Алексей Толстой.
Роман «Петр Первый» (1929-1945)
Язык и стиль романа. Причина долгой жизни в литературе и безусловная художественная удача А. Н. Толстого кроется и в форме повествования: в книге не чувствуется всезнающий автор из XX в., а все описания даются в стиле современников исторических событий. Толстой неоднократно писал и говорил о том значении, которое имели для создания им народно-разговорного языка эпохи в романе «пыточные акты» XVII… Читать ещё >
Алексей Толстой. Роман «Петр Первый» (1929-1945) (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
М. Горький назвал книгу А. Н. Толстого «первым в нашей литературе настоящим историческим романом». Оценка Горького верна, если под «нашей литературой» понимать литературу социалистического реализма. Образ Петра I сопровождал Толстого на протяжении всего его творческого пути. Но прежде чем взглянуть на петровскую эпоху марксистски, писатель неоднократно обращался к этой теме, разрабатывая ее в русле другой, очень сильной традиции. Она восходила к «Истории государства Российского» ?. М. Карамзина, стала центральным пунктом в полемике славянофилов и западников и возродилась в творчестве русских символистов А. Белого, Д. С. Мережковского. В свете этой концепции Петр I предстает злым гением России, царемантихристом, который всю страну «вздернул на дыбу», чтобы возвести над болотной бездной призрачный город, обреченный на гибель. Именно таким изобразил своего героя А. Н. Толстой в рассказе " День Петра" (1918).
Незадолго до возвращения на Родину Толстой опубликовал открытое письмо, в котором утверждал, что совесть зовет его ехать в Россию «и хоть гвоздик свой собственный, но вколотить в истрепанный бурями русский корабль. По примеру Петра». Однако в первом после возвращения в Россию обращении к петровской теме — в пьесе " На дыбе" — Толстой придерживается своих прежних взглядов: фигура царя-антихриста вызывает ненависть на рода, соратники ему изменяют. Вторая редакция пьесы под названием «Петр Первый» существенно отличалась в оценках личности Петра и его преобразований. Автор комментировал радикальную смену концепции так: «В первом варианте „Петр“ сильно попахивал Мережковским. Сейчас я изображаю его как огромную фигуру, выдвинутую эпохой. Новая пьеса полна оптимизма, старая — сверху и донизу насыщена пессимизмом»[1].
Из окончательной редакции 1938 г. для усиления этой оптимистической тональности исключены сцены допроса царевича Алексея и другие, свидетельствующие о варварстве и жестокости Петра. Если пьеса «На дыбе» заканчивалась страшной картиной наводнения, то переделанный вариант — сценой военного триумфа и знаменательными словами Петра: «…"Не напрасны были наши труды, и поколениям нашим надлежит славу и богатство отечества нашего беречь и множить! Виват!» (Пушки, трубы, крики)". Очевидно, что столь радикальное изменение концепции личности и деятельности Петра в творчестве Толстого вызвано утверждавшейся мифологемой державной власти, через жестокие испытания ведущей страну к могуществу и благосостоянию. Для этого писателю пришлось не только отказаться от всего, сделанного в петровской теме за 10 лет «не по-марксистски», но и игнорировать оценку А. С. Пушкина, отметившего в деятельности Петра глубокие противоречия:
" Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые — нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности, или по крайней мере для будущего, — вторые вырвались у нетерпеливого самовластного помещика" («История Петра I»).
Писателю надо было исключить из использованного в работе над романом и обширный исторический материал (мемуары современников Петра, письма и дневники частных лиц, официальные документы и исследования ученых), все, противоречившее создаваемому образу прогрессивного преобразователя. Толстой оставил без внимания «Курс русской истории» известнейшего русского историографа В. О. Ключевского, который считал, что Петр «строил правомерный порядок на общем бесправии, и потому в его правомерном государстве рядом с властью и законом не оказалось всеоживляющего элемента, свободного лица, гражданина»[2].
