Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Консерватизм русского зарубежья

РефератПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

В отличие от тех славянофилов, которые утверждали идеи и ценности панславизма, евразийцы вслед за К. Н. Леонтьевым делали упор на азиатскую, особенно на туранскую, составляющую мира, считая Россию преемницей империи Чингисхана. Так, Трубецкой считал, что «национальным субстратом того государства, которое прежде называлось Российской империей, а теперь называется СССР, может быть только вся… Читать ещё >

Консерватизм русского зарубежья (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

В большевистской России не могло быть и речи о выживаемости и тем более о дальнейшем развитии консервативной и либеральной общественно-политической мысли. Господствующее положение, исключавшее какое бы то ни было разномыслие, в стране заняла марксистско-ленинская идеология, которая стала основополагающей доминантой философии, политической теории и политики государства во всех сферах общественной жизни.

Задачу продолжения и дальнейшего развития русской/российской национальной общественно-политической мысли взяли на себя представители русского зарубежья. В 20−30-е гг. XX в. здесь выделились три основных течения консерватизма: правый («белый»), левый, представленный евразийством и национал-большевизмом (II. В. Устрялов), а также социал-либеральный консерватизм, рупором которого был парижский журнал «Новый Град» .

Правые консерваторы

Правые консерваторы характеризовали революцию 1917 г. как национальную катастрофу и полный разрыв с российской национальногосударственной и культурной традицией, а советскую власть — как антинациональную. Одним из наиболее авторитетных представителей этого течения был И. А. Ильин, труды которого оказали заметное влияние на консервативную мысль в посткоммунистической России.

" Революция, — писал он, — есть катастрофа в истории России, величайшее государственно-политическое и национально-духовное крушение, по сравнению с которым Смута бледнеет и меркнет"[1].

Ильин рассматривал Россию как «единый живой организм», который должен выработать свою собственную политическую организацию, вытекающую из русских традиций[2]. В будущем, после крушения коммунизма, философ считал желательным возврат к монархическому государственному устройству.

В то же время, отстаивая самобытность России, Ильин говорил о чуждости ей рожденных на Западе идей социализма, либеральной демократии, федерализма.

Приверженцы «пореволюционного» левого консерватизма рассматривали революцию в качестве нового шага в историческом развитии России. Они пытались соединить традиционные консервативные установки, такие как антизападничество, этатизм, мессианизм, с признанием национального характера Октябрьской революции 1917 г. Наиболее известными версиями левого консерватизма стали национал-большевизм Н. В. Устрялова и евразийство. В ключевых вопросах позиции их представителей в той или иной форме и степени совпадают, тем не менее более подробно остановимся на последнем.

Евразийство

Евразийство представляло собой идейное и общественно-политическое течение первой волны русской эмиграции, действовавшее в 20−30-х гг.

XX в. Объединяющими в нем были идеи о специфическом положении России как уникальной цивилизации, органически сочетающей в себе западное и восточное, европейское и азиатское начала, принадлежащей одновременно Западу и Востоку и в то же время отличающейся как от первого, так и от второго. Соответственно, России предназначены особый исторический путь и национально-государственная миссия, не совпадающая ни с европейской, ни с азиатской традициями.

Движение евразийцев зародилось в Софии в 1921 г., когда четверо молодых российских эмигрантов — экономист ?. Н. Савицкий, искусствовед П. П. Сувчинский, философ Г. Д. Флоровский, принявший сан священника, лингвист и этнограф Н. С. Трубецкой — выпустили в свет сборник статей «Исход к Востоку», который стал своего рода манифестом движения, претендовавшим на принципиально новый взгляд на русскую и мировую историю. Работы евразийцев обратили на себя внимание нетрадиционным анализом традиционных для России проблем.

