Общие принципы дифференциации (классификации, систематизации) природных объектов и их практическое применение

Осознанное восприятие окружающего мира есть выделение в нем отдельных объектов и их взаимоотношений, т. е. дифференциация отдельных объектов или, что — то же самое, систематизация (классификация) этих объектов как частей осознаваемого целого. И поскольку любое осознанное, целенаправленное действие любого субъекта предполагает выделение предметов, составляющих цель действия, систематизация (классификация) есть обязательная составляющая любой задачи, решаемой любым субъектом.

Всеобщность задачи позволяет утверждать, что возможна формулировка столь же общих принципов ее решения, т. е. правил, по которым можно классифицировать любую совокупность объектов (и, разумеется, их отношений) вплоть до всех известных проявлений Бытия, т. е. систематизировать всю совокупность знаний о Бытии.

В последующем изложении термин «Бытие» будет использоваться как синоним всего сущего, Вселенной, тогда как термин «бытие» будет использоваться как синоним существования какого-либо конкретного объекта.

Попытки такой систематизации предпринимались неоднократно, однако единой системы знаний человека о Бытии до сих пор не существует, хотя каждая научная дисциплина каким-то образом классифицирует объекты, составляющие ее предмет.

Одна из основных причин этого — в некорректности используемых сегодня принципов систематизации.

Все известные классификации различных групп объектов, при всем разнообразии способов выделения объектов систематизации, правил построения классификационных таблиц (схем) и выбора критериев идентификации конкретных объектов, принципиально однотипны. Во всех этих классификациях конкретный объект должен принадлежать только одной единице классификации (таксону) любого уровня, а критерием идентификации служит наличие (отсутствие) у этого объекта каких-то конкретных признаков, составляющих характеристику указанного таксона. Эти принципы можно именовать Линнеевскими, поскольку именно в систематике живых организмов, построенной Карлом Линнеем, они обозначены наиболее четко.

Алгоритм любой такой классификации внешне несложен — достаточно все известное множество признаков классифицируемых объектов разбить на все более мелкие таксоны, т. е. построить соответствующую иерархическую схему (таблицу) признаков и, уже используя ее, идентифицировать конкретные объекты, определяя их принадлежность к тому или иному таксону.

Первый этап особых затруднений, как правило, не вызывает. Но при попытках наложения полученной схемы на реальные объекты трудности возникают в любой известной классификации. Более того, несложно показать, что для классификаций Линнеевского типа такие затруднения неустранимы, в принципе.

Действительно, любой таксон в любой такой классификационной схеме — это какое-то конечное множество признаков. Любой реальный объект для наблюдателя — тоже какое-то конечное множество признаков, но поскольку оно выделяется из бесконечности возможных проявлений соответствующего объекта, совпадение (тождество) указанных конечных множеств, в принципе возможное, будет все же скорее исключением, нежели правилом.

Поэтому на практике основным критерием идентификации во всех классификациях Линнеевского типа служит число совпадающих элементов «теоретического» и «практического» множеств признаков. И, соответственно, практическая систематика, в особенности при необходимости учета большого числа признаков, становится скорее искусством, доступным далеко не каждому, а идентификация объектов, не имеющих ярко выраженных признаков, вообще попадает в полную зависимость от личных пристрастий субъекта-систематика.

Рассмотрим два примера такой «систематизации» объектов.

Современная медицинская микробиология и инфектология делит все виды микроорганизмов по их отношению к организму человека на «патогенные» (способные причинить человеку вред), «непатогенные» (неспособные причинить человеку вред) и «условно-патогенные» (обычно безвредные, но при определенных условиях способные причинять вред), и это при том, что любой врач знает — результат встречи конкретного человека с любым конкретным микробом в зависимости от условий этой встречи может быть любым в диапазоне «летальный исход — сохранение исходного (до встречи) состояния». Иначе говоря, в реальности нет «патогенных» и «непатогенных» видов микробов — они все без исключения являются «условно-патогенными», но, тем не менее, приведенное выше деление лежит в основе всех теоретических построений указанных наук.

