Идентичность как цивилизационный феномен

Общность чувств, идей, традиций, верований, созданная медленными наследственными накоплениями в рамках одной цивилизации, придает психическому складу народа определенное единство, большую прочность, созидательную силу. Именно она создала величие Рима в древности, великолепие Венеции в Средине века, грозную мощь Британской империи в Новое время и «тихоокеанское чудо» в наши дни.

Мнение эксперта

Гюстав Лебон (1841−1931), французский социолог писал, что самое яркое впечатление, вынесенное им из продолжительных путешествий по различным странам, — это то, что «каждый народ обладает душевными строем столь же устойчивым, как и его анатомические особенности, и от него-то и происходят его чувства, его мысли, его учреждения, его верования и его искусство»^[1].

Несмотря на различия социального положения, люди каждой цивилизации обладают общими чертами характера, составляющими бессознательное наследство, перешедшее им от предков. С этой точки зрения судьбой народов и культур в гораздо большей степени руководят умершие поколения, чем живые: ими заложены основания цивилизации.

Краеугольным камнем западного сознания выступает индивидуализм, имеющий глубокие культурно-исторические корни. Западная цивилизация пережила Ренессанс, Реформацию, Просвещение, сделавшие человека мерилом всех вещей. Именно человек, его разум, его рациональность считаются здесь огромной ценностью. Лишь то, что создано человеком, имеет значение. Для западного общества всегда было важно понятие материального прогресса. Им правит принцип личной ответственности за растущее благосостояние общества, материальный прогресс поощряется обществом, уважается им. Эта идея была воспринята протестантизмом, который стал ведущей религией Западной цивилизации. Человек в данной культуре живет, чтобы работать и, увеличивая личное благосостояние, создавать благосостояние общества. В этом состоят наиболее общие основы социокультурной идентичности западного цивилизационного типа.

Православная культурная идентичность совсем иная. Православный мир не знал Реформации и Ренессанса. В российской культуре традиционно превыше всего ставилась вера, а личность никогда не была важна сама по себе. В этом смысле православный мир основан на началах реализма, а не номинализма: в нем явно довлеет приоритет общего над индивидуальным. Религиозность русской культуры и приоритетность коллективистских начал — взаимосвязанные характеристики, поэтому в российском обществе очень мало личной инициативы, ее традиционно ждут «сверху», в нее «верят» (коммунизм когда-то тоже был «верой»). Но эта вера никогда не бывает лишь чувством, эмоцией, она соединена с Логосом, требует рационального обеспечения. Большие идеи и великие цели обладают в нашей культуре огромной притягательной силой — они способны мобилизовать цивилизационную энергетику и явить миру «русское чудо». Так было, когда Россия сбросила татаро-монгольское иго, разбила Наполеона, разгромила фашистскую Германию. Огромный потенциал православной культуры заключен в ее способности развиваться под влиянием больших идей. Человек в нашей культуре готов поверить в идею и служить ей.

Конфуцианский менталитет стран азиатско-тихоокеанского региона дает нам еще один тип социокультурной идентичности. Краеугольным камнем конфуцианского сознания выступает клановая солидарность. При отсутствии личного индивидуализма семью в данной цивилизации можно рассматривать как главную ячейку общества: человек живет и работает ради семьи и вместе с семьей. Клановая солидарность — это такая могучая сила, которая сплачивает конфуцианские страны, что, в свою очередь, рождает патриотизм, любовь к Родине, желание трудиться во имя ее.

• [1] Лебон Г. Психология народов и масс. СПб.: Макет, 1995. С. 12−13.