ЛиквидаКция!. Стилистика современного русского языка

Звукобуква К нарушает порядок следования звуковых и графических единиц в фонетическом и графическом слове ликвидация. Звукобуквенный сдвиг определяет возможность восприятия двух разных лексических единиц — ликвидация и акция. Восклицательный знак служит средством передачи эмоционально значимой информации. Можно предположить, что потенциальный покупатель, опираясь на культурно-фоновые знания, декодирует креатему как рекламный призыв, свёрнутый (компрессированный) текст влияния: Предстоит ликвидация книжного магазина. В этой связи проводится акция — распродажа книг. Покупайте книги по сниженным цепам! Креативное рекламное высказывание рассчитано на возникновение у адресата эмоции удовлетворения, которая является следствием информации о снижении цен. С точки зрения Л. П. Якубинского, результаты креативной деятельности в подобных случаях нельзя отнести к эстетически значимым, а глоссемосочетания — к творческим (поэтическим). Действительно, в приведённом примере ведущей является характерная для коммерческой коммуникации функция влияния на волю адресата. Устанавливается эта функция в линейной нестандартной звукобуквенной последовательности элементов, вызывающей у адресата удивление: необычная форма задерживает внимание, нарушает автоматизм речевосприятия. Все это свидетельствует о наличии замысла, включающего установку на творчество. Обусловленная замыслом рекламодателя эмоционально-эстетическая функция, не являясь основной, всё же присутствует, стимулируя осознание адресатом собственной практической выгоды.

Как видим, стилистический анализ результатов креативной речевой деятельности не ограничивается констатацией системного или несистемного, стандартного или нестандартного синтагматического звена текста. Стилистический анализ всегда получает функциональную направленность. Последнее связано со спецификой объекта исследования. А. М. Пешковский отмечал, что стилевая сторона речи добавочна по отношению к основной целевой установке автора. Добавочной установкой, в частности, может быть воздействие на волю адресата (например, в рекламной речи), облегчение понимания сказанного (например, в лекторской речи), а также эстетическое воздействие. Все добавочные цели, указывает учёный, предполагают сознательное или бессознательное приспособление к ним обычных средств языка. Функциональный анализ предусматривает характеристику добавочных стилистических проявлений, заданных авторскими установками. Осмысление речевых элементов на линейной оси в проекции па систему языка способствует выявлению результатов креативной речевой деятельности и функциональной интерпретации этих результатов. Складывающиеся в тексте синтагматические отношения — форма проявления внутритекстовой системной организации.

Ещё одной формой проявления текстовой системности и одновременно «продуктом» креативной речевой деятельности является внутритекстовая парадигматика. Функционально-текстовая парадигма — это вертикальное объединение речевых составляющих на основе определённых смысловых связей. Такое объединение, с одной стороны, опирается на языковую парадигму (повторимое), а с другой — обнаруживает приметы авторской индивидуальности (неповторимое).

Продемонстрируем особенности межсловной внутритекстовой парадигмы, формирующейся в тексте статьи Д. Быкова (газета «Труд». Авторская рубрика «Времечко». 2010). Газетный заголовок «1-нтервенция» представляет собой креатему, образованную на базе графиксации — активно развивающегося в русском языке новейшего времени способа словообразования, предполагающего использование в качестве словообразовательного форманта графических и орфографических средств.

Креатема 1-нтервенция сконструирована на основе соединения буквы латинского алфавита и кириллических графем. Буква I — свёрнутое название Интернета. Расшифровка креатемы: «интервенция Интернета, агрессивное вмешательство Интернета в сферу частной жизни человека». Этот смысл объединяет все члены межсловной внутритекстовой парадигмы номинаций современных электронных компьютерных устройств. Вертикальный ряд формируется постепенно, по мере развёртывания текста. Вот начало статьи:

Человек, у которого нет сегодня айпода или айфона, может смело считать себя несуществующим. По крайней мере, если он москвич. весь бомонд гоняется за новейшими айфонными моделями и о каждом своём действии оповещает через «Твиттер». Школьники не успевают обновлять плееры. Не иметь 1-чего-нибудь сегодня так же странно, как не иметь машины в 90-е, и даже страннее, потому что гаджет стоит дешевле машины, а уехать на нём можно дальше.

Укажем (в начальной форме) слова и словосочетания, образующие подсистему: айпод, айфон, айфонная модель, «Твиттер», плеер, гаджет. В тексте реализуются также номинации: электронное устройство, универсальный коммуникатор, нормативный плеер. Отмеченные элементы входят в языковую тематическую группу слов и, следовательно, выступают как креативный результат системно направленного отбора связанных по смыслу слов и словосочетаний, являющихся членами общеязыковой лексической парадигмы.

Стройность реализованного в тексте языкового системного объединения нарушает креатема I-чего-нибудь, образованная графиксальным способом. Это оценочное окказиональное образование получает эстетическое приращение: публицист оценивает погоню за электронными приборами иронически — как пустую забаву и возможность продемонстрировать личную «продвинутость». Ирония охватывает другие употребления, построенные по схеме: обозначение прибора > оценочная характеристика наносимого им вреда: айфон, подключающий тебя к Сети (характеристика интернет-зависимости); плеер с неограниченным запасом игрушек (характеристика бездумного погружения человека в виртуальное игровое пространство); флэшка, вставляющаяся непосредственно в мозги (характеристика неограниченной власти Интернета, его влияния на сознание человека). Приращения к значениям номинаций компьютерных устройств уточняют точку зрения автора как «человека социального»: интервенция Интернета опасна для общества, поскольку подавляет свободу личности. Автор как «человек частный» говорит о личном противостоянии этой интервенции: Что до меня, ни айподом, ни айфоном я не обзавожусь специально.

Внутритекстовая парадигма построена по типу подсистемы языковой, включающей связанные общим смысловым стержнем номинации компьютерных устройств (тематическая группа «компьютерная техника»). В то же время функционально-текстовая подсистема вбирает в себя авторский окказионализм чего-нибудь, который, не нарушая принципа тематической компоновки членов ряда, объединяет их оценочно. Текстовая парадигма выполняет функцию концептуального и эмоционально-эстетического обобщения.

Функционально-текстовые парадигмы — результат системной креативной деятельности, осуществляемой на основе вчувствования в эстетическое событие, осмысляемое автором на базе определённого среза языковой парадигматики. Парадигматические объединения речевых составляющих текста на основе смысловых связей и обобщённых авторских оценочных характеристикформа проявления системной организации текстового целого.

Язык — это система развивающаяся. В каждом тексте отражается время его создания и время, о котором пишет автор. Анализируя текст, интерпретируя авторские новации, исследователь должен учитывать специфику языковой системы на соответствующем временном срезе, сочетая принципы системности и историзма. «Историку, — писал В. В. Виноградов, в трудах которого принцип историзма нашел всестороннее обоснование, — важнее всего воспроизведение эстетического восприятия современников художника… Только тогда могут определиться приёмы пре-работки явлений индивидуального художества в последующих поэтических конструкциях. И только тогда всесторонне освещается своеобразие художественных достижений того писателя, который избран для исследования, и их отношение к ранним литературным традициям»^[1]. Как видим, учёный говорит, во-первых, о синхронной, связанной с временем написания произведения, оценке индивидуального своеобразия речевого творчества писателя; во-вторых, об оценке диахронной, связанной с анализом творческих достижений в сравнении со стилистическими традициями и новациями прошлого. Историзм присущ и отечественному литературоведению. Д. С. Лихачёв в этой связи отмечал, что анализ произведения, вырванного из эпохи, не может быть объективным.

Лингвистическое комментирование устаревших единиц, их историческая интерпретация традиционны для отечественной стилистики и учебной практики. Например, в баснях И. Крылова (1769—1844), которые изучаются в школе, специального комментирования требуют вышедшие из употребления единицы, в частности, этикетные формулы выражения почтения: Когда светлейший Волк позволит, Осмелюсь я дочесть, что ниже по ручью От светлости его шагов я на сто пью. При жизни И. Крылова слова светлейший, светлость были активными и употреблялись как формы титулования и официально-почтительного обращения (Ваша светлость) к младшим членам императорской фамилии и князьям. Возможно было употребление сочетания его светлость при почтительном указании на третье лицо (первая синхронная оценка). Преобразование автором стандартных формул речевого этикета проявилось в их отнесённости к нетитулованной особе (глоссемосочетание светлейший Волк). Статусно-ролевой сдвиг обусловливает трансформацию формульно закрепленной эмоции почтения/уважения в эмоции лести и заискивания, смешанные со страхом. Этикетные аномалии используются баснописцем как средства образного изображения социального неравенства, зависимости, раболепия. С позиций современного языкового сознания (и это вторая синхронная оценка) слова светлейший, светлость являются историзмами. Таким образом, объективно один и тот же факт художественного текста может быть интерпретирован с двух (и более) синхронных точек зрения. Аналогично: средства выразительности в сатирах А. Кантемира могут быть проанализированы с позиций их восприятия современниками автора (XVIII в.) — первая синхронная оценка; с позиций современного русского языка — вторая синхронная оценка. Диахронный исторический анализ предполагает обязательное сравнение двух (и более) синхронных оценок.

Классики отечественной стилистики обосновали необходимость исторического подхода к анализу индивидуального стиля писателя. Например, Г. О. Винокур ставит своей целью исследовать творчество А. Пушкина как преобразователя русского языка и русской поэзии. Для осуществления поставленной цели он выявляет в произведениях поэта «те факты языка, которые могут быть поставлены в связь с поэтической традицией, созданной в XVIII веке». Диахронный подход охватывает грамматические средства выразительности, принципы использования изобразительных и эмоционально-эстетических возможностей слов и фразеологизмов, а также рифмы. Главный вывод исследователя заключается в том, что в поэзии А. Пушкина «оказалась разрушенной принудительная связь жанра и языка, возникшая в 18-м веке, так что сам по себе жанр перестал быть определяющим началом для языка и эта роль перешла непосредственно к содержанию, теме, вообще — поэтическому стилю произведения» .

Оценивая критику языка поэмы «Руслан и Людмила» современниками Пушкина, Винокур отмечает, что критика эта была вызвана не самим фактом употребления в тексте поэмы «простонародных» … слов и выражений (так тошно жить; молчи, пустая голова; всех удавлю вас бородою и др.), а тем, что сниженные элементы «попали в большой жанр, в такое произведение, которое, претендуя быть серьёзным литературным произведением и конкурируя с традиционными величественными эпическими жанрами, тем не менее пестрит отражениями стиля, возможными только в легких жанрах «мелочей» и «безделок» «. Разрушив жанровый канон, Пушкин, по мнению старших современников, перешел границы уместности. Что же касается Г. О. Винокура, предложившего методику сравнительного диахронного изучения идиостилей разных, с его точки зрения, именно в «этой «неуместности» отдельных слов и выражений и заключается один из главных путей отхода Пушкина от традиционных стилистических норм». Изучая язык Пушкина исторически, учёный интерпретирует жанрово-стилистические аномалии как примету индивидуального стиля поэта. Таким образом, исторический подход охватывает проблемы стилевой организации текста определённого жанра в аспекте традиций и языкового новаторства.

Принцип историзма используется для углублённой интерпретации авторского приёма. Так, для творчества Марины Цветаевой характерен выявленный в специальном исследовании Л. В. Зубовой приём этимологической регенерации. Этот приём представляет собой контекстуальное сближение этимологически родственных слов, которые с течением времени перестали осознаваться как родственные: рука — ручей; узы — союз — узел — связь — вязь; тяготенье — тяга — стяг; хулить — хвалить; черта — чёрный; гробовой — сугроб; лук — разлука; вещий — вещать — вещь; пробел — белый — бельмо. Ряды этимологически сближенных креатем свидетельствуют о системном характере креативной поэтической деятельности, направленной на извлечение ментально значимого смысла, объединяющего исторически родственные слова. Их сближение позволяет автору поэтического произведения выразить субъективное отношение к языку как эстетическому объекту. Приём этимологической регенерации служит для маркирования концептуально значимых участков поэтической картины мира. Знаменательно, что интуитивные «этимологические открытия» способствуют национально специфической трактовке собственно эстетических и нравственных ценностных объектов. В произведениях М. Цветаевой широко представлены ключевые слова русской национальной картины мира. В их числе слова с исконным корнем -ду- // -ды- (в его современных вариантах -дух-, -дох-, -дых-, -душ-, -дыш, -ду-, -ды-)": Улавливать сквозь всю людскую гущу Твой вздох животворящ. — Душой, дыханием твоим живущей, Как дуновеньем — плащ. Ср.: Чтоб выдул мне душу — российский сквозняк!; И душный ветер прямо в душу дует; Вздох: выдышаться в стих!; И дышит: душу не губи!; Не задушена. Ду — ша! Поиски этимологических истоков слова «приводят М. Цветаеву к эстетически значимому концептуальному развертыванию, усилению, образной конкретизации антитезы духовного и бездуховного — одной из центральных в русской поэзии^[2].

Традиционно принцип историзма реализуется в процессе исследования отобранных и преобразованных автором хронологически отмеченных средств языка — историзмов, а также фонетических, грамматических, лексических архаизмов. Стилистический анализ призван обобщить типовые функции этих средств в художественных текстах. Известно, что историзмы и архаизмы употребляются для создания реалистического колорита при изображении старины; для создания речевого портрета персонажа в контексте времени; для передачи высокой, торжественной тональности, а также для создания иронии, насмешки, комического эффекта. В каждом конкретном случае функция хронологически отмеченного элемента устанавливается особо.

При исследовании креативной речевой индивидуальности автора анализ отдельных хронологически отмеченных элементов необходимо проводить в контексте художественного целого с учётом общей художественной стратегии автора. Образцом такого анализа по праву можно считать работу Г. О. Винокура «Язык Бориса Годунова»^[3]. Вот пример «атомарного» исторического комментирования одной из реплик Бориса: — Все области, которые ты ныне Изобразил так хитро на бумаге, Все под руку достанутся твою… Исследователь отмечает, что «слово хитро употреблено в старинном значении «искусно», а выражение под руку — одно из многих старинных выражений со словом рука в значении «власть» «. Анализ укрупняется, когда речь идет о пласте церковнославянизмов в трагедии Пушкина. Так, отмечается, что церковнославянские варианты «терпят при себе варианты русские»: рядом с пред, глава, драгой, глас, младой, хладный, злато, глад, очи, зри, виется встречаем также перед, голова, дорогой, голос, молодой, холодный, золото, голод, глаза, гляжу, вьётся и др.

Функционально-стилистическая интерпретация отобранных автором трагедии в процессе креативной деятельности хронологически отмеченных средств языка позволяет сформулировать важный тезис: Пушкину «был чужд метод прямолинейного документализма». Изображая средствами языка (и не только) историческую эпоху, поэт старался, по собственному свидетельству, «угадать образ мыслей и язык тогдашнего времени». Говоря об эстетическом отношении автора к историческому языковому материалу, Г. О. Винокур отмечает, что «поэт в Пушкине постоянно побеждает стилизатора». Привлечение документов, черновиков, лирических и прозаических произведений Пушкина, драматургических произведений его предшественников позволяет исследователю охарактеризовать текст трагедии как результат креативной речевой деятельности автора: «Язык „Бориса Годунова“ представляется своего рода лабораторией, в которой изящество, страстность, сладкогласие и простота языка пушкинской лирики вступают в прочное соединение с элементами книжно-поэтического языка 18-го века, переосмысленными под углом зрения национально-исторического, „летописного“ языкового мышления» .

Историзм креативной стилистики был продемонстрирован на материале художественных произведений. Принцип историзма, безусловно, приложим к анализу текстов всех функциональных стилей. Целесообразно разграничивать синхронный и диахронный исторический анализ. Синхронный анализ предполагает интерпретацию креативно отобранных и/или преобразованных автором средств языка и целостного речевого произведения в строго определенном темпоральном контексте. Возможна неоднократная синхронная интерпретация исследуемого объекта. Диахронный анализ предполагает сравнение включенных в исторически не совпадающие темпоральные контексты креативно отобранных и/или преобразованных автором хронологически отмеченных средств языка. Объектом диахронного анализа могут стать тексты, связанные жанровой, тематической, композиционной общностью, а также индивидуальные стили. Диахронный анализ приближает исследователя к выводам о тех произошедших во времени изменениях, которые связаны с результатами стратегически обусловленной креативной речевой деятельности. Принцип историзма оказывается необходимым при решении важной для креативной стилистики проблемы традиции и новаторства.

Таким образом, системность креативной стилистики предполагает проекцию анализа отдельной креатемы и отмеченных креативностью линейных и вертикальных текстовых объединений на экран языковой системы. Условием реализации принципа системности является синхронный уровневый анализ, позволяющий установить эстетически значимые сдвиги в произведениях речи, оценить авторские находки и неудачи, выявить повторимое (заданное языковой системой) и неповторимое (обусловленное креативной индивидуальностью автора), описать текст как особо организованную систему систем. Историзм креативной стилистики предполагает анализ результатов креативной речевой деятельности в контексте реального времени создания речевого произведения, времени, которое отражено в исследуемом тексте, а также в контексте времени восприятия речевого произведения. Неоднократная синхронная оценка речевого объекта сочетается с диахронным сравнительным исследовательским подходом. Системность креативной стилистики и её историзм оказываются органически связанными.

• [1] Виноградов В. В. Избранные труды: Поэтика русской литературы. М. 1970. С. 231.
• [2] Зубова Л. В. Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект. Л., 1989. С. 30−32.
• [3] Винокур Г. О. О языке художественной литературы. С. 197—228.