежа. Эти два вида платежей составили так называемую двухканальную систему изъятия доходов предприятий в бюджет, вполне соответствующую централизованным методам управления народным хозяйством, доставлявшую в казну до 70% всех доходов и сохранившуюся в своей основе вплоть до радикальных реформ начала 1990;х гг.

Простые отношения прямого подчинения огосударствленных предприятий предполагают и простые формы изъятия их финансовых ресурсов государством. Казалось, что всеобъемлющее планирование может более эффективно (чем рыночные цены) выявить и удовлетворить потребности населения. В пользу этой идеи говорили как внутренние причины — однообразная структура и невысокий уровень доходов и потребления; так и внешние — начавшийся мировой экономический кризис.

Налоговой реформе 1930;х гг. предшествовали бурные дискуссии финансистов о принципах финансово-хозяйственной деятельности. Надо признать, что многие из них сопротивлялись преобразованию налоговой системы, ее так называемому упрощению. В «Вестнике финансов» (орган Наркомфина) в тс годы печаталось немало выступлений в защиту целостного взгляда на механизм хозяйствования государственных и частных предприятий. Вот, к примеру, некоторые цитаты из публикаций 1928 г.^[3]

" …Требование, чтобы система налогов приспособлялась к существованию государственных предприятий как таковых, означает, что идея хозяйственного расчета признается фикцией, не меняющей природы казенных предприятий и не ставящей их в линию рыночного соревнования, в котором подвергаются испытанию и совершенствуются качества хозяйственной расчетливости и умелости" .

" …Для обеспечения свободы хозяйствования и для создания стимулов инициативы, творчества и усовершенствований дела поставить администрацию госпредприятий в положение частного хозяина…" .

Другое дело, что реализуемая в то время экономическая модель всеобщего обобществления вообще не оставляла места пи частным предприятиям, ни рыночному соревнованию. В этом случае возникает вопрос: могут ли существовать классические налоговые отношения внутри госсектора, где собственник (государство) полностью определяет все условия (поставщика, потребителя, цены, доходы, номенклатуру и объемы производства) принадлежащего ему предприятия? Некоторые специалисты в этой связи находят «неуместным говорить о наличии в СССР налоговой системы»^[4]. Но в таком случае неуместно говорить и о налоговой политике.

Представляется, что специфика социалистического механизма хозяйствования и некоторая оригинальность режима обязательных платежей экономических агентов в бюджет (население, кстати, платило самые настоящие налоги!) не дает оснований для лишения этих платежей налоговой сути, тем более что они отвечали всем классическим признакам налога.

Классовый характер пореформенной налоговой политики реально выразился в структуре обложения отдельных социальных групп населения всеми видами налогов и может быть проиллюстрирован данными Отчета об исполнении государственного бюджета за 1932 г. (табл. 2.2)^[5].

Таблица 2.2. Удельный вес налоговых изъятий в совокупном годовом доходе за 1932 г., %

Глубокие финансовые и налоговые реформы начала 1930;х гг. после необходимой доработки в целом удовлетворительно обеспечивали потребности страны необходимыми ресурсами. Более того, финансовая система СССР с честью выдержала испытания, выпавшие на ее долю во время Великой Отечественной войны. В военные годы налоговая политика, как и вся государственная социально-экономическая политика, была нацелена на максимальную мобилизацию ресурсов: вводились новые налоги, повышались ставки, расширялся круг плательщиков.

Потребности государства во время войны резко возрастают, и это те потребности, которые должны быть удовлетворены любой ценой^[6]. Ресурсы для удовлетворения таких чрезвычайных потребностей могут быть взяты только за счет сокращения потребления частных лиц. У централизованной экономики шире набор методов уменьшения потребления населения, но среди них наряду с займами и эмиссией важное место занимают налоги.

Основные налоги стали повышаться с первых дней войны. Уже 3 июля 1941 г. была введена временная надбавка к подоходному налогу с населения и сельхозналогу в размере до 100%. Эти надбавки с 1 января 1942 г. преобразованы в самостоятельный военный налог. Налог был сильно дифференцирован по категориям плательщиков, уровню и виду доходов, а по охвату приближался к поголовному: его платило все взрослое население, даже пенсионеры, имевшие самостоятельные источники дохода.