Порой возникает соблазн связать евразийцев со славянофилами. В действительности же у евразийцев по большому счету не было сколько-нибудь серьезных предшественников. Критикуя Запад, славянофилы отнюдь не призывали повернуться лицом к Востоку — мусульманскому, буддийско-конфуцианскому или тюркскому.

Некоторые из славянофилов были убеждены в том, что Восток не простирается дальше Урала. Ю. Ф. Самарин определял его так: «Это значит: не Китай, не Исламизм, не Татары, а мир Славяне-Православный, нам единоплеменный и единоверный… В отличие от него Запад значит: мир Романо-Германский или Католико-Протестантский»[3].

Тем не менее нельзя не отметить тот факт, что в работах некоторых славянофилов и тех, кто в каких-то вопросах были близки им, встречаются идеи, созвучные оценкам евразийцами места и роли России в мире. Так, в «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевского, в заметке «Что такое для нас Азия?», посвященной взятию крепости Геок-Тепе в Туркмении 12 января 1881 г., есть такие слова: «Россия не в одной только Европе, но и в Азии; потому что русский не только европеец, но и азиат. Мало того: в Азии, может быть, еще больше наших надежд, чем в Европе. Мало того: в грядущих судьбах наших, может быть, Азия-то и есть наш главный исход!»[4]

Достоевский призывал покончить с духовной зависимостью от Европы и обратить свой взор на Восток: «И чего-чего мы не делали, чтоб Европа признала нас за своих, за европейцев… а не за татар. Мы лезли к Европе поминутно и неустанно, сами напрашивались во все ее дела и делишки… Надо прогнать лакейскую боязнь, что нас назовут в Европе азиатскими варварами и скажут про нас, что мы азиаты еще более, чем европейцы» .

В отличие от славянофилов — Н. Я. Данилевского, К. Н. Леонтьева и др., возлагавших надежды на самодержавное государство, — евразийцы исходили из признания того факта, что старая Россия потерпела крах и стала достоянием истории. По их мнению, Первая мировая война и русская революция открыли качественно новую эпоху в истории страны. Эта эпоха характеризуется не только крушением России, но и всеобъемлющим кризисом полностью исчерпавшего свои потенции Запада, который стал началом его разложения.

Суть евразийской идеи сводилась к тому, что Россия, занимающая срединное пространство Азии и Европы, лежащая на стыке двух миров — восточного и западного, представляет особый социокультурный мир, основывающийся на синтезе обоих начал. Обосновывая свою «срединную позицию», евразийцы были убеждены в том, что «культура России не есть ни культура европейская, ни одна из азиатских, ни сумма или механическое сочетание из элементов той и других… Ее надо противопоставить культурам Европы и Азии как срединную евразийскую культуру»[5].

Поэтому, как утверждал ?. Н. Савицкий в статье «Географические и геополитические основы евразийства» (1933), «Россия имеет гораздо больше оснований, чем Китай, называться „Срединным Государством“»[6]. Это самостоятельная, самодостаточная и особая духовно-историческая геополитическая реальность, которой принадлежит своя самобытная культура, «равно отличная от европейских и азиатских». Причем ей ближе исторические истоки скорее азиатской, нежели европейской, традиции.

Представители евразийства отводили особое место именно духовным, в первую очередь религиозным, аспектам. В их построениях отчетливо прослеживается стремление увязать русский национализм с пространством. Как подчеркивал ?. Н. Савицкий в книге «Географический обзор РоссииЕвразии», «социально-политическая среда и ее территория должны слиться для нас в единое целое, в географический индивидуум или ландшафт»[7].

Поэтому неудивительно, что у евразийцев само понятие «Евразия» было призвано обозначать не просто континент или его часть в сугубо географическом понимании, а некую цивилизационно-культурную целостность, построенную на основе синтеза пространственного и социокультурного начал.

Призывая бороться с «кошмаром всеобщей европеизации», евразийцы пытались обосновать тезис о необходимости «сбросить европейское иго». «Мы должны привыкнуть к мысли, — писал, например, Н. С. Трубецкой в книге „Европа и Человечество“, вышедшей в Софии в 1920 г., — что романо-германский мир со своей культурой — наш злейший враг» .

