Свобода. 
Этика

В философской мысли нет более сложной и запутанной категории, чем свобода. Н нет столь желанного, но, с другой стороны, более невероятного явления. Свободу как свойство индивидуальной и социальной жизни изучают несколько гуманитарных наук. Но только этика желает докопаться до основ и получить ответ на самый главный вопрос, чрезвычайно точно сформулированный русским философом Сергеем Александровичем Левицким (1908;1983): " Участвовала ли моя воля в творчестве моей судьбы, моего характера, моей личности, или я всю жизнь был лишь полем игры внешних и чуждых моему «я» сил" ^[1]. Но стремление осмыслить свободу в ракурсе вопроса: сам ли я хозяин своей жизни — наталкивается на многочисленные парадоксы, которые делают невозможным последовательное и непротиворечивое раскрытие ее сущности.

Первое затруднение кроется в неразрывной связи свободы и моральности. Если поведение человека не свободно, а полностью зависит, например, от сил природы, то в нашей добродетельности нет никакой заслуги. Но философия даже здесь находила выход. Снова вспомним мировоззрение стоиков: события в мире от нас не зависят, но тогда мы свободны во внутреннем отношении к ним. Но свободны ли? Насколько мы можем быть внутренне независимыми от тех же внешних событий? Пришедшая на смену античной христианская философия убедительно показала, что наша внутренняя жизнь часто также не зависит от нас: мы желаем жить чистыми духовными мотивами, но душа все равно заполнена низменными желаниями. И все наши выдающиеся способности — воля, разум, эмоциональный склад не могут их победить. Так в чем же коренится подлинная свобода, позволяющая нам принимать самостоятельные решения и, в конечном итоге, быть нравственными?

Как мы помним, Кант решил этот вопрос путем постулирования свободы. Если ее нет, то невозможно говорить о разумном человеке. И при самом поверхностном, обыденном рассмотрении создается впечатление, что свобода совершенно очевидна. Насколько мне позволяет здоровье и силы я, казалось бы, могу делать все, что желаю. Например, передо мной стоит выбор: идти на занятия в институт или прогулять их и пойти играть в футбол. Я уверен: решение зависит только от меня. Очень часто в трактатах, посвященных доказательству свободы воли, она представлялась как возможность человека поступить по-разному (и даже противоположным образом) в одной и той же ситуации. Так, сегодня я пойду на занятия, а завтра — играть. Но разве, — спросит скептик, — на нас не давят обстоятельства, страхи, сомнения, суждения других людей? Можно ведь сказать, что играть в футбол я пойду, подчиняясь своей лени, не позволяющей мне пойти учиться, и, напротив, на занятия я пойду не по доброй воле, а из-за боязни санкций за про гулы. Очевидно, что в наших рассуждениях мелькают различные виды, смыслы и ступени свободы. Попробуем в них разобраться.

Виды свободы. В истории этики можно обнаружить разнообразные деления свободы, но различным основаниям. Если говорить о ее видах, т. е. различных областях ее проявления, то здесь можно выделить три пункта.

• 1. Свобода действия. Как у существ материальных возможности у нас ограничены законами и свойствами физической реальности. Мы не можем перемещаться в пространстве с огромной скоростью, не можем летать. Но все же данная несвобода весьма относительна, ибо человек, не будучи в силах изменить законы природы, может их приспособить для собственных нужд и, тем самым, существенно увеличить степень своей свободы.
• 2. Свобода желания. Однако нас интересует не физическая возможность поступка, а свобода нашего желания его совершить. Разумеется, не бывает безосновных поступков; за каждым из них стоит его основание — мотив. В основании мотива находятся желания, одно из которых становится побудительной причиной действия. Но можем ли мы утверждать, что способны свободно желать? Разве не очевидно, что желания являются реакцией на воздействие окружающей среды? Например, мы видим, что, но улице идет знакомый нам человек, с которым мы давно хотели поговорить. Его появление — стимул, который вызывает в нас реакцию оставить дела и выйти на улицу. Но из этого нельзя сделать вывод, что наше желание несвободно. Во-первых, желание встретиться со своим знакомым у нас возникло раньше; мы просто воспользовались удобным моментом. Во-вторых, только от нас зависит, реализовать это желание или нет. В-третьих, осознав желание, ставшее результатом воздействия объекта из внешней действительности, мы можем добиваться сто реализации, отказываясь тем самым от других желаний. Допустим, что в нашем примере нам срочно нужно закончить важную работу, но мы все равно выходим на улицу, чтобы встретить знакомого.
• 3. Свобода выбора. Но если в желании содержится существенная доля свободы, то возникает вопрос: а можем ли мы независимо выбирать из нескольких мотивов или же мы автоматически совершаем поступок под влиянием самого сильного из них? В любом случае в структуре нашей мотивации мы всегда найдем наиболее требовательное побуждение, перед которым окажутся бессильными все остальные основания поступка. Так, австрийский психолог и философ Зигмунд Фрейд (1856−1939), основавший влиятельное течение психоанализа, утверждал: если человеку представляется возможность получить удовольствие, особенно сексуального характера, он непременно забудет все моральные предписания и устремится к нему. Конечно, это не значит, что он его моментально реализует, но он станет его настойчиво добиваться, временно полностью подчинив себя неодолимому влечению. Получается, что человек становится рабом наиболее сильного мотива, а значит, свобода снова подвергается сомнению.

