Массмедиа как социальный конструкт: психологический аспект

Если воспользоваться типичным для современной социологии конструктом анализа этничности^[1], то он должен включать в себя три основных элемента: построение этнических границ, дискурсивное конструирование этничности и повседневные практики. Но, как свидетельствует новейший массово-коммуникационный опыт, в отношении участия в этом процессе роли массмедиа с непреложностью следует рассматривать, на наш взгляд, и четвертый элемент — межкультурное самоотождествление личности как показатель ее психосоциального благополучия. Обратимся к примерам.

Этнические границы как социальная категория и индикатор этнических различий обладают, как известно, символической природой и наполняются реальным содержанием или даже неким смыслом лишь в том случае, если воспринимаются как значимые для индивида или группы. Поиск индивидуального, идентифицирующего, типизирующего данную группу нередко является отражением стратегии, реализующей деление окружающих тебя людей на «своих» и «чужих». Как мы уже отмечали, массмедиа в ряде случаев являются своего рода катализатором данного процесса.

Приведем простой пример. Журналист Галина Иванкина, полемизируя в газете «Завтра» (на страницах которой можно найти немало примеров реализации данного рода стратегии) с Ариной Холиной, озаглавившей свой текст на сайте журнала «Сноб» недвусмысленно «Свои и чужие. Омерзительная расплата», пишет: «Как еще можно распознать Чужого? Он всегда называет Россию — Рашкой, причем вне зависимости от общественного строя. Она у него и при Петре Великом — тоже Рашка, ибо Чужой ненавидит всякую власть. Тем не менее, Чужой чаще всего смакует эстетику Третьего Рейха и признает ее „жестокий эротизм“ и „завораживающую брутальность“, а если речь заходит о противостоянии Германия VS СССР, то он непременно выдаст: „По сути, Гитлер и Сталин были одинаковы, но у Гитлера было на порядок цивилизованней и намного красивей“. Чужому нравится декадентское разложение в духе „Ночного портье“, откуда он и черпает свои гнилые грезы о Третьем Рейхе. Чужой ненавидит любую крепкую общность — он считает ее толпой, ибо сам он — эксклюзивное изделие, не ширпотреб, а индпошив. Он — это „кино не для всех“ и концептуальное чтиво. Чужой обожает Я и презирает Мы»^[2].

Можно предположить, что колумнист «Сноба» представила на суд читателей (а в день обращения мы обнаружили, что данный текст просмотрели, судя по счетчику, около 160 тыс. человек) некий идеологизированный манифест. На самом деле автор написала достаточно субъективированное эссе с рядом зарисовок «с натуры». Правда, в тексте Ариной Холиной была использована именно та лексика, которая вызвала у оппонента пафосные обвинения и выводы глобального масштаба: «Никто не бывает немного беременным или немного расистом. Если человек, условно, „не понимает“ Кандинского — он сразу из тех, Чужих, которые с постерами кошечек на кухне. И которые все зло видят в дворниках-таджиках. Иногда мы сами оказываемся теми, кто приводит в свой круг людей, которые способны заявить, что „геи должны сидеть дома и не отсвечивать“… Лучше не допускать Чужих слишком близко. Они хваткие. Это про них „дашь палец — руку откусит“. Не успеешь оглянуться — и ты уже „уважаешь их мнение“. Но знаете? К черту. Пусть делятся своим уникальным мнением сами с собой. Пусть женятся, размножаются и дружат с себе подобными»^[3]. Именно обобщения на уровне мы и они и вызвали столь неоднозначное восприятие журналистом данного текста, выразимся так: с обидой «за все Отечество» .

К слову, в период проведения зимних Олимпийских игр в Сочи журналисты даже придумали и затем активно использовали^[4] термин «свои-чужие» чемпионы Игр. Они имели в виду прежде всего тех, кто был родом или начинал спортивный путь в России, но медали завоевал, будучи гражданином другой страны (например, Белоруссии и Словакии, как биатлонистки Д. Домрачева и А. Кузьмина).

Причем на бытовом уровне мы нередко объясняем деление на «своих» и «чужих» заботой о безопасности — собственной и наших близких. Приведем такой случай. Девушка в городе Калининграде ехала в автобусе в хиджабе, и водитель ее испугался. Автобус дальше не поехал. Журналисты радиостанции «Эхо Москвы» 7 октября 2014 г. не только рассказали об этом случае, но и проголосовали в эфире. В итоге выяснили, что подавляющее большинство слушателей при виде человека, выглядящего условно как мусульманин, испытывают беспокойство и тревогу. Девушка была беременна, но это, по мнению большинства позвонивших в редакцию, все только усложняет, потому что водитель мог подумать, что у нее под одеждой бомба.