В отличие от тех славянофилов, которые утверждали идеи и ценности панславизма, евразийцы вслед за К. Н. Леонтьевым делали упор на азиатскую, особенно на туранскую, составляющую мира, считая Россию преемницей империи Чингисхана. Так, Трубецкой считал, что «национальным субстратом того государства, которое прежде называлось Российской империей, а теперь называется СССР, может быть только вся совокупность народов, населяющих это государство, рассматриваемая как особая многонародная нация и в качестве таковой обладающая своим национализмом»[8].

Еще более четко эту позицию сформулировал ?. Н. Савицкий, который полагал, что субстрат евразийской культурно-цивилизационной целостности составляют арийско-славянская культура, тюркское кочевничество, православная традиция: именно благодаря татаро-монгольскому игу «Россия обрела свою геополитическую самостоятельность и сохранила свою духовную независимость от агрессивного романо-германского мира». Более того, «без татарщины не было бы России»[9].

А один из более поздних евразийцев, Л. Н. Гумилев, отождествлял Древнюю Русь с Золотой Ордой, а советскую государственность — с придуманным им самим славяно-тюркским суперэтносом.

Не отбрасывая ряд интересных наблюдений, высказанных евразийцами, следует отметить, что их проекты содержали множество ошибочных положений, которые в современных условиях выглядят анахронизмами. Представляя Россию-Евразию как возглавляемый Россией особый культурный мир, авторы-евразийцы подчеркивали, что Россия-Евразия «притязает еще и на то и верит в то, что ей в нашу эпоху принадлежит руководящая и первенствующая роль в ряду человеческих культур»[10]. Такая вера может быть обоснована только религиозно, т. е. на фундаменте православия. Иначе говоря, исключительность русской культуры, ее особая миссия выводятся из православия.

Следует отметить и тот факт, что евразийцы позитивно приняли действия большевиков по сохранению и укреплению территориального единства России. Они были убеждены в том, что русская революция есть символ не только конца старой России, но и рождения новой. Более того, успехи советского руководства в этом направлении оценивали как победу «евразийской идеи», полагая, что коммунисты последовательно реализуют вековые имперские устремления России. Один из лидеров евразийцев Л. П. Карсавин настойчиво подчеркивая: «Коммунисты… бессознательные орудия и активные носители хитрого Духа Истории… и то, что они делают, нужно и важно» .

Заметим, что в большинстве своем русская эмигрантская интеллигенция приняла евразийские идеи довольно прохладно, если не сказать — отрицательно. Среди особенно активных критиков евразийства были Н. А. Бердяев, И. А. Ильин, ?. Н. Милюков, Ф. А. Степун, Г. П. Федотов. Более того, к началу 1930;х гг. от евразийства отошли самые решительные его приверженцы, включая его основоположников и активных сторонников Е. В. Трубецкого, Г. Д. Флоровского, ?. М. Бицилли и др. Показательна в этом плане позиция Флоровского, который в статье с характерным названием «Соблазн евразийства» с горечью констатировал, что «судьба евразийства — история духовной неудачи»[11].

С такой позицией трудно не согласиться, поскольку она была основана на признании несоответствия построений евразийцев историческим и общественно-политическим реалиям того времени.

" Новоградцы"

Представителей обоих рассмотренных выше течений объединяло анnизападничество. В этом вопросе от них в определенной степени отличались «новоградцы» — группа представителей русского зарубежья, объединившихся вокруг журнала «Новый Град». Он был основан Г. П. Федотовым, Ф. А. Степуном, И. И. Бунаковым-Фондаминским и выходил в Париже с 1931 по 1939 г.

