Опора на стилистический узус

Креативная речевая деятельность в той или иной степени опирается на узус. Узус — это речевой обычай, речевая привычка. Стилистический узус — сложившаяся в данное время практика использования маркированных средств языка. Например, в газете «Аргументы и факты» есть рубрика «Вопрос — ответ». Один из вопросов содержит соответствующее современному разговорному узусу слово вторична; ответ включает соответствующее деловому стилистическому узусу стандартное словосочетание вторичное жильё:

Какие квартиры на рынке жилья можно отнести к разряду «вторички» ?

Елена Розанова — Так называемое вторичное жильё представляет собой особый сегмент рынка недвижимости. Вторичное жильё — это жилплощади, не раз и даже не два проходящие все стадии процесса продажи.

Речевая действительность обнаруживает наличие особого стилистического узуса в каждой сфере коммуникации. Целесообразно разграничивать общелитературный узус, соответствующий нормативному речевому обиходу в данное время, и групповой узус, или речевые употребления, характерные для отдельного лингвокультурного сообщества.

Узуальный стилистический факт может соответствовать или же не соответствовать кодифицированной норме. Его наличие в речи регулируется сложившимися в лингвокультурном коллективе представлениями о привычном и непривычном, допустимом и недопустимом, одобряемом и неодобряемом, высоком и низком, «своём» и «чужом». Например, изучение мужской речи рабочих-трубников по материалам аудиозаписей показывает, что узуальным в этой среде является употребление обсценизмов в определённых функциях. Приведём в качестве примера фрагмент диалога двух рабочих — двадцатилетнего М. и сорока-пятилетнего В. В. Тема диалога определена ситуативно (начальник цеха подготовил особое распоряжение):

В. В. Начальник материться запретил. Издал распоряжение… М. Матерятся-то все… одни красиво, другие нет, В. В. Ты понимаешь, один матерится со злости… М. А другие просто других слов не знают. В. В. Для связки слов [нец. выраж.].

М. Ладно для связки слов. У них вот с простыми словами проблемы.

В. В. Или просто [нец.].

М. А-а, просто [нец. j ? Ну ты понимаешь, опять же в мужской компании мы с тобой сидим, употребляем в сущности-то обидные слова, но нам друг другу не обидно, да?

В. В. Да-да-да-да-да!

М. То есть мы свои, да?

В. В. Вот я тебя |нец.| назвал — ты не обиделся? М. Не, ну чё я на дураков буду обижаться? (смеётся).

Стихийная стилистическая оценка обсценизмов показывает, что рабочие не считают «матерный язык» исключительной принадлежностью своего круга (матерятся-то все); находят в обсценизмах особую эстетику (матерятся красиво); понимают, что бранная лексика способствует эмоциональной разрядке (матерятся со злости); служит средством заполнения пауз (для связки слов) и средством восполнения бедности речи (с простыми словами проблемы). Мужчины признают, что обеденная лексика составляет органическую часть языка социальной группы, с которой они себя идентифицируют, к которой принадлежат (в мужской компании сидим, употребляем), и служит для интимизации коммуникации (нам друг другу не обидно, да?) в кругу «своих». В мужском лингвокультурном коллективе обсценные единицы образуют гендерно маркированную парадигму. Отбор единиц из этой парадигмы осуществляется автоматически. Их употребление в типовых функциях не вызывает отрицательных эмоциональных реакций присутствующих «своих», а скорее воспринимается как привычный фон. Признание коммуникантами эстетической и эмоционально-экспрессивной значимости обсценизмов свидетельствует об оценке креативных результатов употребления этих единиц, которые оказываются частично табуированными. Как показывают записи, в разговоре с женщинами наблюдается эти-ко-стилистический контроль: отбор слов и выражений производится с установкой на стилистический узус «других», не принимающих эстетику низкого.

Узуальная маркированность не всегда совпадает с функционально-стилевой и эмоционально-экспрессивной отмеченностью лингвем. В случае такого совпадения манера речи со стороны оценивается как стилистически нормативная. В случае несовпадения — как аномальная. Например, в современных информационных радиопрограммах регулярно реализуются нормативные стандартные средства публицистического стиля. Креативная речевая деятельность журналиста ограничена стилистическим узусом, заданным жанром и мерой стилистической свободы, регламентируемой редакционной политикой. Стилистический узус в целом остаётся в жанровых границах функционального стиля. Напротив, в речи радиоведущих молодёжных развлекательных программ стали привычными сниженные просторечные вкрапления, жаргонизмы, а также американизмы. «Стёбная» речевая манера распознаётся, но особому стилистическому узусу, не соответствующему нормам функционального стиля, литературным традициям радиоречи.

Повседневная коммуникация обнаруживает поколенческое различие стилистического узуса в среде старших носителей литературного языка и в молодёжной среде: речевая манера молодых людей не всегда соответствует сложившимся в коммуникативной практике старших современников эстетическим установкам, определяющим использование стилистически маркированных средств. Эстетическая значимость контрастных стилистических средств осмысляется, как правило, в границах оппозиций «свойчужой», «свой — другой». Стилистический узус поддерживает коллективную идентичность и является средством самоидентификации — естественного представления индивида о принадлежности к группе «своих» .

Креативная стилистика разрабатывает методики, позволяющие установить принадлежность говорящего/пишущего к определённому лингвокультурному коллективу. Диагностическими пятнами в речевой структуре текста являются в данном случае узуально маркированные элементы. В ходе анализа учитывается «полиглотизм» (Б. А. Ларин) носителя языка: один и тот же человек может входить в разные лингвокультурные сообщества, каждое из которых вырабатывает свой стилистический узус (узус тендерный, узус дружеского круга, профессиональный узус и др.).

Опора на стилистический узус, узуальные авторские предпочтения и отталкивания прослеживаются в текстах художественной литературы. Автор может воспроизводить стилистический узус реалистически, сатирически или натуралистически. В пьесах А. Островского «Доходное место» (1857), «Гроза» (1860) и др. реалистически репродуцирован стилистический узус, сложившийся в купеческой среде. Драматургом созданы достоверные речевые портреты представителей этого социального слоя русского общества. Сам Островский родился в семье судейского чиновника. Он учился па юридическом факультете Московского университета, некоторое время служил в канцелярии коммерческого суда. Проходившие через суд уголовные и гражданские дела дали драматургу материал для пьес. Речевой быт купеческого сословия Островский наблюдал со стороны. Речевые партии персонажей — выходцев из купеческой среды — плод креативной деятельности художника, опиравшегося на эстетические принципы реализма гоголевской школы.

Продолжатель гоголевских эстетических традиций М. Булгаков в ряде своих произведений сатирически репродуцировал советский стилистический узус. Повесть «Собачье сердце» (1925) по праву можно считать лингвистической и стилистической сатирой. Объектом и одновременно средством сатиры здесь является язык революционной эпохи. Именно в это время формируются идеологические предписания, загнанные в границы языковых стереотипов, вырабатываются принципы аксиологической поляризации, декларируется безальтернативность ценностных предпочтений, заметной становится политическая ориентированность речевого поведения. Булгаков не принял новояз и ту систему ценностей, которая пропагандировалась с помощью языка революции. Писатель использовал лот язык «как важное характерологическое средство» (Н. А. Кожевникова), разработал приёмы преобразования узуально отмеченных элементов новояза.

В языке тоталитарного типа существовала идеологическая ортология, основанная на следующем предписании: идеологема (т.е. слово / сочетание слов / высказывание, обозначающие идеи и реалии социализма) должна употребляться в стилистически нейтральном или в стилистически высоком контексте. Булгаков нарушает это правило, освобождая язык своей повести от стилистической регламентации. Текстовая лексическая синтагматика характеризуется свободой соединения идеологемы (И) с разговорной (Р) и просторечной (П) сниженной лексикой, сопровождающей или окольцовывающей идеологему. Глоссемосочетания, характеризующиеся идеологической и стилистической нестандартностью, обнаруживают общекультурные и нравственные сдвиги в сознании формирующейся социальной общности советских людей. Приведём отдельные примеры из повести «Собачье сердце», графически выделяя идеологемы:

— Подумаешь! Барыни какие! Обыкновенная прислуга, а форсу как у комиссарши! — Р + Р + П + И. Презрительно-уничижительная окраска охватывает все родополовые наименования лиц (барыни, прислуга, комиссарша). В этом ряду оказывается и субъект революционной деятельности. Ср.: Неужели же я обожру Совет народного хозяйства, если в помойке пороюсь? — П + И + Р. В тексте повести широко используется приём преобразования словосочетаний-идеологем и идеологических прецедентных высказываний: Невозможно в одно и то же время подметать улицы и устраивать судьбы каких-то испанских оборванцев! Замена нейтрального слова рабочие разговорно-уничижительным оборванцы создаёт комический эффект, разрушающий революционную романтику мифа о борцах за народное счастье. Рекламный лозунг В. Маяковского " Нигде кроме как в Моссельпроме" , передающий идеологически значимые смыслы гордости и исключительности, преобразуется с помощью вставки: Нигде кроме такой отравы не получите, как в Моссельпроме. Выражение приобретает противоположный смысл. Высокая тональность замещается низкой.

М. Булгаков пародирует ставшие узуальными речевые структуры, не соответствующие культурным традициям, нормам языка и литературному языковому вкусу. Писатель высмеивает, например, нанизывание форм родительного падежа, способствующее канцеляризации речи: Столовая нормального питания служащих Центрального совета народного хозяйства. Высмеиваются вошедшее в речевой обиход Л/ы-формы, позволяющие говорящему уйти от личной ответственности за речевой поступок. Лингвистическая сатира усиливается намеренно выдвигаемой на первый план восприятия грамматической аномалией:

Мы пришли к вам…

Прежде всего, кто это «мы» ?

Мы новое домоуправление нашего дома.

Сатирик использует приём ситуативного снижения идеологической ценности языкового знака, помещая последний в бытовой контекст. Так, идеологические знаки советские газеты, «Правда» соединяются с бытовизмами обед, пищеварение, аппетит. Развитие образа физиологического неприятия большевизма и прославляющей его советской прессы поддерживается медицинскими, в том числе составными, терминами, которыми Булгаков-врач владел профессионально:

• — Если вы заботитесь о своём пищеварении, вот добрый совет: не говорите за обедом о большевизме и медицине. И, боже вас сохрани, не читайте за обедом советских газет!
• — Гм… Да ведь других же нет…
• — Вот никаких не читайте. Вы знаете, я произвёл тридцать наблюдений у себя в клинике. И что вы думаете? Пациенты, не читающие газет, чувствовали себя превосходно. Те же, кого я специально заставлял читать «Правду», теряли в весе! Мало того! Пониженные рефлексы, скверный аппетит, угнетённое состояние духа.

Едкая ирония разрушает ставшие частотными сакральные идеологические символы, вскрывает абсурдность фундаментального идеологического понятия революционной целесообразности:

Почему убрали ковёр с парадной лестницы? Разве Карл Маркс запрещал держать на лестницах ковры? Где-нибудь у Карла Маркса сказано, что второй подъезд Калабуховского дома на Пречистенке следует забить досками и ходить кругом через чёрный ход? Кому это нужно? Угнетённым неграм? Или португальским рабочим? Почему пролетарий не может оставить свои калоши внизу, а пачкает мрамор?

Булгаков образно воспроизводит стилистический узус, утрачивающий этические ориентиры. Вытеснение этических норм приводит к языковым конфликтам, которые обнаруживают катастрофическое снижение общего уровня речевой культуры носителей новой идеологии. В частности, через весь текст проходит противопоставление социально маркированных обращений товарищ, господин, милостивый государь и др. (нельзя не отметить актуальность этого стилистического конфликта в наши дни).

Сниженность, в изображении писателя, — примета речевого обихода, соединяющего противоположные в стилевом отношении элементы. Официально декларируемая как высокая лексика идей вступает в конфликт с мотивированной условиями советского быта сниженной лексикой и фразеологией. Эффект сниженности охватывает не только отдельные высказывания и диалоги, но и весь текст повести как особо организованной эстетической целостности. Объект лингвистической сатиры — постреволюционный стилистический узус, отражающий пустоту и лживость идеологических догм, нравственную деградацию, интеллектуальную беспомощность искусственно создаваемой социальной общности, эстетическую несостоятельность культуры, отвергающей традиции. Стилистическая сатира М. Булгакова — яркий образец языкового сопротивления. Прогнозирование неизбежной деидеологизации русского языка в будущем — уникальный результат креативной речевой деятельности писателя.

Для современного литературного процесса характерна тенденция натуралистического воспроизведения стилистического узуса. В одних случаях маркированные узуальные средства используются для создания речевого портрета персонажа, в других — они оказываются одновременно и маркерами авторской речи. Обратимся к творчеству И. Денежкиной. Сборник прозы «Дай мне» (2003) открывается рассказом «Нацбест», в котором автор повествует об истории своего успеха: Вечером мне надо появиться в гостинице «Астория», где, собственно, и будет «Нацбест» . Финалист «Нацбеста» собирает компанию друзей, которые одновременно являются героями книги: Все чуваки и тёлки, кроме Валеры (я назвала повесть «Валерочка»), в повести названы не своими именами. Прозвища Ляпа, Пункс, Раджа, Мюллер презентуют молодых людей как носителей определённого мировоззрения. Ляпа — панк, — сообщает автор. — В повести «Дай мне» он якобы мой виртуальный муж. Все дела. Персонажи, таким образом, «списаны с натуры». Последнее мотивирует выбор авторской манеры письма. Сам Ляпа простодушно заявляет: —Все пацаны делятся на пидоров и подонков. Я — подонок. В у нас все подонки.

Автор рассказывает о внимании к собственной персоне со стороны знаменитостей — в их числе Шнуров, Проханов, многочисленные литературные деятели, интимная тётенька из газеты «Труд», редактор, директор издательства. Мелькают имена Хакамады, Лимонова и других известных людей. В центре всеобщего внимания оказывается Ирина Денежкина: Все говорят обо мне; потом все опять берут у меня интервью, какие-то каналы: РТР, «Культура» ,. Бравада, сопровождающая описание шумного успеха, не скрывает ликования рассказчика, образ которого совпадает с «человеком частным». Персонажи погружены в свой замкнутый мирок, стилистический узус которого характеризуется примитивностью. Обозначенные жаргонизмами эмоциональные реакции ситуативны, психологически поверхностны. Например, главная новость, в изложении Раджи, вне контекста может быть воспринята как добросовестно расшифрованная аудиозапись:

-Ездили мы на финал кубка: ЦСКА — «Зенит». Ну, в Москву… И мы там просто все выпали в осадок! — Раджа округляет синие

глаза, — люб, из тридцати, наверное, коней, погнал рэпаков и чёрных на Охотном ряду! Ну вот… И тут на нас выдвигается туса, человек сорок! Все на дерьме, с арматуринами, с ножами! Подходят и начинают претензии кидать, мол, зачем мы их брата вильнули. Приколи! Никого мы не валили!.. Ну и вот… Мы говорим: вы нас перепутали — вас другие валили, а мы из Питера! Отдыхаем типа тут!..

Жаргонизирована речевая партия автора текста: Я подумала, что чего-то не догоняю; Я убедительно прошу этих чертей не исполнять на церемонии; Сколько бухла можно купить на десять косарей? Мюллер, Раджа, Валерка и Ворон собираются за баблом. Эстетика низкого поддерживается нецензурной лексикой (до пяти обсценных единиц на одной странице в зоне авторской речи). Отдельные обсценизмы используются в прямых значениях, поддерживая эстетику телесного низа.

В авторской речи употребляются образные креатемы. В сравнениях выбор объекта мотивирован узуально закрепленной позволительностью непозволительного, этической установкой на всеобщее коммуникативное и интеллектуальное равенство, стремлением акцентировать собственную речевую смелость. Вот наброски портрета известного писателя: Проханов похож на труп. У него такая трупная рожа. Он может играть покойников в кино. В соответствии с узуальными предпочтениями отталкивающее интерпретируется автором как притягательное: вот очки, вот его губы, как толстые черви, вот топкий облезлый нос, родинка на лбу, шея. Я думала, что хочу слышать его всегда. Хочу видеть Валеркину морду каждый день.

Жаргонизированный, насыщенный нецензурной лексикой примитивный стилистический узус — натуралистический срез одного из пластов речевого существования современной молодёжи. Речь автора стилистически сближается с речью персонажей. Маркеры стилистического узуса являются одновременно вербальными сигналами групповой идентичности, а авторская речевая индивидуальность оказывается в тисках группового узуса. Установка на натуралистическое изображение нравов, эстетический эпатаж и эстетику примитива позволяет отнести тексты И. Денежкиной к «низовой» литературе.

Таким образом, результаты креативной речевой деятельности автора текста (вне зависимости от функционально-стилистической принадлежности данного речевого произведения) должны рассматриваться в проекции на определённый стилистический узус. Для текстов художественной литературы характерны три основных способа воспроизведения стилистического узуса: реалистический, сатирический, натуралистический. Авторские узуальные предпочтения и отталкивания необходимо анализировать в границах определённого времени. Текст художественного произведения может соответствовать общелитературному стилистическому узусу или выходить за границы последнего в пространство стилистического узуса лингвокультурного сообщества (сообществ).