Но приведенный аргумент не выдерживает критики. Какой мотив мы должны считать наиболее сильным? Некоторые называли удовольствие, другие — личную выгоду, третьи — желание власти, четвертые — самореализацию. Те, кто настаивал на них, ссылался на жизненный опыт, мол, так поступает наибольшее число людей. По на вопрос: а почему так поступает наибольшее число людей, мы снова получим ответ: потому что данный мотив — самый сильный. Получается круг, показывающий, что подобное рассуждение лишено смысла. Кроме того, этика настаивает: каким бы сильным ни был эгоистический мотив, человек может его преодолеть, руководствуясь нравственным побуждением. Нет таких объективных причин, которые помешали бы ему проявить волю и на какое-то время сделать ведущим мотивом своего поступка соображение долга.

Получается, что человек способен свободно выбирать из различных мотивов и, соответственно, действий. Отсюда в истории этики возможность совершать сознательный, независимый выбор нередко ассоциировалась со свободой. Из ранее упомянутых нами мыслителей наиболее ярко эту идею проводил Кьеркегор, показавший, что выбор — это всегда риск, опасность, неизвестность, и все они становятся следствием нашего смелого решения. Разумеется, речь не идет о повседневных вещах, а о самых важных жизненных перспективах, требующих принять ту или иную линию поведения. Но насколько свободу выбора можно отождествлять с самой свободой? Для ответа на этот вопрос обратимся к ее уровням.

Уровни свободы. Для этики важно понять не только то, как возможна свобода, но, главным образом, благодаря чему она возможна? В этом плане свобода выбора представляется лишь первой ступенью на пути восхождения к подлинной свободе. Всего же следует указать последовательность из трех уровней.

1. Формальная свобода. Она представляет саму возможность для человека жить и поступать так, как он считает нужным. Речь как раз идет о свободе выбора наилучшего жизненного пути, наиболее ценных для нас целей, благ, круга общения. Французский философ Жан-Поль Сартр (1905;1980), один из представителей крупного интеллектуального течения XX в. экзистенциализма, считал эту свободу абсолютной. С его точки зрения, никто не сможет человеку помешать избрать правильный путь, но, с другой стороны, ему никто не придет на помощь в этом начинании. Более того, настоящий выбор совершается в одиночестве, в ситуации, когда мы понимаем, что наша судьба зависит только от пас. В качестве примера Сартр приводит такой случай. Во время Второй мировой войны, когда Франция была оккупирована немцами, к нему пришел молодой человек, чтобы попросить совета. Перед ним стоял нелегкий выбор: как многие его ровесники, он хотел бы пойти воевать во французское Сопротивление, но для этого ему придется оставить тяжело больную мать, которая без него непременно умрет. Как ему поступить: стать настоящим патриотом и гражданином своей Родины либо избрать долю достойного сына? Сартр ему ответил только одно: в этой ситуации ему никто нс может помочь. Единственный выход — самостоятельно принять решение и потом всю жизнь чувствовать ответственность за него. Молодой человек в итоге сделал свой выбор, но какой — пусть останется его тайной.

Рассуждая о свободном выборе, Сартр придает ему героическую окраску. Тем нс менее можно привести два очень существенных возражения, не позволяющих отождествить независимый выбор и свободу. Во-первых, сама необходимость делать выбор, тем более такой, какой вынужден был осуществить указанный молодой человек, трудно ассоциировать со свободой. Почему человек должен делать то, что он не желает? Почему его принуждают к выбору? И что это за выбор — одно из двух? Столь крохотное количество вариантов лишает человека возможности свободы и позволяет говорить о суровой необходимости, избежать которой он не в состоянии. Наконец, почему свобода напрямую связывается с одиночеством? Напротив, мы бы хотели, чтобы свобода ассоциировалась с солидарностью людей, с представлением о том, что к нам в трудную минуту придут на помощь. Если бы молодому человеку было бы кому оставить мать на попечение, то перед ним не стояла бы необходимость делать столь трагический выбор.