Самым важным своим достижением А. Н. Толстой считал новое решение проблемы «личность и эпоха» . Он был убежден, что только марксистский подход объясняет связь личности и истории: личность вырастает, как дерево на плодородной почве, но затем двигает события эпохи. Такой тип героя, безусловно, является характерным для советского исторического романа, краеугольным камнем социалистического реализма — положительным героем. Главные сто черты — ясность и прямота, с которой он видит цель и к ней устремляется.
Начиная с первых строк романа (описания крестьянского двора Бровкиных), Толстой использует различные художественные средства для утверждения идеи исторической необходимости реформ. Он отмечает пар и дым прокисшей избы, гнилую сбрую лошаденки с раздутым брюхом, босых на снегу ребятишек. Но самый сильный акцент этого великолепно написанного пролога — то, как «страшнее всего блеснули из-под рваного плата исплаканные глаза, — как на иконе», глаза матери… Толстой редко строит описание с точки зрения рассказчика: чаще мы видим мир глазами его героев. Писатель остается верен себе и на этот раз. Картина, описываемая в начале первой главы, передается через восприятие ребенка, вероятнее всего Саньки Бровкиной, что позволяет внести оптимистическую ноту (дети радостно принимают окружающий их мир, как бы убог он ни был), а также подготовить дальнейшее развитие этой сюжетной линии — превращение дочери захудалого крестьянина в жену мелкопоместного дворянина, приближенного к себе Петром, а затем — в «московскую Венеру», усвоившую не только этикет и политес, но и европейское образование.
Что может быть убедительнее возникающей сюжетной рифмы: «Эту боярыню Волкову семь лет назад Санькой звали, сопли рваным подолом вытирала»; «Это был портрет боярыни Волковой несказанной красоты и несказанного соблазна Венус, чистая Венус! Вот и знатно, что из-за нее кавалеры на шпагах дерутся и есть убитые…» .
Утренний колорит первой сцены романа развивает тот же мотив ожидания перемен. От крестьянского двора рассказчик переходит к описанию убогого житья мелкопоместного дворянина Волкова, к сцене воинского смотра в Москве, где нищие дворяне готовы все отдать, чтобы добыть требуемое воинское снаряжение. Расширяющаяся перспектива приводит в Преображенский дворец, где «в низкой, жарко натопленной избе» умирал царь Федор Алексеевич и решался вопрос, кого же «кричать на царство» .
Историческую необходимость реформ Петра Толстой в первой книге романа подтверждает в авторских отступлениях:
" Мужик с поротой задницей ковырял кое-как постылую землю. Посадский человек от нестерпимых даней и поборов выл на холодном дворе. Стонало мелкое купечество, худел мелкопоместный дворянин… Кряхтели даже бояре и именитые купцы. Что за Россия, заклятая страна, — когда же ты с места сдвинешься?" .
Подтверждение тому, что Петр призван решать задачи, выдвинутые самой историей, еще до его воцарения, Толстой находит в исторических фактах и человеческих судьбах. Одна лишь историческая деталь: постройка при царе Алексее Михайловиче корабля «Орел», который так и сгнил, стоя на Волге, — говорит о многом. Или судьба князя Василия Голицына, выступившего на стороне стрельцов и Софьи: в размышлениях и прожектах этого образованного вельможи предвосхищаются многие реформы Петра, например учеба дворянских недорослей в Европе, развитие наук и искусств, образование народа и благоустройство столицы. А в трактате «О гражданском житии или поправлении всех дел, яко надлежит обще народу» он намного превосходит Петра-реформатора, предлагая освобождение крестьян от крепостного права, равно вредного и для крестьян, и для помещиков. Этот просвещенный мыслитель оказался в стане врагов Петра, потому что был не способен к активным, решительным действиям.