В качестве второго примера можно взять так называемую классификацию изделий медицинского назначения, предназначенных для лабораторной диагностики (диагностики in vitro) по риску неблагоприятных последствий их использования по назначению.

Чтобы неспециалисту было понятно, о чем идет речь, придется сделать небольшое отступление. Вся продукция медицинского назначения делится на две категории — лекарственные средства и изделия медицинского назначения (медицинские изделия, МИ). В свою очередь, среди МИ выделяется группа изделий, которые используются только для проведения лабораторных исследований образцов (проб) материалов, полученных из организма человека (пробы крови, спинномозговой жидкости, мочи, кала и т. п., т. е. образцы внутриорганизменных жидкостей и выделений организма, а также образцы тканей, полученные при биопсиях). Образцы исследуются с помощью соответствующих МИ без какого-либо контакта с организмом пациента, так сказать «в пробирке» — «in vitro», а результаты этого лабораторного исследования используются затем при постановке клинического диагноза. Как и во всяком лабораторном исследовании, результат исследования с использованием МИ для in vitro-диагностики может быть ошибочным, и такая ошибка может вести к ошибке в клиническом диагнозе со всеми вытекающими из этого последствиями. Поэтому МИ для in vitro-диагностики должны быть классифицированы по риску указанного события, т. е. по классам опасности реализации данного риска при использовании МИ по назначению.

Правила этой классификации для Российского здравоохранения установлены Приложением II к приказу МЗ РФ № 4н от 6.06.2012 «Номенклатурная классификация медицинских изделий по классам в зависимости от потенциального риска их применения» (см. http://www.medreestr.ru/docs/detail61.html). Первый же пункт этой классификации (п. 8 всего документа) гласит:

" 8. При классификации медицинских изделий для диагностики in vitro (далее — медицинские изделия) каждое медицинское изделие может быть отнесено только к одному классу:

класс 1 — медицинские изделия с низким индивидуальным риском и низким риском для общественного здоровья;

класс 2а — медицинские изделия с умеренным индивидуальным риском и/или низким риском для общественного здоровья;

класс 2б — медицинские изделия с высоким индивидуальным риском и/или умеренным риском для общественного здоровья;

класс 3 — медицинские изделия с высоким индивидуальным риском и/или высоким риском для общественного здоровья." .

Сложно придумать более неудачную попытку классификации — если даже оставить без внимания отсутствие определений использованных для нее признаков и их градаций, а также неизбежную зависимость «риска для общественного здоровья» от «индивидуального риска» (здоровье общества определяется здоровьем индивидов), данные этими правилами определения классов 2а, 2б и 3 связывают градации индивидуального риска с градациями риска для общественного здоровья через союз «и/или», что реально позволит дифференциацию медицинских изделий только по градациями последнего. В самом деле, если класс 2а «определен» как изделия с «…умеренным индивидуальным риском и/или низким риском для общественного здоровья», то это может означать только то, что к этому классу мы имеем право относить либо изделия с умеренным индивидуальным риском и низким риском для общественного здоровья, либо изделия с низким риском для общественного здоровья и любым индивидуальным риском. Соответственно, в классе 2б могут также присутствовать изделия с умеренным риском для общественного здоровья и любым индивидуальным риском, а в классе 3 — изделия с высоким риском для общественного здоровья и также с любым индивидуальным риском. Такого рода «определения» по факту исключают возможность идентификации принадлежности конкретного МИ для in vitro диагностики к любому из классов, кроме класса 1. Именно поэтому для разъяснения того, как использовать предложенную классификацию на практике, ее авторы включили в последующий пункт этой Номенклатуры перечисления признаков, диагностируемых изделиями разных классов, т. е. использовали основной принцип Линнеевской классификации, что, кстати, отнюдь не упростило практику ее применения. А поскольку определение класса опасности МИ для in vitro диагностики есть одно из необходимых условий его регистрации в РФ, без которой это изделие не может попасть на рынок, действующие сегодня правила классификации ставят идентификацию принадлежности конкретных изделий к конкретному классу опасности практически целиком в зависимость от личных пристрастий официальных лиц, причастных к процессу регистрации.