Во-вторых, способность человека самостоятельно решать не подразумевает, что он выберет что-нибудь хорошее. Большинство философов, рассуждавших на эту тему, были категоричны: доказать свободу воли в принципе возможно, но будем ли мы рады ей? Интуитивно мы понимаем, что наше призвание в мире — развить собственные творческие способности, но вместо этого мы часто подчиняем себя мелочным желаниям, связанным с получением самого примитивного удовольствия. Иногда страшно видеть, как и во что человек использует способность независимо выбирать жизненные цели. Неслучайно данный способ поведения в этике получил название " произвол" . Он подразумевает агрессивное навязывание собственной, якобы свободной воли, попирающей при этом все существующие нравственные требования. В итоге формальная свобода выбора оборачивается отнюдь не героическим решением, а унизительным рабством. И здесь становится очевидным, что выбор — это только первая, самая несовершенная возможность быть свободным. Но только лишь возможность.

• 2. Отрицательная свобода. Данную характеристику используют в двух смыслах. Во-первых, когда обращают внимание на свободу от обязательных принуждающих факторов: физического мира, мотивов, черт характера и т. д., — всего, о чем мы говорили в связи со свободой действия и желания. Во-вторых, это явление понимается в качестве силы, способной преодолеть отрицательные черты формальной свободы. Речь как раз идет о волевом усилии, позволяющем вырваться из рабства низменных желаний, отрицательных эмоций, корыстных побуждений. На данном уровне человек решает очистить поле своей свободы от всего, что унижает его достоинство, и посвятить свои силы развитию положительных задатков. В этой связи христианская философия утверждала: истинная свобода может быть только свободой от греха. А И. Кант видел ее источник в освобождении от склонностей: случайных влечений, сбивающих нас с пути осмысленной жизни. Однако очевидно, что просто так преодолеть отрицательные мотивы человек не в состоянии. Требуется побудительная сила, абсолютное положительное основание, которое позволит наполнить и свободу, и нашу жизнь позитивным смыслом. Иными словами, необходимо отыскать то, ради чего мы отказываемся от пагубных влечений.
• 3. Положительная свобода. Ответ на поставленный вопрос следует искать только на третьем уровне осмысления свободы. В философии ее афористически называют " свободой для" , отличая тем самым от отрицательной " свободы от" . Здесь подразумевается наличие некоего положительного начала, который раз и навсегда закрепит бытие человека в мире как свободного существа, способного реализовать все свои высочайшие задатки. Выбирая служение этому началу сознательно и независимо, благодаря наличию предыдущих, несовершенных видов свободы, человек обретает окончательный смысл жизни. Но в чем заключается положительное начало свободы, ее окончательное, абсолютное основание? Ниже мы приведем наиболее распространенные точки зрения.

Сущность свободы. В зависимости от указания различных факторов, лежащих в основании свободы, все взгляды можно условно поделить на следующие концепции:

• — теологическая, где свобода коренится в абсолютном начале — Боге. Согласно данной точке зрения если человек подчинит свою волю Божественной, то он обретет высшую свободу, поскольку Бог по определению есть самое свободное существо;
• — натуралистическая, видящая корень свободы в естественном, природном порядке вещей. Чтобы ее обрести, человеку следует дать волю своим природным инстинктам, разорвав бессмысленные социальные установления. Данный взгляд был характерен для Ницше, психоанализа Фрейда и некоторых его радикальных интерпретаций;
• — рационалистическая, напрямую ставящая знак равенства между свободой и разумом, который позволяет обуздать страсти. Мы уже много раз раскрывали суть данного взгляда, характерного для этики Канта;
• — креативная, одна из самых ярких в истории моральной философии. Она утверждает, что свободу человеку дает развитие его творческих способностей. Творчество (в любой его форме — художественное, научное, техническое) есть свобода, поскольку мы можем создавать нечто принципиально новое и делать это в соответствии со своей самостоятельной идеей. Творца может ограничить только собственная лень. Во всем остальном он следует своему замыслу.