Идея исторической необходимости деяний Петра подтверждается сюжетными линиями семейства Бровкиных и — от обратного — бояр Буйносовых. Трагедия ожесточенного врага Петра, царевны Софьи — сильной и волевой личности, только на троне получавшей возможность самореализации («Обречена девка, царская дочь, на вечное девство, черную скуфью… Из светлицы одна дверь — в монастырь»), зеркально отражает взлет «птенцов гнезда Петрова» (Меншикова, Бровкиных, Ягужинского), в процессе петровских преобразований проявляющих самые замечательные человеческие качества и таланты.
Историческая концепция Толстого охватывает все аспекты взаимоотношений личности и эпохи. Окружив героя системой «зеркал» — от закосневших в старом житье бояр до венценосных собратьев, королей Карла и Августа, — он показывает важность личностного начала: «Эпохе нужен был человек, его искали…» Основой сюжетного движения становится динамика образа Петра: превращение «волчонка», нескладного подростка, «длинного, вымазанного в грязи и пороховой копоти, беспокойного вьюноши» в большого государственного деятеля, гениального реформатора.
Проблема соотношения личности и народных масс в романе. А. Н. Толстого неоднократно упрекали в том, что образы Петра и его окружения заслонили образ народа, а тема угнетенного крестьянства отодвинута на дальний план. Разумеется, не количеством страниц и персонажей измеряется художественная сила изображения народа. Петр в романе Толстого, не размышляя, жертвует бесчисленными народными жизнями, казнит стрелецкую смуту, посылает солдат на штурм неприступного Азова и заставляет строить новый город среди невских болот. Но никто не умел так, как он, уважать талант и мастерство, никто не тянулся так сильно к знаниям, никто не брался первым с ожесточением и энтузиазмом за самую трудную работу.
Упреки критиков были напрасны: антагонизм царя и народа отображен Толстым в многочисленных массовых сценах, где безымянные герои ропщут на царя за разорение, собираются в разбойничьи шайки, уходят на вольный Дон. Те же из них, кого взгляд художника выделяет из народной массы: атаман мятежников Овдоким, кузнец Кузьма Жемов, клейменый каторжник Федька Умойся Грязью — уже не уходят из повествования, и их судьбы, намеченные точным пунктиром, становятся символом народной судьбы. Так в финале второй книги романа Федька Умойся Грязью, клейменый, закованный в кандалы, вбивает сваи в основание новой крепости Питербург.
Другое дело, что Толстой нигде не выходит за пределы, установленные государственной «легендой о власти» ,.
исключая из сюжета противоречащие ей важные исторические события (в частности, в романе не нашло отражения самое крупное крестьянское восстание под предводительством Кондратия Булавина (1707−1709), охватившее Дон, Левобережную и Слободскую Украину, Среднее Поволжье). Можно предположить, что изменение первоначального замысла — довести роман до смерти Петра I, реставрации боярской знати, кратковременного царствования Петра 11 и появления истинного «птенца» петровской эпохи, русского гения Ломоносова, — связано не только с нежеланием писателя показать персонажей романа стариками, но и со стремлением сохранить принцип «исторического оптимизма», триумфа вождя-созидателя. А намеченное продолжение сюжета неизбежно предполагало изображение краха дела Петра после его смерти. Снова последовала «фигура умолчания»: «вхождение в историю через современность, воспринимаемую марксистски», требовало утверждения Великого вождя как символа великой державы.
Особенности изображения исторической эпохи. В процессе работы над «Петром Первым» А. Н. Толстой разработал собственную теорию исторического романа, в заметках, статьях и высказываниях определил основные принципы его поэтики.
" В каждом произведении, в том числе — в историческом романе, в исторической повести — мы ценим прежде всего фантазию автора, восстанавливающего по обрывкам документов, дошедших до нас, живую картину эпохи и осмысливающего эту эпоху"[3].
Роман убедительно показывает мастерство писателя в воссоздании «живой картины эпохи». Его отличает сложная система образов, включающая исторические лица и вымышленные персонажи из всех слоев общества. Рассказывая историю их жизни, автор переносит действие из царского дворца, Грановитой палаты или Успенского собора в Немецкую слободу, боярскую усадьбу или курную крестьянскую избу, редуты военного лагеря или пыточный застенок. Необозримо широко географическое пространство романа — от северных болот до южных степей и дальше, в иноземные Германию, Польшу, Голландию, Турцию.
