«Чевенгур» (1928). История русской литературы XX века

Символично, что действие в романе начинается с описания природного катаклизма — засухи, разрушившей прежнюю систему жизни, традиционную схему взаимоотношений между человеком и окружающим миром. Отношение человека к миру определяется несколькими философскими позициям, сформулированными автором в самом начале повествования. Это позиция «доверчивого уважения», удивления перед слаженным устройством мира, характерная для бобыля, лесного надзирателя, кузнеца Сотых; жажда разгадать самую главную тайну этого мира — тайну смерти, мучившая рыбака — отца Саши Дванова; творчество, воссоздание мира в различных изделиях, уверенность в неисчерпаемости человеческого созидающего духа, переданное в образе Захара Павловича, одного из «мастеров» романа, а также путешествие, странничество по миру с целью его познания и/или преобразования.

Автор «Чевенгура» показывает и различные попытки разрешения мировой дисгармонии. К одной из них можно отнести увлечение Захара Павловича Ирошникова техникой, машиной. Однако нечаянная встреча с Прошкой, вынужденным побираться, доказывает Захару Павловичу иллюзорность технического идеала, вызывая у него чувство стыда «от правильности действий часов и поездов». Впоследствии Захар Павлович определит еще один способ обустройства мира, при котором, как ему кажется, все «к лучшему обойдется»: «Имущество надо унизить… А людей оставить без призора». У этой идеи в романе находится много сторонников, от Копенкина и Мошонкова-Достоевского до Чепурного. Можно сказать, что сама по себе революция, как ее понимает, например, Александр Дванов, есть именно «унижение имущества», уничтожение его во имя духовных целей. Революция создает условия для возникновения таких форм общественной организации, когда братство и отсутствие имущества становятся основополагающим принципом существования людей. Наиболее полное развитие эти идеи получат при построении чевенгурской коммунистической утопии, описанной в третьей части романа.

Установление власти коммунистов сопровождается в Чевенгуре постепенным «опустошением»: буржуи физически ликвидируются, а «класс остаточной сволочи» изгоняется. Имущество «унижено», а всех чевенгурцев связывают товарищеские отношения. Солнце, враждебное человеку в начале романа, «взошло в первый день коммунизма», чтобы трудиться во благо чевенгурцев. Кажется, идеал обретен, хоть и ценой убийств и ликвидаций. Однако прибывший в город Копенкин коммунизма в нем не чувствует, а смерть нищего мальчика, появившегося с матерью в Чевенгуре, вносит разлад и смятение как в природу, так и в души чевенгурцев, заставляя их усомниться в собственном творении.

После смерти ребенка уклад чевенгурской коммуны меняется, прежнюю евангельскую беззаботность сменяет братский труд, развивающий идею творческого преобразования природы, лишенной особого «дара творить». В частности, Двановым обдумывается будущий проект искусственного орошения, который представляет собой идеальную модель сосуществования природы и человека, когда человек не насилует, не переделывает природу, но посильно помогает ей. Однако «чевенгурское братство» оказывается кратковременным: людские устремления приходят в противоречие с почти уже найденной гармонией. С появлением в коммуне женщин возвращаются прежние имущественные отношения, товарищество и братство вытесняется семейственностью. Утопия рушится еще до вмешательства извне. Вражеская сила, уничтожающая город, безликая и хаотическая, становится персонификацией процессов, происходящих в самом городе, — символом распада, уничтожения коммуны, отпадения от ее принципов. Чевенгур гибнет в силу исчерпанности собственных жизненных сил.

Возможно ли осуществление идеала в действительности — вопрос трагический, как показывает опыт чевенгурской коммуны, начавшейся убийством и погибшей насильственно. Однозначного ответа на него автор не дает, но уже после гибели города звучит Прошкин плач «среди всего доставшегося ему имущества», а его уход «искать Дванова» свидетельствует о непрерывности процесса поисков. Неоднозначность, открытость финалу придает и неопределенность судьбы самого Александра Дванова, который уходит в озеро, как подчеркивает автор, «продолжая свою жизнь», что может рассматриваться как знак преодоления смерти, неуничтожимости бытия, о чем мечтали многие герои повествования.

Язык и стиль «Чевенгура», названные М. Горьким «лирико-сатирическими», составляют одну из самых ярких особенностей художественного мира писателя. Знаменитое платоновское косноязычие — сложный синтаксис с избыточными придаточными, ненормативным управлением и согласованием словосочетаний — не является ни стилизацией простонародной речи, ни лирической прозой с ее ассоциативными, а не смысловыми связями между словами, метафорами, метонимиями и пр. Прозу Платонова сложно отнести и к разряду собственно философской, поскольку зачастую рассуждение дается платоновским героям, более привыкшим к молчанию, с трудом, отчего оно кажется запутанным, приобретет оттенок двусмысленности. Не менее запутанными, перенасыщенными пояснениями выглядят и многие авторские замечания. Прихотливо совмещая различные стилистические пласты (от канцеляризмов до публицистических рассуждений), балансируя на стыке гиперболы и абсурда, автор, создавая причудливый, хоть и тяжеловесный на первый взгляд языковой рисунок, показывает мир «прекрасным и яростным», многоликим, хаотичным, а потому болезненно нуждающимся в гармонии. Платоновские фразы, «вычурные» и «непричесанные», остраняя предмет или событие, превращаются в одно из ключевых открытий и достоинств романа.

* * *

В 1929 г. появляется платоновский рассказ «Усомнившийся Макар», а в 1931 — «бедняцкая хроника» «Впрок», вызвавшие волну критических статей разоблачительного характера и приведших к творческой изоляции автора. В 1930;е гг. Платонов создает повести «Котлован» (1930), «Ювенильное море» (1932), «Джан» (1934−1935), роман «Счастливая Москва» (1933−1936), опубликованный только в 1991 г., а также пьесы «Высокое напряжение», «Шарманка», «14 красных избушек» .