Модернизация через реинтерпретацию традиций

Одним из первых к реабилитации традиций в рамках теории модернизации обратился израильский социолог Шмуэль Айзенштадт (1923−2010). Он привлек внимание западных исследователей к необходимости переоценки основных постулатов модернизации^[1]. Дело в том, что в конце 1980;х гг. весь мир заговорил о небывалых успехах модернизации в странах Юго-Восточной Азии — Китае, Гонконге, Тайване, Сингапуре. Эти государства выбрали путь модернизации с опорой на национальные традиции, игнорируя советы западных политологов, и национальные модели модернизации оказались успешными. В большинстве стран Азиатско-Тихоокеанского региона был принят официальный курс на строительство «эпохи культуры» как феномена современной цивилизации. Теория модернизации столкнулась с интересным парадоксом: чем более открытыми миру становились «азиатские драконы», тем большую роль в их политической культуре начинали играть традиционные конфуцианско-буддистские ценности.

В российской политической науке первенство в отстаивании позитивной роли традиций и ценностей в процессе модернизации принадлежит А. С. Ахиезеру и А. С. Панарину^[2].

Опыт китайской модернизации

Весьма показательна в этом отношении деятельность Фонда Конфуция в современном Китае. Одним из основных направлений этой общественной организации является исследование роли конфуцианства в модернизации Китая, а также реинтерпретация основных конфуцианских понятий адекватно современной эпохе. Профессор Ду Вэймин полагает, что новое конфуцианство вполне способно ответить на вызов современности, ибо оно подчеркивает принцип уважения личности, принцип личностной автономности и конкуренции на здоровой основе. Конфуцианская этика настаивает не на правах человека, а на чувстве ответственности, она делает упор на единстве общества, поисках приемлемого для каждого человека места в социуме. Подобная поведенческая модель предполагает самосовершенствование человека и одновременно его добровольное самоограничение в духовном и психологическом смыслах. Единство общественного мнения здесь достигается не посредством навязывания идеологических стереотипов, а путем длительных, постепенных согласований позиций, что предполагает развитие в обществе духа сотрудничества^[3].

Почетный советник Фонда профессор Чжоу Гучэн предлагает пересмотреть традиционную трактовку категории «жэнъ» как «гуманность». По его мнению, данный термин следует толковать несколько иначе: «человек должен быть человеком». Уточняя эту мысль, известный китайский ученый Лю Вэньин обращает внимание на то, что, популяризируя жэнь, Конфуций хотел не только регулировать межличностные отношения внутри патриархального рода, но и, что более важно, «межличностные отношения в государственной иерархии и даже межгосударственные отношения» .

Другой реинтерпретатор Конфуция профессор Бу Цзиньчжи делает особый акцент на культуре политического участия, развивая в современном духе конфуцианский идеал «гармонического человека». Он подчеркивает, что созданной Конфуцием школе был присущ свой стиль участия в общественной жизни. Конфуцианцы отдавали все силы ведению государственных дел и упорядочению жизни, совершали подвиги и добивались заслуг ради государства, выступали против пассивного ухода от мирских дел^[4].

Интерпретация

Весьма интересной представляется попытка профессора Фэн Юланя обосновать неизбежность модернизации в Китае, интерпретируя положения из конфуцианского канонического текста «Ши Цзин»: «Хотя Чжоу и старое царство, его судьба нова.

Сегодня Китай это и есть старое царство, и у него новая судьба; новая судьба — это модернизация. Я стараюсь сохранить единство и индивидуальность старого царства, одновременно способствуя осуществлению новой судьбы. Представители правого крыла поддерживают мое стремление сохранить единство и индивидуальность древнего царства и порицают мои усилия, способствующие осуществлению модернизации; представители левого крыла приветствуют мое стремление помочь модернизации и порицают меня за усилия по поддержанию единства и индивидуальности старого царства. Я понимаю их доводы, принимаю их похвалу и хулу. Похвала и хула взаимоисчезают, я продолжаю идти вперед в соответствии со своими суждениями"^[5].

Ученые из Фонда Конфуция не только реинтерпретируют конфуцианские ценности адекватно процессам модернизации в самом Китае, но и находят убедительные свидетельства в пользу того, что конфуцианство может активно способствовать гуманизации всего глобального мира. В частности, как полагают тайваньские исследователи X. Цюньчжи и У. Куанмин, технологическое взаимодействие мирового сообщества с природой подтверждает (через экологические бедствия) конфуцианскую точку зрения о том, что люди, общество и природа могут процветать только сообща^[6]. Тайваньские ученые считают, что распространение конфуцианских ценностей способно остановить загрязнение окружающей среды, превращение человека в придаток машины, разгул насилия и другие социальные болезни нашего времени, поскольку конфуцианство является не только этико-политической доктриной, но и космологической системой.

За подобными интеллектуальными изысканиями лежит не просто стремление ученых развивать древнюю философскую традицию. Интеллектуальный поиск идет в весьма определенном политическом направлении: ставится задача активизировать общественное сознание в духе демократических идеалов современного урбанистического общества, где конфуцианскому «гармоничному человеку» предстоит уже не просто любоваться совершенством мира, а активно участвовать в развитии гармонических начал общественной жизни.

Все это свидетельствует о том, что национальные элиты в Тихоокеанском регионе связывают политическое возрождение своей цивилизации с новым прочтением традиционных пластов политической культуры и политического сознания. Национальные элиты здесь обладают важной способностью формулировать «большие цели» в политике, опираясь на древность («использование древности во благо современности»). Ради достижения этих «больших целей» нация способна мобилизовать весь свой духовный потенциал, что обеспечивает всенародную поддержку и легитимность реформ.

Именно здесь в значительной степени скрыта разгадка «тихоокеанского чуда» — гигантского рывка «азиатских драконов» практически во всех сферах жизни. Успех этих стран еще раз продемонстрировал, что благополучие нации складывается не только из экономических показателей. Оно в немалой степени вырастает из духовного единства народа, поверившего в свои силы.

• [1] См.: Eisenstadt S. Development, Modernization and dynamics of Civilization. Englewood: Cliffs, 1983. Vol. XV. № 2. P. 217−252.
• [2] См., например: Панарин А. С. Реванш истории. Μ., 1996.
• [3] См.: Вэймин Д. Вызов Сингапура. Теория нового конфуцианства и дух предпринимательства. Пекин, 1969. С. 141−142.
• [4] См.: Китайская философия и современная цивилизация. М., 1997. С. 155.
• [5] Цит. по: Ломанов А. В. Современное конфуцианство: философия Фэн Юланя. М.: Вост. лит., 1996. С. 212.
• [6] См.: Бурое В. Г. Модернизация тайваньского общества. М.: ИФ РАН, 1998. С. 193.