" У меня есть сильное подозрение, — сказал журналист в своей реплике по этому поводу, — что наши граждане, которых мы опять-таки условно можем назвать местным населением, с радостью проголосовали бы за то, чтобы здесь нс было не только девушек в хиджабах, но и вообще любых девушек, юношей, мужчин и женщин неправославной наружности. И чтобы мечетей их тут не было, и чтобы баранов не резали — ну вот просто, чтобы совсем никого и ничего этого не было вокруг. И любой поступок водителя, который совпадает с этим желанием, граждане будут приветствовать, и любое решение суда, которое будет в пользу водителя, поддержат. А если водителя или его транспортную фирму как-то накажут, то наказание назовут несправедливым. Возможно, законным — но несправедливым. Поэтому история в Калининграде приключилась не транспортная, не юридическая, а насквозь жизненная. И мы в этом смысле отнюдь не уникальны. Вспомните, что само слово «хиджаб» стало у нас широко известно после того, как их ношение стали запрещать в Европе. Непохожее настораживает. Чужое рождает опасения и желание запретить и оградить себя от этого"^[5].

Специалисты Центра цивилизационных и региональных исследований Российской академии наук еще несколько лет назад в ходе проведения масштабного социологического исследования пришли к выводу, что «современные СМИ, благодаря растущим возможностям виртуального воздействия на сознание и подсознание массовой аудитории, предлагают обществу готовые ценностно-смысловые и поведенческие модели. Эти модели могут консолидировать общество, достаточно эффективно снимать социальную напряженность и стрессовые психологические нагрузки, но могут и подрывать позитивную консолидацию и психологическую устойчивость социума путем создания и продвижения в массы образов врага, расщепления эмоций зрителей, слушателей, читателей до уровня простейших, взвинчивания агрессивных настроений толпы»^[6].

Пример с олимпийскими чемпионами, конечно же, иного порядка. Да и прямая этническая конфликтогенности в силу того что этому аспекту деятельности СМИ на правовом и этическом уровнях Союзом журналистов России в последние годы уделялось и уделяется достаточно большое внимание, стала не характерна для повседневной практики. И неполиткорректные «ляпы», и прямые и косвенные обвинения, построенные в том числе на принадлежности субъекта критики к тому или иному этносу, как правило, ушли в прошлое. Вместе с тем в профессиональном журналистском сообществе в последнее время широкий резонанс получили обсуждение публикации, в которых речь идет как раз о том, что этнические границы зачастую заменяются сегодня псевдоэтическими, по принципу — «тот, кто не с нами, тот…» Журналист «Новой газеты» О. Тимофеева в беседе с заместителем главного редактора радиостанции «Эхо Москвы» М. Королевой так формулирует главный тезис, с которого начинается интервью: «Слова всегда были метками, по которым люди опознавали „своих и чужих“. По еще не так давно „свои и чужие“ вступали в словесную полемику, выясняя смысл сказанного, сейчас ответом на любое высказывание оппонента становится попытка его уничтожения — прекратить вещание, уволить, приговорить к штрафу, побить в подворотне»^[7]. Собеседница, к слову, автор и ведущая программ «Говорим по-русски», кандидат филологических наук, ответ находит отнюдь нс в плоскости языкознания: «Что это за внезапная, на грани помешательства, фокусировка на словах и дискуссиях, которые до недавнего времени были в порядке вещей? Что за ней стоит? У меня есть предположение, довольно простое. За такими реакциями обычно скрывается страх — страх, что произнесены будут совсем другие слова, гораздо более болезненные для тех, кто сейчас пытается запретить дискуссии…» .

На наш взгляд, в данном случае речь может идти также о проблеме дискурсивного конструирования этничности. Элиты, согласно описаниям моделей властного дискурса по П. Бурдьё и Т. А. Ван Дейку, несут полную ответственность за производство, развитие и всяческое поддержание действующих социальных конструктов. Но властный и повседневный дискурс нередко вступают в противоречие на уровне публичного обсуждения тех или иных законодательных инициатив властных структур различного уровня. По крайней мере, при опубликовании в массмедиа. Под дискурсом мы в данном случае понимаем деятельностную составляющую языкового поля, т. е., не только то, что и как говорится, но и с каким эффектом это воздействует на аудиторию.

