Дипломатия враждебных коалиций

Война приобрела тотальный характер, который был совершенно немыслим в предшествовавшие эпохи. Для «европейского концерта» была присуща тенденция к ограничению политический целей великих держав во время войны: державы могли стремиться к улучшению своего положения, но не к полному уничтожению своих противников — именно в этом видели отцы-основатели Венской системы, наученные горьким опытом наполеоновских войн, залог политической стабильности в Европе. Вот почему в период после 1815 г. «европейский концерт» сохранял стабильный состав, несмотря на все войны и революции.

И только в ходе Первой мировой войны — впервые со времен Наполеона — враждебные коалиции начали ставить решительные цели, предусматривавшие уничтожение своих соперников в качестве великих держав. А там, где решительные цели — там и решительные средства. Десятки миллионов были поставлены под ружье, экономика была переведена на военные рельсы, вся жизнь воюющих стран была подчинена одной цели победе. Впервые — со времен войн французской революции — значительную роль в вооруженной борьбе начал играть идеологический фактор. Так, например, Антанта провозгласила своей целью борьбу за «цивилизацию», против «прусского милитаризма»; в свою очередь, Германия объявила о борьбе за «культуру». В любом случае, однако, наличие идеологического фактора вело к повышению ожесточенности борьбы: сторонам было трудно согласиться на что-либо меньшее, чем на полную победу.

Решительные цели ставила перед собой дипломатия и Антанты, и Центральных держав.

Три великие европейские державы — Англия, Россия, Франция, вступившие в июле — августе 1914 г. в борьбу против общего врага, нс имели на момент начала военных действий даже союзного договора. Союзными обязательствами, как известно, были связаны лишь Россия и Франция (с 1890-х гг.); что касается Англии, то у последней не было ровным счетом никакого письменного договора, обязывающего ее вступить в войну совместно с Россией и Францией — и именно это последнее обстоятельство, как представляется, во многом и ввело Берлин в заблуждение относительно намерений «Туманного Альбиона» .

5 сентября было подписано англо-франко-российское соглашение, в соответствии с которым три державы брали на себя обязательство вести войну до победного конца и нс заключать сепаратного мира. Тем не менее, несмотря на соглашение от 5 сентября 1914 г., Англия, Россия и Франция не раскрывали друг друг}' своей стратегии и не пытались координировать свои действия. Между союзниками сохранялись серьезные разногласия и взаимные подозрения. Так, например, Париж и Петроград подозревали друг друга в тайных намерениях заключить сепаратный мир. Основания для таких подозрений были — царская камарилья была настроена исключительно германофильских; что касается французского и британского общественного мнения, то там были традиционно сильны русофобские настроения.

Неудивительно, что серьезные разногласия между союзниками вызывали планы послевоенного устройства Европы. Так, например, требования Петрограда о разделе Оттоманской Порты (нота С. Д. Сазонова от 4 марта 1915 г.) явили для Парижа призрак Николая I. Французы полагали, что, в то время как Франция выносит главную тяжесть борьбы с Германией, Россия и Англия будут делить Турцию — а Франция останется ни с чем. И только 10 апреля французы неохотно согласились с тем, что Проливы вместе с прилегающей к ним территорией будут включены в состав Российской империи — «при условии (как говорилось во французской ноте), что война будет доведена до победного конца и что Франция и Англия осуществят свои цели на Востоке, равно как и в других местах»^[1].

Что же это были за «цели»? В январе 1916 г. было заключено соглашение Сайкс-Пико, по которому Сирия после окончания войны должна была стать французской, а Месопотамия — британской колониями. Для того чтобы добиться согласия Петрограда на это соглашение, России пообещали Армению и Курдистан. Разумеется, все эти грязные циничные сделки заключались в тайне; в своих публичных заявлениях лидеры Антанты рассуждали о «демократии», «борьбе против милитаризма», «праве народов» и тому подобной чепухе.

Наряду с планами новых территориальных захватов, Антанта была озабочена расширением круга союзников. 1914 г. показал, что война будет долгой, и уже к декабрю 1914 г. Россия уведомила своих союзников об истощении запасов, подготовленных к войне. Особенно тревожным было истощение предвоенных запасов снарядов: их расход оказался на порядок большим, чем полагали военные перед войной. Слабая и плохо организованная российская промышленность оказалась не в состоянии снабдить армию снарядами, а царская бюрократия показала полную неспособность обеспечить мобилизацию сил страны для обороны.

Отсюда — стремление союзников по Антанте привлечь к своей коалиции возможно большее число стран, с тем чтобы компенсировать слабость русского союзника. Важнейшим дипломатическим успехом Антанты в 1915 г. было вступление в войну с Центральными державами Италии. Никто тогда нс знал, что дипломатические триумфы, вроде вступления в войну Италии и Румынии на стороне Антанты чреваты военными неудачами.

Ведь у всех этих малых европейских держав реальные военные возможности находились в обратной пропорции к их аннексионистским притязаниям. В частности, Италия требовала Трентино (Тироль), Триест, Валону, острова Сасено, Далматинское побережье с его островами, колониальные уступки в Африке, образование в центральной Албании автономного княжества со столицей в Дураццо ну и, наконец, заем в сумме 50 млн фунтов стерлингов. И все это — при условии того, что Россия не ослабит своего нажима на Галицийском фронте, а англо-французский флот поможет в борьбе против австрийского флота!

Как показали дальнейшие события, участие Италии в войне не принесло особого облегчения Антанте — напротив, возник новый фронт, который также надо было удерживать любой ценой — особенно после катастрофы под Капоретто (ноябрь 1917 г.). В то же время при сложившемся соотношении сил выступление Италии на стороне Центральных держав было маловероятно, ввиду господства в Средиземном море англо-французского флота и экономической зависимости Италии от Антанты. Видимо, наиболее выгодным решением для Лондона и Парижа был бы нейтралитет Италии, но понять это в напряженной атмосфере 1915 г. было трудно.