Однако, основным недостатком систематик Линнеевского типа является все же не сложность и субъективизм идентификации реальных объектов. Основной их дефект — в неспособности развиваться с обновлением знаний о мире.

Для них губительно любое изменение знаний о классифицируемой совокупности — будь-то появление новых объектов или выявление новых свойств у известных объектов. Несоответствие схемы вновь открытым реалиям в любом случае требует либо принципиального пересмотра взаимоотношений между таксонами, т. е. построения новой классификации, либо введения в нее все новых и новых «промежуточных» таксонов, что в пределе поставит в соответствие каждому таксону единственный конкретный объект, т. е. приведет к фактическому исчезновению самой классификации.

В то же время существует принципиально иное решение задачи, основанное на следующих правилах:

1. Для построения классификационной схемы может быть использовано любое конечное множество признаков классифицируемых объектов. Их выбор определяется только конкретной целью, которую ставит перед собой субъект-систематик, а также требованием независимости признаков друг от друга (разумеется, независимости формальной, условной).

Поскольку всякая классификация связана с выделением признаков объекта, уточним определение этой категории: признак объекта (свойство, характеристика объекта) — это любое проявление его бытия, которое может быть выделено наблюдателем (субъектом). Элементарный признак объекта — это проявление его бытия, которое наблюдатель (субъект) не может или не считает нужным расчленять далее. Независимыми можно считать признаки, относительно которых коллективное знание о предмете либо вовсе не отражает их взаимосвязи, либо позволяет пренебречь ею.

2. Каждый признак должен быть разбит на конечное множество градаций. Число градаций признака и способ разбиения на них могут быть любыми в зависимости от возможностей и интересов систематика, но должно быть выполнено обязательное условие — все градации должны быть альтернативными и образовывать полную схему (систему) событий.

Полная схема (система) событий имеет место, когда сумма вероятностей реализации всех альтернатив равна 1. Простейший случай: все множество возможных градаций разделено на две альтернативы — A (наличие признака) и не-А (отсутствие признака). Если вероятность реализации А обозначить как p_A, а вероятность реализации не-А — как p_не-А, то p_A+ p_не-А = 1.

• 3. Должна быть выбрана иерархия признаков, т. е. последовательность их использования в классификационной схеме. Она также может быть любой при выполнении одного обязательного условия — каждому признаку должен соответствовать только один иерархический уровень классификационной схемы.
• 4. Каждый иерархический уровень должен быть разбит на единицы классификации — таксоны, представляющие собой все сочетания градаций признаков всех уровней от начала схемы до указанного уровня; при этом все таксоны одного уровня должны быть альтернативами, образующими полную схему событий.
• 5. Любая градация любого признака с некоторой вероятностью может быть свойственна любому объекту из классифицируемой совокупности, т. е. любой конкретный объект из этой совокупности с какой-то вероятностью может принадлежать любому таксону классификационной схемы. Соответственно, идентификация любого конкретного объекта должна заключаться в оценке вероятностей его принадлежности к каждому таксону классификационной схемы и выборе наибольшей из них.

Для иллюстрации сказанного можно привести простейший пример — пусть для систематизации некоторого множества объектов выделены признаки А, В и С, каждый из которых представлен двумя градациями (А₁ и А₂, В₁ и В₂, С₁ и С₂), а иерархия соответствует порядку, в котором они записаны.

При этом возникает следующая классификационная таблица:

Несложно убедиться, что любое изменение иерархии признаков даст в итоге точно такие же таксоны нижнего уровня.

Оценив вероятности наличия у конкретного объекта соответствующих градаций каждого признака, несложно определить таксон любого уровня, для которого она максимальна, т. е. таксон, к которому следует отнести этот объект.

