Основные криминологические теории

Современная науковедческая ситуация в области криминологии характеризуется обилием многочисленных теорий и концепций, отражающих различные методологические подходы и убедительно демонстрирующих как плюрализм мнений, так и значимость принципа дополнительности в познании социальных явлений. Вместе с тем при всем многообразии подходов основные криминологические теории так или иначе тяготеют к нескольким базовым концепциям: биологической, психологической и социологической. Все они стали возможны благодаря развитию философии и методологии позитивизма и восходят к трудам своих основателей — Ч. Ломброзо, Г. Тарда и А. Кетле соответственно.

1. Биологическое направление формировалось изначально на основе перенесения эволюционной теории Ч. Дарвина в область исследования преступности. Первооткрывателем здесь по праву считается Чезаре Ломброзо, который в известной работе «Преступный человек, изученный на основе антропологии, судебной медицины и тюрьмоведения» (1876) истолковал преступление и личность преступника в категориях биологии и антропологии. Он объявил, что преступность определяется биологическими факторами, а преступник — атавистическое существо, воспроизводящее в своей личности инстинкты первобытного человека и низших животных. Тем самым Ломброзо признал, что существует специфический преступный генотип, который к тому же выражается во вполне определенном наборе внешних признаков, на основании которых можно выделить преступника из общей массы. Отсюда общий вывод учения необходимо па основании известных признаков выявлять и лечить потенциальных преступников с тем, чтобы избежать преступления.

В традициях отечественной науки давать остро критические оценки учению Ломброзо. Однако это дело неблагодарное и малоперспективное. Неоспоримая заслуга Ломброзо состоит в том, что впервые в истории наук о преступности он не только поставил, но и доступными ему средствами решил задачу исследования одной из центральных проблем криминологии — личности преступника. До Ломброзо этим не занимался никто. Что касается непосредственно содержания самого учения, то, во-первых, надо понимать, что его некоторая наивность вполне объяснима общим уровнем развития науки; во-вторых, следует помнить, что отрицательный результат в науке не менее, а порой и более важен, чем положительный; в-третьих, не стоит упрощать концепцию Ломброзо до вульгарного биологизаторства, поскольку сам автор никогда категорически не отвергал значения иных (в том числе социальных) факторов в генезисе преступности.

Значение этих «иных» факторов было подчеркнуто и развито последователями Ломброзо — Р. Гарофало и Э. Ферри. Так, Э. Ферри в работе «Уголовная социология» (1881) систематизировал эти факторы в три группы: антропологические, или индивидуальные (органическое строение, психическая конституция, возраст, пол и др.), физические (климат, время года и др.) и социальные (состояние экономики, законодательства, политический строй, религия, право и др.). Совокупное влияние этих факторов, по Ферри, способно создавать «опасное состояние личности», т. е. состояние реальной возможности лица совершить преступление. Соответственно, общество должно упредить развитие этого состояния, не дать превратиться возможности в реальность, а потому должно принимать к опасному лицу так называемые меры социальной защиты — лечение, изоляцию, а иногда и уничтожение.

Р. Гарофало и Э. Ферри, отталкиваясь от работ Ч. Ломброзо, более подробно проанализировали социальные и психологические факторы в преступности, а потому их иногда считают основоположниками биосоциологической (иногда — социологической и психологической) школы в криминологии. Преступление интересовало их не как нарушение юридической нормы, обусловленное ничем не ограниченной свободной волей человека, а как проявление особого состояния преступника, его индивидуальной склонности к преступлению, которая формируется под детерминирующим воздействием многих личностных и социальных факторов. «Преступная личность» была ядром проблемы, на которой сосредоточилось все внимание исследователей этого направления.

Биологическое направление в криминологии не исчерпывается только ломброзианством и не ушло в прошлое. Напротив, в настоящее время биологическое объяснение преступности получает в некоторой степени новый импульс к развитию, учитывая новейшие достижения в области собственно биологии.

Современные биологические теории могут быть представлены, к примеру, следующими учениями:

• — теория эндокринного предрасположения человека к преступному поведению (Р. Фунес), которая причину преступлений видит в аномалиях желез внутренней секреции человека, обусловливающих его эмоциональное поведение;
• — теория конституционального предрасположения к преступному поведению (Э. Кречмер, У. Шелдон), предполагающая наличие связи между физической конституцией человека, психическим складом и типом поведения;
• — хромосомная теория (П. Джекобс), связывающая повышенную агрессивность с наличием у мужчин лишней Y-хромосомы;
• — теория «частоты пульса» (Д. Фарингтон), устанавливающая связь преступного насильственного поведения с пониженным (66 вместо 68) сердцебиением.

Если обратиться к России, то поддержка биологических и генетических теорий в ней на протяжении многих лет считалась «дурным тоном», что можно было объяснить лишь методологическими и политическими причинами, фактически ставившими запрет на проведение соответствующих исследований. Некоторыми исключениями можно считать работы И. С. Ноя («Методологические проблемы советской криминологии», 1975) и В. С. Овчинского («Криминология и биотехнологии», 2005).