Толстой был наделен редким, но для исторического писателя необходимым даром пластического изображения, мастерством словесной живописи. Подробности одежды, бытового окружения выписаны очень тщательно. Помимо передачи колорита эпохи, вещественности окружающего мира, это умение видеть «все пятна на камзоле Петра» служило задаче топкой психологической характеристики героев. Голландское платье Петра, короткие бархатные штаны с лентами и башмачки князя Василия Голицына становились предметными символами характера, точно так же, как новый бараний полушубок, крытый синим сукном, опредмечивал превращение нищего холопа Ивашки в именитого купца Ивана Лртемьича. Эти же функции выполняют и все детали быта и интерьера, использованные писателем.
Способы создания характеров в романе. Русский классический роман к XX в. выработал целую систему приемов, помогающих создавать достоверные образы персонажей. Помимо самораскрытия героя в сюжете, активно использовались портретная характеристика, внутренний монолог, развернутая авторская характеристика. Из всего многообразия художественных средств А. Н. Толстой выбрал лишь несколько, но владение ими довел до совершенства. Герой Толстого прежде всего раскрывается в сюжете, причем вместо авторской характеристики используется восприятие одного персонажа разными действующими лицами; вместо подробного описания внешнего облика в тексте повествования разбросаны отдельные повторяющиеся детали облика, из которых складывается динамичный, психологически убедительный портрет героя. Таков психологический портрет Петра I: долговязый, как жердь; неуклюжий, будто одетый не по росту, с журавлиными ногами, тонкими и худыми, с косолапыми ступнями, но с взглядом надменным, гордым, бешеным.
Другим художественным открытием Толстого стало использование жеста персонажа как психологической характеристики: «Я всегда ищу движения, чтобы мои персонажи говорили о себе языком жестов» , — отмечал писатель. По мнению исследователей, у Толстого жест персонажа — последовательно фиксируемые мимика и движения — заменяют внутренние монологи и самоанализ героя, а также авторские характеристики. Поэтика жеста в разговоре Петра с матерью о женитьбе, в сцене похорон Лефорта, в эпи зоде стрелецкой казни кинематографически выразительна и с блестящим лаконизмом передает сложное душевное состояние героя.
Язык и стиль романа. Причина долгой жизни в литературе и безусловная художественная удача А. Н. Толстого кроется и в форме повествования: в книге не чувствуется всезнающий автор из XX в., а все описания даются в стиле современников исторических событий. Толстой неоднократно писал и говорил о том значении, которое имели для создания им народно-разговорного языка эпохи в романе «пыточные акты» XVII в., собранные профессором Н. Я. Новомбергским в книге «Слово и Дело Государевы». Очевидно, что официальные документы петровской эпохи существенно отличались от разговорной русской речи этого периода. Перед дьяком в застенке стояла задача передать слова допрашиваемого с возможной точностью, с соблюдением особенностей речи: «В их записях — алмазы литературной русской речи» , — писал Толстой. Не менее важны были для овладения живым языком эпохи знакомство с сочинениями протопопа Аввакума и отличное знание народных говоров, вынесенное из детских лет, проведенных в заволжской деревне.
Другое важное отличие стиля повествования в романе — максимальное сближение языка рассказчика с языком персонажей, когда авторское слово часто переходит в несобственно-прямую речь. Так достигается художественный эффект живой достоверности: эпоха сама рассказывает о себе голосами разных людей, современников.
Следует признать, что в рамках марксистской концепции истории, утверждающей закономерность и прогрессивность исторического процесса, ведущую роль народных масс и отвечающей требованиям эпохи активной личности, в условиях становления мифологемы державной власти А. II. Толстой действительно создал лучший советский исторический роман.