Классификация, построенная на этих правилах, в состоянии безболезненно включить любое новое знание о систематизируемой совокупности, поскольку принципы ее построения позволяют любое изменение числа уровней иерархии и, соответственно, любое изменение числа таксонов на любом уровне классификационной схемы без нарушения логики последней. Более того, если при использовании такой классификационной схемы окажутся равновеликими вероятности принадлежности объекта к любому таксону схемы, это будет прямым доказательством неспецифического характера всего множества признаков, выбранных для систематики, т. е. отсутствия среди них тех признаков, которые определяют специфику идентифицируемого объекта, и, соответственно, необходимости изменения как этого множества, так и классификационной схемы.

Соответственно, возможно как объединение классификационных схем любых различных совокупностей объектов, так и любое изменение уровня дифференциации в любой из них.

Отсюда — прямая дорога к созданию единой классификации всей совокупности известных человечеству проявлений Бытия, т. е. к построению единой и непротиворечивой системы знаний о Бытии.

Основным отличием классификации по предлагаемым правилам от классификаций Линнеевского типа является выделение (идентификация) объектов (отношений) в любой совокупности не по наличию или отсутствию у них тех или иных признаков, включенных в классификационную схему (таксономических признаков), а по вероятностям наличия у выделяемых объектов тех или иных градаций каждого из этих признаков.

Несложно заметить, что в предлагаемые принципы построения классификационных схем явно введен произвол систематика, по своему усмотрению выбирающего множество таксономических признаков, способы их разбиения на градации и их иерархическую последовательность.

Однако этот явный субъективизм выбора условий классификации столь же явно ограничен правилами выбора, соблюдение которых в любом случае гарантирует сохранение логики систематики — обязательностью альтернативных градаций каждого признака (соответственно, альтернативностью всех таксонов каждого уровня) и обязательностью полноты схемы событий на каждом уровне, т. е. необходимостью учета в классификационных схемах всех возможных альтернатив. А использование в качестве критерия идентификации вероятности принадлежности к конкретному таксону, т. е. характеристики реальных соотношений в систематизируемой совокупности полностью исключает произвол систематика на заключительном этапе — выборе соответствующего таксона, от которого не свободны и не могут быть свободны, в принципе, все существующие сегодня классификации, претендующие, как правило, на «естественный», «объективный» характер.

Но мало этого. Ориентировка на «естественность» классификации, т. е. на «очевидность» критериев выделения таксонов без указания обязательных условий построения классификационной схемы приводит к куда более печальным следствиям. И, прежде всего — к невозможности объединения таких «естественных» классификаций разных групп объектов, т. е. к невозможности их использования для систематизации всех знаний о Бытии. Именно поэтому совокупность человеческих знаний, как была, так и остается постоянно растущим множеством отдельных коллективных осознанных образов, в большинстве случаев крайне слабо связанных между собой, а нередко и прямо противоречащих друг другу. А кроме того, в любой из «естественных» классификаций можно найти нарушения логики систематики, из-за чего далеко не все таксоны соответствующих схем могут иметь четкие формулировки их отличий друг от друга (именно поэтому мы очень часто сталкиваемся с ситуациями, когда очевидные, казалось бы, различия объектов не поддаются четкой формулировке).

Возьмем, к примеру, хорошо известное выделение таких типов познания как обыденное, художественное и научное.

Казалось бы, приготовление борща, научное исследование и, скажем, живопись — занятия, очевидно, различные и по внешней атрибутике, и по видимым результатам. Но, при всей очевидности этих различий, строгих критериев дифференциации «обыденного», «научного» и «художественного» до сих пор не сформулировано. И это не случайно.

Обыденное, художественное и научное познание не образуют полной схемы альтернативных событий. Более того, они не являются таксонами одного и того же иерархического уровня, поскольку им соответствуют разные признаки познания.