В ноябре 1941 г. вводится налог на холостяков, одиноких и бездетных граждан. Налог взимался с граждан, достигших 20 лет и не имеющих детей. Не привлекались к обложению мужчины старше 50 лет и женщины, достигшие 45 лет. От уплаты налога освобождались жены военнослужащих рядового состава и некоторые другие категории граждан. В 1944 г. этот налог был преобразован в налог на холостяков, одиноких и малосемейных граждан СССР. В его обоснование приводилась необходимость повышения государственных расходов на помощь семье и детям. И действительно, в первые годы налог учитывал количество детей и состояние здоровья женщин, а сумма сто поступлений была близка к соответствующим затратам государства. Однако с течением времени (налог просуществовал до конца 1980;х гг.) он фактически утратил связь с целевыми затратами, что служило одной из причин его критики^[7].

Но этот налог может рассматриваться и как успех налоговой политики, ведь он почти полвека лет был главным инструментом учета семейного положения советского налогоплательщика! Можно спорить о его размерах и механизмах, но отрицать его принципиальную обоснованность невозможно. Налоги на холостяков или льготы семейным плательщикам появились одновременно с постоянным обложением и сегодня действуют во всех странах. Другое дело, что эти инструменты вплетены в систему обложения индивидуальных доходов. Подоходный налог с населения в СССР не включал такие инструменты, но дополнялся специальным «бездетным» налогом. Отменить «холостяцкий» налог было нельзя, поскольку была бы утрачена семейная составляющая налогообложения, поэтому его судьба зависела от реформы подоходного налога. И налоговые преобразования переходного к рынку периода очень просто решили эту проблему исключением вычетов на детей из базы налога на совокупный доход.

В годы войны для обложения крупных заработков литераторов и работников искусств была установлена весьма высокая прогрессия. Так, при годовом доходе в 300 тыс. руб. изымалось почти 35%'.

Характеризуя налоговую политику военного времени, следует отметить оперативность, с которой принимались налоговые решения. Можно обратить внимание также на конкретный учет всех обстоятельств, в которых приходилось действовать власти. К примеру, в годы войны не удалось избежать расстройства денежного обращения, избыточной инфляции, роста цеп (на отдельные продукты и товары цены выросли в 10—15 раз), снижения покупательной способности рубля. Ответом на это стало повышение налогов на товары не первой необходимости (водка, табак, парфюмерия и т. п.). Общее повышение цен особенно заметно затронуло сельхозпродукцию. Соответственно, более ускоренный рост доходов крестьян стал основанием для повышения налогов на доходы от продажи на рынке своей продукции по возросшим ценам (на единоличников сельхозналог был повышен в два раза).

К сказанному надо добавить, что деревня в годы войны несла не только налоговое бремя. Постановлением CHK СССР и ЦК ВКП (б) от 13 апреля 1942 г. был повышен обязательный минимум трудодней в расчете на год, устанавливалась более строгая ответственность за несвоевременную уплату налогов (постановлением CHK СССР от 24 ноября 1942 г.) и др. Подверглась перестройке система местных налогов и сборов. Указ Президиума ВС СССР в апреле 1942 г. «О местных налогах и сборах» установил следующие местные налоги:

• 1) налог со строений;
• 2) земельная рента;
• 3) сбор с владельцев транспортных средств;
• 4) сбор с владельцев скота;
• 5) разовый сбор на колхозных рынках. Местным властям было предоставлено право понижать ставки местных налогов или вводить дополнительные льготы. 10 сентября 1942 г. введен налог со зрелищ. В мае 1943 г. введен сбор за регистрацию охотничьих промысловых собак — 4 руб. В результате поступления местных налогов в 1944 г. по сравнению с 1940 г. возросли в три раза.

Таким образом, следует согласиться, что в годы Великой Отечественной войны страна испытала огромное напряжение, немалая часть которого для населения была представлена налогами. Конечно, можно говорить о достаточно примитивной в тот период налоговой политике — брать налоги, где только можно^[8]. Но ведь в экстремальных условиях важнейшие социально-экономические решения, в том числе налоговые, должны быть особенно выверенными.

Вывод

Налоговая система СССР выдержала выпавшее на ее долю историческое испытание.

В послевоенный и последующие периоды содержанием налоговой политики оставалось текущее совершенствование налогов. Налоговая система фактически была законсервирована, и такую «консервацию» можно тоже рассматривать в качестве определенной налоговой политики. Но обуславливающей ее причиной была растерянность экономической теории социализма, не отреагировавшей своевременно на вызовы новой эпохи.

