О судебном следствии в суде присяжных

Существо справедливого и беспристрастного вердикта присяжных заключается в том, что для них основой постановления вердикта должно служить только судебное следствие и устные выступления профессиональных участников процесса. Высокая степень информационного и эмоционального воздействия именно судебного следствия подтверждается и данными социологических исследований^[1]. Очевидно, что организация судебного следствия и обеспечение присяжным свободы оценки доказательств имеют огромное влияние на разрешение вопросов о том, имело ли место соответствующее деяние, совершил ли его подсудимый и виновен ли он в совершении этого преступления.

Для всестороннего ознакомления с рассматриваемым делом присяжным предоставлена возможность осуществлять достаточно активную познавательную деятельность: они вправе участвовать в исследовании всех обстоятельств уголовного дела, задавать через председательствующего вопросы допрашиваемым лицам, участвовать в осмотре вещественных доказательств, документов и производстве иных следственных действий (ч. 1 ст. 333 УПК РФ). Однако в науке высказываются мнения, что существующий на сегодняшний день арсенал процессуальных способов исследования доказательств является недостаточным для формирования внутреннего убеждения присяжных заседателей. Кроме того, не стоит забывать, что участие присяжных в исследовании всех обстоятельств уголовного дела должен обеспечить председательствующий, который объективно не может не воздействовать на непрофессиональных судей в рамках любого общения с ними. В ч. 4 ст. 335 УПК РФ предусматривается специальная процедура реализации права присяжных задавать допрашиваемым лицам вопросы, которые в письменном виде передаются председательствующему через старшину. Сам вопрос формулирует председательствующий, который также вправе отвести вопрос как не относящийся к обвинению. В этом смысле присяжные оказываются зависимыми от добросовестности или недобросовестности председательствующего. Убедительными выглядят статистические данные и результаты анкетирования судей и присяжных заседателей, характеризующие пределы прав судьи-профессионала в рамках использования присяжными специфического способа исследования доказательств — задавать вопросы через председательствующего участникам процесса.

Исследования показали, что бо? льшая часть вопросов присяжных заседателей председательствующим переформулируется, а то и вовсе не озвучивается, что, вероятно, ограничивает присяжных заседателей в получении нужной им информации. Это можно считать проблемой, затрудняющей непосредственность восприятия нужной присяжному информации. Однако высказанное в литературе предложение о нормативном закреплении возможности присяжных заседателей задавать вопросы участникам процесса напрямую, а не через председательствующего,^[2] лишь внешне выглядит как попытка решить эту проблему. На самом деле реализация такой идеи способна только усугубить проблему. Вопросы, задаваемые присяжными «напрямую», в значительной части наверняка окажутся не имеющими отношения к рассматриваемому делу, наводящими по формулировке, юридическими по содержанию (в доступном для понимания самого присяжного варианте), избыточными после вопросов, заданных сторонами и председательствующим. Нетрудно представить, во что превратится суд, если председательствующий будет вынужден на глазах у всех участников процесса и публики, присутствующей в зале, постоянно отводить вопросы 12 человек, разъясняя им основания отвода путем публичного напоминания об их юридической безграмотности. Такая процедура, как минимум, очень скоро отобьет у присяжных всякую охоту обращаться к судье с какими бы то ни было вопросами.

Еще одним спорным моментом процедуры судебного следствия в суде присяжных является законодательный запрет на исследование данных о личности подсудимого, могущих вызвать предубеждение присяжных (ч. 8 ст. 335 УПК РФ): присяжные, по мысли законодателя, могут признать подсудимого виновным просто потому, что он «нехороший человек», а не в силу весомых доказательств совершения вменяемых ему деяний.

В период действия ст. 446 УПК РСФСР категорический запрет закона исследовать с участием присяжных данные о личности подсудимого и, в первую очередь, сведения о его прежних судимостях вызывал неприятие многих ученых и практиков, так как порой такие данные были настолько очевидны, что приходилось искусственно скрывать их. Следует отметить и то, что закон, запрещая оглашать сведения о судимостях подсудимого, не содержал аналогичного запрета в отношении потерпевшего, и это в некоторых случаях являлось причиной негативного отношения присяжных к данному участнику процесса.