Действительно, если обыденное познание связывать только с деятельностью человека в быту, т. е. считать соответствующим признаком профессионализм занятий человека, альтернативными градациями его будут обыденная и необыденная (профессиональная) деятельность, т. е. альтернативой обыденному будет профессиональное познание.

При этом, очевидно, что занятия наукой и искусством, в том числе существенно значимые по своим результатам для общества, с равным успехом могут быть как профессиональными, так и непрофессиональными, т. е. обыденными (любительство, дилетантство, хобби и т. п.). Поэтому, чтобы включить в классификацию типов познания художественное и научное, нужны какие-то иные признаки познания, отражающие специфику именно этих способов восприятия человеком окружающего мира.

Для этого можно предложить, во-первых, уровень обобщения осознанного образа, а во-вторых, новизну отражаемых им отношений.

Человеческое осознанное мышление — это и осознание Бытия через восприятие отдельных (конкретных) его проявлений в конкретно-чувственных образах каждого из них, и осознание Бытия через восприятие любой совокупности его проявлений в обобщенном (абстрактном) образе этой совокупности, т. е. через понятие о ней. Соответственно, ощущение, чувство можно определить, как содержание осознанного образа любого конкретного проявления Бытия, а понятие — как содержание осознанного образа любой совокупности проявлений Бытия, воспринимаемых и как конкретные объекты, т. е. как содержание осознанного образа, обобщающего соответствующие чувственные образы.

При этом нелишне подчеркнуть, что дифференциация осознанного мышления на чувственное и понятийное (рациональное) сугубо условна, поскольку и то, и другое друг без друга невозможны, а также то, что уровень обобщения осознанного образа никак не связан с его содержательностью, т. е. познавательной ценностью для субъекта и сообщества (более подробно об этом см. Этюд 1).

Помня об указанной условности, будем делить типы познания по уровню обобщения в соответствующем осознанном образе, т. е. на чувственно-образное и рациональное (понятийное). По-видимому, чувственно-образное познание можно считать художественным, хотя его альтернативу (рациональное познание) еще нельзя отождествлять с научным.

О последнем можно будет говорить лишь на следующем уровне дифференциации познания — по новизне осознаваемых отношений; альтернативами здесь будут осознание новых (неизвестных ранее) отношений и осознание уже известных субъекту (сообществу) отношений.

Познание — это вовсе необязательно осознание все новых и новых проявлений Бытия и их отношений. Восприятие уже известного, т. е. подтверждение старого знания — это тоже познание Бытия.

В итоге, мы получаем следующую классификационную схему типов познания:

Т.е., пытаясь выделить три названных выше типа познания, мы получаем классификационную схему, включающую восемь альтернативных типов познания, которые необходимо учитывать при определении и обыденного, и художественного, и научного познания (равно как и при определении таких понятий, как быт, наука и искусство).

Соотнесем полученные таксоны с соответствующими видами человеческой деятельности:

бытие систематизация идентификация познание В таблице использованы только активные аспекты человеческого бытия, хотя простое (пассивное) восприятие субъектами результатов соответствующей деятельности других субъектов с полным правом может быть отнесено к тем же типам познания.

Как и любая иная классификация, предложенное здесь деление человеческого познания на типы неизбежно субъективно, т. е. оно может быть выполнено и по другим признакам познания, и по другим градациям этих признаков, и, соответственно, таксоны такой классификации могут быть иначе связаны с конкретными видами человеческой деятельности, но, естественно, при соблюдении перечисленных выше правил и при учете принципиальной невозможности отождествления любого объекта классифицируемой совокупности только с одним каким-либо таксоном. Так, ни один конкретный акт познания не может быть отождествлен или только с научным, или только с художественным, или только с обыденным познанием — даже при «очевидной» принадлежности практической деятельности субъекта к занятиям, скажем, наукой, в любом конкретном акте его познания можно будет найти признаки и всех остальных типов.

Вернемся теперь к двум примерам классификации, рассмотренным ранее.