С одной стороны, развитие народного хозяйства естественным образом вело к разнообразию и усложнению социально-экономических отношений, которые уже не могли, как 10, 20 или 40 лет назад, регулироваться централизованно и требовали иных, более гибких форм управления, в том числе рыночных. С другой — идеология требовала «развернутого строительства коммунизма» по старым предначертаниям. В такой ситуации налоговая политика оказалась в заложниках отсутствующей экономической стратегии, что вело к деформации исходных принципов обложения. Экономическая стратегия, как отмечалось в гл. 1, — это компас для налоговой политики и практики. Если стратегия отсутствует, если компаса нет, наилучшее решение — стоять на месте. Так и было: налоги не менялись и с неизбежностью все более отставали от жизни. Яркой иллюстрацией этой ситуации может служить подоходный налог, заложенные пропорции действия которого за 40 лет превратились в свою противоположность.

Рассматривая в единстве подоходный налог и сбор на нужды жилищного и культурно-бытового строительства (законом их объединение было оформлено в 1943 г.), можно видеть прогрессию в обложении зарплаты за вычетом необлагаемого минимума. Пропорции обложения для условий 1940 г. (средняя зарплата — 331 руб. в месяц, необлагаемый минимум — 150 руб.) представлены табл. 2.3.

Таблица 2.3. Доля налога в облагаемой части заработной платы (1940 г.)

Как видно, действовавшая на тот момент шкала подоходного налога обеспечивала возрастающую долю уплаченного налога к остаточному доходу (налоговой базе). Те же соотношения действовали вплоть до конца 1950;х гг. Но далее в стране происходит кардинальное изменение концепции роста благосостояния населения: практика регулярного снижения цен сменяется ускоренным ростом денежных доходов, систематически повышается необлагаемый минимум заработной платы. Однако эти принципиальные перемены в оплате труда никак не отразились на налогах, т. е. были попросту проигнорированы налоговой политикой.

Более того, на рубеже 1950—1960;х гг. были выдвинуты идеи, оправдывающие полную отмену налогов с заработной платы рабочих и служащих (Закон СССР от 7 мая 1960 г.). В целом к 1990;м гг. страна имела подоходный налог 50-летней давности, в котором существенно исказились его первоначальные принципы: удельный вес налога в облагаемой части дохода падал с ростом заработной платы (табл. 2.4).

Таблица 2.4. Доля налога в облагаемой части заработной платы (1980;е гг.)

Так пассивная налоговая политика привела к нарушению основ налоговой теории и противоположным эффектам в налогообложении индивидуальных доходов. Более сложно финансовые отношения складывались в ходе хозяйственной реформы 1965 г., так называемой косыгинской (по фамилии тогдашнего Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина), ставившей целью расширение хозяйственного расчета, сочетание интересов общества и коллективов предприятий, усиление материальной заинтересованности и др. В частности, Минфин СССР разработал порядок: взимания в бюджет платы за производственные фонды и нормируемые оборотные средства с предприятий; отчисления в бюджет свободного остатка прибыли; исчисления фиксированных (рентных) платежей; отчислений в фонды экономического стимулирования.

Как можно видеть, реформа, по сути, предполагала переход к новому качеству экономического роста, а по форме — подвижки к элементам рынка и, в части финансовых взаимоотношений государства с предприятиями, — к налогам. Однако целям реформы не суждено было сбыться в силу разного рода причин: от противоречий в руководстве и непоследовательности принимаемых мер до причин внешнеполитического плана. К 1970;м гг. реформа захлебнулась, так и не дав налогам возможности проявить себя. Роль налоговой политики оказалась особенно заметной в 1980;е гг. — годы, предшествовавшие радикальным общественным преобразованиям.

Как и следовало ожидать, реальный интерес к налогам появился с первыми серьезными экономическими новациями — обсуждением, а затем все более и более смелой реализацией рыночных механизмов хозяйствования. Дискуссия начала 1980;х гг. о «нетрудовых» доходах, завершившаяся принятием закона об индивидуальной трудовой деятельности (1986 г.), а затем бурное развитие кооперации (Закон «О кооперации в СССР» 1988 г.) существенно изменили экономический ландшафт страны. Новые экономические условия, появление растущего предпринимательского сектора требовали соответствующей корректировки взаимоотношений частного бизнеса с бюджетом, а именно использования классических налоговых форм. Наступал звездный час налоговой политики! Но триумфа не состоялось.

Выход налогов на социально-экономическую арену принес с собой «родимые пятна социализма»: длительный период «угасания» налогов, сформировавший в обществе негативный взгляд на них; отсутствие практического опыта работы у налоговых органов и каких-либо научно-исследовательских и аналитических разработок в области налогов (из языка финансистов исчезло само понятие «теории налогов») и т. д., не говоря уже о квалификации демократически избранных законодателей, вполне допускавших (в Москве!) установление ставок подоходного налога в зависимости от пола и возраста. Неудивительно, что в такой обстановке имело место немало ошибок и неудач в налоговой политике, что наиболее ярко проявилось в налогообложении кооперации.