Действительно, творческая жизнь дает освобождение от обыденности, позволяет достичь духовных высот и независимо следовать своему, не схожему ни с одним другим пути. Данный взгляд с особой силой был выражен в эпоху Возрождения, в частности у Бруно. К творчеству призывала философия жизни, очень сильно эта идея повлияла на русскую философию, на Бердяева, Франка, Вышеславцева. Но, несмотря на красоту, крайне мало иных точек зрения вызывают столько возражений. Например, указывают, что тяга к творчеству может отдать человека во власть злого, разрушительного начала. Другое возражение касается двойственности самого творчества: оно может быть не только в радость, а обернуться каторгой, жестоким разочарованием. Хорошо известен сюжет, когда художник, отчаявшись выразить идею чистой красоты, впадал в отчаяние;

• — экзистенциальная, названная так, но одноименной философии экзистенциализма. Она утверждает, что свобода — это повседневная реальность, где человек должен самостоятельно делать выбор жизненного пути и нести за него ответственность. О ней мы уже говорили, когда обсуждали недостатки, вытекающие из отождествления выбора и свободы;
• — либеральная, понимающая под свободой нс метафизические, часто далекие от жизни основы, а правовые гарантии достойного существования человека в обществе. В этой связи свобода трактуется как гарантия неотъемлемых прав личности, его политических свобод. Данная интеллектуальная линия сыграла огромную роль в становлении западной цивилизации. Действительно, чтобы человек мог рассчитывать на высочайшие достижения, ему надо обеспечить самые элементарные права, делающие его жизнь приемлемой. Но, с другой стороны, гарантия нрав и свобод не может предотвратить падение человека в порок и указать ему на смысл жизни. Их следует рассматривать как социальнополитические условия свободы, но не как ее суть.

Все рассмотренные выше концепции выдвигают свое понимание сущности свободы. Но, согласимся, не все из них имеют отношение к моральности. А нас интересует, что именно позволит человеку использовать его веру, разум, природные задатки, творческое начало, повседневную жизнь и гражданский статус для свободного достижения собственного счастья и блага окружающих его людей. Получается, что в приведенный выше список мы должны добавить самое главное для нас понимание свободы — нравственное.

Нравственная свобода. В сущности, этику интересует не сам смысл свободы, а способ, которым личность будет в состоянии использовать ее для моральных целей. Исходя из рассмотренных выше видов, ступеней и факторов свободы, можно утверждать, что ее нравственная суть заключается в служении высшим моральным ценностям. Казалось бы, это очевидно и не заслуживает подробных комментариев. По дело в том, что этика настаивает: истинной свободой может быть только нравственная. Лишь она одна способна преодолеть все эгоистические соблазны и способствовать обретению подлинной независимости в мире таких же людей.

Доказательство приведенного тезиса мы уже не раз приводили ранее. Мораль позволяет человеку справиться с собственным несовершенством и наладить наилучшие отношения с другими людьми. По здесь возникает другой вопрос: как это совместить со свободой? Ведь очевидно, что для обретения нравственности мы должны подчиниться моральному закону. Но как примирить свободу и подчинение? Не исключает ли одно другого и не должна ли свобода в поисках своей подлинности выходить за пределы морали?

Данное затруднение является одной из главных антиномий морального сознания. В этой связи еще раз напомним, что в философии антиномией называется ситуация, когда можно с равным успехом доказать одно и полностью противоположное ему утверждение. Действительно, мораль предполагает, что человек имеет неограниченную возможность поступить плохо, но, несмотря на корыстный интерес, он все равно совершает хороший поступок, помогая другому. Можно сказать, что возможность зла представляет для добра определенную ценность, поскольку нравственный смысл несет только свободный поступок, сознательно отвергающий для себя зло.

Однако поступить добродетельно означает подчиниться моральной норме, требованию общества. На самом деле указанное противоречие — мнимое, ибо подчинение морали нельзя считать принуждением или приказом. За моралью не стоит такой силы, которая заставила бы личность подчиняться, руководствуясь соображениями страха, услужливости или личной выгоды. Все эти мотивы она считает недопустимыми, призывая налаживать отношения между людьми на основании взаимной помощи. Но главное, мораль предполагает не автоматическое подчинение нормам, а добровольное. Мы исполняем нравственное требование не потому, что общество требует этого от нас, а поскольку мы сами считаем моральное поведение наиболее достойным. Получается, что нравственность и свобода не только предполагают друг друга, но и являются необходимым взаимным основанием для их подлинности.

• [1] Левицкий С. А. Трагедия свободы. М., 1995. С. 7.