Исходя из сформулированных нами правил, деление микробных видов на «патогенные», «условно патогенные» и «непатогенные» — это следствие некорректной формулировки градаций одного единственного признака — способности вызывать болезнь человеческого организма при контакте с ним, которое можно определять как «патогенность», хотя, если говорить строго, речь должна идти о характеристике не микроба, а взаимодействющей пары «микроб-макроорганизм», поскольку с иным макроорганизмом тот же микроб может повести себя совершенно иначе.

Вероятность перехода человеческого организма в состояние болезни в результате контакта с микробом конкретного вида есть основание для выбора таксона соответствующей классификации. Число ее таксонов может быть любым — вполне можно ограничится и тремя привычными для микробиологии, только заменив при этом «патогенный вид», «условно-патогенный вид» и «непатогенный вид» на «высоко патогенный вид», «вид умеренной (средней) патогенности» и «низко (слабо) патогенный вид». Правда при этом вначале нужно будет дать четкое определение «состояния болезни» и, соответственно, способа его идентификации (определить событие, вероятность реализации которого будет измеряемым параметром, а также условиться о градациях этого параметра, т. е. о значениях этой вероятности, соответствующих каждому таксону), т. е., по сути, решить еще одну классификационную задачу (подробное изложение одного из вариантов решения всех этих задач см. Этюд 8, там же дан критический анализ последствий для теоретической инфектологии некорректного подхода к определению ее базисных понятий и закономерностей, вытекающих из общепринятого деления микробных видов).

Второй из приведенных примеров — это следствие построения классификационной таблицы с нарушениями логики выбора признаков классификации и их градаций.

Попробуем построить классификацию МИ для in vitro диагностики, используя сформулированные выше правила.

Любое МИ для in vitro-диагностики имеет своим целевым назначением либо оценку состояния организма через выявление маркеров соответствующей нозологической формы болезни или патологического состояния (диагностика состояния), либо определение каких-либо параметров организма с уже известным состоянием (диагнозом).

Иначе говоря, по целевому назначению всю совокупность МИ для in vitro-диагностики можно разделить на две группы:

МИ для постановки диагноза, МИ для обследования пациента с известным диагнозом, и для классификации обеих групп могут потребоваться неодинаковые критерии.

Значимость ошибки в диагнозе конкретной нозологической формы по данным лабораторного исследования для конкретного пациента определяется, прежде всего, прогностической характеристикой диагностируемой патологии — ущербом здоровью человека, который может быть ею нанесен, а для окружения пациента — контагиозностью диагностируемой нозологической формы, т. е. ее способностью или неспособностью к передаче от больного здоровым лицам. И для того, и для другого имеет значение также роль лабораторного исследования в окончательной диагностике.

Это позволяет сформулировать следующие признаки классификации МИ, предназначенных для диагностики конкретных нозологических форм А. Опасность для человека (ущерб, который может быть нанесен здоровью человека) тем состоянием, для диагностики которого предназначено МИ.

В. Возможность передачи указанной патологии от больного здоровым лицам С. Значение результатов использования МИ в постановке окончательного диагноза.

Для дифференциации по первому признаку можно использовать 3 его градации:

А₁ минимальная опасность, А₂ средняя (умеренная) опасность, А₃ максимальная опасность Для дифференциации по второму признаку логично использовать две альтернативы:

В₁ передача от больного здоровому невозможна, В₂ передача от больного здоровому возможна.

И, наконец, для дифференциации по третьему признаку, как и по второму, можно также использовать две альтернативы:

С₁ результаты лабораторного исследования не имеют решающего значения С₂ результаты лабораторного исследования имеют решающее значение.

Лабораторное исследование для определения каких-либо параметров организма с уже известным состоянием (диагнозом) выполняется, очевидно, для оценки возможности, необходимости и допустимого характера воздействия на организм пациента. При этом значимость ошибочного результата лабораторного исследования будет определяться, с одной стороны, значимостью этого исследования для решения о возможности или невозможности, необходимости или нецелесообразности какого-то конкретного воздействия на организм пациента, а с другой стороны, опасностью для пациента (степенью ущерба его организму) выполнения (невыполнения) этого воздействия.

