Рациональное и эмоциональное в моральном поступке

Но может ли мораль требовать столь тщательного обдумывания всех тончайших аспектов, касающихся мотивов, обстоятельств, последствий? Не является ли такая постановка вопроса проповедью исключительного рационализма, превращающего человека в бездушную рассчитывающую машину? Действительно, в моральном сознании нельзя игнорировать эмоционально-волевую составляющую. В истории этики долго наблюдалась тенденция, полагающая, что чувства укрепляют субъективную решимость быть добродетельным, а разум придает моральным представлениям их обязательность. Но мы помним, что движение, обосновывающее общезначимость нравственных чувств, появилось еще в этическом сентиментализме. В XX в. эту мысль развил немецкий философ Макс Шелер (1874−1928), заговоривший о существовании особого, эмоционального априори. Тем самым он противоречил Кангу, считавшему, что нравственно априорным, т. е. самоочевидным и независящим от опыта, моральным законом может быть только суждение разума. Но разве, — спрашивает Шелер, — не бывает переживаний, хорошо знакомых всем? Разве мы не сможем отличить подлинную любовь или дружбу от ложных, и, вероятнее всего, с нашим суждением согласится большинство людей, ибо у них также есть представления об эталоне этих важнейших переживаний. Об универсальности, несомненности и обязательности моральных чувств говорят своим последователям мировые религии: христианство о любви, ислам о верности, а буддизм о сострадании. Так что же в морали должно играть первостепенное значение: чувства или разум?

Применительно к нашей жизни этот вопрос звучит несколько по-другому. Должны ли мы принимать решения стихийно, руководствуясь порывом, либо нам следует отвлечься от чувств и поступать только согласно представ — лению о моральных нормах? А если совсем конкретно и по-житейски, то, как нам следует выбирать поступок: по любви или по долгу? Мы помним, что Кант отказал чувствам в праве быть моральным мотивом, поскольку они случайны и непостоянны. И действительно, у любви есть своя темная сторона, часто заставляющая человека делать прекрасной жизнь только того, кого он любит, а ко всем окружающим относиться равнодушно. Добрые чувства приносят нам много радости, но они сугубо избирательны, субъективны и поэтому не могут быть проверены на истинность.

С другой стороны, мы помним недоверие, с которым Юм относился к разуму. Без направляющих его чувств он становится слепым и начинает делать чисто формальные выводы, далекие от жизни. Долг как уважение к моральным требованиям предостерегает нас от совершения зла, но проблема в том, что в соответствии с долгом можно поступать, но по нему нельзя жить. Он требует от нас держать под подозрением все, даже самые элементарные человеческие чувства, видя в них потенциальную опасность для моральности. Иногда в жизни встречаются честные, порядочные, принципиальные люди, которые все делают правильно, но при этом остаются равнодушными к другим. Для них исполнение формального долга дороже межличностных отношений, поскольку в них нет любви к людям. Порядочность ради самой порядочности и долг ради долга остается их единственным утешением в жизни, как правило, обреченной на одиночество.

Но существует ли выход из данной дилеммы? То, что в истории этики представлялось как спор отвлеченных точек зрения, теперь принимает облик важнейшего вопроса для нашей жизни. И здесь следует сразу отметить, что данная дилемма, взятая в столь заостренной форме, является ложной. Именно в разделении любви и долга некоторые философы видели самую большую ошибку европейской этики. Разумеется, в практическом поведении мы должны стремиться сочетать чувства и разум. Но как это сделать? Если настаивать на компромиссе между долгом и любовью, то он, скорее всего, будет означать потерю и того, и другого. Мы не сможем ни в полной мере любить, ни осуществить до конца свой долг. Да и чисто психологически невозможно заставить себя любить. Выход из указанного противоречия должен быть другим. Основой нравственной жизни все же стоит признать любовь, ибо только она видит идеальный образ в другом человеке, а самого любящего вынуждает преодолеть эгоизм. Но для того чтобы она не превратилась в ненависть к другим, нелюбимым людям, ей следует поставить ориентиры в виде велений долга. Отсюда нравственный мотив, близкий к идеальному, призывает нас любить, по не позволять себе ничего такого, что пошло бы в разрез с нашей совестью. Именно из этих соображений мировые религии, помимо призыва следовать великим эмоциям, формулируют для своих последователей заповеди, часто выраженные в форме запретов.

Итак, мы достаточно подробно рассмотрели структуру поступка. Нами были выявлены его субъективные и объективные стороны, соотношение эмоционального и рационального начал. Но что же из всего перечисленного играет решающую роль при оценке поступка как доброго или злого? Прежде чем мы обратимся к этой теме, попробуем ответить еще на один важный, дискуссионный вопрос.