Риски разрывов производства еды в национально-локальном социуме

Современные риски еды можно условно разделить на две большие группы. Первую группу составляют традиционные риски, обусловленные внешними угрозами (погодные условия, создающие неопределенности для урожая), заставляющие делать тот или иной выбор, принимать решение из ряда альтернатив: положиться на удачливый год и все ресурсы вложить в посевную кампанию; исходить из вероятности плохой погоды и, соответственно, осуществить закупки продовольствия за рубежом; провести дополнительные мероприятия, минимизирующие негативное воздействие климата, и т. д.

Вторая группа — рукотворные риски, т. е. риски, вызванные научно-технической, экономической, политической и иной активностью человека, включая усложняющееся производство еды. Примером таких рисков, в частности, является создание генетически измененных сортов растений, которые весьма стойки к турбулентности климата, сорнякам, «вредителям» собранного урожая. В его основе лежит рациональный выбор, опирающийся на научный потенциал нашего времени. В краткосрочной перспективе этот выбор, несомненно, принесет блага — позволит получить ожидаемый урожай и сохранить его. Однако рукотворным рискам, как правило, как показали У. Бек, Э. Гидденс и другие социологи, сопутствуют отложенные риски — в долгосрочной перспективе их ненамеренными последствиями может стать появление новых сорняков и «вредителей», к последним относятся возможные негативные воздействия на пищеварительную или иммунную систему человека. Это могут быть риски загрязнения почвы трансгенными организмами. Кроме того, мы не случайно подчеркнули, что рукотворные риски соотносятся с научным потенциалом конкретного времени. Как и все реалии становящегося сложного социума, научное знание подвержено эффекту «стрелы времени» (И. Пригожин) — быстро меняется и усложняется. Э. Гидденс приводит конкретный пример динамики научной трактовки красного вина. Не так давно, как и другие алкогольные напитки, красное вино считалось вредным для здоровья. В ходе дальнейших научных исследований выяснилось, что употребление красного вина в разумных дозах является профилактикой сердечных болезней. Затем было установлено, что такими же защитными средствами обладает любой алкоголь, но только для лиц старше сорока. И никто не может с уверенностью сказать, какими будут следующие выводы ученых^[1].

К рукотворным рискам относится и переход к принципиально новой хозяйственно-экономической деятельности. Глобо-сетевой агробизнес не только взламывает национальные границы, но и разрывает сложившиеся структуры и функции национально-локального производства еды. Эти риски создают еще более сложные риски национальной продовольственной безопасности, а также риски сложившейся жизнедеятельности людей, прежде занимавшихся сельскохозяйственным производством. И, пожалуй, главное — этим рискам сопутствуют парадоксальные реалии, т. е. неожиданно возникающие явления, которые не характерны для традиционной и даже для индустриальной цивилизации. В них социальные изменения происходили весьма медленно, чему способствовало в целом линейное развитие. Типичные парадоксальные явления появляются лишь тогда, когда возникает сочетание как внешних, так и внутренних, имманентных причин общественных изменений. Нынешние разрывы национально-локального производства еды, как правило, происходят под влиянием презумпции имманентной логики развития, нелинейности, что и придает им парадоксальный характер. В свою очередь, сами разрывы производят эмерджентно возникающие ситуации с новыми неопределенностями, основанными на дихотомии реальной возможности и действительности, которая в конечном счете зависит от принятого людьми решения, характера выбранного пути деятельности, т. е. их риска.

Отметим некоторые факторы и особенности разрывов национальнолокального производства еды. Во-первых, глобо-сетевой агробизнес за счет двух доминирующих параллельных процессов — «кока-колонизации» и «бананизации» — порождает реалии, индифферентные к национально-государственным границам, способствующие взаимосвязанности и взаимозависимости государств, где бы они территориально ни находились, уменьшая при этом устойчивость обществ. Собственно национальное производство еды подвергается ранее неизвестным вызовам, ибо прежние границы культур и стран утрачивают охранительные функции, становятся все более и более проницаемыми в процессе «переливов» капитала, технологий, продукций, человеческих ресурсов, культурных образцов и практик^[2], — отмечает У. Бек. Для мирового рынка практически не функционируют национальные границы. «Страны утратили большую часть своего прежнего суверенитета, а политики — большинство возможностей влиять на события»^[3], — вторит Э. Гидденс. Возникает необходимость рефлексии относительно этих новых космополитических реалий, что, естественно, порождает риски, требует осуществления выбора из целого ряда возможных альтернатив. Но в этих альтернативах объективно уменьшена традиционная гуманистическая составляющая, ценностное содержание которой определяется национальной культурой и «прежним суверенитетом».

Во-вторых, национально-локальное производство еды все более подвержено влиянию эффекта точки бифуркации, который в условиях сложного социума практически становится «нормой» как весьма распространенное явление. В точке бифуркации разрывы социума происходят под влиянием даже малозначительных воздействий — так называемого «эффекта бабочки» (пример тому — американская выставка в Москве 1959 г., на которой советские люди впервые познакомились с кока-колой). При этом перед структурой открываются возможности выбора альтернативного варианта своего будущего, который осуществляет сама структура, как бы проявляя свою «самостоятельную волю». Как мы теперь знаем, выбор был сделан в пользу зарубежных напитков, что, соответственно, означало появление новых рисков относительно производства национальных напитков — ситро, кваса, морса, соков.

В-третьих, разрывы проявляются в размывании феномена исторической преемственности производства национальных продуктов питания. В частности, ее практически нет в развитии новых биотехнологий: генетически измененные растения, домашние животные, искусственно выращенная рыба просто не имеют аналогов в прошлом. Своим возникновением они скорее всего обязаны «вдруг-событиям» (Ж. Деррида). Нет исторической преемственности между природой и теми реалиями, которые олицетворяют собой, по словам Э. Гидденса, «конец природы» — ныне миллионы гектаров посевных площадей в самых разных странах отводятся иод генетически измененные культуры, включая злаки, картофель, сою, хлопок. В этом контексте появляются особые риски дегуманизации как природы, так и социума — уничтожается «экологически дружественная почва», на которой возникло и развивалось человечество. Существующий тип биополитики неолиберального толка в этом случае исключительно полается на принципы сциентизма, формального рационализма, прагматизма и меркантилизма. Это отложенные риски, предполагающие вероятность самого невероятного: они могут нести угрозы функциональности человека, его будущего, не только как разумного, но и как гуманного существа.

В-четвертых, разрывы проявляются и в том смысле, что образуемое под эгидой глобо-сетевого агробизнеса производство продуктов питания характеризуется «отсутствием направляющего начала»^[4]: оно может принимать любые конфигурации, развиваться в разных пространственных и временных координатах. В связи с этим можно говорить о специфических рисках будущего конкретных продуктов, ибо случайность, экономическая и политическая неустойчивость, по существу, становятся нормой в сложном социуме. Вот лишь один пример. Политический кризис на Украине, являющейся одним из мировых производителей пшеницы, привел к разрывам в национальном производстве еды и резкому росту цен на зерновые на мировом рынке.

• [1] См.: Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. С. 48.
• [2] См.: Бек У. Космополитическая перспектива: социология второй эпохи модерна //Социологическая теория: история, современность, перспективы. СПб.: Владимир Даль, 2008. С. 685.
• [3] Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. С. 25.
• [4] См.: Моисеев Н. Н. Быть или нс быть… человечеству? М., 1999.