Т.е. признаками классификации этой группы МИ для in vitro-диагностики будут:

D. Опасность (ущерб, который может быть нанесен здоровью) ошибочным решением по результатам использования МИ.

E. Значение результатов использования МИ для принятия решения Дифференциация по обоим признакам будет аналогична дифференциации по соответствующим признакам классификации первой группы медизделий для in vitro-диагностики.

При этом возникают две классификационные таблицы.

Первая — для медизделий, предназначенных для постановки диагноза:

И вторая — для медизделий, предназначенных для обследования лиц с известным диагнозом:

В итоге мы получаем следующие варианты медизделий для in vitro-диагностики:

В правом столбце таблицы приведены произведения порядковых номеров, использованных в буквенных обозначениях групп МИ, эти произведения дают, по сути, ранги искомой опасности неблагоприятных последствий применения соответствующих МИ для in vitro-диагностики — чем выше ранг, тем выше опасность.

Очевидно, что число «классов опасности», на которое можно разделить все МИ для in vitro диагностики, может существенно отличаться от принятых на сегодня. В соответствии с их ранжировкой можно говорить о 7 классах, но можно и сократить это число — вплоть до 4, используемых сегодня, для чего достаточно провести соответствующую группировку рангов. При этом минимальный ранг (1) логично соотнести с классом 1, а максимальный (12) — с классом 3; к классу 2а при этом можно отнести ранги 2−4, а к классу 2б — ранги 6−8.

Несложно убедиться, что для практического использования предложенной классификационной схемы необходимо лишь уточнить, как именно распределять по градациям опасности для пациента диагностируемые состояния и последствия принятия (непринятия) каких либо решений о ведении пациентов с известными диагнозами, т. е. какими критериями следует пользоваться, определяя градации признаков, А и D. Поскольку общепринятых критериев здесь еще нет, необходима «силовая» регламентация указанного выбора, соответствующими нормативно-методическими документами Минздрава, в которых, скажем, весь диапазон значений показателя летальности известных нозологических форм может быть разбит на три предлагаемые градации или, скажем, даны перечни аналитов, ошибки в определении которых влекут за собой опасность нанесения максимального и умеренного ущерба здоровью пациента по причине последующего необоснованного воздействия или невоздействия на его организм.

Разумеется, полученная классификация неизбежно условна (как, впрочем, будет условна и любая иная классификация МИ для in vitro диагностики), и вполне возможна необходимость ее дополнения определенными исключениями, т. е. представлением перечней тех групп МИ, которые по тем или иным причинам должны быть отнесены к иным классам, нежели это определено предлагаемыми схемами. Таким исключением могут быть, например, МИ для определения групп АВО системы, резус системы (C, c, D, E, e), Kell системы, Kidd системы и Duffy системы, которые по нашей методике будут отнесены к классу 2б, а в соответствии с классификацией, введенной приказом МЗ № 4н 2012 г., должны относиться к классу 3, хотя вполне возможно также и то, что последнее — не более чем еще одна ошибка авторов действующей классификации (во всяком случае, ранее, по правилам, приведенным в соответствующем Регламенте Росздравнадзора, перечисленные МИ именно к классу 3 не относились).

В заключение следует отметить, что если применение предлагаемых принципов систематизации для классификации микробных видов (точнее, пар «микроб-макроорганизм») имеет последствия, пока еще мало затрагивающие современную практическую медицинскую микробиологию, то устранение огрехов действующей классификации МИ для in vitro-диагностики необходимо уже сегодня, поскольку от определения класса опасности каждого такого продукта прямо зависит длительность и сложность его государственной регистрации, т. е. использование сформулированных правил классификации природных объектов помимо теоретического имеет и вполне реальное практическое значение.