Только один пример. Власти Екатеринбурга, выполняя распоряжения вышестоящих органов, распространили через СМИ под исчерпывающей ясности заголовком «Водителей-гастарбайтеров в России заставят заново сдавать на права» следующую информацию: «Автомобилисты, которые получили водительские права в своем государстве, будут обязаны сдать экзамен заново: как теорию, так и практику, пишет сегодня „Российская газета“. Соответствующие поправки к закону о безопасности дорожного движения уже направлены в Государственно-правовое управление президента, а после утверждения проект будет вынесен на рассмотрение депутатов Государственной думы. Отметим, что запретить гастарбайтерам ездить по национальным водительским правам ранее предлагали члены либерально-демократической партии России. Сторонники Жириновского уверены, что в случае принятия данного запрета дороги будут очищены „от низкоквалифицированных водителей, севших за руль автобусов и маршрутных такси“»^[8].

В общественном мнении, как мы выяснили на основании анализа 128 сообщений на форумах ведущих СМИ и сетевых изданий города в тот период, информация об очищении дорог «от низкоквалифицированных водителей» была воспринята чаще всего с одобрением. Но вот парадокс, проходит ровно 11 месяцев, и информационные агентства вновь распространяют информацию на данную тему, но ее содержание, основанное на пресс-релизе ГИБДД, весьма туманно: «Водители-мигранты «маршруток» сейчас сдают экзамены в свердловской ГИБДД. Как объяснили URA.Ru в ведомстве, пока иностранцы сдают только теорию. «Согласно распоряжению из Москвы, они сдают у нас теорию по заявкам из транспортных организаций. Па этом все. Эти результаты экзаменов остаются у нас. Однако после этого они удостоверения наши не получают. Сейчас, чтобы получить права, им нужно сдать теорию и два этапа практического экзамена. Удостоверение им будет выдаваться на срок действия их регистрации»^[9].

Ясность наступает, когда обнаруживаешь логическую сообразность данного решения административных органов: «После того, как вчера многие транспортные компании не выпустили на линию около 50% маршруток с иностранными водителями, с руководителями провели разъяснительную работу. Им объяснили, что запрет на управление общественным транспортом без российских прав вступит в силу лишь в мае 2014 года. Сегодня никаких сложностей у жителей дальних районов не возникло: в рейс вышли все водители»^[10].

На основании этих и ряда других подобного характера текстов можно сделать вывод о том, что та или иная группа или лица, обладающие властью, имеют возможность при посредстве массмедиа не только конструировать социальные репрезентанты, а также некие символы, свидетельствующие о реализации управленческих решений, но и в случае столкновения с неучтенными реалиями повседневной жизни социума — контролировать последствия публичного дискурса. Другое дело, что вышеописанные реалии, едва не приведшие к транспортному коллапсу больших городов, можно было не только спрогнозировать, но и предупредить: в том случае, если бы обсуждение данной проблематики было вовремя перенесено из коридоров власти в СМИ, а возможно — и на площадки гражданской журналистики. Другое дело, что в условиях, когда массмедиа в силу ряда объективных и субъективных причин не обладают сегодня соответствующим статусом, результативность такого обсуждения была бы очевидно весьма невысокой. Ведь невозможно отрицать очевидное — дискурсивное производство большинства конструктов, конечно же, находится в институциональном поле. Российская же журналистика как социальный институт чаще всего оперирует материалом повседневных практик.

• [1] Краснопольская И. И., Солодова Г. С. Социальное конструирование этничности. С. 26−34.
• [2] Иванкина Г. Чужие и свои // Завтра. 2013. 5 нояб.
• [3] Холина А. Свои и чужие. Омерзительная расплата. URL: snob.ru/ profile/9723/blog/66 998.
• [4] Например, см.: Спорт-Экспресс. 2014. 12, 14, 19 фев.; см. также информационные сообщения на сайте газеты за период проведения зимних Олимпийских игр в Сочи.
• [5] Орехь А. Хиджаб в автобусе. URL: echo.msk.ru/blog/oreh/1 413 400-echo.
• [6] Цит. по: URL: igpi.ru/bibl/other_articl/1 101 820 840.html.
• [7] Цит. по: URL: novayagazeta.ru/politics/62 248.html.
• [8] Водителей-гастарбайтеров в России заставят заново сдавать на права. URL: 66. ru/auto/news/132 045.
• [9] Это все-таки дико … URL: ura. ni/news/1 052 172 544.
• [10] На работу 5 ноября не вышло 50% водителей маршруток. URL: uralweb.ru/ news/society/417 392.html.