Надо сказать, что советская кооперация конца 1980;х гг. не отвечала принципам Международного кооперативного альянса (МКА) и не была им признана. Наши кооперативы были чисто предпринимательскими заведениями, но требовали для себя полагающихся настоящей кооперации привилегий и льгот, включая налоговые. Разумеется, они их получили, поскольку «воплощение в жизнь ленинских идей о кооперации — мощный ускоритель перестройки» (Председатель Правительства СССР).

Но противоречия проявились очень быстро. Государственные предприятия в среднем вносили в бюджет более 40% своих доходов, а в отдельных отраслях — до 70%. Кооперативы же уплачивали в бюджет в первый год работы только 2—3%, во второй -3—5 и начиная с третьего года — 10% своих доходов. В результате кооперативы обеспечивали заработки своим работникам в разы выше зарплаты работников государственных предприятий и организаций. Вот почему легендарный честный советский кооператор А. Тарасов сдавал партийные взносы чемоданами. Как в такой ситуации строить налоги? 2—3% с дохода кооператива и до 90% с доходов кооператоров — было и такое.

Вывод

Историческая заслуга кооперации состояла в том. что она показала недопустимость сосуществования секторов с диаметрально противоположными условиями деятельности и подтолкнула принятие общих решений, сближающих эти условия для всех форм собственности.

Налогообложение, как уже не раз подчеркивалось, всегда тесно связано с экономическим курсом, и потому на закате советского социализма активно использовалось в политической борьбе. Мрачной страницей в истории российской налоговой политики останутся политические игры в налоговые поддавки между правительствами Союза ССР и РСФСР, когда в схватке за ресурсы (и власть) наперегонки снижались ставки налогов и плодились льготы. 45, 38, 35, 32% — это ставки налога на прибыль, не обремененные никакими аргументами, кроме: «Всем предприятиям, перешедшим в юрисдикцию России, гарантируются хозяйственная самостоятельность и налоговые льготы, в том числе и валютные». Кстати сказать, ответственность за эти игры в итоге опять легла на налоги: после «победы» России пришлось в 1992 г. вводить невиданную 28%-ную ставку НДС (а в проектах фигурировала и 32%-ная ставка).

Борьба юрисдикции отражалась и на обложении индивидуальных доходов. Так, вступивший в действие союзный подоходный налог (1990 г.) был тут же «атакован» российским налогом. И если можно было согласиться с понижением Россией максимальной ставки (с 60 до 50%) или с увеличением необлагаемого минимума (со 100 до 150 руб.)^[9], то льготное налогообложение доходов от сдачи внаем жилья или доходов, получаемых из-за границы, и других явно выходило за рамки налоговой логики.

Помимо «юрисдикции» было много и других приемов: в политической борьбе хороши любые средства. В частности, хождение получили взгляды, согласно которым союзный бюджет должен был формироваться за счет взносов союзных республик; некоторые из них объявили о прекращении перечисления доходов в центр.

Подобные взносы, известные финансовой науке как матрикулярные, имели место в прошлом на этапах образования государств (Германская империя). Это были взносы отдельных членов союзного государства одному из них, поставленному над другими, для выполнения общих задач. С точки зрения теории оценка матрикулярных взносов однозначна: «Их можно рассматривать только в качестве неизбежного зла» (К. Эсберг). Спрашивается, зачем надо было вытаскивать из исторических чуланов этот археологический экземпляр? Сегодня ответ известен: для развала страны. Убедительным доказательством преднамеренности и вполне здравой оценке такой сепаратистской политики служит тот факт, что после обретения «свободы» Россия в зародыше подавляла подобные поползновения со стороны своих регионов.

Одной из последних попыток сдержать финансовую суверенизацию союзных республик^[10] было создание единой государственной налоговой службы. Идея состояла в том, чтобы забрать у республиканских министерств финансов (все более подпадающих под влияние местной власти) работу по государственным доходам и тем самым сохранить необходимую централизацию финансовых ресурсов, а вместе с ней и общую налоговую политику в стране. Но эта запоздалая попытка уже не могла противостоять инерции развала государства.

