Рациональность организации и иррациональность рынка

Описанный выше подход к сравнению организаций и рынков при всех возможных разновидностях можно назвать релятивным: в зависимости от ситуации — экономической или культурной — люди могут выбирать наиболее выгодный, удобный тип поведения. Но есть в этих категориях и абсолютное содержание. С момента своего возникновения как целостной экономической системы рынок всегда представлялся иррациональным феноменом. Рынок всегда не до конца понятен, он нелогичен, в нем присутствует какая-то загадка. Именно поэтому рынок может быть враждебен человеку. Адам Смит, ученый, перу которого принадлежит первое классическое исследование рынка, называл его иррациональность «невидимой рукой» (невидимой, потому что непонятной). Согласно его теории, не совсем ясно как, но эгоистические стремления людей к личному обогащению в рамках рыночной системы приводят к общественно полезному результату — прогрессу экономики и общества в целом. А ведь Смит творил в эпоху тотального рационализма XVIII в. и, видимо, чувствовал явную недосказанность в подобном описании явлений экономической жизни. Маркс называл рыночную иррациональность «товарным фетишизмом» и считал, что вследствие этой иррациональности рынок нужно заменить рациональной коммунистической системой хозяйствования, развивающей производительные силы на понятной всем плановой (по сути организационной) основе.

Ф. Хайек, в середине XX столетия проанализировавший рынок и создавший из него нечто подобное Богу, благодатному и благонамеренному во всех отношениях, также не смог объяснить рынок до конца. Социально-экономический порядок, основанный на господстве рыночных отношений, согласно Хайеку «возник посредством ненамеренного усвоения некоторых традиционных и по большей части моральных образцов поведения, которые людям вроде бы и не нравились, значение которых они часто не понимали, достоверность которых не могли доказать, но которые тем не менее достаточно быстро распространились посредством эволюционного отбора — возрастания численности и богатства групп населения, воспринявших их»^[1]. Фактически, он считал рынок «моральным обычаем» (необъяснимым по сути), приняв который народы улучшали свое положение, в особенности в сравнении с теми, которые этот обычай не воспринимали; т. е. результаты рынка можно воспринимать по аналогии с результатами работы «черного ящика» .

При этом Хайек не уделял никакого внимания тем институциональным факторам и соответственно трансакционным издержкам, с которыми было связано использование института рынка. На самом деле нерациональность рынка усугубляется тем, что не совсем понятны социальные, психологические и ментальные обстоятельства, способствующие его эффективному внедрению и функционированию.

У иррациональности рынка есть два аспекта: отрицательный — враждебность по отношению к человеку, непредсказуемость — и положительный — способность к саморазвитию. Именно благодаря своей загадочности рынок способен развиваться сам, он не стагнирует и не умирает. Рынок постоянно рождает новые идеи, претворяет их в жизнь, способен к постоянному творческому изменению. Причем для производства таких изменений не нужно творца, дополнительного энергетического начала, внешнего воздействия. Рынок сам таит в себе источник развития.

Именно поэтому в философском плане рынок созвучен понятию бесконечности. Пусть даже в какой-то момент для объяснения возникновения рынка понадобится некая фигура демиурга, после своего запуска рынок живет своей собственной жизнью.

Организация же, напротив, понятна и уютна для человека. Человек создает ее по строгим логическим законам. Он понимает, как в ней жить, как взаимодействовать с другими людьми, как делать карьеру, как вести себя в различных ситуациях, чтобы получился предсказуемый результат. Здесь все «разложено по полочкам», есть разумный порядок вещей, есть защищенность от внешних событий и уверенность в будущем. М. Г. Делягин очень точно описывает данную особенность организаций: «…мы инстинктивно (и вполне оправданно) склонны рассматривать организации как наше собственное продолжение. А такой подход исключает саму возможность появления страха на самом надежном — подсознательном уровне, человек может бояться своего дома, своих детей и своих домашних животных, но он в принципе не способен ощущать угрозу со стороны своего собственного, послушного ему тела — со стороны собственной руки или ноги»^[2].

Единственное, чего лишены организации, это механизма саморазвития. Изменения для организации представляют серьезную проблему. Они сопряжены с кризисами и потрясениями.

Если бы не изменения во внешней среде, многие организации вообще бы не изменялись. Организация в отличие от рынка представляет собой рациональный феномен. Она строится в соответствии с законами человеческой логики. Логика же, воплощаясь в реальные окружающие нас объекты, уничтожает их способность к саморазвитию^[3].

Здесь следует сделать одно общее замечание. Человек способен творить " живые" и " мертвые" вещи. «Мертвые» вещи всегда покорны создателю. Они четко выполняют ту функцию, ради которой были созданы. Любой относительно простой предмет принадлежит классу «мертвых» вещей, будь то шариковая ручка, металлообрабатывающий станок или автомобиль. Действия этих вещей предсказуемы. Непредсказуемыми их делает лишь некомпетентность того, кто с ними обращается. Организация, в конечном счете, относится к «мертвым» вещам. Рынок ведет себя совсем по-иному. На самом деле «живых» вещей, созданных людьми, значительно меньше, но сами по себе они гораздо значимее, чем любая совокупность «мертвых» вещей. К этому классу относятся, например, герои литературных и кинематографических произведений, которые начинают жить своей собственной жизнью, часто весьма отличной от той, для которой их предназначил и приспособил автор. Вполне возможно, что живой сущностью уже стал компьютер, значительно переросший сегодня все помыслы своих создателей. Рынок — это вещь того же рода. Заключив в него иррациональное зерно, человек сделал его способным к собственной жизни. Рынок часто ущемляет создателя, воплощая в жизнь описанный еще немецкими классическими философами феномен отчуждения, но делает он это во многом потому, что способен к спонтанному развитию и не должен спрашивать у человека разрешения на те или иные действия.

В отличие от Бога человек как творец социальных сущностей не может вдохнуть настоящую жизнь в свои создания. Чем больше логики в вещах, тем в большей степени они становятся «мертвыми». Человек должен смириться с тем, что для создания «живых» сущностей он должен делать их немного иррациональными, загадочными для самого себя. Тогда они имеют шанс жить отдельной от создателя жизнью.

• [1] Hayek F. A. Central Planning: The Fatal Conceit // Thinking About America. Stanford, 1988.
• [2] Делягин М. Г. Мировой кризис: Общая теория глобализации. М., 2003. С. 135.
• [3] Утверждение об обязательной стагнации внутри организации не абсолютно. Существуют многочисленные ситуации, при которых всеобщая координация и кооперация не являются символами омертвления и загнивания. В аргументах Билла Гейтса в защиту сохранения монопольного положения Microsoft на рынке программного обеспечения нельзя не увидеть рационального зерна, а стремительный прогресс компьютерной отрасли как раз в те годы, когда Microsoft сформировалась как монополия, может служить реальным опровержением взглядов на исключительно антимонопольные, конкурентные истоки экономического развития.