Точно гак же правительствам Антанты было трудно понять, что Румыния принесет гораздо больше пользы, оставаясь нейтральной. Увы, за вступлением Румынии в войну (28 августа 1916 г., т. е. после Брусиловского прорыва, когда, казалось, дни Австро-Венгрии сочтены) последовал се молниеносный разгром (ноябрь — декабрь 1916 г.), после чего России пришлось выделить войска еще и для Румынского фронта.

Но не только привлечением союзников занимались державы Антанты: важнейшей проблемой для них оставалась координация усилий. Ведь Англия, Франция и Россия были разделены не только неприступным барьером Центральных держав; совершенно различным было их экономическое, общественно-политическое и военно-стратегическое положение. Соответственно, различным был и подход этих трех держав к союзной стратегии.

На территорию Англии не вторгались германские войска, поэтому Лондон мог спокойно придерживаться своей стратегии изнурения Германии за счет морской блокады, привлечения новых союзников, постепенного наращивания мощи союзных армий и флотов. И вообще, Лондон крайне осторожно относился к планам радикального ослабления Германии после победы. Там хотели бы уничтожить германский флот и разделить немецкие колонии, однако передавать левый берег Рейна французам англичане не хотели; скорее, они были готовы присоединить прирейнские области Германии к Бельгии и Люксембургу.

Иная ситуация была у Франции. значительная часть экономического потенциала которой была утрачена в результате германской оккупации. Отсюда — стремление добиться скорейшего сокрушения немецкой мощи. При этом Париж хотел бы нанести Германии такой удар, чтобы она никогда уже не оправилась. Вот почему французы требовали создания на левом берегу Рейна буферной зоны под своим неограниченным влиянием (возврат Эльзаса и Лотарингии Франции считался делом решенным).

Но особенно трудным было, однако, положение России. Если Англия и Франция могли прийти на помощь друг другу (и, что может быть, было еще более существенным, воспользоваться колоссальным американским экономическим потенциалом), то в случае с Россией это исключалось. С началом войны невозможным стало морское сообщение по Балтийскому морю, а с вступлением Турции в войну на стороне Центральных держав (29—30 октября 1914 г.) — и по Черному. Тем самым исключалось регулярное и надежное снабжение России военными материалами, а без этого российская армия оказывалась в отчаянном положении — российская промышленность была явно не в состоянии обеспечить снабжение войск, особенно снарядами. Снарядный голод начал сказываться уже в конце 1914 г.; а в 1915 г. русские потерпели ряд тяжелых поражений из-за нехватки снарядов и тяжелой артиллерии. Правда, определенное количество военных материалов союзники поставляли через Мурманск и Архангельск, но из-за трудностей с транспортом многие из этих материалов так там и застряли, не дойдя до фронта. Так, например, в 1915 г. союзники поставили России лишь 1,2 млн снарядов — меньше 1/6 ежемесячного производства снарядов Германией.

Не меньшее значение имела и финансовая зависимость России от ее западных союзников. Уже 5 февраля 1915 г. союзники открыли России кредит па сумму в 50 млн фунтов стерлингов. 30 сентября 1915 г. Россия получила новый заем от своего английского союзника на сумму в 300 млн фунтов стерлингов (3 млрд руб.). 4 октября 1915 г. было подписано соглашение о предоставлении России кредита Францией на сумму в 562 млн руб. 27 октября 1916 г. было подписано новое англо-русское соглашение о кредитах, по которому Россия получала еще 150 млн фунтов стерлингов. Наконец, США предоставили России кредитов на сумму в 250 млн руб. Таким образом, всего за время Первой мировой войны внешний долг России вырос примерно на 6 млрд руб. Фактически это означало утрату не только финансово-экономической, но и военно-политической независимости страны.

Первая мировая война порвала стой известной традицией классической дипломатии, в соответствии с которой начало военных действий не означало разрыва дипломатических связей и контактов между воюющими сторонами. Никаких серьезных переговоров между Центральными державами и Антантой не велось — такова была еще одна примета тотальной войны. Уж очень разными были представления лидеров противоборствующих коалиций о послевоенном мироустройстве. На протяжении всей войны немцы выдвигали совершенно неприемлемые для Антанты предложения о послевоенном мире. Чего стоили, например, условия мира, предложенных Германией от 31 января 1917 г. Германия требовала такие колониальные владения, которые соответствовали бы численности ее населения и ее экономическим интересам. Оккупированные области Бельгии и Франции Германия соглашалась освободить, но при условии «исправления границ» (с учетом немецких интересов), а также денежной компенсации. А 5 ноября 1916 г. Германия и Австро-Венгрия издали декларацию о создании «независимой» Польши, но только из польских губерний, отвоеванных у России.

На самом деле захватнические планы Центральных держав шли еще дальше. Предполагалось радикально ослабить Францию, превратить Бельгию в зависимое государство, оттеснить Россию на восток.

Вообще-то главной целью немцев в войне было создание «Срединной Европы», которая охватывала бы Австро-Венгрию, Францию, Бельгию, Голландию, Данию, Польшу, а также, возможно, Италию, Швецию и Норвегию, и была бы фактически экономическим союзом под немецким господством. Таким образом, это был своего рода прообраз современного Европейского союза! И если бы немцы действовали в начале XX в. так же, как и в конце, т.e. методами экономической экспансии, а не «железом и кровыо», очень может быть, что Европейский союз стал бы реальностью столетие тому назад! Увы, история не знает сослагательного наклонения…

• [1] Тейлор Л. Борьба за господство в Европе, 1848—1918. С. 542—543.