Быть может, решающим фактором любой политики является масштабность и напористость подачи ее целей, идей и замечательных результатов потребителю-народу. Неважно, что через положенное время обещанные цели не будут достигнуты: неменьшая эффективность новой политики не менее убедительно докажет объективную невозможность или даже ненужность их достижения. В такой ситуации повышается ответственность специалистов, экспертов, средств массовой информации, работающих с населением. К сожалению, в политических противостояниях недобросовестность не является большим грехом.

Пример

Популярнейшим еженедельник «Аргументы и факты» в № 11 за 1991 г. публикует заметку С. Алексашенко «Под налоговым прессом», в которой автор сравнивает налоговое бремя в СССР и развитых странах. Приведенные цифры настолько не соответствовали действительности, что их можно было бы счесть за опечатку, если бы не последующие комментарии к ним, сделанные с обычным демократическим сарказмом.

С. Алексашенко подсчитал, что в 1988 г. доля общих налоговых платежей в ВНП СССР составляла 62%. Между тем, но статистике все доходы госбюджета в этом году не достигали и 54% ВНП! С учетом всех обязательных платежей (налог с оборота, платежи из прибыли, налоги с населения, социальные взносы, таможенные доходы и др.) общая сумма бюджетных доходов никак не могла превысить 40%. Зарубежные специалисты давали такие же цифры. Так на конференции Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) (Париж, 22—23 января 1991 г.) в докладе комитета по фискальным вопросам доля налогов в ВНП для СССР определена в 38,8%.

Вопрос об объективности СМИ в напряженной общественной обстановке бессмысленно ставить в принципе. Вот и в данном случае «АиФ» никак не отреагировал на возражения, направленные ему Научно-исследовательским финансовым институтом Министерства финансов СССР. Выводом для налоговой политики из тысяч подобных случаев должно стать понимание важности глубокой информационной поддержки проводимых правительством мероприятий, разоблачения недобросовестности оппонентов, подтасовки фактов, спекуляции историческим и зарубежным опытом, откровенной лжи. В политической атмосфере рубежа 1990;х гг. верхом наивности (или уже деградации?) выглядели попытки союзного правительства придерживаться хоть каких-то этических рамок в дискуссиях с «демократами» о последствиях развала страны.

На последнем этапе существования советского государства на рубеже 1980—1990;х гг. можно видеть, как деидеологизация и безволие союзного руководства привели к материальной беспомощности центра. Неудивительно, что экономический авантюризм, откровенный национализм и политические амбиции известных лидеров одержали верх. Советский Союз пал. Дальнейшее развитие налогов в России связано с революционными социально-экономическими и политическими реформами начала 1990;х гг. и ходом последующих налоговых преобразований.

Развитие налоговых отношений России за последние полтора века не может быть понято без хотя бы краткой характеристики зарубежных налогов, рассмотрению которых будет посвящен следующий параграф этой главы.

• [1] Меньков Ф. Л. Указ. соч. С. 63.
• [2] Горский И. Налоги в рыночной экономике. М.: Анкил, 1992. С. 12.
• [3] Цит. по: Горский И. Указ. соч. С. 13.
• [4] См.: Папсков В. Г Налоги и налоговая система в Российской Федерации. М.: ИНФРЛ-М., 2009. С. 66.
• [5] Горский И. Указ. соч. С. 14.
• [6] Со второй половины 1941 г. до 1 января 1946 г. расходы только по наркоматам обороны и ВМФ составили более 52% всех расходов госбюджета (Зверев Л. Г Записки министра. М.: Политиздат. 1973. С. 198).
• [7] Поступления от этого налога в 1950 г. составили 742 млн руб., тогда как в госбюджете на 1952 г. только государственные пособия одиноким и многодетным матерям предусматривались в размере 4,5 млрд руб.
• [8] Марьяхин Г. Л. Налоговая система СССР. М.: Госфиниздат, 1952. С. 198.
• [9] Союзный подоходный налог рассчитывался на условия 1988 г. (при средней зарплате в 220 руб.). а был введен со второй половины 1990 г. С одной стороны, в условиях радикальных реформ такие сроки для эффективной налоговой политики недопустимы. Но с другой — на этом налоге был испытан уникальный для России инструмент налоговой политики — в 1989 г. прошло, как говорится, всенародное обсуждение законопроекта о налоге. Были проанализированы тысячи соображений и предложений граждан (от рабочего и колхозника до космонавта и патриарха), получен в прямом смысле слова бесценный социальный портрет общества. Введенный в СССР подоходный налог учитывал мнение большинства, так что его можно было считать идеальным, но… для 1988 г.
• [10] Фактически речь шла не только о республиках: в угаре демократии дело доходило до провозглашения районных суверенитетов.