В специальной литературе неоднократно высказывались предложения о необходимости предусмотреть в законе случаи, когда было бы допустимо оглашение данных о прежних судимостях обвиняемого^[3]. Однако законодатель не пошел по этому пути. В ч. 8 ст. 335 УПК РФ включено положение, согласно которому данные о личности подсудимого могут исследоваться с участием присяжных заседателей лишь в той мере, в какой они необходимы для установления отдельных признаков состава преступления, однако далее закон вновь указывает на то, что запрещается исследовать в присутствии присяжных факты прежних судимостей и иные данные, способные вызвать предубеждение заседателей в виновности подсудимого. На этот счет Н. С. Манова справедливо замечает, что подобная формулировка закона не может не вызвать неоднозначного применения на практике, так как невозможно понять, о каких данных о личности подсудимого и в каком объеме могут быть проинформированы присяжные. В связи с этим она предлагает более предпочтительную, на ее взгляд, редакцию данного положения: «Запрещается исследовать с участием присяжных заседателей факты о прежних судимостях подсудимого, признании его хроническим алкоголиком и наркоманом, а также иные данные, способные вызвать предубеждение присяжных по вопросу о виновности подсудимого. Однако в тех случаях, когда сведения о личности подсудимого необходимы для установления отдельных признаков события преступления либо для решения присяжными заседателями вопроса о том, заслуживает ли подсудимый снисхождения, либо когда подсудимый или его защитник дезинформируют присяжных относительно данных о прежних судимостях или иных данных, характеризующих личность подсудимого, указанные сведения могут быть рассмотрены в присутствии коллегии присяжных»^[4]. С этим предложением нельзя солидаризироваться полностью, поскольку вопрос о снисхождении в идеале должен быть решен присяжными применительно к конкретному деянию, ставшему предметом судебного разбирательства, вне связи с прошлой жизнью человека и с теми «ярлыками», которые за всю эту жизнь молва к нему прикрепила. Стереотип «органы зря не задерживают» действует в нашем обществе нередко гораздо сильнее, чем самые убедительные доказательства невиновности.

Небезынтересным выглядело предложение В. В. Мельника о том, чтобы данные, отрицательно характеризующие личность подсудимого, могли быть учтены присяжными при решении вопроса, заслуживает ли он снисхождения, и в то же время не вызвали предубеждения в его виновности, исследовались с участием присяжных, но после вынесения ими вердикта по основным вопросам о виновности подсудимого^[5]. Все-таки, думается, что это была бы слишком громоздкая и запутанная для присяжных процедура, не вносящая какой-либо ясности в формирование внутреннего их убеждения о виновности или невиновности подсудимого.

В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 22 ноября 2005 г. № 23 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей» дано расширительное толкование ч. 8 ст. 335 УПК РФ: изложенное правило распространено на других участников процесса. На практике это положение воспринято судьями как основание вообще не исследовать данные о личности свидетелей и потерпевших в присутствии присяжных заседателей, прерывать в этой части устные заявления сторон, показания свидетелей, сообщающих информацию, характеризующую других свидетелей или потерпевших. Едва ли это правильно. Для оценки показаний свидетелей и потерпевших могут иметь значение сведения о их личности: прежняя судимость, наличие криминального опыта, в том числе и опыта нахождения в местах лишения свободы, ведение аморального образа жизни, склонность к скандалам с окружающими, мстительность как черта характера, злоупотребление спиртными напитками или наркотиками, ставящее это лицо в зависимость от того, в чью пользу даются показания, наличие личной неприязни в отношении подсудимого, о которой свидетель или потерпевший не готов заявить публично, отвечая на вопрос о взаимоотношениях с участниками процесса, и т. п. Более того, фактическая сторона многих уголовно-правовых институтов прямо привязана к характеристике личности потерпевшего и его поведения в момент совершения преступления. Так, убийство, совершенное в состоянии аффекта (дела о таком преступлении нередко направляются в суды как дела об обычных убийствах, предусмотренных ст. 105 УК РФ), может квалифицироваться по ст. 107 УК РФ в случае установления в качестве причины аффективного состояния факта «насилия, издевательства или тяжкого оскорбления со стороны потерпевшего либо иных противоправных или аморальных действий (бездействия) потерпевшего», а еще в большей степени — длительной психотравмирующей ситуации, возникшей в связи с противоправным или аморальным поведением потерпевшего. Оценить фактическую сторону совершенного преступления без детальной характеристики личности потерпевшего и его взаимоотношений с подсудимым в этих случаях невозможно. Ограничивая исследование соответствующих обстоятельств, председательствующий невольно сосредоточивает внимание присяжных лишь на тех фактах, которые положены в основу обвинения по предложенной органами уголовного преследования норме уголовного закона. То же самое в значительной степени касается уголовно-правовых институтов необходимой обороны и превышения ее пределов, такого смягчающего обстоятельства, как «противоправность или аморальность поведения потерпевшего, явившегося поводом для преступления» (п. «з» ч. 1 ст. 61 УК РФ). Думается, что окончательного разрешения рассмотренный вопрос не получил.

• [1] См.: Адвокат: навыки профессионального мастерства / под ред. Л. А. Воскобитовой, И. Н. Лукьяновой, Л. П. Михайловой. М.: Волтерс Клувер, 2006 // Справочная правовая система «КонсультантПлюс» .
• [2] Шидловская Ю. В. Участие присяжных заседателей в исследовании доказательств в уголовном процессе России: дис. … канд. юрид. наук. Томск, 2007. С. 114.
• [3] См., например: Воскресенский В. Проблемы доказывания обвинения // Российская юстиция. 1995. № 4. С. 3−5; Корнеева И. В., Ковтун Η. Н. Суд присяжных как социальное и правовое явление современной России. Н. Новгород, 2001. С. 89−90.
• [4] Манова Н. С. Досудебное и судебное производство: сущность и проблемы дифференциации процессуальных форм. С. 177−178.
• [5] См.: Мельник В. В. Судебное (внутреннее) усмотрение и судебное убеждение. Судебное усмотрение как основание познавательной и оценочной функции суда. URL webl.law.edu.ru/script/cntSource.asp?cntID= 100 069 835 (дата обращения: 01.10.2007).