" Новоградцы", довольно прохладно принятые представителями правого течения, пытались соединить христианство с либерализмом и идеями социального прогресса. Для них русская идея была неотделима от признания высшей ценностью человеческой личности. «Признание свободы личности отделяет нас от большинства так называемых пореволюционных течений русской политической мысли… — писал Г. П. Федотов. — В охране свободы, как драгоценного завещания XIX в., мы занимаем позицию коycерваторов»[12].

" Новоградцам" были близки идеи В. С. Соловьева о вселенском соединении религии с либерализмом и социальным прогрессом. Они настойчиво обосновывали необходимость социальных реформ, основанных на возрождении религиозного сознания.

О задачах и устремлениях основателей журнала можно составить представление на основе выдержки из статьи Ф. А. Степуна в его первом номере: в результате разобщенности и борьбы разных течений мысли, борющихся между собой, получилась «безрелигиозная культура, утверждающая свободу лишь в образе хищнического капитализма и справедливость, в образе социальной революции. Выход из этого положения — в органическом, творческом сращении всех трех идей»[13].

Об идейной ориентации журнала свидетельствует тот факт, что на его страницах публиковались богослов, основоположник «неопатриотического» синтеза в православном богословии Н. О. Лосский и протоиерей С. Н. Булгаков, монахиня М. Скобцева и профессор ?. М. Бицилли, бывшие эсеры М. Вишняк и К. Кускова, евразийцы Л. П. Карсавин и ?. Н. Савицкий. На его страницах часто полемизировал с оппонентом идеолог «сменовеховства» и руководитель национал-большевизма Н. В. Устрялов.

Характерно, что, не разделяя традиционные антизанаднические установки, Ф. А. Степун, например, утверждал, что Россия, будучи частью Восточной Европы, несомненно отличается от Западной, но как культурный мир она относится именно к Европе, а не к Азии. Степун разделял мысль Достоевского, что у русского человека два отечества — Россия и Европа[14]. Г. П. Федотов отстаивал идею европейской федерации и предполагал, что после крушения коммунистического режима в СССР в ее состав должна войти и Россия.

Очевидно, что при всех зачастую существенных различиях, отмеченных в данной главе, все течения русского/российского консерватизма так или иначе, в той или иной форме объединяла вера в особую судьбу, предназначение и миссию России.

  • [1] Ильин И. А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России. Статьи 1948;1954 годов: в 2 т. М.: Русская книга, 1992. Т. 1. С. 107.
  • [2] Там же. С. 238.
  • [3] Самарин Ю. Сочинения: в 10 т. М.: Типография А. И. Мамонтова, 1877. Т. 1. С. 98.
  • [4] Достоевский Ф. М. Геок-Тепе. Что такое для нас Азия? // Достоевский Ф. М. Собрание сочинений: в 15 т. Л.: Наука. 1995. Т. 14. С. 504.
  • [5] Евразийство. Опыт систематического изложения. Париж, 1926. С. 32.
  • [6] Савицкий П. Географические и геополитические основы евразийства // Савицкий II. Континент Евразия. М.: Аграф, 1997. С. 295.
  • [7] Савицкий П. Географический обзор России-Евразии // Там же. С. 283.
  • [8] Трубецкой II. С. Общеевразийский национализм // Евразийство (формулировка 1927 гола). Евразийская хроника. Париж, 1927. Вып. IX. С. 24.
  • [9] Савицкий П. Степь и оседлость // Савицкий П. Указ. соч. С. 332.
  • [10] Евразийство. Опыт систематического изложения. С. 32.
  • [11] Флоровский Г. Евразийский соблазн // Русская идея. В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья. М.: Искусство, 1994. Т. I. С. 305−306.
  • [12] Новый Град. 1931. № 1. С. 6.
  • [13] Степун Ф. А. Пути творческой революции // Новый Град. 1931. № 1. С. 18.
  • [14] Степун Ф. А. Чаемая Россия. СПб.: РГХИ, 1999. С. 411.
Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой