Возникновение стихотворства и драматургии

В отличие от средневековой литературы Запада и Востока русская книжность долгое время не знала стихотворства и драматургии, была «царством прозы», где преобладали эпические формы. Потребность в стихе и драме во всех слоях общества удовлетворялась за счет фольклора и христианского культового искусства. В демократической среде и в XVII в. пользовались успехом обрядовая поэзия и представления скоморохов. Богослужение в православной церкви напоминало пышное театрализованное действие, во время которого звучали молитвы и псалмы, имеющие четко выраженный ритмический характер. Выполняя переводы греческих стихотворных сочинений, русские не стремились сохранить их силлабическую природу, не соблюдали равносложия строк, ибо главным считали содержание («внутренний разум»), а не форму текста.

Позднее появление стихотворства в Древней Руси не означало, что у наших предков отсутствовало поэтическое чувство. Прозаические произведения в литературе XI—XVI вв. часто были ритмически организованы, напоминали сказовый стих русского эпоса, раешник скоморохов. В памятниках торжественного красноречия прием ритмизации текста применялся сознательно и последовательно, ведь не случайно сочинения митрополита Илариона и Туровского епископа Кирилла обычно рассматривают как пограничные явления между прозой и стихом. Существование «эмбрионального» стиха в Древней Руси доказывают, обращаясь к «Слову о полку Игореве» и «Слову о погибели Русской земли». Ярко выраженный ритмический рисунок текста обнаруживают в житиях Епифания Премудрого, созданных в стиле «плетения словес». Знакомство с изощренной рифмовой техникой раешника, которой пользовались профессиональные скоморохи, видно в «Молении» Даниила Заточника:

Доброму бо господину служа, дослужится слободы, А злу господину служа, дослужится болшеи роботы.

Органическое слияние текста и мелодии было присуще церковной гимнографии, на основе которой к XVI в. формируется жанр стихов покаянных — внебогослужебной лирики, где преобладали мотивы грехопадения и раскаяния, быстротечности и суетности земной жизни, неизбежности смерти и неотвратимости Страшного Суда:

Господи, страха твоего боюся, А зло творя не престаю.

Кто на судищи судии не убоится, Или кто, врачевания хотя.

Врача прогн? вает, Яко и азъ?

Долготерп?ливе Господи, На немоще мою умилосердися И помилуй мя.

Этот «умиленный» жанр, где стих был свободен от рифмы, а тема привычна для человека, воспитанного на христианской литературе, позднее получил широкое распространение в старообрядческой поэзии и стал использоваться с целью обличения идейных противников. Сильны традиции «покаянной» поэзии в творчестве протопопа Аввакума, который, несмотря на негативное отношение к «философским виршам» поэтов-силлабиков, никогда не предавал анафеме стихотворство и, как и многие его ученики, использовал мерную и рифмованную речь. Примером может служить оригинальная молитва Аввакума — «Вопль ко Господу» :

Послушай мене, Боже, послушай мене, Царю небесный, Св? ть, послушай меня!

Да не возвратится вспять ни единъ от нихъ, И гробъ имъ тамъ устроиши вс? мъ!

Приложи им зла, Господи, приложи!

И погибель имъ наведи, Да не збудется пророчество дьявольское.

Окончательное разграничение прозы и стиха как двух форм художественной речи происходит в XVII в. Формирующееся книжное стихотворство либо берет на вооружение фольклорные размеры (тоника, раешный стих), либо ориентируется на заимствованную из Польши силлабическую систему стихосложения.