Изучение истории советского общества

Споры о судьбе социализма в России и социалистической идеи были продолжены. Этот вопрос интересовал авторов немногочисленных работ по советской истории, издававшихся в стране в то время.

Предпринимались попытки объяснить с цивилизационной точки зрения, что произошло с Россией в XX в. Один из поставленных тогда вопросов звучал так: являлся ли социализм произволом деятельности большевиков, утопией или вытекал из особенностей развития страны? Некоторые исследователи, аппелируя к идеям западного мыслителя Э. Дюркгейма, Н. А. Бердяева и др., полагали, что переход к новому строю в 1917 г. оказался возможен благодаря определенным цивилизационным особенностям страны. Российский тип цивилизации, начиная с Киевской Руси, был основан на коллективистских соборно-вечевых общинных началах. Россия как многонациональная евразийская держава, синтезировавшая элементы западных и восточных культур, в силу географических и климатических условий развивала в себе коллективистское жизнеустройство. Укреплению этих традиций способствовало принятие Русью христианства по православному образцу.

Философ М. К. Мамардашвили писал о том, что коммунизм является органичным продуктом русской истории. Революцию в России, утверждал он, объективно готовили не только большевики, но и подвижники земли русской Сергий Радонежский и Пил Сорский, раскольники и казаки, С. Разин и Е. Пугачев, декабристы и А. Герцен, Н. Чернышевский и С. Перовская, Г. Плеханов и Ю. Мартов и даже либералы П. Струве и П. Милюков. Концепция социалистического коллективистского переустройства общества легла на исторически подготовленную почву общинно-коллективистского жизнеустройства. Именно народный менталитет с его традициями соборности, братства, духовности, жертвенности, социальной справедливости, общенациональной государственности и патриотизма стал основой для строительства социализма.

Однако большая часть приверженцев цивилизационного подхода объясняла советский период истории XX в. с позиций теории тоталитаризма. Именно на первую половину 1990;х гг. приходится наибольшее количество исследований, популяризировавших суть данной концепции и распространивших ее на историю России. Проблеме тоталитаризма посвящались многочисленные научные конференции и обобщающие труды А. В. Бакунина, А. Ю. Головатенко, И. С. Кузнецова, В. A. May, Г. А. Трукана и др. В работах Э. Баталова, Е. Э. Бейлиной, Ю. С. Борисова, Ю. А. Борко, В. В. Бочарова, В. М. Бухараева, М. А. Вылцана, К. С. Гаджиева, М. Я. Гефтера, А. В. Голубева, Н. В. Загладина, Ю. И. Игрицкого, В. В. Ильина, Ю. В. Куперта, Т. П. Мягкова рассматривались содержание данного понятия, сто черты, этапы и хронологические рамки. Основными вопросами проходивших дискуссий являлись: противопоставление тоталитаризма и демократии, обсуждение судеб различных тоталитарных государств в XX в., особенно СССР и Германии. Многие историки уже не разделяли мнения, бытовавшего в период «перестройки», что апогеем советского тоталитаризма были 1930 1940;е гг., и распространили это понятие на весь советский период. Однако были авторы, которые усомнились в тоталитарном характере советского политического режима в последнее десятилетие его существования.

Анализ событий Октябрьской революции и гражданской войны преимущественно основывался на материалах контрреволюционного лагеря, белого движения. Это было ответной реакцией на предание забвению данных тем в советской историографии. Историки обратились к изучению верхов общества, «средних слоев». Изменился подход к исследованию истории рабочего класса и крестьянства. Акцент был сделан на изучение драматической судьбы этих классов в послереволюционное время, их фактическое «деклассирование», которое вылилось в многочисленные антисоветские выступления рабочих и крестьян на завершающем этапе гражданской войны.

Обновление проблематики хорошо прослеживается по дискуссиям и круглым столам. Они, как правило, посвящались новым проблемам отечественной истории, мало затрагивавшимся в советской историографии. Некоторые обсуждения строились па сопоставлении исторического материала и современности, что приводило к модернизации событий прошлого. Так, на проходившем в марте — апреле 1992 г. в Институте российской истории РАН круглом столе по истории гражданской войны большинство выступавших проводили параллели между событиями периода гражданской войны и современностью.

Большой интерес проявлялся к изучению советской истории 1920—1930;х гг. «Оптимистическую» оценку нэпа, характерную для исторической науки периода «перестройки», сменила «пессимистическая». Историки стали больше изучать экономические кризисы в период нэпа, которые не позволили повой экономической политике эффективно развиваться. Внутрипартийная борьба 1920;х гг. рассматривалась главным образом через призму борьбы за власть. Прекратилась идеализация «бухаринской альтернативы», «альтернативы Троцкого» в борьбе со Сталиным в связи с признанием доктринальных основ «строительства социализма» в СССР. Был поставлен вопрос о цепе «строительства социализма» в 1930;е гг. Большими тиражами издавались работы Д. А. Волкогонова о вождях коммунизма В. И. Ленине, Л. Д. Троцком и И. В. Сталине.

Серьезному переосмыслению была подвергнута история Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. Наряду с традиционной историографией, не выходившей за рамки официальной версии войны, разрабатывался вопрос об ответственности сталинского руководства страны за развязывание войны в рамках реализации концепции мировой революции, подготовки к превентивной войне против Гитлера. Инициатива такой постановки вопроса принадлежит эмигранту В. Суворову (Резупу).