Авторитет, качество и значимость всех этих теорий сложно подвергнуть сомнению. Но тем не менее нужно понимать, что все они в большей степени тяготеют к изучению индивидуального преступного поведения и в некоторых случаях действительно могут его объяснить. Но вряд ли они способны удовлетворительно интерпретировать преступность именно как социальный феномен и становятся в любом случае бессильными при объяснении преступного поведения лиц, не обладающих теми или иными биологическими особенностями.

2. Психологическое направление берет начало с выявленных Г. Тардом законов подражания и обучения («Законы подражания», 1890; «Философия наказания», 1890), согласно которым преступному поведению, как и любой иной форме социальной активности, человек обучается в процессе своего развития, зачастую просто подражая и копируя сложившиеся и доступные ему образцы поведения. В связи с этим логично следовали выводы о значимости воспитания и малой ценности уголовного наказания в деле предупреждения преступности.

Особое значение в психологической интерпретации преступности имеет психоаналитическая теория Зигмунда Фрейда. Он рассматривает преступление как проявление глубинных подсознательных природных инстинктов и наклонностей, свойственных человеку от рождения. Максимально упрощенно схема его рассуждений сводится к следующему. В структуре личности есть три составляющие: «Я» (сфера сознания), «Оно» (сфера бессознательного) и «Сверх-Я» (усвоенные человеком или навязанные ему моральные ценности, установки общества). «Я» развивается из «Оно» в процессе социализации человека; «Сверх-Я» выступает посредником между сферой сознательного и бессознательного в их непримиримом конфликте. В итоге преступное поведение объясняется дисбалансом между «Оно» и «Сверх-Я», когда «Я» проявляет себя либо под непосредственным влиянием бессознательных страстей, либо под мощным и непреодолимым давлением социальных установок.

Идеи Фрейда были развиты в работах его последователей, наиболее авторитетные и известные из которых — К. Хортни, К. Юнг, Э. Фромм — усматривали в деструктивном поведении (в том числе в преступности) попытку человека преодолеть банальность своего существования, выйти за жесткие рамки социальных стандартов (зачастую надуманных и необоснованных), самореализоваться и самоутвердиться как личность. Сочинения психологов и психоаналитиков внесли весомый вклад в понимание внутренних, психологических механизмов преступного поведения, акцентировали внимание на личностных особенностях преступников, позволили глубже понять личностный смысл совершаемых преступлений.

В России психологическая и социально-психологическая интерпретация преступности и преступлений тесно связана с именами Ю. М. Антоняна («Психологическое отчуждение личности и преступное поведение. Генезис и профилактика дезаптивных преступлений», 1987; «Почему люди совершают преступления. Причины преступности», 2006), Л. Ф. Зелинского («Осознаваемое и неосознаваемое в преступном поведении», 1986); А. М. Яковлева («Преступность и социальная психология. Социально-психологические закономерности противоправного поведения», 1971), Н. Ф. Кузнецовой («Проблемы криминологической детерминации», 1984) и др.

3. Социологическое направление остается одним из наиболее влиятельных и авторитетных в деле познания и интерпретации преступности. Его главный исходный тезис состоит в том, что преступниками не рождаются, а становятся. Именно в рамках этого направления были сформулированы положения о зависимости преступности от условий социальной среды, об устойчивости основных параметров преступности и о возможности ее прогнозирования в будущем, о необходимости коррекции преступного поведения и преступности посредством преимущественного воздействия на внешние социальные факторы.

Начало истории этой школы связано с именем А. Кетле и его знаменитой формулой, согласно которой «общество имеет в себе зародыш всех имеющих совершиться преступлений, потому что в нем заключаются условия, способствующие их развитию»^[1]. Вместе с тем сама эта школа далеко не однородна, поскольку специалисты в ряде случаев акцентируют (или преувеличивают) внимание на отдельных социальных факторах преступности. В связи с этим имеются основания в рамках социологической интерпретации преступности выделить следующие основные теории:

• — экономическая теория, которая, в свою очередь, также далеко не однородна, и связывает преступность с отношениями собственности, распределением труда и капитала (К. Маркс), с низким имущественным статусом и бедностью (В. Богнер), с соображениями преимущества выгоды от преступления по сравнению с затратами на его совершение (Г. Беккер);
• — теория аномии (Э. Дюркгейм), предполагающая, что преступность есть нормальное и неизбежное состояние любого общества и что проблема преступности состоит не в ней самой, а в том, что в некоторых ситуациях ее уровень и объем становятся недопустимо опасными; такие ситуации связаны с кризисным (или переходным) состоянием общества, когда прежние социальные нормы и стандарты уже не работают, а новые еще не выработаны или не утвердились;
• — теория напряжения (Р. Мертон), усматривающая причины отклоняющегося поведения в разрыве между культурными нормами и целями общества, с одной стороны, и созданными возможностями, средствами их достижения — с другой (принимая или не принимая социальные стандарты, человек может вести себя либо в соответствии с ними, либо нарушая их, либо стремится изменить сами стандарты поведения);
• — теория конфликта культур (Т. Селлин), согласно которой, поскольку человек на протяжении всей жизни меняет свою принадлежность к различным социальным группам, каждой из которых свойственна определенная система взглядов, представлений, норм поведения и т. д., то всякий переход от одной системы культурных координат к другой (равно как и всякая попытка распространить нормы одной культуры на другую) сопровождается столкновением или конфликтом культур, который и порождает девиантное поведение (при этом отмечается, что нестандартное поведение в рамках одной культуры может быть вполне легалистским в рамках другой);
• — теория дифференцированной ассоциации (Э. Сатерленд, Д. Крэсси), суть которой сводится к тому, что преступление есть результат влияния на индивида тех социальных групп, с которыми он контактирует; в процессе этого общения существенное значение приобретает элемент подражания, в результате которого у индивида вырабатывается импульс к совершению преступления: он обучается «технике» преступного поведения, у него усиливается неуважение к закону;
• — теория стигматизации, или символического интеракционизма (Г. Мид, Ф. Зак), связывающая преступное поведение с тем, что человек, к которому официально прикреплен ярлык (стигма) делинквента, начинает ассоциировать себя с соответствующей социальной группой и вести себя сообразно этому обозначению, исходя из чего делаются выводы о недопустимости «драматизации зла», об осторожном подходе к официальной стигматизирующей реакции.

Можно выделить и иные направления и школы в рамках социологического подхода к интерпретации преступности. Социологическая школа долгое время была практически единственно возможной в России. Существенный вклад в ее развитие внесли М. М. Бабаев (исследовавший влияние социально-демографических процессов, прежде всего миграции, на преступность), А. Б. Сахаров (обратившийся к исследованию зависимости преступности от уровня дифференциации доходов населения), В. Н. Кудрявцев (акцентировавший внимание на влиянии противоречий общественного развития па преступность), Г. А. Аванесов, Я. И. Гилинский (исследовавшие зависимость преступного поведения от социального статуса личности) и многие другие. Не теряет своего познавательного потенциала социологическая школа и сегодня, оставаясь одним из основных «поставщиков» научного криминологического продукта и обоснований управленческих и правовых решений в области противодействия преступности.

Представляя такую классификацию теорий и школ, надо подчеркнуть, что в редких случаях криминологи строго придерживались какой-либо одной жесткой схемы. Зачастую их исследования носили комплексный характер, отражали признание и уважение к самым различным школам. А потому эта градация, конечно, условна и основана лишь на преимущественной склонности авторов концепций или на оценке новаторских суждений.

Изложенные криминологические теории, тяготеющие к биологическому, психологическому или социологическому пониманию преступности, зародились и были развиты по большей части в первой половине XX в. Собственно современный период, начальная дата которого крайне условно определяется последней четвертью прошлого столетия, создает свои оригинальные криминологические концепции. Их отличительными особенностями справедливо считать: критическое отношение ко всем предшествующим теориям (отсюда частое название — «критическая криминология»); доводимый порой до крайности релятивизм (относительность, условность) любых оценок любого поведения; обновление методологии исследований, в том числе за счет отказа от претензий на объективность и универсальность. Как следствие, эти радикальные теории зачастую не охватывают собой всего предмета криминологии и акцентируют внимание лишь на отдельных направлениях детерминации или предупреждения преступности. В ряду «новых» криминологов следует упомянуть:

• — М. Брустена, Р. Куини, И. Антиллу, акцентировавших внимание на селективном (выборочном) характере современной юстиции, ее ангажированности и пристрастности, а также доступности для официального контроля преступного поведения лишь определенной (как правило, наименее защищенной) социальной группы;
• — Ф. Зака, Д. Миловановича, обративших внимание на релятивность преступности, конвенциональный (договорной) характер оценки того или иного деяния в качестве преступного;
• — Дж. Янга, развившего концепцию «включенность — исключенность», которая объясняет преступность отчуждением определенной группы лиц от существующих социальных механизмов;
• — Н. Кристи, Т. Матиссена, X. Пепинского, последовательно критикующих действующие пенитенциарные системы, доказывающих бесперспективность многих уголовных наказаний, выступающих за развитие альтернативных форм разрешения уголовно-правовых конфликтов.

Представленная краткая характеристика основных криминологических теорий, конечно, не в состоянии отразить всей масштабной мозаичной картины, сложившейся в современной науке. Сегодня можно в принципе утверждать, что любое оригинальное криминологическое исследование вправе в некоторой степени претендовать на отдельное направление, поскольку отражает, как правило, начала методологического плюрализма, нестандартность объекта исследования, несет в себе глубокий отпечаток субъективного восприятия проблем преступности. Отсюда идея «сколько криминологов — столько и криминологий» уже не выглядит столь абсурдной, как могло показаться ранее.

• [1] Кетле А. Ж. Человек и развитие его способностей. СПб., 1865. С. 7−8.